Анна Атталь-Бушуева
Дедуктика напротив сомнения свободы разума
Титанический обод воли души
Механической скрепой унижен мотив,
Он радеет и грустью подводит умы,
Чтобы быть у единства реальности воли,
Но формальному вздоху прошедшей души -
Ты устало раскинешь притворные тени
Не одним поколением смерти своей,
Жило ободом мифа опавшее время,
На котором шаги – пропадали увы.
Не умеет страдать запустелое время,
Как на жалость ложится под новой игрой -
Всё потерянной сердцу равниной души,
Словно обод культуры – её потолок.
Фигуральный рассвет одиноко поёт
О лице в титанической прозе убого,
Он остывшее чрево понятия Бога,
За которое в истинах пошло теперь.
Подбирает над грустью свои имена
И твоё сожаление пользы идти,
Не сникать, но от жалости время нести
По тропе из пародии чёрного поля.
Отнести не успел на финал дурака,
Забывая мгновение личной досады -
Твой игривый приток идеала в руке,
Как искусственный Бог повеления правды.
Он обязан дрожать из ума бытия,
Распирая оковы путей неземных,
Если воля твоя и нетленное время -
Уникальное свойство на нише других.
В человеческой маске приспустит маяк,
Что во тьме преисподнего возраста стаи -
Не твои идеальные роли и стали -
Уникальным рассветом культуры души -
Управлять этой тьмой поведения слов,
За собой обретя искушение мнимое,
На единстве восторга – он смыслам готов
Уникальностью видеть проклятие мирное.
Чтобы здесь ты стоял и один из ума
Выживал искуплением слова души,
Чтобы чёрный маяк из скопления стрел -
Идеалами света на вечность смотрел
И мечтал об идиллии слов – наяву,
Не за этот восторг на приказах любви -
Ты устал, как и обод формального слога -
Понимать уникальное имя причин,
Что искать искушение нового Бога.
Ты седеешь и чрево внутри бытия -
Титанический обод мыслительной тени,
На ряду изумления слова в тиши -
Понимает свою изумлённую душу,
Как войти в этот ад покалеченной тьмы
Из нутра объективного, нового слога,
По фатальной росе из пародии Бога,
По которой растут изумлённые сны.
Не одни покалечены миром они
И взыскали искусству по чёрной реке -
Те модели понятия сердца в себе,
Чтобы жить, ожидая присутствия Бога.
На одном переливе Титана внутри -
Ты идёшь раскалённому слову обратно,
Архаизм твой приток утомлённой души
И развитие нового образа завтра.
Ты его не успеешь понять и простить,
Но утратой морали на сложном раю -
Где один одинокий на этом стою -
Развивается склон изумления Бога.
Иссушая открытое миром любви
На обочине права условия мира -
Отличает строптивый урок им – один -
Тот искусственный свет изумления рока.
Под системной канвой разобрал и простил
Покорённое чувство от крайней тоски,
Что упало на Землю проклятия мира
И растлило манерами снова – тиски.
Не они – одиночество права культуры -
Понимать обезглавленный опыт души,
Чтобы жить уникальностью нового чуда,
За собой собирая любви лейтмотив.
Собирательный образ утопии
Нежилой квартал искусства – наяву -
Твоя причина думать современно,
Надменно расправляя душу – жить,
По сердцу личной раны – говорить,
Не стало времени и чёрного упрёка
Считать твою любовь задатком силы,
Одна осталась мыслью – быть готовой -
Страдать фигурой мести в бытие.
Лежит и понимает образ счастья
Внутри неё – развесистая нежность,
Гордыне говорит, чтоб стало ясно -
Читать свой разговор – напротив лжи.
Ты обещаешь жизни ставить маску,
Ища влюблённый слой её манеры,
Но год за годом думаешь подсказкой,
Что этот рай – измена на любви,
В которой мысли – чёрные изгои,
На топком льду изнежены в пародии
И светлым облаком не меркнут на ряду
Потусторонней ясности в бреду.
Откуда образ прочитал любовь
В утопии мелькающих привычек,
Искать ли личный фарс – ему обычно,
Иль воздухом прожить – немой укор.
Тебе нелепо думать о других,
Обратный склеп проносит их мотив,
Где нежный образ крутит спесь ума,
Досадой обернувшись на морали,
Её несмелой ясностью пародии,
Что ты живой и болью отойдя -
На свет материи уносит с головой
Космическое поле жизни новой.
Оно – пародия из честности вокруг,
Забыло юмор и нетленный приговор,
Как этот фарс за образом любви -
Ему вникает в сердце сладким ядом,
Как жил ты рядом, обернувшись тьмой
И редко говорил, как путь немой,
Но собирательный и очень многоликий,
Увенчанный на ниве от печали.
Избыток радости – твоя мечта потуги,
По человеку смотрит в час разлуки -
Твоя гордыня в малом рукаве
И ищет преисподний свет в толпе,
Диктуя правило искусства на глазах,
Вопрос из личной жизни и причины,
Её достало ценностью иметь -
Другое право на себя – смотреть.
Чтоб обывательски умножить разговор
И стать моральной притчей на разлуке,
Где нежит свет искусственные муки,
Что также говорят о сердце в ней.
Природа обещает спать умом,
Но вечный сон пародии под право -
Твоя мечта внутри интеллигента
Уменьшенной картины вдоль сердец,
Скитаешься на ней, что наконец
Умножишь счастье в собственной гордыне,
Что будет лучше создавать приют,
На этом сне и личности – отныне.
Вниманию под проданный восторг -
Ты ощущаешь толк и маленькое чудо,
Оно нутром раскрытое забрало,
Где видит день испепелённый факт,
В твоей судьбе, забывшей робость чувства,
Внутри истории и шаткой перспективы,
Где мы одни собрали образ мирный,
Чтоб волей обойти – тот край Земли,
Ему ли золотое чрево маски -
Ты дорожишь в искусстве видеть право,
Что создавать моральные подсказки
На этом ложном казусе беды,
Они твои искусственные мины
И сердце слов задетой перспективы,
Служа вопросам идеала смотрят
На этот мир в нетленной глубине.
Идиллия свой носит ренессанс,
Чтоб жить искусно на одной могиле -
Её прилежной доблести и миром
Нести свой чёрный крест пути назад.
Он – страх моральной дерзости и чёрт,
Ему не уготован мир напрасно,
Что держит слов готовый приговор
И болью говорит свой такт, как гласность,
Преследуя мифологические тени
Ты держишь путь обличья над ними,
Но новая заря проникнет к стилю,
Им обещает свет утопии живой -
Проклятие любви и смерти имя,
Что носит объективность страха рядом,
Им говоря искусство на прощание
По собирательному образу и смыслу.
Фортуна смерти к небу прилегает,
Уносит честью форм катарсис лично
И гроб культуры к имени сплочает
На чёрном свете мудрой тишины,
Под фактом этой песни – до войны
Осталось думать притчами условно,
На цели говорить обиды – скромно,
За этой дверью мысленной борьбы,
Ей собирает образ счастья мирно -
Другую пищу зла коварной лиры,
Не носит имя в слаженной мотивом
Культуре многоликой пустоты.
Вопрос её дрожит и поднимает
Свои манеры философской пищи,
Что ужас слышит именем и знает
На этом чёрном свете идиомы -
Свои утопии по глади роли новой,
Системы истин на проклятии из слова
Сердечной дерзости забытого – знакомо,
Но говорящим числам в новой темноте.
Уйти от сомнения
Над полноправным раздольем маня -
Светит топорщась безликому сну,
В собственной гласности, снова вопросом,
Чтобы уйти за последний причал.
Много судьбе не отдал над сомнением
Твой сердобольный пришелец во тьме,
Звёздами светит, как смыслы во сне,
Где понимает о псевдонауке,
Жажда ему – одноликое слово,
В праве уснуть из нутра – одиноко,
Ключ подбирая за сердцем игры,
Волей примера, что было бы завтра.
Над политическим именем – плут,
Странно идёшь за особой внутри,
Гордо подняв эполеты на солнце
В сказке о центрах судьбы монолога,
Знать бы об этом лице – у порога,
Сколько манеры ты высмеял сердцу
За долгожданное право унять -
Мирное русло знакомой беды.
Нет и не стало гордыни из завтра,
По человеческой ноте им – ставить
Долг бесконечности мысли, прощая,
Чтобы уснуть в унисон от прощания,
Верить по страху беды от приличных,
Сколько забрала усилием воли -
Память в свои нетипичные своды
По обоюдному слову в причине.
Старости верить о новой личине,
Жить, чтоб уйти от её передряг
В тесном раю от особенных драк -
Между фатальностью круга другого,
Знал бы приличию мира иного,
Как эталон поднимает скульптуру
Слова – за центром своей идиомы,
Зная понятный фантастики юмор.
Между соседними звёздами – ужас,
Видит и смотрит поодаль отсчёта
Снова знакомому мыслью – поэту,
Жить ли на чёрном квадрате – из света,
Вверенной маски из чувств эполета,
Задранной песни без юмора жизни,
Чтобы отсталый любви, словно призрак -
Долго гонялся за смертью харизмы,
Словно ушёл и в закрытые двери -
Миром мгновения верит – не веря,
На обрамлении сжатой причины -
Видеть могущество ценной тоски,
Завтра ли прятать от тайны – личины,
Утром полёта царящего хаоса
Между людьми, им оставив минуты
Над эталонным клеймом обихода.
Ты сомневаешься в жаждах причины -
Жить ей расплатой и нервной канвой,
Жалобной ролью, откуда толпой -
Стало светлее и чести под мнимое,
Странно, но очень готово упрятать -
Жизнь за собой в одночастной тоске
Миром не пройденный стиль без портрета,
В слаженной ясности слова и цвета,
Чтобы сомнению видеть черты,
Помня свою удручённую лампу
Пользы движения мира – напротив
Чёрной утопии в сердце другом.
Из разногласия светит по нраву
Долгий намёк изучения форм красоты,
Верит упрёком в оценке за этот -
Свет из движения маски почёта,
Встал, чтоб уйти на земное любви,
Миром заброшенный мост открывая
Через руины, изнеженных счастьем -
Права культуры о жизнь и упрёки.
Лишь человеческий факт поднимает
Должный апокриф понурой оценки,
Видит свою изумлённую в дали -
Тень исторической маски и манит
Сквозь обличение форм красоты,
Волей из ноши по ней пробегая -
Держит за пламя внутри тесноты -
Образ культуры по верному краю,
Долями света не встало вопросом,
Жить ли тебе на обычном раю,
Или бежать за искомым прогрессом
Над одноличным умом из печали,
Верностью схожей тоски и преграды,
Всё сомневаясь от этой борьбы,
Ты разбираешь тот атом на завтра
Мерой укора и видимой гласностью,
Болью порока над слогом пера,
Чтобы сомнению верить спокойно,
Дав объективности сложное горе
И перерывы на тонком аду.
Переливом другой мысли
Не меркнет звон волнительной печали,
Отступит частый разговор души,
Что оставляет времени на чай,
А мыслью собирает ужас полный.
Настало переливом жизни – мчась -
Идти, внутри обратной цели мира,
Ему стремится выжить, что учить
Понятный формы диалект – других.
Не отвечает завтра из утех
Давно потерянное сердце – перед
Своей иллюзией бежать, чтобы нести
Тот ужас мысли на краю звезды.
Стоящей заревом, окутанной метелью
Вобрал остаток злой души – опять
И воплотился в чувствах перед теми,
Кто думает отнять её виток.
Не ждать, но верить образу души,
Что мыслью познаёт сознательное время,
Желания и мании излить – наоборот
Культуру равновесия из этого ума,
Тебе вопросом ждало – это время,
Влиятельному вздоху прошедшей чистоты,
Что ты – его потерянное, ложное забвение
И шепчешь по иллюзии свободы темноты.
Померкнет звон на переливах цели,
Там стала предстоять условием – одна,
Мгновению особенная явь её – потери,
Искусства историчности влияния ума.
Не став на прозе – образу печали
Вести весь этот свет другой тоски,
Ты призываешь вольностью мечты -
Свои чувствительные тени в темноте.
За потом от холодного простора
Возникнет квант дородной тишины,
Он звон гораздо дальновиднее укора,
Перед мечтой другого разговора,
Где ты услышал вечностью – мечты.
А мысли – все твои потери
Устроят переливом сон из звёзд,
Оставшись миром упоительного времени
Внутри пародии из нежности его -
Проносят воли шаг – ему другой,
Такой же временем оценки из любви,
Но историческое формы на благах -
Твои культуры мысли в именах,
Им пишут заготовленные тени.
Оставшись упоительной, как звон -
Печалит лишь осмысленное я,
К нему за переливом отойдя -
Ты ждёшь таинственное формы бытия.
Где звёздный логос на краю его беды -
Не вся история у моды идеала,
Она укладывает времени – начало
На этом сне другой основы мысли.
Причислит имена им, как любовь,
Вонзив искусный шарм манеры времени
На этом облаке знакомой теплоты -
Погода солнечного века перед мыслью.
Струясь и пробегая – ей во мне -
Осталось только думать переливом,
Что историческому чувству в темноте
Своей пародии на той любви – в вине.
Провожая сумерки права
Сиреневой огранкой светлых лет
Идёт фатальный розыск бытия,
Диктует праву символичный свет
И страх реальности немного отойдя -
Твоя модель иллюзии из нас,
Существования строптивых, светлых глаз,
Что обнимают вечностью глядя
Свободу диалекта к прозе мира.
Ты провожаешь дерзостью века
И статус мысли обернёт восход,
Пока культура в сумерках грядёт -
Свои печали времени под тенью.
Близка морали в смертной тишине
Моделью славы гласной на себе -
Своя фатальная презумпция в вине
Иллюзий фактов в гордости за время.
Несёт сиреневой огранкой через свет
Свои утраты дум и лёгких лет,
Пока затронут квантовый манер
Искусственного мира между нами.
Ты сохраняешь сумерки в словах,
Где жизнью бытия – ты только страх
На верности писателя, как сон
Внутри морали сложного укора.
Проводит диалект судьба – она,
Что воздухом формальной тишины
Залита комната и время в праве сна,
Где затемняет в верности любви -
Твои картины мнимого веселья,
Под свод готической иллюзии идти,
Куда – то миром уготованной на нас -
Любви – из поколений права мира.
Глашатай проз на переливах фраз
Минует историчность, как куплет,
Он означает знак в своих глазах,
Внутри природы мечет страх и ложь.
Забытый вихрь ему – причина глаз
В немеркнущей, формальной тишине
Его излюбленной иллюзии в вине,
Что отблик на сиреневой огранке.
Любви достаточно ему не утолять,
Причину видеть, а потом понять,
Что страх в грядущей розыском мечте
Его способность думать о себе,
Имея право в сумрачной дали -
Ты опускаешь в вечном штиле фраз
Могучий тлен из переливов глаз,
Они на верхних областях забвения -
Твои моральные шаги внутри любви.
Им очерняют сон пародий гения -
Пустые грани в личной темноте,
Что сглаживает весь предел забвения.
Оно – твоя манерная печаль,
Где устанавливаешь розыском во всю
Таинственную даль – идти ему
Поочерёдной страху верности и лени.
Несмелой праву личной тишине -
Ты блеск искусства смыслом провожаешь,
Что близко о любви ему – решаешь,
Как быть сегодня в слаженной толпе.
Решать иллюзий трон и вечный ад
В потусторонней ясности мгновений,
Что холод будоражит как любовь
И сумерки над правом быть ему -
Твоей историей под ночью – потому,
Что ты один единству на просторах -
Могучий воздух в сердце облаков
И мыслью утопаешь в сон врагов,
Пока они не медлят на потерях.
Ведут по праву вольность и раздор,
Всё ищут противо борьбы устало цели,
Ты им кладёшь имущее под жизнь
И мифом утопичности застелешь
Сиреневый рассвет сквозь мысли час
На осторожном зареве взросления,
Пока идёт твоя модель из гения
Внутри у социальной прозы глаз.
На редкость ищет праву смелый день,
Утонет в историчности веселья -
Забыв о сумерках потворства на ногах
И вечном холоде на этих облаках,
Как раны схожим благородству от роднения.
Потустороннее родство
Не жалко слёз искать за одного,
Потерянного запахом печали,
Не стало мыслью удручать – звено
Из крайней пропасти излюбленной души.
Ты пропадаешь вольностью – ему,
В учтивом свете на ряду с мечтой
И оставляешь ветер неземной
Над остановкой свеч внутри молчания.
Не стелет роскошью роднение причин,
Как капает волнение из сердца,
Ему затронут вечностью один -
Момент у сожаления быть сном.
Раз мы с тобой – реальностью одно,
То будем говорить ночами времени
О том, что было роскошью ума
Над веером расплаты права мира.
Не сожалеет дальность на губах,
Одна осталась сном потусторонним
И чистый воздух дремлет на словах,
Что стать, указывая верной красотой.
Ей не был ты теперь – одной главой,
Но очень гордый сокол на забвении -
Стоишь и покачавши головой -
Уносишь собственное время повторения.
Глаголом мысли в номер на уме
Ты одичал смотреть надолго – мне
Под стол окаменевших ран прелюдии
И гордо утверждать любви игру.
Твоими мыслями оправдана любовь,
На холоде излитой маски смерти
Всё повторяет сердцу к небу – кровь,
Что хочет время повернуть обратно.
Сказать благое чувство бытия
В руках увиливая сложно – благородством,
Что не было ещё одним тебя -
Тем веком раньше нам – по превосходству.
Но ты идёшь сквозь мнительный предел
И нигилизма сон сверкает на потёмках,
Он снова утверждён умом цены
За этот свет немеркнущей длины.
Потусторонней явью ходит близко
Культуры диалект и в том – любовь -
Твоя надежда обучать её картины
На светлом празднике иллюзии игры.
Потом звено упало на ладонь
И душу смерти вновь опередило
Смотреть, как лично будет бытие
Искать потусторонний свет во тьме,
Чтоб жизнью говорить опять – другое.
Стоит, что отголосок верной тени
Одна родная молния – нам встарь,
Наивно думать в душах по любви,
Что ей сегодня в мыслях – рассказать,
Ведь все остались пропуском её
Картины уготованной в последней
Мечте любить тот воздух и летать,
Что жизнью на смотрящее окно
Сегодня в смыслах образом – вникать
И ждать культуру расторопной лени.
Родилась облаком мгновения весна,
Что тает противо иллюзии – опять,
Ей смелость в превосходстве обладать
Структурой поколения и жизни.
По праву видеть благородный день,
Его чувствительное эго в глубине
И отражаясь в полном свете лет -
Ты ощущаешь им – благое зрение.
Светилась ярким переливом роз
Одна модель на редкости из поз,
Струилась снова мыслью угадать,
Чтоб стало ей уютнее летать,
Но гордый пафос прежней чистоты
Не стал витиеватой формой слёз -
Любить иллюзии той верности – мечты,
Чтоб утолять искусство этих роз.
Они забыты в чёрном цвете сил,
Поставили родство из права – миру,
Как облаком присутствия в далёком
Идут, всё огибая светлый век.
Над ярким образом мечты, сквозь сожаление
Ты ощущаешь им – оценки слов
И нежность от родства внутри оков,
Что требуют на гордости ума -
Понять ментальный склад его причины,
Увидеть роскошью опавшее звезды,
Где опирается на месяце ей жизнь
И почерк философский сном уносит.
За этой гранью близости ума
Ты пролагаешь свет потусторонней силы
И вновь прелюдия уносит нас – едва
Затихнет ночь под благородным сном.
Роднит за словом от искусства – в нём
Моральный стиль презумпции руины,
Всё ищет время на природе мира
И отражённый свет потёмков – вдалеке,
Как искушение держать любовь в руке,
Отваживаясь гордо над сомнением
Идти по той струе красноречивой
За маской нежности, лишь огибая день,
Его понурый отблеск бытия
Внутри пустого сожаления о мире,
Когда над социальной гранью слов
Исходит полночь странным переливом
И мы тем ощущаем дерзкий тон
Роднения моральной полноты,
Его культуры снов потусторонних,
Изнеженных и миром одиноких,
Стоящих подле страхов у оков
Манерных переливов стен веков,
Указывая родственным сомнением,
Что центром блага в мире идеала,
Идущим от единства сна умов.
Трусость за собой
Разладом причины безжизненной сну
Ты ищешь момент идеального дела,
Что крайнее свойство на том – одолело
И ветром в потёмках всё видит войну.
Не ждать, что напрасно её обойду,
Коль стану воинственной маской внутри
Желать за собой обгонять корабли
Из вечного права по медленным жилам.
Стесняются выждать мотивом они,
Несут изваяние гордого пепла,
Что страх на живом благородстве у тьмы
Свою оторопную душу встревожит.
Ты былью рассержен и медлишь умом,
Над платой, в которой родился потом,
Своим ли приметам ходячей борьбы -
На вольном условии права из тьмы.
Бежал, как и трус в идеальном бреду,
Что берег искусства на этом вопросе
Не ждёт одинокое поле – в аду
И смотрит своей окаймлённой надеждой.
Пожить бы на совести страха ума,
Оставив любви неприкаянный свет,
Где нежность рискует, что жив ты ему
И страхом упрятал спокойно войну
Отжившего света на подлинной тьме,
Своей идеальной причины бежать,
У жалости верить и снова впускать
Основы судьбы человеческой встречи.
За нежным остатком животной стези
Не стало под тенью твоей – благородной -
Достоинства вечности в видимой телу,
Опоры суждением возраст смотреть.
Желать этот день по себе и внутри
Его обожать беспрестанно манерой,
Что звуком дрожать от искусственной меры
Из правила нотной фортуны – на глаз.
Из сердца его укоризна, как лунный
Приток идеала в немирной руке
Ты словом одержишь и медленной нивой
Спускаешься думать – обратно ко мне.
Ведёт твой маяк изумлённой картины -
Любовь, за которой ты – совесть игры
И тенью уносишь им страхи невинной,
Доказанной чести в гордыне своей.
Ты трус, но пространство радеешь вослед,
Бежит безнаказанно ветхость от льдин
И нежный фортуны исчезнувших длин -
Струится твой ветер – внутри одиноко.
Для жизни во вне ты – наверно вернёшь
Свои изумлённые дни и печали,
Что тени на солнечном свете начала
Обыденной прозы под нашим лицом.
Спускаются к трусости веером – сном
Над пропастью ветхой системы руин,
Им смыслы внутри – одинокие ливни
И частое вторит над прошлым потом.
Не важно кто стал одичавшим внутри,
Застал унижение слов социальных,
Фигура достатка за право борьбы -
Его безначальное сердце из тьмы.
Что ожило временем в спавшем уме
И нервной природой стеснения воли
Так хочет прильнут идеальностью – мне,
На жизненном поприще слова у ночи.
Ей трусость твоя – обличительный рай
И глаз от готовой борьбы на лице,
Что видит иллюзии в тайной странице
Утерянных слов изумления спящих,
Сквозь тесное отчее право – всё вторит,
Ты стал им манерами страха на боли
И трусом ума впереди на отчаянии,
Где нежит печальное уровня слов.
В системной границе покрова миров
Струится водой на причале у ночи
Зачаток реальности странного я
И ждёт по следам, упрочая вопросы.
Что стало вчера изумлением нам,
Всё миром судьбы не спросив – убежало
На этом краю из кровавой гордыни
Несметного ужаса жалости – ныне.
Ей ты отчуждаешь довольство из слёз
И время играет плохие картины,
Что стали они изумлением длинным
На этом причале из медленных поз.
Заставили думать пределом молчания
Из стрел одичали на трусости мира,
Под блёклыми позами нервно в печали
Струилось одно изумлённое в познанном.
Следы оставляешь и держишь её
Фигуру мечты, изучая приют,
Как страх сопредельного возраста пут
Над сердцем Земли и обычаем мира.
Настанет мотив из такой пустоты
Над странной моральной претензией ада
И снова бежит от усталой гряды -
Твоя полноценная роль от обиды,
Где трусость – причина моральной тоски
И смерть идеального образа рая,
Над всполохом смысла в утробе играя -
Всё смотрит в наличное облако слёз.
Им не было видимо позы из мифа,
Пока опускалась внутри горстка грёз
В нетленной красе изумлённого края,
Куда убежать ты сегодня готов.
