Анна Атталь-Бушуева
Философия ценности ужаса за целью – свободы
Пролог:
Пока идёт твоё надменное лицо внутри твоей свободы быть
хорошим, не таким как видит мир другого, а собственно умом
воспринимая это время и любовь. Твоя законченная линия мотива
заточает сразу страх на предельной глубине искусственной свободы,
где думает и ждёт свой роковой возраст философского чуда. О чём
название умалчивает даже во сне. Как же неплох твой рассудок и
учреждённая мудрость в витиеватом спектакле на манерах сложной,
вопросом помеченной важности понимания знаков любви. Их
культура в приемлемом свете правила была, как единство и
медленное ожидание твоего разума, во цвете чего – ты смотришь на
благонравие среды, в которой так долго и живёшь. Словом ли
освобождённое мучение страха преподносит ужас в твоём сердце,
как легковерие или неверность к безличному опыту быть другим?
Таким же человеком, но с правом на возмездие и отчуждение по
слабости культурных привычек и нонсенсов после разумной
причины бытия, ей встреченной? Снова за каждой легковерной
минутой твоего жаждущего смысла существования ты обладаешь и
его великолепной ценностью быть далеко. Смотря на свободу
происходящего так же робко, что и смысл страха, рождённый через
твоё надменное зеркало мнительной природы.
Ждёшь ли основания сказать в безропотной тоске о её
великолепном слиянии чуда с рассказанными уже прошлыми
воспоминаниями, о своём же интеллектуальном наследии мира
красоты и отчуждаемой гордости? Богато ли ставит твой возраст
свою дилемму нового расцвета жизни, что радость ещё перед этим
особо витает и стихией спускается на тонкое лекало странного
чувства повторения? Эта случайность не хаос, а лишь твоё время,
проведённое в свободе мира наблюдения за ценностью твоего же
стремления стать ещё большим учителем. И призраком для частой
надобности всматриваться в зеркало опустошения мира внутри. Так
ли ты осознал и стал родством к слабой логике своего мира, что
ужас до костей увиливает и продаёт воздушное благородство? Где
чёрный день последнего ужаса привилегии быть на плаву? Создаёшь
ли ты оценку своему счастью или же витаешь его поколением милой
улыбки – всё одно и то же, как частый всплеск критического
рассуждения работы над правом личного выбора. Одна надежда и
самая личная, страхом заполненная часть жизни стала вдруг, как
самостоятельное усилие и новый смысл знакомой боли истины
перед другой. Такой же знакомой, но уже декоративно сложенной на
плахе иллюзорного взросления мира вокруг.
Подобает ли ценности утраты любви стать ещё и ролью на
прорывное видение своего страха? За окном мирной среды
философского пути его наследия ты скажешь оценке того идеала,
что ждёшь пока лишь одну плаху. Но и грядущее из личного
условия пути ты отложил на время. Где может правом в форме
исторического часа на раздумье – ты снова облекаешь этот мир
перед парадоксом и лживым господством идеалов между временем.
Лишь только ты один, но бремени друзья забыли ложь и
останавливают сотни лиц, им проведя навстречу жалкий полдник
юмора, а ты остаёшься на плато своих вещественных надежд. Как
близко уходя ты видел свои оценки трепета и ссохшийся родник
юдоли мирной красоты в возмездии? Он проник в твоём залатанном
раю и стал моральной терапией на смерть. Не видит смех твоих идей
только возраст и грядёт от плохой идеи устрашить свою суверенную
память. На плахе из философии мнимой параллели знакомой, чистой
области иллюзий внутри твоего сердца. Но даже они не смеют
пронести свой страх, как этот сборник поэтического чувства о
свободе. За гранью возраста великолепия, что видел мир и не
смотрел в лицо опасности на гранитах пройденного счастья из
правила его любви. О чём поют эти формы философии поэзии при
высохших ранах своего же права обладать жизненной вечностью,
внутри парадигмы волевого страха и над сохранением мира рассудка
человеческого? Их взгляд и поворот в твоей идиллии над мужеством
в том – нисходит перед жаждой стать философским богатством. Или
же увядающим цветком мыслительной агонии перед длительной
природой расставания в условиях жизни, внутри своих иллюзий и
печальности быть человеком.
Ирония плохого чуда
Уводит в час – прямой ответ,
Он был тебе не нужен – потому,
Ты ждал плохое русло – на его
Иронию – прожить другое горе.
Ты видел свет и этим он – не рад,
Не опозорен в ясности – твоей,
Ты был не брат и только – виноват
В пути – по ускользающей тропе.
Где стыл, твоей иронией – на миг, едва,
Ты куклу в сердце вынимал – в ответ
И этим был ты – манией пера,
Снимал вампирской юности – поэт.
Ты жил, как замок синей – тишины,
Ты впал в безумие пропавшего – вокруг,
Но тянет жизни круг – не по тебе
Одну возможность – добираться суши.
Где слов вампир – не мыслит и поёт,
Где ветер воет – в ужасах беды,
А ты в иронии, всё это – подождёшь,
Чтоб ночью собирать – слепые сны,
И падая в их склеп души – искать
Притворный искус – прямо у лица,
То в мир вживается надежда и – она
Твоей любовью совести – дороже.
Уводит – этот дух в прямой ответ
Причину изживаемой беды -
Так ты – вампирской ночью не согрет
И можешь осязать – свои мечты.
Где стал ты сам – в ночи её летать,
Где было холодно – на робости твоей
Иметь природу сильных – королей,
Но жить в беде – по ироничной скорби.
Суеверие облака страха за своим эго
Невнимательно ищешь – тот дух
По обломкам забытого я,
Не внимаешь им – порчу от мук,
Закрывая от слёз – облака.
Им ты стал – суеверным огнём,
Им нелепо ты дышишь – о дух,
Но ведёт эгоизму – предел
Эволюция совести – вдруг.
Суеверные в пользе – глаза
Торжествуют, чтоб пище – искать
Эту сложную память – под нами,
Где и страхом ей можно – рождать
Эволюцию – слившейся прозы
Под застенчивой областью – тьмы,
Под идиллией лучшего – в звёздах,
Где не ищешь ты – сердца огни.
Невнимательно ищешь – тот воздух,
По которому стынет – последний,
Идеалом увенчанный – возраст
И пытается в смерти – нам ждать
Эту слов безучастную – сущность,
Эту жилу, о том, чтобы думать
И лететь в облаках, как и сердце
По наглядной картине – ума.
Беспристрастно рискуя – о пользе
Ждать природное формы – отныне,
Ждать иллюзии – полного имени
И за страхом отвинчивать – смерть
От исходного пролежня – муки,
От того, чтобы думать – от скуки
И идти по проталинам – мира,
Где и стал ты – ответной игрой.
Где писал в облаках – мемуары,
Словно сотни отчаянных – чаек,
Им не видно твой воздух – от права,
Что голодному – каторга жжёт,
Леденеет от страха – в свободе,
И за это прослывшее – счастье
Ты внимательно став – этим правом
Свой сюжет для истории – ждёшь.
Одноликий модельер и странный мир
Покрову слышен – залп речей,
Над сном движения – о трубы,
По нраву говоришь – своей
Фантазии, что чёрт не стал
Умом – в модельный ряд искать
Судьбы строптивые – манеры,
Но только для чутья – скажу,
Что волен быть им – на тебе.
Надев сюртук и плащ – угрюмо
Ты вынимаешь слово – притчи,
Ты в человеке, словно чувство
О чёрной роскоши – под стиль.
Летаешь – к чёртовой причине,
Чтоб ждать её строптивой – мины,
Чтоб создавать – для труб мечту,
По зову от которых – жил бы.
Ты одинок, но к чёрту правила,
К ним будут все сходить – приметы,
Что ожидаешь – ты для слов
И только в свой манер – ведёшь.
Ты осуждаешь быть – любимым
Мечту внутри – картины мира,
А сам – ты модельер и прах
На сердце – уготованным мечом.
Над ним терзает душу – ток,
Он воет в трубах – над тобой,
Он в современности – движению
Такой же притчи – приговор.
Как только светит блик – ума,
Ты подытожил – счастье слов,
К чертям их высмеял и – сам
Мещански выучить – готов.
Но странный мир – идёт ко дну,
Он сам заставил – жить умом
Твою модель и – этим мило
Ты поднимаешь дух – к чертям.
Пускай он воет – на трубу,
Пускай отлично знает – солнце,
Где модельер оставил – суть
Притворной наглости – своей.
Он жил, чтобы отдать её
Звезду – покорного искусства
И тем, прожив судьбы итог -
Ты поднимаешь маску – лет.
Ты одинок и в этом – сфера
Рискует страхом жизни – взять
Твою модель – любви примера,
К чертям её направив – вспять.
В схожем свете значения страха
Внутрь оценит – прискорбное я,
Посмотрев на ладони – не скроет
Этот ужас, зачем – то уму
По значению медленных тел.
В удручении белого стона,
В обозначенной року – седины,
Восприятием страха – уводит
Безнаказанный почерк – от слов.
Эта мнимая воле – картина
Стала снова нам – жить одиноко,
Стала городом – в воле порока,
Где несчастье не видит – поток,
От которого – слеплены миром,
Развалившейся бездны – от срока
Идеальные, точные крылья,
На коротких от лет – облаках.
Им бы снова взлететь – до порога,
Им бы ужасом вылить – случайность,
Но не может ужалить – твой искус
Монолитное поле – со строк.
Потому ты им видишь – примету
И от этой картины – не жалишь
Подопечное тождество – вида
Снисхождения страха – на нас.
Он внутри означения – тот же,
Он стоит, чтобы думать и править,
А над городом высмотрев – стелу
Нам не может убытком – продать
Идеальные вечности – крылья,
Идеальное тождество – в стали,
О того он не видит – нечаянный,
Одинокий привычки – поток.
Страхом стала случайная лужа,
Смыла сны – на вороньей картине,
Что внутри безысходности – мира
Мы не можем свой страх – обуздать.
Будто он просидел – на поминках,
А потом в изголовье – рутинном
Нам опал – в безымянной картине,
Чтобы думать – на тех облаках,
Принимая – обличье в нужном,
Словно общество смерти – уныло,
Что не тонет в значении – крыльев,
Только думает праву – отняв
Эту общества – мнимую точку,
Эту форму внутри – безначальной
Идеальности – в смытой картине,
Словно страх ей – один в облаках.
Напряжение тяжёлого рока
Красками близко приникнет,
Ветром не смоет – нам чудо
Слов утоление – в мнимой
Форме – сквозь пришлый полёт.
Будто бы рок – это сказка,
Та что в отчётливой – мине
Спела им слово – на мирной
Истине – быть этим днём.
Рок, от того он тяжёлый,
Что не взывает – от чуда
Чувство – внутри сожаления,
Будто бы – спало оно,
В частном избытке – от часа,
В счастье – от слов напряжения,
Где ты ему, как и пытка -
Ставишь – свой мнительный срок.
Ищешь в привычках – прямое,
Вечности слов – обещание,
Но от тяжёлой утопии -
Веришь, что рок – это мы.
Что от начала – им были
В вечности каждой былины,
В том, от которого – стыло
Солнце – в изнеженный срок.
Нам напрягая ту – пользу,
Быть ей, как боли причина,
Словно от рока – ты видишь
Сцепленный миром – уют.
Ты обещаешь им – жить там,
Ты, как и вечности льдина -
Был эволюцией мира – нам,
Но от тяжёлой утопии – рок.
Красками слово рисуешь,
Быль – от начального свойства,
Белым ли синим, иль пусто
Там – одиночество гиблой тоски.
Рок – это впалая пустошь,
В мире – от численной призмы,
Нам напрягает быть – мудрым,
Только тяжёлым, и тем – ты один
Впал – в бесконечную мудрость,
Этой ли личности – стаяв,
Словно тяжёлая ноша – руин,
Жить – этот свет не оставив.
Отдайте сюжет!
Отдайте багет – он такой же,
Как вы, как истина в тонком лице,
Не зная культуры и воли – пример
Отдайте вину – за манер.
Им пишут сюжеты и – ищут блага,
Как только уходит – по нам
Искусственный праздник – искать облака,
Искать утоление грёзы – за страхом.
Отдайте свой вид – под вину,
И что – то там волей – ему обернув,
Залейте свой писем – уют,
Закройте – от муки предела сосуд.
Он выиграл – за честь по уму,
Он стал испытанием – нервной руки,
А только под торг – никому
Ты волю не ищешь – прямому нутру.
Открой его пользу – в себе,
Что слово магической формы – ума,
Он ложь, как свою пронесёт
И будет гореть – по любви, до утра.
Открой вида собственной – тьму,
Порогу враждебной иллюзии – стать,
Что хочешь – ты временем взять
И только парить – по уму, в облаках.
Может нам не светит бытие?
Не горюешь времени и – нам,
Стал учтиво набирать – любви
Тонкие, как области – глаза,
А потом спускать – одни мечты.
Ты состарился и опытом, увы,
Стал немного пьян – на бытие,
Ты не ожил волей – по чертам,
Где свобода думает – о нас.
Ей сегодня мучает – поток
Солнечного всхода – о восток,
Ей летит по праву – угадать
Нужный пережиток – от ума.
Только пережив тугие – сны,
Ты встаёшь от старости – своей,
А природа, как похмельный день
Думает, что всё идёт – напрасно.
Съёжились плохие сны – внутри,
Непохожи на остаток – чуда,
Им мы только бредим и, увы,
Вспоминаем тёплые – огни,
На которых нам светило – этим
Солнце – в бесконечной белизне,
Только стало обществом, увы,
Нам оно – неясно потому.
Не сошлись – искусственные сны,
Словно мы не видели – порога,
Только страх искать – одни мечты,
И струилась вымыслом – пора,
По которой вспахивали – много
Дней и вековых, угрюмых лет
Эти боли, словно на ответ,
Нам – не просвещая сердце ада.
Может там не светит – бытие,
Может вышла пустота – из завтра,
Только тает на дороге – мне
Снег – того же блюда до утра.
Щадящая роскошь могил
Где белёсые вепри – одни
Поднимают угрюмо глаза,
Где остались мы вечно – хранить
Идеальные зори – в ответ,
Ты напишешь свой очерк – у сна,
Ты, пытаясь – найти силуэт
Будешь долго – могилы искать,
От причины, которой уж нет.
Вдаль по роскоши – тихо уют
Распрягает тот звон – бытия,
Вон, он видит – ту ясность и плут,
От короткого входа – для глаз.
Им железные прутья, как гниль
В расстоянии сцепленной – тьмы
Рассмотрели, что будем одним
В иллюзорности утра – иметь,
Эту долгую рябь – по глазам,
Вместо чёрного общества – имени,
Вместо прошлых историй и бед,
От короткой ноги – по уму.
Так ты вышел от этого – сам,
Ты не стал этим миром – надежды,
Но могилами смотришь – едва,
Нам запутавшись – в теле обид.
Ты прекрасен – под чалым умом,
Что нелётное общество – смысла,
Чтобы думать о чувствах – потом,
И раскрасив свой – вечный сюжет
Нам пройти по могилам – одним,
Им заглядывая – между руинами,
Где от тленной погоды – видны
Историчности всполохи – лет.
Где белёсые вепри – стоят,
Им ты верил, как сном – на обиду,
Им манил экзальтацию – в нас
И просил иллюзорный – восход
Быть другим – означением лет,
Быть по чёрной развалине – мира,
Как и тонкие бивни – в аду
Идеальности – в скрещённой тьме.
Посторонний шёл из под земли..
Не после эхо, не днём досужим
Ты вышла ранней, придворной сутью,
Над полем мира и в том – привычка,
Как шёпот лиры, как ветер лично.
Ты оперила – свой шарм за шалью,
Ты воздух мирно – не видишь ложью,
Чтоб шёл сторонний – привет морали
И только нам он – одним был равен.
Одним несчастен – за словом этим,
Где пишет светом – в прямую даль
Из под земли – свой долгий танец,
Свой смерти полдень – до края жизни.
Как этим стать ей, как жить обратно,
Чтоб в поле мира – не страхом, жалко
В том облекать – привычки стройной,
Культуры моды – и в этом призраке?
За шаль свободы – ты вьёшь узорно
Природу формы и свет твой – вышел,
Как сень сознания, как честь из мира,
Но край свободы – на дне Земли
Твой ставит ровный – мотиву пользы,
К той части мира, где ты на моде -
Была просторной, как неба тени
И посторонней – из слов в мгновении.
Той жалкой ложью – не видит счастье,
Той формой кожи – не ждёт угрюмо
Последний тождества – пришелец мира,
Он только воет нам – внутри умом.
Он был уродством и светом – после,
Не выжат ветром – из под земли,
Но сном могильным – под ним проходишь,
Как вечность хочешь – угнаться этим.
Не некромант ты, не право к чести,
Твой дух подземный – не верит слову,
Что живо там его – природой горе,
Пришельца только – скупое прошлое.
Так вышел ролью – наглядно после
Из под земли он и – стал угоден,
Тебе ли, миру, иль странной маске
Близ части света – в дурном глазу?
Часовой чёрной пропасти
Зёрнами выше застигнутых стен,
В прошлых привычках – сегодня стою,
Знаю ли истину, помня одну
Лирику, падая в пропасти мира?
Чёрным ли часом – обратно иду
В ту поколения сцепленной – формы
Маски – за правом играть не одну
Форму изысканной роскоши – главной?
Над часовым – неприметен на вид
Трудный источник – внутри идеала,
Словно предчувствие – точно хранит
Слов повседневность и прошлые – козни.
Над часовым – не проняв идеал,
Ты не проходишь – в обратную пропасть,
Только шатаешься – к личности, в миг,
Словно по улицам мрака – стоишь,
Ждёшь ожидание ужаса – в мире,
Им ты, как родственник – в талом раю
Словом не знаешь сегодня – историю,
Только отчётливый возраст – и вид.
Над эпатажем ты вышел, как мир
Сам не достал до критичности – счёта,
Над часовым не парит – монолит
Вечного общества – в том ли упрёке?
Только на чёрном картоне – манит
Жизнь – к идеальному часу создания,
В пропасть ли падая, в жизни горит
Это пустое любви, как и знание.
Этим ты вышел в критичности – сам,
Жалостью ты не уходишь – в другое,
Местом любви удручённое – горе,
Только от важной приметы – внутри.
Снова прошли часовые и – ходит
Стрелка за счастьем – твоя вековая,
Только она, как и ужас за нами
Пройдена в мыслях – о вечный гранит.
Жалкому счастью ты вышел – обратно,
Сам человек, но утрата, как почва
В личности прошлого – будет обратно
Сон очертанием слов – охранять.
Жизнью угрюмое тождество – мира,
Там, как и слово к предельной – душе
Ты проведёшь – от наития мирного,
До часового – за маской уже.
Теперь без основания
Нет холоду объятия – на вид,
Он только в основании – завит,
Он точно вихрь – уводит и тебя
Над ожиданием манеры – дорогой.
Теперь без основания – изгой,
Теплеет между прошлым – бытию
Твой разговор – о мысли и покое,
Но только городской – и в том на вид.
Ты обращаешь взгляды – зазеркалья
Под остановку – в сумерках души,
Ты – городское поле утверждения
О слове нам, как прошлому уже.
Постигла смерть – твои ума глаза,
Калёной нитью – не бывала рядом,
Не очертила в пропасти – шаги,
А только человеку – в этом, глядя
Ты остановку шепчешь – дорогим,
Неутолённым именем – за толк,
Ты будешь душу радостью – тоской
На форме от тревоги – городской.
Над оборотнем взгляда – изголовья,
Над прошлым зазеркальем – от души,
Где уши, вслед за нами – не искали
Матёрой пошлости и замысла – во вред.
Где не душили полотенцем – счастье
И трогали искусство – по себе,
Как только городское – обещание
Нисходит с площади – по обществу, уже.
Восходит трутень к праву – от тоски,
Он чёрный, что и гроб фамильной тяги,
Он подлостью низводит – оберег,
Где ты доискивал весомые – пророки.
Ты им, как трудный почерк – на руке
Возводишь обеляемые – стены
И только ворожишь природу – тем
Искусством мира – в пройденной душе.
Она настала к праву – для тебя,
Она – по городской примете плачет
И только белый звонницы – маяк
Её следы – обратно не упрячет,
Не обессудит жить, как нам, назло
И только свод доискивая – в ветрах,
Им обвивать искусство – от господ,
Им жить для основания – неверных.
Но ты изгой и маска – на тебе,
Как обывательщины скорбное – прощание,
Как тихой колыбели прах – в душе,
От формы, по которой ты страдал.
Ты был внутри – на сердце не один,
Ты ожидал тем счастьем – изголовье,
Но своду зазеркалья – был пленён
В пути моральной каторги – в себе.
И этот звон ты слышишь – от любви,
На дне искусства малого – прощая
Свой ход тоски – от мысли городской,
Такой нелепой сном – без обещания.
Ужас под лишней ценой
Когда на подземелье – шаг родной
Становится – сквозь жёлтые пощады
Сегодня думать – в маленькой стопе,
И ей причинно принимать здесь – тьму.
Когда ты, разводясь – искал примету
И тонкий шелест прятал – на виду
Культуру мира – в собственном аду,
Там возникая счастьем – за обиду.
Ты шёл за ужас – личной красоты,
Ей обожал скульптурное – лекало,
А каждый, кто касался – не у дел
Твоей обиды – видел рай из нас,
Ты окружал тот – видимый рассвет,
Как почерк слов – у милости по аду,
Для света между линии – огней
И лучшей розни – в малом, угадав.
За этим почерком – заставшего ума,
Пройти им быль, и сочиняя правду -
Успеть обратно сохранить – мечты,
На адовой тропе – могилы звёзд.
В понурой, серой мгле – её не видно,
Но шелест притчи – возникает вдаль
И только аист на подземной – личности
Не хочет отгадать, когда упасть
Для возраста – в немилой простоте,
Для дум искусства – сложного поверья,
Где шаг за прошлой манией – вины
Ты видишь, как и большие надежды.
По гробовой тоске – унынию не плыли,
Не отгадали рай – той временной игры -
Подземные пародии – над мглой,
Такой безбрежной – словно внеземной.
И ты искал им выходы – за целью,
За обществом цены – и только так
Ты выучил морали центнер – времени,
Ты стал им думать, чтобы выбирать.
А то угрюмое, зачтимое, как сон
Склоняется во мглу – упав на верность,
Что болью видит – общество и им
Ты выбрал ужас – в видимой тоске.
Не лишний час ты осуждаешь – сам,
Не только праву озадачил – память,
Ты высмотрел – ту росчерком ума
Прямую пядь, где видят снова – ад.
И тысячи миров им были – в судьбах
Такие же, как ты, когда – то там,
Ходили в белых платьях – по домам
И думали ценой – за лишней статью.
