Андрей Сергеевич Прокопьев
Sillage
9
Многие помнили мистера Бэннингтона как крепкого и жизнерадостного мужчину, но совсем забыли, что видели таким более 15 лет назад. Лишь изредка бывший ведущий популярного ток-шоу выдавал инфоповоды, но они не шли в сравнении с той славой, которая была прежде. Выпуски шоу транслировались по кабельному телевидению ретроканалов, чей рейтинг оставлял желать лучшего. Желало лучшего и его нынешнее состояние. Каждое утро Чарльз начинал с принятия таблеток, которые заменили завтрак, затем проходил несколько лечебных процедур. И каждое утро неизменно спрашивал об Эмме. Он искал супругу, недоумевая, куда та ушла в такую рань. Ведь отчетливо помнил, как не ранее чем вчера сам лично купил молоко и бекон, а значит, для завтрака есть все ингредиенты, следовательно, остальное может и подождать.
О жизни мистера Бэннингтона в лечебном заведении Гадо узнал из газет, не сразу признав в грузном старике кумира молодости. О, как молодой Глэр спешил к каждому вечернему эфиру, чтоб не пропустить заставку и приветственную импровизацию ведущего, который появлялся в самом неожиданном месте. Даже сейчас в памяти крутился тот выпуск, где Чарльз опаздывал на съемки шоу, что начал вести трансляцию из машины, а шумные соседи, тоже стоящие в гигантской пробке, мешали и сигналили в самый неподходящий момент. Или выпуск после Суперкубка, когда Чарльз вместо приветствия высказал недовольство о просмотренной игре, как в студию ворвалась футбольная команда. Молодые парни в спортивной форме связали веревкой ведущего и заткнули рот кляпом. Всю оставшуюся передачу Бэннингтон общался только мимикой.
Грустная улыбка скользнула по лицу Гадо. Добрые воспоминания рассыпались, столкнувшись о суровую действительность, в которой некогда знаменитый, богатый, востребованный человек остался никому не нужным. Голливудская машина вытянула из человека необходимое топливо, оставив лишь ненужный мусор после себя. Глэр долго всматривался в фото, сделанное неумелым папарацци, как вдруг его осенило.
– Майкл… Это Гадо… – Голос звучал отрывисто и неуверенно. – Ты мне нужен срочно!
– О чем речь? – Майкл, привыкший к поздним звонкам и тем более от друга, но сегодня не был настроен на рабочий диалог.
– Можешь получить разрешение на посещение госпиталя Святой Анны, что находится на юге штата? У тебя же есть связи… – быстро проговорил Гадо.
– Да, но… Зачем? – Негодование и возрастающий интерес быстро переключили Майкла.
– Я нашел кандидата на роль! – восторженно произнес мистер Глэр.
– Кастинг завершен, роли утверждены, контракты заключены со всеми.
– Да, кроме одной! Одну роль оставил за собой!
– Попробую узнать, но… – Любопытство неожиданно разбудило Майкла но слишком хорошо знал друга и даже не старался выудить у него правду.
– Просто сделай всё, что сможешь. – Улыбнулся Гадо. – Знаю, ты умеешь. – Мягкий голос гипнотизировал, и никакого ответа, кроме как положительного, услышать не мог.
Майклу не нужно было объяснять причину и важность, он всегда делал так, как надо. Иногда в голове Гадо закрадывались мысли, что голливудский адвокат Майкл Ротенберг настолько всемогущий и всезнающий, что невыполнимого задания для него просто не существует. Возможно, это было преувеличением, но в этот раз мистер Ротенберг оправдал все ожидания, и уже через несколько дней Глэр держал в руках официальный пропуск в госпиталь, общую базу о пациентах, расписание докторов и имена самых миловидных медсестер.
Гадо быстро пробежался по списку пациентов, небрежно раскидал по столу стопку копий анкет, медкнижек, рецептов и прочих записей. Майкл стоял рядом со столом и из любопытства перечитал несколько лечебных историй, посмотрел фотографии незнакомых людей, которые до сих пор находятся в госпитале, пока не заметил знакомое лицо. Чуть смутился, пытаясь сообразить, не обознался ли.
– Мистер Чарльз Бэннингтон! – торжественно произнес Глэр, глядя исподлобья на фотокарточку в руках друга.
– Тот самый? Бэннингтон? – Майкл удивился, хорошо помня знаменитого весельчака. Но как только тот пропал с телевизионных радаров, потерял к нему всякий интерес.
– Именно! Тот самый! Он-то мне и нужен! – Гадо посмотрел на Майкла большими глазами, в которых тот заметил непонятный азарт и озорство.
– Что с ним случилось… знаешь?
– Знаю! Не важно! – почти вскрикнул Глэр. – Важно то, что ему там не место!
– А где его место? – Ротенберг не любил загадки Гадо и всегда требовал от него прямого, четкого разговора.
– В моем кино!
10
Утреннее солнце давно осветило небосклон, когда Гадо вовсю мчал на юг штата. Водителем он был уверенным, хоть и садился за руль крайне редко. Та лихая молодость, когда ничего не боялся, мог позволить себе больше положенного, давно прошла, оставив неизгладимый след. Отныне знаменитый режиссер предпочитал нанятых водителей. Но не сегодня. Сегодня мистер Глэр не хотел никаких контактов с кем-либо. Единственное, что переполняло мысли, – это предстоящий разговор.
Во рту оставался привкус горького кофе. За месяц, проведенный в одиночестве, мужчина так и не научился готовить такой кофе, как делала Марта. Часто пережаривал зерна, делал крепче, чем нужно, отчего последующий день страдал изжогой. Это заставило снова вспомнить о прошлой жизни с супругой. Осознал, как соскучился по тому, как готовила Марта. Она всегда старалась удивить, готовя не только простые блюда, но и касалась высокой изысканной кухни. Притом, что никогда не доверяла приготовление еды домработницам, которые, по ее мнению, не дотягивали до ее уровня. И ничуть не привирала! В ней сочетались разные черты характера, от плохих до самых скверных, но готовила всегда отменно. Иногда Гадо казалось, что Марта мстит шикарными ужинами мужу за неудавшийся брак.
«Как она? Как ее самочувствие? Чем она занимается? Интересно ли мне это сейчас?» – одна мысль перебивала другую. Бывший супруг вдруг представил женщину в мягкой уютной постели, как та продирает глаза после крепкого сна, зевает, собирает лохматые волосы в пучок и идет готовить завтрак. Как ворчит на него за то, что тот всю ночь просидел, печатая сценарий. За то, что не удосужился сделать себе перекус. За то, что кухня уже давно перестала быть обычной кухней. И клянется, что незамедлительно выбросит старый громоздкий стол на помойку, где ему самое место. Но затем соберет с него грязные чашки и сотрет поверхность от засохших кругов от посуды.
«Она сделала мою жизнь невыносимо сладкой. И всей невыносимостью был я…»
Ровная дорога резко начала петлять, извиваясь в зигзаге. Мистер Гадо отбросил мысли и сосредоточился. Старый автомобиль постепенно подвозил в пункт назначения. Чем ближе подъезжал, тем сильнее кожа покрывалась мурашками. Кажется, только сейчас начал осознавать, что не знает, с чего начать, о чем говорить. Получится ли вообще встретиться? А если получится, согласится ли тот… Вопросы один за другим всплывали и растворялись в нагретом солнцем воздухе.
День перескочил за вторую половину, когда режиссер прибыл на место. Госпиталь Святой Анны возвышался над небольшими постройками. Не заметить его было невозможно. Припарковавшись, мужчина не сразу решился выйти. Крепко уцепившись за руль, начал мысленно прокручивать сценарий диалога и будто пытался заучить слова, которые никак не могли сложиться в предложение.
«Свет! Камера! Тишина на площадке!»
– Вы могли бы помочь?
Гадо что было сил старался держаться уверенно, едва задерживал дыхание, чтобы голос не дрожал, перебирая ключи между пальцами, чтобы скрыть, как трясутся руки. Глаза закрывали крупные линзы солнцезащитных очков.
– Слушаю, – отозвалась молоденькая девушка с бесцветными глазами и жиденькой прической.
– Я ищу друга. Он находится здесь. Мы с ним очень близки… Понимаете… – Гадо говорил медленно, будто по слогам, растягивая слова. – Но уже не виделись столько лет, что страшно представить…
Медсестра лишь спросила имя постояльца, а как узнала знаменитое имя, тут же открестилась от посещения. Гадо снял очки.
– Вы… вы… – заикнулась девушка.
Легкая тень улыбки проскользнула по лицу режиссера и тут же исчезла.
– Из-за таких, как вы, девушки никогда не смогут добиться того, чего достойны! Вы так и будете притеснять тех, кто соизволит высказаться иначе от стада. Обязательно задавите, предварительно облив черно-белой краской. Вы ощущаете себя главным в этом мире, но это не так! Вы застряли в своем прошлом убеждении и никак не примете новый мир, в котором вы уже не главный!
Все слова и доводы, которые готовил мистер Глэр, рухнули. Он даже не смог ничего ответить, перебить, остановить, хотя редко отличался сдержанностью, тем более в необоснованной критике… Или все же…
– Я… вы понимаете… – попытался восстановить положение обескураженный мужчина.
– Нет, я определенно не понимаю! – грубо ответила девушка и мигом удалилась с ресепшена, оставив гостя совершенно одного в огромном холле госпиталя. Еще минут пять стояла полная тишина, которую постепенно стали нарушать приближающиеся шаги. Несколько мужчин-докторов проходили мимо, обсуждая что-то между собой. Гадо окликнул их и снова попросил о помощи. Двое докторов сразу узнали в посетителе знаменитого режиссера.
– Я ищу друга, мистера Чарльза Бэннингтона. Он находится здесь, а мне очень важно повидаться с ним. – Более уверенно произнес Глэр. Мужчины переглянулись, явно удивившись гостю.
– Мистер Бэннингтон никого не принимает, – строго возразил один из них.
– Да, но… Я уверен, для меня сделает исключение… – Голос Гадо чуть сбавил уверенность, но все еще старался держаться.
– О, сомневаюсь, – продолжал доктор, проговорил и сделал паузу, словно дожидаясь реакции посетителя.
– Могу ли лично узнать о решении мистера Бэннингтона?
– Нет!
Гадо уже был готов развернуться и уйти, как в диалог вступил второй доктор: «Он почти все время спит, а когда просыпается, никого не узнает».
– Я настаиваю… Это важно… Это вопрос жизни и смерти! – умоляюще произнес Гадо.
