Андрей Сергеевич Прокопьев
Sillage
6
Новость о том, что некогда популярный телеведущий попал в специализированное лечебное заведение, взбудоражила общественность. Люди, помнящие и любящие его, искренне переживали и поддерживали, как давнего знакомого, кем он и являлся для большинства людей, возраст которых перевалил за средний. Больничный госпиталь хоть и принимал знаменитого постояльца под строгой анонимностью, но завеса тайны быстро была раскрыта, и, как только это узнали поклонники, на имя Чарльза Бэннингтона навалился шквал писем и подарков. Работники учреждения привыкли к пристальному вниманию пациентов, но никогда не выделяли, не давали поблажек даже самым топовым звездам. Сам Чарльз расположился в одноместной уютной палате, которая отдаленно напоминала домашнюю спальню. Отличительной разницей лишь было то, что постоянно жаловался на жесткость кровати, не всегда людей, что приходят и пичкают таблетками.
Чарльз практически все время спал, когда же недолго бодрствовал, то мало говорил и на простые вопросы о самочувствии бурчал, что никого не должны волновать его дряхлые поджилки. Проснувшись утром, пытался вспомнить, когда в комнате успели сделать ремонт и почему не посоветовались с ним по поводу цвета стен. «Неужели Эмма добровольно позволила выкрасить стены в этот помойный цвет?» – думал про себя Чарльз, глядя на светло-бежевый оттенок краски. «Возможно, ее пытали… Безусловно… Иначе бы здесь было красиво!»
– Мистер Бэннингтон, ваши лекарства. – молоденькая медсестра зашла бесшумно. Милая девушка с легкой улыбкой и большими глазами присматривала за пациентом и радовалась, когда заставала его не спящим. – Вы прекрасно выглядите сегодня! Надеюсь, ваш сон был крепкий! Это важно!
Чарльз недоуменно смотрел на нее, словно пытался вспомнить, где мог видеть ее, но в голову ничего не приходило.
– Вот письма от поклонников. – улыбаясь, заговорила медсестра, держа в руках внушительную стопку конвертов. – Знаю, что не вправе смотреть и читать, но, честно, не удержалась и открыла несколько. – сказав это, замолчала, глядя на реакцию, которой не последовало. Мужчина вовсе не слушал робкого щебетания, погрузившись в мысли, сидя на кровати, свесив ноги на пол. – Многие поклонницы были влюблены в вас в те времена, когда вы блистали на экране. Мне жаль, что я не застала те времена, мои родители только познакомились тогда…
– Где Эмма? – резко перебил ее Чарльз. Девушка мигом замолчала.
– Где моя Эмма? – грубым голосом повторил он. По лицу медсестры был заметен испуг, пытаясь ответить на вопрос, но, не придумав ничего дельного, оставила поднос с таблетками на прикроватной полке и быстро удалилась. Мистер Бэннингтон еще несколько раз повторил вопрос в пустую комнату.
Раздался негромкий стук в дверь, и в комнату вошел мужчина. Любезно кивнув в сторону Чарльза, но тот даже не обратил внимание на нового гостя. Подойдя к кровати и присев рядом, приобнял того за плечи и легонько потрепал его.
– Как ты, мой друг? – задорно спросил мужчина.
Чарльз повернулся к нему, окинул взором и ответным взглядом дал понять, что не состоит в дружбе с новым посетителем.
– Как ты себя сегодня чувствуешь? – повторил вопрос мужчина.
– Я чувствую, что меня дурят. – буркнул Чарльз.
– Кто тебя дурит? Что это такое? – наигранно возмутился зашедший.
– Они скрывают от меня Эмму. – ответил Бэннингтон более мягко и повернулся к собеседнику. – Где моя Эмма? – прошептал еще раз.
– Мой дорогой друг, Эмма заглядывала к тебе, когда ты спал, и расстроилась не меньше твоего, что не застала тебя бодрствующим. Ей так хотелось поболтать, но знает, как здоровый крепкий сон сейчас важен. Как важен прием лекарств, что приносят эти молоденькие медсестрички. – мужчина ехидно заулыбался. – Ты видел, какие они, а?
На лице Чарльза проскользнула тень улыбки, но через мгновение снова поник, опустился головой на подушку и закрыл глаза.
– Разбуди меня, когда она придет в следующий раз.
– Не беспокойся! Я лично позову Эмму, как только ты проснешься!
Мистер Бэннингтон не поверил мужчине, но ничего не сказал, расположился как можно удобнее на жестком матрасе и закрыл глаза. В мыслях проносились те счастливые моменты из жизни, когда он был молод и полон сил и энергии, когда мог работать по 20 часов подряд, снимаясь в ток-шоу, какими искрометными были его шутки, как валились от хохота коллеги, проигрывая очередной сценарий, как молодые поклонницы липли к нему, и тот всегда старался не упускать внимания доступных девиц. Но все мысли всегда сводились к моменту, когда уже пожившие Чарльз и Эмма сидели молча на удобной софе. Запах выпечки, приготовленной самой хозяйкой, распространился по дому и придавал уединению еще больше уюта. Они пили вино и молчали, смотря друг на друга теми же влюбленными глазами, что и тогда.
7
– У меня есть условие… – Гадо откинул голову назад, сидя в удобном офисном кресле, и барабанил пальцами поверх высокой стопки листов бумаги.
– Условие? У тебя? – удивился Стивенсон. Он не был готов к подобной наглости со стороны человека, которого загнали в угол.
– Да-да, всего одно. – Глэр не удостоил его даже доли внимания.
– Денег ты не получишь! Финансирование закрыто! – тон Грегори стал официальным и строгим, в голосе ощутилась холодность, которая была присуща между начальником и подчиненным. Но мистер Глэр лишь рассмеялся над ним. Он поднял голову, глянул на него, попытался унять смех, но закатился заразительным хохотом еще сильнее. Продюсер непонимающе смотрел на него. Иногда было сложно уловить в поведении Глэра тонкую суть: это либо отрепетированная сцена, неудачная импровизация или серьезное намерение.
– Я получил от вас уже сполна, спасибо. – проговорил Гадо, с трудом заставив себя смеяться.
– Спонсоры и инвесторы не настроены на грандиозные траты, прекрасно осведомлены и думают, что им ничего не выгорит. Сам понимаешь, каждый твой шаг под пристальным вниманием прессы, а все мы знаем, куда может привести эта тропинка. Они дали тебе все, что возможно…
– То есть ничего?! – режиссер перебил притворную речь мистера Стивенсона, которую он парировал словно давно заученную наизусть. Гадо даже стало интересно, если перебить его, тот продолжит декларировать…
– За «ничего» тебе бы не дали ни цента, а здесь в твоем распоряжении весь Голливуд! – Грегори говорил максимально серьезно, изрядно пытаясь скрыть улыбку. – Отправлю сценарий выше на утверждение, и мы незамедлительно займемся кастингом…
– В этом и есть моя просьба. Теперь вмешиваться в кастинг мне не позволяет совесть, но есть одна небольшая роль, которую я доверить не смогу…
Грегори удивился. Чувствуя неминуемый подвох, насторожился, начал мысленно перебирать варианты, которые помогут официально отказать ему в просьбе.
– Главная роль фактически утверждена. Осталось лишь одобрение свыше…
– Знаю я о главной роли. Испортили девочку. Не такой она должна быть! Не такой! – возмущенно пробормотал Гадо. Продюсер пренебрежительно смотрел на мужчину и только хотел возразить, как Глэр заговорил снова: – Отдайте мне старика Френсиса.
– Кого? – Грегори не вспомнил такого персонажа, что пришлось перелистать несколько страниц сценария, чтобы доподлинно убедиться, что такой герой действительно есть. – Почему он? – нарастающее удивление и любопытство распирали молодого продюсера.
– У меня есть кандидат. Я писал роль для него. – уверенно ответил Гадо. Сейчас он сел прямо и, не отрываясь, вглядывался в глаза Стивенсона сквозь его очки.
– И кто же, позволь поинтересоваться? Гонорар, агент, райдер? Все учтено? Кто согласовывал?
– Чарльз Бэннингтон. – торжественно произнес Глэр.
Если Гадо хотел удивить Грегори, то его план сработал. Мистер Стивенсон лишь приоткрыл рот, но не издавал ни звука, пытаясь достойно ответить на несложный запрос режиссера.
– Он еще жив? – вдруг выпалил Грегори, на что Глэр снова рассмеялся.
– Да, еще жив… – ответил Гадо, когда смех полностью прекратился.
8
Съемки начались стремительно. Гадо еще не помнил такого, чтобы продюсеры, костюмеры, реквизиторы, актеры так слаженно и быстро работали. Казалось, все хотят скорее начать и скорее закончить процесс и главное – избавиться от него. Собственно, данное положение дел ничуть не беспокоило. На площадке появлялся нечасто, больше курируя съемки дистанционно. Следует отметить, что вечно придирчивый мистер Глэр сейчас не выражал особого энтузиазма, чем вызывал ощущение неполной отдачи. Младшие режиссеры докладывали о происходящем на площадке, скидывали отснятые сцены, Глэр осматривал их и практически не вносил изменений. Даже на слабые, по его версии, дубли закрывал глаза и оставлял ответственность на помощников. Самого Гадо интересовала лишь одна часть съемки, к которой никак не мог приступить. Грегори и Колби радовались отстраненному участию режиссера, но в то же время видели в этом неладное.
Информация о новом фильме режиссера просочилась в прессу, и тут же в социальных сетях развернулись баталии об отстранении именитого кинодельца, активисты призывали бойкотировать фильм, который только-только вышел на производственную стадию, и даже устраивали митинг у съемочного павильона. СМИ не упустили посыл и обширно растиражировали недовольство по телеканалам и прессе.
– Скажу, это неплохая реклама, которую мы даже не планировали. – Грегори вальяжно уселся в мягкое кресло, откинул голову назад и докуривал сигарету, смачно выпуская дым. Колби смотрел на него растерянно. Ему даже не пришло в голову, что, сообщив плохую новость, босс воспримет все именно так. – Значит, за окупаемость фильма переживать не стоит. – ухмыльнулся Грегори.
– Но ведь демонстранты могут сорвать съемки… – Колби тяжело вздохнул. Подумал, что, возможно, тот не расслышал или неправильно понял. Грегори поднял голову с мягкой спинки кресла, сделал последнюю затяжку и выпустил дым в сидящего рядом.
-– Да пусть хоть разнесут площадку в прах! Пусть закидают Глэра камнями! Пусть выпустят на него гнев!
Колби Чейс не понимал. Вытаращил глаза на босса, но возразить не смел. Множество раз сталкивался с активистами, и такие встречи редко проходили в положительном ключе. Слияние двух миров никогда не проходит гладко, а уж тем более, когда толпа жаждет крови.
– Сам Глэр не объявлялся? – спросил Грегори.
– Гадо контролирует съемки, всегда на связи. Старается по минимуму посещать площадку.
– А жаль… – задумчиво проговорил Грегори и добавил: – А чем он там занимается?
Чейс промолчал, опустив глаза. В его обязанности входила помощь главному режиссеру, но признать факт их не взаимодействия не смог. Колби уже привык к мелкой должности, в которой он словно маленькая рыбка маневрировал среди больших акул, чтобы не пропасть в огромной пасти. Такое положение дел вполне устраивало, но как же гордился собой, когда сам продюсер компании просил его мнения.
