Как они это сделали?
Если не знать, что сидишь за пультом, можно поспорить, что висишь прямо в Космосе…
Ну посмотрим – может, кого знакомого… Точно – вот она, громада Юпитера, прямо за его спиной. Её-то ни с чем не спутаешь. Стало быть, Корабль выведен на орбиту спутника крупнейшей планеты их системы, а вовсе не бороздит безбрежные просторы Вселенной, как он по-наивности подумал.
Конечно, «логично». (Это задним умом!) Вокруг Солнца такую штуку не запустишь – мало ли какая комета, или ещё чего… А вот здесь транспорт пришельцев в относительной безопасности: все кометы и метеоры всосёт, как пылесосом, тяготение газового гиганта! Да и близко отсюда до любой планете системы, на которой есть Курган. Как-никак, а экономия энергии при нуль-пересылке…
Но – что же, сами-то прилетевшие на этом Корабле… ушли? И бросили эту, наверняка невообразимо дорогую гигантскую машину, на произвол судьбы?.. Как-то не вяжется с этой самой логикой. А может…
Возможно, Корабль не брошен, а просто – оставлен. Оставлен здесь, у молодой, подающей надежды солнечной системы – в ожидании того, что когда-нибудь где-то здесь возникнет Жизнь, с её неуёмной жаждой Нового, с Разумом, с Человеком.
И что рано или поздно, на Луне ли, или где ещё, один из Курганов будет обнаружен.
И люди доберутся до Корабля. А потом и… О-о!..
Отправятся на встречу с ними. Строителями. Межзвёздными путешественниками. Собратьями по Разуму.
Сколько же таких межзвёздных скитальцев-кораблей размещено ими в Космосе?.. Тысячи? Миллионы?
Дождались ли хоть кого-то их хозяева? Нужно ли ему и туда?..
Нет уж, увольте покорно. Майкл покрутил головой. Надо же, куда его потянуло – на философию. Дудки. Отбор достойных кандидатов в Посольство и первый Контакт – не его забота!
Его забота – поверхностная, где-то наглая, где-то наивная – Разведка.
Ткнув в нижнюю часть клавиши, он вернул стены и пульты на место.
Так, теперь – вторая.
Ясно. Корабль. Вот это что – план-схема Корабля.
Она выплыла из ниоткуда, и повисла прямо перед ним, просвечивая лазерными (или очень похожими) линиями основных очертаний и устройств. Она до безобразия напоминала обычную (ну, вернее, очень качественную) голограмму.
Странно. Двухъярдовая проекция светилась разными цветами – маленькая часть в центре и у кормы – зелёными сегментами, остальная – голубым. А если опять подумать?
Тогда получается вот это, зелёное – место, где работают системы энергоснабжения (в корме – наверное, генераторы, реакторы, или чего ещё в этом роде). А это…
Это – Рубка, где он включил свет. И зал перемещения.
Храбро засунув руку сквозь тоненькие контуры внешних обводов, он ткнул пальцем в Рубку. Ничего. Хм-м… А если попробовать – как на планшетах: развести пальцами в стороны?..
Ур-р-ра! Она расширилась в размере – раза в четыре. А ещё? Ещё расширилась – теперь чтобы рассмотреть, приходится изрядно ворочать головой. А ну-ка… Нет, теперь – уменьшилась до первоначальных размеров.
Отлично! Инструмент для ленивых! Теперь ему не надо таскаться по всем отсекам и палубам, чтобы узнать, как здесь и что устроено! Вот и хорошо.
А что же тогда – в третьей клавише, так нужное для работы Корабля? Уж не… Исскуственная ли гравитация, о которой ему сказали ступеньки? Попробовать? Наверное, можно. Только лучше вначале сесть. Он сел. Выдохнул. Нажал.
О-о-о!.. Чёрт! Чер-р-т-т-т! Он выругался, и, еле передвигая по поверхности пульта отяжелевшей рукой, ткнул в нижнюю часть третьей клавиши.
Ф-ф-у! Отпустило…
Придурок. Он мог и погибнуть – ведь у него могло просто не хватить сил вернуть вновь невесомость. Похоже, родная тяжесть пришельцев как минимум три «Ж». Впрочем… это он на Луне мог так отвыкнуть от земного тяготения. Ощущая жуткую (Еще бы! Теперь-то, когда мозг встал на место, а душа вернулась из пяток!) дрожь в ногах, он понял, что измотан до предела…
Было слишком необдуманно пробовать включить эти все чёртовы кнопки. Продышавшись, (Вот хорошо, что сидел!) он вновь вернул изображение Корабля.
Вот блин! Кормовые отсеки с реактором, или чем-то таким, светились жёлтым. Значит, он перегрузил систему. Посмотрим-ка всё-таки дальше, раз уж он здесь, и – сидит…
Включив увеличение, он рассмотрел внимательно то, что принял за машинное отделение.
Десять расположенных там в два ряда устройств, до боли похожих на самые обычные, только гротескно гигантские, бублики, светились жёлто-оранжевым. Но вот, через десяток секунд, они стали один за другим менять цвет: вначале к жёлто-зелёному, потом и просто к зелёному.
Значит, остыли, слава тебе, Господи… Всё, больше трогать на пульте он ничего не будет!
С другой стороны – хорошо, что попробовал. Другим неповадно будет – чтобы не расходовать зря оставшиеся запасы энергии. Ведь по-идее, основной смысл оставления здесь этого монстра и ветерана Вселенной – Контакт. Ладно, вернёмся к конструкции этого самого монстра…
Тыкая и расширяя разные отсеки пальцами, Вержбовски добросовестно отснял на камеру всё от носа до кормы – и жилые помещения, и лаборатории, (судя по куче всякого оборудования) и залы для занятия… спортом (?!), и столовые, и мастерские.
Нашёл шахты с огромными дискообразными конструкциями – не иначе, как пресловутые «летающие тарелки» – возможно, десантные корабли. Нашёл в кормовой части ещё более монументальные и неуклюже угловатые корабли для строителей – наверное, Курганов. Впрочем, может они служили и для добычи полезных ископаемых: внутри каждого удалось увеличить и рассмотреть циклопические устройства, напоминавшие родные до боли бульдозеры, проходческие комбайны, погрузчики и самосвалы. Значит, шахты и котлованы строятся одинаково и на земле, и… где-то-там!
Нашёл он и склады с запасами пищи, (А что ещё может быть в этих странных ёмкостях?) баки воды, цистерны (похожи формой) с запасами газов – скорее всего, для дыхания. Проверять состав местной атмосферы, впрочем, не его дело. А кстати – он уже однажды чуть было не…
Взглянул на манометр. Пожалуй, пора уходить. Воздуха на три часа.
Отснять он успел не больше трети пространства Корабля, да и то – поверхностно, без углублённого, так сказать, осмотра деталей. Да и ладно – поскольку он хотя бы приблизительно понял, что здесь можно, а чего – лучше не делать. А теперь надо возвращаться. Пусть другие выясняют, чего здесь «совсем нельзя»!
Всё опять добросовестно повыключив, он решил-таки хоть поверхностно, недалеко, заглянуть в ещё два оставшихся коридора. В центре наиболее важного и защищённого пространства должны по-идее находиться и самые важные механизмы и помещения.
Вот в комнате, завершающей третий коридор, он их и нашёл.
Да и не мог не найти – Хозяева поставили их так близко ко входу явно в расчёте на это.
Статуи стояли на постаменте. Похоже, сделаны в натуральную величину. Во всяком случае, задняя часть таких хорошо бы вписалась как раз в те кресла. И кнопки были бы в пределах досягаемости верхних конечностей…
Первым стоял явно мужчина. Это нетрудно было определить – он был и выше, и мускулистей, и агрессивней. Весь его вид говорил – вперёд!
Да, такой не остановится. Мощный торс, огромные мускулы бочкообразных ног и рук. Голова, сразу – без намёка на шею – переходящая в грудную клетку. Огромный объём лёгких. Относительно человеческих, пропорции были несколько искажены: ноги короче и мощней, руки – сильней и длинней, торс – длиннее и шире, голова мельче.
Кроме того, лицо было явно поперёк шире, что придавало мужественному и сосредоточенному взгляду выражение, присущее, скорее, не человеку, а питекантропу. Во всяком случае, сходство усиливали мощные надбровные дуги, и глубоко сидящие глаза.
Волосы на голове тоже имелись – они лежали надо лбом и всей головой странной овально-приплюснутой причёской. И из-за неё совершенно не было видно ушей. Место носа занимала небольшая выпуклость, в которой располагались два отверстия – ноздри. Рот плотно сжат, и зубов не видно. А жаль – вот антропологи переругались бы…
Кулаки мужчины стиснуты – словно он готов вступить в схватку! С кем угодно – чтобы добиться, пройти, защитить, отстоять…
При росте побольше семи футов он производил потрясающее впечатление: уж такой точно – и защитит и отстоит!
За ним и располагались объекты его заботы – женщина с ребёнком на руках.
Пропорции женщины смотрелись куда грациозней.
Но красавицей назвать её всё же язык не поворачивался. Настолько непривычно мощной была и её мускулатура – что на стройных (Ну, сравнительно с мужскими!) и относительно более длинных ногах, что на животе. Талии как таковой не было вовсе, грудь же казалась небольшой и немного плосковатой. Лицо…
Пожалуй, его можно было назвать привлекательным. Миловидным. Торс и грудная клетка женщины оказались раза в полтора тоньше, чем у мужчины. Что же до ребёнка…
Скорее, он напоминал шар. Шар с пришлепанной сверху полусферой головки, из которого в произвольном порядке торчали четыре толстеньких отростка конечностей. По длине и толщине ручки от ножек пока нисколько не отличались, и были увенчаны пупырышками крохотных пальчиков.
Непонятно… Он готов был голову прозакладывать за то, что эти крупные и сильные существа дышат, и строят обмен своих веществ на кислородной основе – ничто другое не подошло бы для такой конструкции. Или?..
Нет, наверное, всё-таки правы те ребята на Базе, которые считали, что метан и аммиак – только агенты для консервации. Но совсем не в том смысле, какой они имели в виду!
Нет, метаново-аммиачная пробка Курганов нужна вовсе не для стабилизации и сохранности механизмов, или ещё чего внутреннего. Это – блок. Внешний.
Страховка Корабля от того, что его наводнят неразумные и негуманоидные твари, ещё не открывшие межпланетные сообщения и скафандры. А неразумный «кто попало» вовсе не нужен этим братьям по разуму…
Ничего не скажешь – жестоко, но… Рационально.
В очередной раз почесав гермошлем на затылочной части, Майкл подивился причудам гуманоидной эволюции. Неужели… Вот с такого Природа начинает, и монстрами зелёного цвета с огромными грушами на тонюсенькой шее, заканчивает?..
Впрочем, как он уже много раз себе напоминал – это не его собачье дело. Его дело – доставить отснятый материал. Да и самому выбраться живым. И желательно уже побыстрее!
Поэтому он не стал осматривать четвёртый коридор, а двинулся сразу в зал перемещений. По «местным линиям». Встал, нажал.
Отлично! Его расчёты полностью оправдались – судя по знакам под чертой, он на Луне.
До чего приятно вернуться к маленькой, но такой родной, гравитации, и тусклому свету трёхъярдового колпака!..
Только теперь он осознал, до чего устал. Размышлять над всякими вселенскими проблемами, конечно, хорошо, и если бы не они… Скажем прямо – если бы он задумывался над всеми опасностями, которые его могли – и реально, подстерегали! – в столь безрассудном путешествии, он никогда бы на него не решился. Ведь он не герой. Но…
Он словно сам себя загипнотизировал на это!..
А ещё вопрос: он ли это загипнотизировал себя?!
Теперь же, когда всё позади… Что ждёт его там, снаружи?
Засекретят ли его результаты всякие ретивые чиновники и агенты от Служб Безопасности?
И… Не предпочтут ли попросту убить его, и сообщить всем, что он сгинул навсегда в глупой и безответственной попытке?
Оптимизма такие мысли отнюдь не вселяли. Однако выходить всё равно придётся.
Тяжко вздохнув, помолившись, и мысленно попросив удачи, он шагнул в «местную» площадку, приготовившись спружинить ногами падение с пятнадцати футов.
Но падение оказалось вполне комфортным – кто-то умный позаботился под «мусорным местом» поставить нечто вроде батута: прочно натянутое на трубчатый каркас брезентовое полотнище смягчило удар, и даже подбросило его ещё разок – но уже только на ярд.
Он развернулся, оглядываясь. Ноги вновь тряслись. Нет, всё в порядке…
Господи! Он жив. О чём он и поспешил сообщить по рации, глядя, как к нему бегут, наводняя эфир приветственными и радостными криками, скафандры коллег, и тех, кто работал на очистке макушки Кургана…
Ох, какое счастье! Он Дома. И он жив! Как бы ни было интересно и таинственно ТАМ, в лабиринтах Чужой цивилизации, как хорошо всё же здесь, ДОМА! Дома…
И… Что же чувствовали ОНИ, там, у себя на Родине, тщетно рассылая в разных направлениях сквозь бездонные ледяные, равнодушные и смертельно опасные глубины Космоса, десятки и сотни Посланников-кораблей, раз за разом убеждаясь, что и здесь, в очередной молодой системе, ещё никого не…
И вновь – нужно искать… строить Курганы… и ждать… Ждать.
Какая жуткая вещь – Одиночество!
Своих слёз и рыданий, разносящихся на весь эфир, он не стыдился.
Вначале Артём услышал смех.
Смеялась женщина.
Смеялась весело и беззаботно – так, как смеются только молодые. Когда вся жизнь впереди, и не нужно беспокоиться о ворчливых соседях и кровяном давлении…
Артём подумал было, что это – у соседей за стеной. Однако – нет. У этих нет никого молодого. Там живёт пожилая чета с маленькой собачкой. И если бы к ним пришёл кто посторонний – собачка заливалась бы оглушительным лаем. Как она всегда встречает даже почтальоншу.
Других же соседей попросту не слышно: сосед сверху положил при ремонте звукоизоляцию, и теперь даже если гоняет свои чёртовы Хард Металл и Панк-рок, звуки проходят только со стороны окон. Соседей снизу Артём знал плохо – но и там жила семья среднего возраста. И достатка. И – бездетная.
И вряд ли хоть к кому-то пришли гости во… – сколько там? – в полдвенадцатого.
Смех повторился.
И Артём с некоторым раздражением и испугом вдруг понял, что смеются-то – в его квартире.
Полный дурных мыслей и предчувствий, он вылез из-за компа. Двинулся в обход.
Так. На кухне, откуда, как он первоначально посчитал, и идёт звук – никого. Ну, разве что «шалунья» спряталась за мусорное ведро. Ха-ха.
В зале, ванной и туалете – тоже никого. Балкон… Хм. Нет, и здесь никого – он даже открыл шкаф с барахлом. Ну и глупость! Померещится же такое!..
Он сел было снова в Одноклассников, но смех раздался опять – на этот раз не такой весёлый, а, скорее, издевательский.
Нет, это точно – на кухне!..
Пока женщина смеялась, он крадучись (За что сам себя постыдился!) пробрался к двери.
Проклятье!.. Не хотелось бы, но пришлось чувствовать себя полным идиотом: кухня оказалась пуста. Но смешки явственно доносились из её пространства!..
Встав в дверном проёме, Артём легко обнаружил источник звуков: в метре над третьей табуреткой.
Сейчас, с его появлением, смех прекратился. Но явственно слышалось шумное дыхание. По нему Артём понял, что… В кухне действительно кто-то есть. И этот кто-то видит его – растерянного, небритого, в драной домашней майке и растянутых тренировочных, «спортивных» штанах.
И впечатление он на этого «кого-то» явно произвёл поганое: раздался тихий, но отчётливо пренебрежительный смешок. Да, женщина – однозначно!!!
Волосы на затылке явственно зашевелились и встали дыбом – а на шее Артём ощутил холодный пот.
Чё-ё-ё-рт! У него – глюки, словно у завзятого наркомана! Может, пересидел за компом?!
Или – ещё хуже. В квартире завёлся человек-невидимка!.. Вернее – женщина-невидимка.
Как ни странно, несколько отрезвила его мысль о том, что скажет жена, обнаружив незнакомку… Да есть ли эта самая незнакомка на самом-то деле?!
Сглотнув, укусив себя за нижнюю губу, и таким образом убедившись, что не спит, Артём быстро сделал два шага и обеими руками охватил пространство над чёртовой табуреткой.
Ф-фу… Никого. Ему сильно полегчало. Он вдруг понял, что все мышцы свело, словно судорогой, и опустил похолодевшие руки вниз. Блин! Надо же… Чуть не попался!
Вот так люди и начинают слышать голоса, видеть барабашек, эльфов или гоблинов, и рассказывать, что они беременны от инопланетянина…
Никого, конечно, на табурете не оказалось. В-смысле, материального.
Но на всякий случай, чувствуя себя уже полным дебилом, Артём обошёл всю кухню, водя руками, и пытаясь достать во все углы, и нащупать…
Он не знал, что он там намеревался нащупать – поэтому и прекратил, только убедившись, что действительно, никаких невидимок на кухне нет. Он вернулся за комп. Почесал бедро, щиколотку, и всё явственней проступавшую обширную плешь – проклятые комары!
Мало, что искусали все руки и ноги, так теперь ещё и за голову цапнули – под рукой нащупался здоровенный расчёсанный прыщ. Пришлось встать, и прижечь его одеколоном жены. Прыща это не «испугало» – он знай себе продолжал чесаться.
Артём оглянулся на открытое настежь окно, за которым ещё светлела вечерняя заря июльской ночи. Комары, конечно, летят… Но ведь не закроешь же – духотища страшная.
Пытаясь абстрагироваться, он застучал по клавишам.
Происшествие оставило гадливое чувство собственного кретинизма, и крохотный червячок сомнения – адекватно ли его восприятие реального мира…
Может, нужно меньше… Общаться виртуально?..
Через день ситуация повторилась.
Поскольку вечером жена снова отбыла на дежурство в свою терапию, Артём, поужинав, снова зависал в Сети. Правда, теперь читал – нашёл интересные подробности о рыболовных снастях. Было, кажется, ещё душней, чем накануне – он снял даже майку.
На этот раз ему послышался не смех. Странно знакомый голос звал его по имени:
– Артём!.. Артемка-сластемка!.. Иди сюда, дам тебе конфетку!
Вот теперь настал черёд испугаться по-настоящему!!!
Так Артёма звала только его Первая. И – только когда предлагала… Себя!
На этот раз он покрылся липким ледяным потом сразу – ещё не встав со стула. Огромные мурашки – да что там мурашки – жуки! – бегали по всей спине и шее!
А ведь он знал!.. Он ещё тогда – в первый раз! – понял, что это приходила ОНА.
И подсознательно всю жизнь знал: рано или поздно этот день наступит. Юлия придёт за ним. И уж тогда-то никуда он не денется…
Жаль-то как. Дожил всего до пятидесяти… С небольшим.
С чувством осуждённого, восходящего на эшафот, он двинулся на голос: на этот раз в зал.
Тянуть с разборками он смысла не видел. Уж если началось – значит всё. Кранты. Крыша съехала, совесть одолела.
Ну почему, почему он тогда сбежал?! Может, и не любил, как уверял – и её и… себя?..
А позже, когда она сказала, что беременна – испугался? О, да: испугался-то он точно! Ответственности. Пелёнок и неизбежной и неистребимой вони от мочи… Гарантированных ежедневных скандалов с предками – жить-то пришлось бы у него. А характер что у его матери, что у его «девушки» – тот ещё… Не пришли бы к «консенсусу».
Вот он и сбежал в Москву.
Но ведь Юля умерла вовсе не из-за него! Она и вышла замуж, и нормально родила… И лишь в тридцать шесть скончалась от рака пищевода.
И все эти годы для него – словно и не было их… Рана свежа. Мучительной тяжестью сердце сжимает стальная рука совести, и к горлу подступает тошнота – виноват… Бросил… Обманул…
То, что он увидел в зале, в сумрачном свете заходящего солнца, сразу вернуло его на землю из заоблачных далей мистики и самоедства.
Картина выглядела дико, безумно. Здесь уж не до самокопания…
Просто – страшно.
На высоте примерно метра над его любимым креслом прямо в воздухе висели…
Два глаза.
Выглядели они так, как Артём однажды видел в каком-то научно-популярном фильме: со зрительными нервами, идущими куда-то назад и вверх, с вращающимися круглыми яблоками, и странным, немигающим выражением… Тут же он понял, в чём дело: не было глазниц, бровей, ресниц, лица – вообще, всего того, что должно окружать нормальные женские глаза!
А так, вроде, глаза смотрели на него даже без укора… Получается – даже хорошо, что причиндалов, делающих всю эту мимику, нет!
Но всё равно – горло Артёма перехватило. Ноги задрожали. Он судорожно вздохнул.
Однако сказать не успел ничего.
Голос, этот до боли знакомый, и ни чуточки не изменившийся голос, произнёс откуда-то из воздуха, из места чуть пониже глаз:
– А-га, вот и ты. Ну иди же, маленький, иди скорее!.. Мама приготовила конфетку!..
Интонации резанули по сердцу мучительной лавиной воспоминаний: да, она так и говорила с ним… Словно мать с непослушным и неразумным малышом. А ведь он всего-то на три месяца младше!
Вдруг волна возмущения залила затылок и лицо: он не мальчик! Он уже – взрослый, состоявшийся мужчина! Да и мертва она давно, его «первая любовь»!..
И вообще: что это за бред – почему Призрак его бывшей не может явиться сразу весь, и во плоти – ну, вернее, не во плоти – а, в-смысле, цельным изображением?! То есть так, как положено порядочным Призракам?!
Ощутив, что сбросил оковы гипноза, (Он – не кролик!) Артём почти спокойно подошёл, и протянул руку…
А лучше бы он этого не делал.
Потому, что глаза – оба яблока – остались на месте, и его покрытая липким потом ладонь ощутила мягкую упругость и холодную скользкость поверхности левого яблока…
Да, оно висело там! Материальное, и несомненно существующее! И вывернулось кверху – взглянуть на него!
Автоматически застыв, и не убрав ладонь, он ощупал и круглую выпуклость, и мягкую податливость, и движение – трение чего-то скользкого, словно рыбье брюхо, о ладонь!
Голос Юли нельзя перепутать ни с чьим. Она пошло хихикнула:
– Может, хватит «прелюдии»? И шалунишка перейдёт непосредственно к делу?..
Вселенная вокруг него бешено завертелась, в ушах громко зазвенело.
Увидел стремительно приближающийся ковёр, Артём ещё успел понять, что теряет сознание…
Он очнулся сразу.
Понял, что уже глубокая ночь. В зале было темно – только из спальни просачивался розоватый свет – торшер. Артём не придумал ничего лучше, как со стоном сесть, а затем и встать.
На голый живот налипли крошки и ворс – ковёр давно никто не пылесосил. Спина… Замёрзла.
Он включил люстру. Никого. Разминая себя руками и отряхиваясь, Артём глубоко дышал, уже не сомневаясь, что на сегодня компьютера – хватит!
Но на всякий случай опять обошёл всю квартиру – заглянул даже в туалет.
Точно – никого. На часах значилось – одиннадцать тридцать две. А от компа он отошёл… Хм. Надо же – провалялся почти час! Может, перенапрягся на работе?
Дневные заботы пронеслись перед внутренним оком: планёрка, заводской цех с макетным образцом, разборки с мастером участка, обед… Затем – снова КБ, с его старинными кульманами, и стариками за ними. И компами – за ними, используя всё богатство софта, работали молодые, ретивые. Нет, сам он уже ничего не чертил… Но по должности всё равно – регулярно проверял, как что идёт у кого. Шло, вроде, неплохо – только медленно. Да оно так, по-старинке, с проверкой и перепроверкой – и лучше. Надёжней.
Но вот устать настолько, чтобы видеть жуткие глюки, характерные, скорее, для фильма ужасов, он не должен. Может, поел чего не того? Тоже – нет. Что обед, что ужин – пресные, обычные. Борщ – он и есть борщ: что в котелке, что жена давала с собой подогреть на работе, что дома – в восьмилитровой кастрюлище.
Артём только теперь заметил, что застыл, как придурок, перед экраном компа, пялясь в черноту отключённого автоматом экрана… Он поёрзал мышкой. Экран возник – словно из небытия. Что за чертовщина сегодня… да и позавчера – с ним происходит?! Неужели это – наказание?
Тогда – почему оно опоздало почти на сорок лет?!
Может, показаться… врачу? Специалисту?
Он покачал головой – не-е-ет, он, может и псих – но псих пока вполне разумный. То есть – себе на уме. Его визит к психиатру обязательно какая-нибудь зараза да углядит! В крохотном городишке ни от кого не скроешься! Тогда коллеги замордуют приколами и насмешками!
Ощупав своё сознание придирчивым «внутренним оком», он подумал, что, конечно, по-идее, должен бы заметить что-то новенькое в Разуме… Но – ни фига не замечает. Разве что цвета на мониторе оказалось видно ярче и лучше, чем обычно… Но это – скорее всего от часового отдыха глаз…
Артём не придумал ничего умнее, как выключить оборудование, и отправиться в ванную – чистить зубы и мыться.
Спал хорошо – сам удивился.
Разбудила Ксения – несмотря на все её старания, повороты ключа в скважине гремели на всю квартиру. Но Артём продолжал лежать – они так «играли». Словно всё в порядке, и он мирно спит.
Ксения как всегда принесла что-то съедобное – он услышал скрип дверцы холодильника, и шум от загружаемых в него пакетов с продуктами. Отлично – а то этот борщ ему уже поперёк…
Но вот она закончила с делами, и зашла – он прикрыл глаза плотнее.
Как же, обманешь её!..
– Тёма!.. Хватит щуриться – я знаю, что ты проснулся. Вставай – десять минут восьмого!
– Ну как там, на работе? – «Тёма» всё же решил понежиться, потягиваясь. Время терпело.
– Да как всегда. Никто не умер – если ты об этом! – «мягкий и неназойливый» юмор жены лет двадцать как сидел у него в печёнках. Но – тут уж ничего не поделаешь! Кажется, все хирурги отличаются как раз таким. Плоским и примитивным. А ещё бы: ведь им-то как раз и нужен такой заслон – чтобы отгородиться от людских страданий и утрат… Иначе – если станешь сочувствовать каждому – точно спятишь!
– Ну и слава богу. – Артём поймал себя на том, что почти проворчал это, словно брюзгливый старикашка. Лежать почему-то расхотелось. Нет, так нельзя. Он сменил тон, – Там ещё остался…
– Да, я уже видела. – отозвалась супруга, вытаскивая массивное, но крепкое тело из платья, – Я им ещё пообедаю. А так – на работе перекусила… Так что – только спать!
Одевая носки, он вяло констатировал, что розовые трусики – скорее, трусищи! – жены вообще никак не откликаются в нём нигде – ни в душе, ни в… разных органах. Но дело, наверное, не только в привычке. И растянутой ночнушке.
Всё же она слишком… Большая. Рядом с ней он казался самому себе – недомерком. А ведь они одного роста. Только она на сорок кило потяжелее…
Отвернувшись к окну, он встал и натянул брюки.
– Возьми там, в шкафу – новую рубашку. Ту, голубоватую… – жена, уже в двух бигудях, откинулась на нагретую им подушку, – Ну, спокойного дня!..
– Ага. И тебе – сладких снов. – он задёрнул плотней занавес на окне, и вышел.
На кухне выяснилось, что в банке закончился растворимый кофе. Пришлось заварить чай.
Чая он не любил, но признавал – мозг тот встряхивает куда лучше. Так что оба бутерброда – с сыром и колбасой – смело им запивал, не забыв и сгущённое молоко: жена каждый день открывала новую банку. И сделать что-то с этим, как и с её неуёмным аппетитом, не представлялось возможным. Разве что побольше отъесть и отпить от всего, что она днём, проснувшись, и включив ящик, всё равно прикончит под тупые скандально-разборочные и свадебно-разводные передачи, которые Артём тихо ненавидел.
В туалете он, справляя малую нужду, вначале тупо пялился – не мог понять! – а затем с шевелящимися волосами боялся поверить: из задней стены сквозь циновку с видами каких-то тибетских монастырей, и широкой рекой, явственно проступали… Чьи-то груди.
И не обвислые гигантские мешочки, как у жены – а упругие и налитые, как у…
Чёрт! Проклятье! Что же это за!..
Но рука как-то сама, тянулась – проверить бы…
Сжав зубы так, что из дёсен потекла кровь – он почувствовал её вкус! – он вышел и выключил свет, даже не обернувшись.
У него всё в порядке.
Он нормален. Он – нормален… ОН – НОРМАЛЕН!!!
Пропади оно всё пропадом.
На работе он работал – то есть контролировал подчинённых.
Давно прошли светлые и наивные времена, когда он, не отрываясь, мог зависать у кульмана по восемь часов, вычерчивая и снова сердито стирая, пытаясь улучшить. Доработать. Добиться совершенства форм и содержания.
Нет – теперь почти всё рассчитывают и вычерчивают чёртовы электронные мозги и принтеры: задача простого инженера – только следить, чтобы всё это имело смысл и верные параметры. А его, как главного в Отделе – чтобы всё сделали… Вовремя!
Артём не обольщался: ему до пенсии четыре года. И его место – синекура. Для матёрого и отдавшего зрение и здоровье делу – ветерана. А когда его турнут – вон: Петрович.
Тому до пенсии – семь лет. Отдохнёт. Отъестся. Успокоится. Смирится.
Примет, что впереди – только чёртова рыбалка…
А уж рыбы в их речке… Чтоб ей провалиться – полно.
В обед, поедая всё тот же борщ из традиционно наполненного Клавдией и подогретого на отдельской плитке котелка, Артём вдруг ощутил странное движение воздуха за спиной – словно сзади кто-то прошёл! Но, оглянувшись, никого не увидел.
Жуткое ощущение присутствия, которое охватило тогда, в самый первый раз, снова накрыло – как подушкой с тёплым воздухом. Ноги опять задрожали. Грудь сдавило – не вздохнуть… Она – здесь?!
Плохо. Если глюки начнутся на работе, лечиться придётся-таки.
Перед коллегами, конечно, будет стыдно. Но ещё хуже – если он начнёт разговаривать сам с собой, и тыкать в воздух пальцами! Он снова ощутил панический ужас: что же всё-таки происходит с ним?! А ведь происходит!
Например, почему сегодня и видно и слышно куда лучше, чем обычно?! Вон: он слышит, как Дима ругает его Антонине Павловне: «…пристебался, понимаешь, старый хрыч, к переходнику! Параллельные, дескать, непараллельны!..» А раньше он шёпота с двенадцати метров не услыхал бы…
Климакс? Перерождение стареющего организма?..
К свиньям собачьим – надо работать! Он попробовал сосредоточиться на чёртовых бумажках перед ним. Так – это хорошо… Это – перечертить – много помарок и грязи! Здесь какой-то балбес напутал с цифрами. А, Геннадий напутал. Димин чёртов друг. Сейчас он ему тактично…
Ха-ха. «Тактично» получилось только «почти». Когда возвращался к своему рабочему месту, Геннадий состроил ему в спину кукиш – он и это почуял!..
Ну и ладно. Главное – чтобы работа шла.
Больше ничего необычного не случилось, и он продержался до конца рабочего дня, делая рутинную работу и проверяя проходившие через его руки материалы, на «автопилоте». А что: «автопилот» – замечательная штука. И, главное – работает: он выловил три неувязки в размерах, и серьёзную ошибку в расчётах…
Ксения смотрела ящик, и как всегда что-то грызла. Подойдя и чмокнув супругу в щёку, он обнаружил, что на этот раз – конфеты: арахис в грильяже. От экрана она не оторвалась, буркнув:
– Там, на плите – кавардак. Ещё горячий.
Накладывая, и ставя тарелку с чуть тёплым кавардаком на стол, Артём подумал, что, в-принципе, они теперь – почти идеальная семья.
Полное взаимопонимание, спокойная терпимость, мир в Доме.
Она не мешает его хобби, он – её. Еду готовит Ксения, большую зарплату и самые ходовые и тяжёлые продукты, типа мяса, круп и картошки, привозит из гипермаркета он. Она же покупает – только лакомства. Деликатесы. И ещё одежду. Им обеим. По выходным. Иногда.
После того, как Лена вышла замуж и отчалила в Данию с мужем и двойняшками, они даже по-настоящему не ругались ни разу – не то, что в «старые добрые времена»…
Вот только когда включают скайп раз в месяц, чтоб взглянуть на внуков и дочь с зятем, вынуждены держаться как и раньше – вместе. Улыбаться в камеру. Создавать видимость дружной и солидной пожилой пары.