– Я… Умом понимаю, конечно, что ты прав. Кроме того, ты и старше, и… умнее. Ты пытаешься вселить в меня веру в наши силы. И оптимизм. Но сейчас, когда всё это – не теория, и не радужные мечты, и мы действительно – только вдвоём… На враждебной и неприспособленной планете… Нет: это я к ней – неприспособленна. Ты-то… – она вздохнула, – Жил здесь. Ну, хотя бы твой разум жил. А вот мне всё – внове. Приходится и мёрзнуть, и пахать, как лошадь, и охотиться, и на самом деле есть всю эту… – она не договорила, но Роджер и так знал, что она хотела сказать «гадость», – Нет, я не так себе это представляла!
– Ха! – он приобнял её, и нежно похлопал ладонью по мускулистой тоненькой спине, а затем и по округлым полушариям внизу, – Можно подумать, я себе это «так» представлял!
– А как? Как ты представлял?
– Как? Хм-м… Если честно – то, то, что я очнулся вообще в чужом, пусть и молодом, и как потом выяснилось, всё же – моём, теле, меня сильно напрягло. Нет, не до такой, конечно, степени, чтоб прямо вот спятить… Но где-то близко. Я понял, конечно, что мнемоматрицу снимали с меня не зря. Только всё время ждал, когда же я смогу снова вернуться… – он невольно сглотнул, – К нормальной жизни.
Той, которая у нас – ну, у меня! – была до войны. Я считал, что все эти дебильные тесты, лабиринты и задачки на сообразительность, которым меня вначале подвергли – это просто проверка. Чтоб выяснить, сохранились ли все те знания и навыки, что были у меня до…
Как я ошибался.
Потому что – вместо возвращения домой!..
Вот когда меня, словно цепного пса, стали стравливать с животными, а потом и с другими бойцами-людьми… Я подумал, что моя «оценка ситуации» была, мягко говоря, ошибочной – меня воскресили явно не для того, чтоб я кайфовал в своё удовольствие.
А для работы.
И я подумал, что выжить нужно. Любой ценой. Хотя бы – назло тем тварям, что проводят надо мной такие сволочные эксперименты.
– А… отомстить? Не хочется?
– Отомстить? Нет, пожалуй. Ведь теперь, когда я знаю, понимаю, почему и как вы поступаете с «отборными» производителями, я не могу особо на вас – ну, вернее, на девочек там, на Станции! – обижаться. Понимаю, что они руководствовались своими, вполне конкретными и разумными (Ну, по их мнению!) доводами и рассуждениями. И, конечно, прецедентами. С «бунтовщиками». Так что – нет. «Отмщать» я не собираюсь никому.
А вот выжить вопреки всему, и населить Землю нашими потомками – с моим большим удовольствием! Вот именно – назло идиоткам, оставшимся там, на Станции!
– Рационалист. – она покачала головой. Выражения на её лице он не понял: это могло быть и презрение, и восхищение.
– Да. Стараюсь, по-крайней мере. А ещё я чертовски рад и счастлив, что упирался. И нисколько не стыдно, что поступал с противниками подло. Хитрил, изворачивался. Иногда и бил в спину. Кидал песком в глаза. Да мало ли!.. Словом, делал всё, чтоб выжить. Потому что понимаю: никому другому такой шанс Судьба во второй раз не даст! Ведь тот, первый, в-смысле, «исходный» я – наверняка погиб. А я этот – с новым телом, и моими старыми знаниями – идеальный кандидат. На основание династии.
Ну что? Новую библию будем сочинять? И назовём первых людей – Пенелопа и Роджер.
– «И было лет Роджера, когда он умер – девятьсот девяносто. И родил он сынов и дочерей. И заселили они землю, которую Господь дал им во владение!..»
Роджер решил, что не надо его девушке сейчас цитировать Священное Писание. Заняться составлением летописей и легенд можно и позже. А пока он не придумал ничего лучше, как запечатать пухлые губки нежным поцелуем, прерывая ироничный спич…
Проснулся среди ночи – не от звуков внутри бота, к которым уже привык: ворчание клапанов подачи воздуха, жужжание вентиляторов климатизатора, попискивание датчика углекислого газа, и других техногенных шумов. И не от того, что смутные мысли беспокоили. Нет – он почуял. Снаружи что-то происходит!
Что-то нехорошее, и угрожающее их жизням! Но что?!
Ведь не доносится ни звука?!
Он старался не двигаться, и только тихо лежал, прислушиваясь, и оглядывая придирчиво все углы трюма бота, стараясь вертеть головой так, чтоб головка с разметавшимися по его телу волосами не соскользнула с его груди.
Нет, это – точно снаружи.
Пенелопа, сопение которой вдруг изменилось и прекратилось, подвинулась, прошептала ему прямо в ухо:
– Что происходит? Ты что-то услышал? Почуял?
Роджер внутренне усмехнулся: вот они уже и совсем как настоящие муж и жена, прожившие душа в душу лет сорок: чуют друг друга даже во сне! А ведь прошло не больше трёх дней, как они вместе! Да и любили друг друга всего два раза. Правда – каких раза!.. Но нужно ответить, а то маленькое тело у него под боком всё напряглось, готовое бежать, или стрелять, или ещё как-то реагировать на опасность! Которую, похоже, действительно почуяла его изощрённая …адница.
– Я видел у нас в боксе со строительным оборудованием – огнемёт. – он старался шептать одними губами, так, чтоб не отдавалось в груди эхо от его зычного, в-общем-то, голоса, – Он работает?
– Не знаю. Но должен по-идее, я и мои девочки проверяем такое оборудование регулярно.
– Отлично. Сползай туда, – он махнул рукой, – и открывай люк, когда скажу!
А молодец она у него. Не стала ни протестовать, ни сыпать дурацкими вопросами.
Роджер прополз до нужного бокса, напрягся, открыл дверцу так, чтоб не скрипнула. Всё верно: вот он, огнемёт. Портативный.
Он проверил заряд – на максимуме. Снял с предохранителя. Отрегулировал на малую мощность. Встал перед люком, уперевшись как следует в палубу босыми ногами.
– Давай!
Люк открылся довольно быстро: секунд за пять. Роджер прыгнул во тьму, освещаемую только его налобным прожектором, сидящим на пластиковом кольце, обнимавшим всю голову. Пока летел, заметил кое-что странное и действительно страшное: слева, там, откуда чёртовы ящеры сорвали давешнюю антенну, возвышалась странная массивная фигура: ого!
Фигура вскинулась, и встала на задние лапы! Обалдеть! Вот это – рост!..
Тварь между тем раскрыла в злобном оскале огромную – любая акула позавидовала бы! – пасть! Роджер не стал ждать, пока его достанут зубы, или мощные передние лапы с огромными, словно у гризли, лезвиями когтей, отсвечивающих в свете луны тускло-жёлтым, а выпалил со всей дури прямо в центр силуэта!
Огнемёт, как оказалось, работал. К счастью. Вот только особо насладиться этим фактом не удалось. Потому что когда факел, похожий на огненный бутон раскрылся, ударив монстра в середину туловища, и заставив вспыхнуть густую белёсую, словно брюхо дохлой рыбы, шерсть на животе, Роджеру в уши ударил жуткий по громкости вопль: тварюгу обожгло явно так, что мало не показалось! Пламя явно не только напугало, но и пробрало нападавшего от души! В воздухе отвратительно завоняло палёной шерстью.
Тварь проявила редкую догадливость: не прошло и секунды, как примерно пятиметровый в длину монстр хлопнулся на брюхо, сбив часть пламени, а затем вскочил, и со всего духу ломанул сквозь частокол голых и поваленных стволов, прочь: во мрак ночи, подвывая и рыча. Но Роджеру особо радоваться не пришлось: подозрительные звуки за спиной заставили его срочно развернуться, и пальнуть в ещё одну громадину, пытавшуюся незаметно (Ха-ха!) подкрасться сзади.
Этой опалило морду. Длиннющие вибриссы, напоминавшие крысиные, только куда длинней и толще, мгновенно вспыхнули и опали, словно осенние листья с деревьев. Воя, и теребя нос лапами, странная фигура тоже бросилась со всех ног прочь – в сторону, противоположную той, куда удрала первая тварюга. Напоминала она ему кого-то очень знакомого. Но – кого?..
Поле боя осталось за Роджером. Однако радости он не испытывал: твари большие, и могли «работать» тут достаточно давно: мало ли чего успели понатворить?!
Однако вначале пришлось вернуться на борт, и одеться. А главное – обуться, поскольку теперь можно было не бояться грохота каблуков по пандусу. Пенелопа спросила только одно:
– Сам – цел?
– Угу. – Роджер только пытаясь попасть в штанину комбеза ногой, обратил внимание, что она лезет плохо: дрожит, как лист на ветру, да и тело трясёт явно не только от холода, – А что? В камеры не глядела?
– Глядела. Да только не видно там ни …на без прожекторов. Но включить боялась. Чтоб не спугнуть.
– Правильно сделала. Докладываю результаты, госпожа верховный главнокомандующий. Противник в панике бежал, поле боя за нами, наши доблестные войска ведут наступление и преследование по всем фронтам.
– Спасибо за попытку морально приободрить меня. (Ух ты – я и не заметила, когда приучилась выражаться в стиле твоего дебильного казённого юмора!) Кто это был?
– Хм-м… Когда ты так ставишь вопрос, я начинаю и сам думать: чёрт. А что это, и правда, было?
– А серьёзно?
– А серьёзно, я думаю, – Роджер мысленным взором ещё раз охватил омерзительную и странно безглазую треугольную морду-пасть с непомерно громадными усиками-вибриссами, захлопнувшую прямо перед ним метровую воронку рта с острейшими мелкими зубами, – что это были кроты. Семья кротов. Самец, стало быть, и его самка.
– А почему ты решил, что тебе понадобится именно огнемёт?
– Ну… Как бы это попроще… – он закончил одеваться, выдохнул, посмотрел на руки. Они послушно перестали дрожать. Ну, почти перестали. Он снял со стены, вынув из держаков, мощный карабин с разрывными, – Снаружи было уж слишком тихо. А поскольку это я копал промёрзшую землю, то и обратил внимание, что, когда скребёшь этот самый промёрзший слой, всё вокруг словно сотрясается. Ну, как при небольшом землетрясении. Вот я и почуял. Спиной через матрац. Это самое сотрясение. Вроде бы.
Мысли возникли самые элементарные: кто-то очень большой и хитрый пытается подкопаться под наш бот, чтоб завалить его в глубокую яму. Чтоб уже там его, или его содержимое, без посторонних глаз и ртов, в тишине и спокойствии, сожрать.
– Красиво излагаешь, я уж отмечала. Прошёл курс риторики?
– Нет. Курс выживания в экстремальных ситуациях.
– Шутишь как всегда?
– Нет. Я ведь работал в том числе и на буровых платформах, ну, тех, которые ставили на шельфе. А там в курс обучения входило и спасение при экстремальных обстоятельствах. В условиях шторма. Из-под воды – при затоплении. Из тонущего вертолёта. От пожара. И даже эвакуация при нападении террористов. Словом – практическими занятиями я не пренебрегал: как чуял. Что могут пригодиться. Ладно, одевайся и сама.
Нужно посмотреть, насколько наши новые друзья преуспели в своих попытках.
«Друзья» «преуспели» весьма неплохо.
Под всей носовой частью бота яма была вырыта на глубину не менее четырёх метров. Свежие и отблёскивающие льдинками комья земли высились двухметровыми отвалами по обе стороны кораблика, почти погребя под собой ближайшие стволы и пеньки чащобы. Роджер поразился: всё казалось сделано аккуратно и с расчетом: чтоб закапывать было быстрей и удобней. Гады.
– Обалдеть. – в голосе Пенелопы чувствовался неподдельный ужас, – А хорошо, что они не догадались начать с кормы – мы тогда и выйти-то не смогли бы!..
– Точно. – Роджер не стал уточнять, что вероятней всего они не то что выйти, а и просто выжить не смогли бы: ещё бы! С почти метровым слоем земли над головой! И люком, впирающимся в промёрзлую землю!
– Ну, муж мой, опора моя и надежда, что делать-то будем?
– Странный вопрос. Ты что, забыла, где у нас хранятся лопаты?
– Блинн… Проклятущие твари. Вот уж поработали от души… – теперь в тоне женщины преобладали здоровый пессимизм и злость. А ещё бы!
Закапывать предстоит явно долго!
Закапывали до рассвета.
Роджер, конечно, впахивал как конь. Но и на долю Пенелопы пришлось никак не меньше пяти-шести кубометров.
Когда яма оказалась засыпана, и они остановились, утирая пот со лбов, и разминая затекшие поясницы, Пенелопа мрачно буркнула:
– Проклятье. Устала. Да и ты выглядишь похлеще, чем после очередного боя.
– Ну и ладно. Главное – живы. И целы. Ну, сравнительно. Сейчас снова обмоемся в любимом озере. А потом и нормально помоемся. Поедим. А потом и в постельку: отсыпаться. И отъедаться: крыс у нас хватит ещё дней на пять. – он нагло подмигнул.
Пенелопа вскинулась:
– Ты хочешь сказать, что ещё способен на секс?!
– Нет. Расслабься. Это была только дурацкая шутка. – Роджер, помассировав снова дико ломящую поясницу, подумал, что и правда: секс сейчас – последнее в списках его приоритетов. Да и ладно – никто их в шею не гонит с «приятным досугом». Человек предполагает – Господь располагает. Никуда ведь не денешься от реальных фактов и обстоятельств. И, похоже, такие обстоятельства у них здесь будут складываться весьма часто. Так что работа сейчас – на первом месте. А приятные развлечения – на последнем.
Они же – «первые люди на Земле»! И в первую очередь обязаны исполнить Долг перед возрождаемым Человечеством! То есть – банально выжить.
За завтраком, уже после мытья, которое совсем разморило Роджера, и явно нисколько не взбодрило и его напарницу, они помалкивали. Поскольку Роджер оказался не в силах готовить, пришлось жевать НЗ: концентраты и консервы.
Пенелопа закончила есть первой. Откинулась на табурете так, чтоб опереться спиной на переборку:
– Уф-ф… Вот теперь я понимаю, что такое – настоящее мясо. Если б закапывать яму пришлось на таких, – она кивнула на столик, – харчах, точно не справилась бы.
– Справилась бы. Для себя ведь старались. – Роджер кушал аккуратно, методично, и тщательно пережёвывая то, что полагалось пережёвывать. И даже пальцы облизал, – Нам очень повезло. Что не встретили этих тварюг раньше. В-смысле, не провалились в одну из их действующих ям-ловушек, которых тут наверняка понатыкано.
– Каких ещё ям-ловушек? – заметно было, что Пенелопа насторожилась.
– Да таких, как пещерные люди ставили на мамонтов. Или тигров. Глубокая яма, метра в четыре-пять. А сверху – только тонкий слой почвы. Мы же видели. Уже сработавшую. – Пенелопа опять побледнела, но ничего не сказала. Роджер продолжил мысль, – Думаю, чёртовы кроты так отлавливают чёртовых варанов.
– Вот умеешь же ты вселить бодрость и оптимизм в свою девушку!..
– Ну… Стараюсь. Делаю, что могу. С другой стороны и вараны сюда явно неспроста наведываются. Не было бы тут чего, как ты изящно выражаешься, «пожрать», не совались бы небось. Наверняка мы ещё не все звенья местной «пищевой цепи» обнаружили!
– Вот уж не горю желанием…
– Разумеется. Не сейчас. Сейчас единственное, что нам надо – здоровый и крепкий сон. Ложись. Первая вахта – моя.
Роджер честно отстоял пять часов, добросовестно «бдя», и не забывая оглядывать «периметр» через видеокамеры с термовизором, одну из которых они установили на самой верхней точке корпуса. Затем растолкал Пенелопу:
– Хватит наслаждаться объятиями Морфея. Я тоже спать хочу.
– Ладно уж. Подожди только – я схожу куда надо, да ополосну лицо.
Как прошла её вахта, Роджер не знал: отключился сразу после того, как голова опустилась на подобие подушки – они свернули валиком один из запасных комбезов, и затолкали в чехол от автомата – так спать было, конечно, удобней, чем на упаковке гигиенических салфеток.
Его, конечно, мучили кошмары, а один раз даже показалось, что Пенелопа с кем-то разговаривает, причём – шёпотом, и явно злясь, но стоило перевернуться на другой бок, и лечь поудобней, как это ощущение пропало.
Разбудил его снова вкусный запах. Ага: его жёнушка научилась, похоже, нарезать и обжаривать крыс сама! Впрочем, вставать на ноги Роджер не спешил. Взъерошил короткие волосы на макушке, развернулся лицом к плите. Сказал:
– Кстати, я вот подумал… У нас есть, чем стричь волосы?
Пенелопа отвела на секунду внимательный взор от сковородки:
– С чего это ты спрашиваешь про волосы?
– Да понимаешь, какое дело. У нормального мужика волосы растут очень быстро. И если не состригать, и не брить, через три-четыре месяца я превращусь в настоящего пещерного троглодита. И буду некрасивый.
Пенелопа рассмеялась:
– Вот уж не в красоте твоё главное достоинство!..
– Я знаю. – он «скромно» улыбнулся, – Но не хотелось бы ходить как неряха. Да и мало ли: вдруг здесь где-нибудь можно набраться бекасов. – на её непонимающий взгляд он пояснил, – Ну, вшей. Например, у тех же кротов.
– Успокойся. Я смогу тебя, если что, обкорнать. У нас есть лазерный пистолет. На малой мощности он отлично режет тонкую органику.
– Ага. Уже неплохо. Только вот я не люблю подгоревшие или секущиеся кончики.
Пенелопа снова кинула на него взор, полный огня:
– Молчи уж, молодящийся шестидесятилетний старикашка. Оторвавший себе шикарную молодуху. Чего ты там можешь знать про уход за волосами!..
– Ха! Да всё! Всё я могу знать про уход за волосами. Моя вторая бывшая работала парикмахершей. В каком-то там навороченном и элитном салоне. С интернета скачивала себе и учебники и пособия всякие. И рекомендации. По уходу.
– Не впечатлил. Я к трёхсотлетним старухам не ревную.
– Да и правильно. Я и сам с ней прожил всего года три… Ну, что там – крысы?
– Готовы. Только, – она чуть прикусила губу, переворачивая что-то на сковороде с помощью большого охотничьего ножа, – не получилось у меня так аппетитно, как у тебя.
– Да и ладно. Всё равно же – съедим!
Действительно – съели. Сегодня его девушка ела даже ещё быстрее его. Роджеру пару раз даже пришлось попенять:
– Не жуй так быстро – мало ли! Мелкие…
– Да, знаю! Я навострилась их прощупывать заранее – пальцами!
– А, вот так… Логичный подход. Надо попробовать.
Роджер, правда, на этом методе не остановился. Ему не понравилось, что кусок после «прощупывания» выглядит не как кусок мяса, а как истрёпанная старая тряпка. Ну и ладно. У каждого – свои предпочтения. В области гастрономии и эстетики.
– Ну – что? Сегодня можем продолжить разведку?
– Можем. Что там у нас с солнцем?
– Не вышло. Сегодня – тучи.
– Блинн… Да и ладно: рассеянный свет даже лучше для наших целей. Не будет контрастных теней.
– Сильно сказал. «Контрастных теней». Теперь скажи, что твоя третья работала в фотостудии.
– Нет, в бухгалтерии. Третью брал специально – с таким расчетом, чтоб не страдала. Избытком воображения, да разными «творческими порывами». Хотел создать, наконец, нормальную, уравновешенную и спокойную, семью. Наивно, да?
Пенелопа снова фыркнула, дёрнув плечом так, что оттуда даже соскочил комбез, который она как раз одевала:
– Пошляк. Незачем напоминать мне лишний раз, что у тебя было полно баб. И так мы – в курсе.
Тут она почему-то опять прикусила губу, но Роджер тоже – опять не стал заострять, сразу переведя разговор:
– Я сегодня гранатомёт не возьму. Потому что огнемёт и легче и эффективней. Для отпугивания. А ты потащишь УЗИ.
Однако на ус себе он странное поведение и слова напарницы намотал.
Что это – неужели она… Снова проговорилась?!
Обход «периметра» решили теперь начать с противоположного края «своей ямы».
Пробраться сквозь уже привычный частокол торчащих стволов и пеньков оказалось нетрудно, и чувствовали они себя почти как «дома» – обламывали то, что мешало, рубили мачете сохранившиеся торчащими палки и сучья, ворчали, ругались почти вслух.
Пробираться пришлось долго: до дальнего, южного, края оказалось почти полтора километра. Так что с неизбежным перелезанием через поваленные стволы и обходом подозрительных мест ушло больше часа.
«Подозрительные» места Роджер научился выделять быстро: расположение ям-ловушек от кротов-охотников отличалось стандартным, если так можно сказать, исполнением: только наподобии полянок, и – только с ровной, словно специально расчищенной, площадкой сверху. Роджер усмехнулся:
– Похоже и правда: никого умней варанов здесь не ошивается. Только совсем уж тупые не догадались бы, что тут, раз расчищено – что-то не так…
– Зато обо что угодно готова спорить, что эти тщательно взлелеянные «крышки» ничем не пахнут! А вараны явно ориентируются на запах.
– Точно. Более того: скажу тебе, что они и видят-то плохо. Да и глаза у них расположены низко над землёй. Нет перспективы, кругозора, оценки, как говорится, с высоты. Так что повторю – только на безмозглых. Пресмыкающихся.
– А что – пресмыкающиеся? – она спросила так, словно ей было за этих самых пресмыкающихся обидно. Будто он покусился на их добродетели и достоинства.
– Они – потому и пресмыкающиеся. – он подумал, что ни этологию, ни общую биологию она явно не проходила в должном объёме, – Отличаются. Хотя бы устройством мозга. (Мало там коры!) Поэтому эти зверушки страдают примитивностью мышления, да ещё с преобладанием стереотипов поведения, рефлексов, и образом жизни, базирующемся больше на инстинктах. Ну, типичные представители – динозавры. Помнишь, те громадные и зубастые, вроде наших, местных, ящерицы? Которые вымерли.
– Ага, вот как, стало быть. – она запыхалась, и была рада приостановиться для разговора, – А как насчёт их пищевых приоритетов?
– Тут придётся тебя огорчить. Только мясо. Так что бди внимательней: нам должен попасться некто, кого они тут приходят сожрать!
– Уж постараюсь. – нет, она за ящеров точно обиделась. Или просто устала. Или…
Роджер проглотил готовый сорваться с губ вопрос – про то, когда у его девушки начнутся «эти дела». Когда начнутся – он и сам узнает! И поймёт. Было ли странное поведение и непонятные обиды «предменструальным синдромом».
Они двинулись дальше, радуясь, что впереди, всего в пятидесяти шагах, виднеется, наконец, стена «ямы». А вот кротовин-проходов, или дыр, или просто – ниш, в ней не наблюдалось. Роджер, собственно, не удивился: этот край ямы-изолята – верхний. И дренажа для отвода талой воды тут может и не быть – она прекрасно стечёт куда надо и по поверхности. С другой стороны – совсем без воды тоже нельзя. Иначе здесь ничего не росло бы: раньше катаклизма, и не будет позже. Ну, когда изолят окажется достаточно прогрет.
– Пенелопа.
– Что?
– Вот мы высадились в той половине планеты, которая от Станции на противоположной стороне. Южней экватора. Отлично, конечно. А какое здесь сейчас время года?
– Зима. Вроде. Поскольку не знаю, имеет ли значение этот факт для зон возле экватора.
– Имеет. Правда, всё-таки не столь большое, конечно, как в более высоких широтах. Но раз зима – здесь скоро будет теплее. Ну, в нашей яме. По-идее.
– Хорошо бы. Правда, сейчас я и так вся взмылилась, а тут ещё и мачете это чёртово… – Пенелопа три раза подряд пыталась справится с какой-то непокорно-упругой веткой, но та каждый раз возвращалась в исходное положение, напоследок хлестнув женщину по лицу, – Вот ведь сволочь! Не рубит ни хрена!
– Это – не мачете виновато. Просто ты не совсем правильно выбираешь точку удара. Бери ближе к основному стволу, и руби – вдоль этого ствола. Тогда прогибаться не будет.
– Ага. Ты прав. Так лучше. – ветка, наконец, перерубилась, повиснув на тоненькой полоске коры, но проход освободив, – Ну что? Двинемся вдоль стены?
– Да. Думаю, к обеду как раз доберёмся до «крысиной» норы, и закончим на сегодня. А завтра – обойдём ту сторону окружности нашей ямы. – он кивнул головой.
– Ваш план, господин майор, устраивает. Начинаем фазу «А». – она облизала губы, затем вытерла лоб рукавом комбеза, – Чёрт. Никогда бы не поверила, что будет так жарко.
– Попей воды из фляги. Только – мелкими, очень мелкими глоточками. И высуни язык. Собаки всегда так делают, чтоб усилить теплоотдачу организма. Ну, вернее, делали. Пока водились. – он не торопясь двигался впереди, на неё даже не оглядываясь: хватало и других потенциально опасных моментов прямо по курсу, – За тобой как всегда – тыл и правый фланг.
– Вот спасибо, так спасибо. Значит, на твой взгляд – я – не полезней собаки?!
Он остановился. Повернулся к ней, постаравшись сделать взгляд максимально нейтральным. Спросил:
– У тебя когда в последний раз были месячные?
Вопрос явно поставил Пенелопу на какой-то миг в тупик. Затем она сообразила:
– А-а, думаешь, у меня ПМС, раз я «кидаюсь» и ворчу?! Был скотина прагматичная, скотина и остался.
– А что? Разве ты не придираешься сегодня по пустякам, и не пытаешься спровоцировать скандал на ровном месте? Вот, скажем, вопрос про собак и полезность… Тебе как ответить – честно или дипломатично?
Пенелопа прикусила изуродованную верхнюю губу – Роджера резануло по сердцу от её растерянно-беззащитного вида – и на какой-то миг отвела взгляд в сторону. Роджер буквально видел, как вертятся шарики в её маленькой головке. Вертятся на форсаже.
Проследить и вычислить ход её мыслей было нетрудно. Тем более, что цепочка рассуждений очень быстро закончилась на итоговом выводе. А именно таком: «Нужно сделать всё, как было. Чтоб этот гад успокоился и не догадался!» И вот её ротик открылся:
– Милый. Прости меня пожалуйста. Это не ПМС. Мне до следующего раза больше недели. Я просто… Волнуюсь очень. Сержусь. Сама, правда, не знаю на что. – она глупо хихикнула. – И ещё мне непривычна вот именно – спартанская простота нашего быта. Вся наша чёртова кабина словно насквозь провоняла потом и калённым маслом, я вся липкая и вонючая от собственного пота и пыли, а мыться нужно всего двумя литрами воды! Это, это…
– Ах, ты бы хотела, конечно, персональную пещеру с кондиционером, ванну с горячей водой, и огромный плазменный телевизор на стену. И чтоб там шли мелодраматические латиноамериканские сериалы, а ты бы только посуду загружала в посудомоечную машину, да кнопочки нажимала на панели автоповара и стиральной машины? Да палочки подкидывала в костёр, чтоб очаг не погас?
– Н-нет… И не нужно так иронизировать. – она снова посмотрела в сторону, – Я прекрасно помню, что это я тебя сдёрнула. С тёплой и мягкой постелиАдминистраторши. Я, конечно, спасла тебе жизнь… Но – старалась-то… Больше для себя! И я знаю, что ты сейчас тоже стараешься. Сделать так, чтоб мы и правда – выжили. Я… Буду молчать.
Он не посчитал нужным подтвердить то, что она сказала – уже понял, что по части рационализма и прагматизма она ему нисколько не уступает. Когда способна мыслить логично.
Но это же – женщина!!! А у каждой женщины такие моменты логичного мышления можно пересчитать по пальцам одной руки… В остальное же время…
Как говорится – туши свет, бросай гранату. Зато вот по части изворотливости, им, женщинам, равных нет. Поэтому она сейчас так легко подобрала нужные слова и объяснения. Но он не собирается устраивать дознание, и обличать, и разоблачать подлый План.
Ещё не время.
Поэтому вместо ответа он только кивнул:
– Извинения приняты. А теперь, солнышко моё ненаглядное, постарайся шуметь поменьше – я видел впереди уж больно подозрительное пустое пространство.
– Поняла. Затыкаюсь. – она сделала жест, словно застёгивает рот застёжкой-молнией.
Он хмыкнул:
– Ставлю на три секунды.
– Что – ставишь?!
– Условный доллар. На то, что обещания хватит ровно на три секунды. И вот он у меня в кармане – виртуальный доллар.
– Кобель …ренов! – теперь её тон и взор лучился неподдельным восхищением, – Подловил-таки!
Очевидно, она считала это – ругательством. Этаким мужским эквивалентом выражения «С-сучка с…аная!». Но поскольку даже ругательства в её исполнении звучали не как оскорбления, а, скорее, как признание его достоинств, он только ухмыльнулся:
– И я тебя люблю. Ладно, выдвигаемся.
Подозрительно ровное пространство действительно выглядело очень подозрительно. Во-первых, хотя бы тем, что до сих пор они здесь столь большой – с доброе футбольное поле! – прогалины, почти полностью очищенной от поваленных стволов, не видели.
Из-за спины Роджера донеслись треск и шипение: это Пенелопа наступила на хрустнувшую ветку. Но Роджер не обернулся, а поднял руку в предупреждающем жесте:
– Стой там. Не приближайся.
Сам же очень медленно и осторожно двинулся к куче земли, видневшейся в паре десятков шагов – такие же, примерно ему по колено, кучки, были здесь, на прогалине, навалены везде, буквально через каждые три-четыре шага. Гранатомёт Роджер снял и положил наземь, поближе к Пенелопе, буркнув только: «Пригляди. Если что – прикрывай!» После чего передвинул любимый УЗИ на грудь, и даже снял с предохранителя.
Однако стрелять пока не пришлось: к кучке он подобрался без проблем.
А вот её осмотр заставил его действительно напрячься, и побыстрее, аккуратно ступая по своим следам, вернуться назад – к кромке того, что осталось от джунглей, и где его с опасливым нетерпением поджидала напарница.
– Ну, что там?
– Ладно, можешь перейти на нормальный тон. – он больше не видел смысла говорить шёпотом. – Те, кто оставили эти кучи, слухом не сильны. Зато сильны чувством вибрации. Но здесь, среди массы несгнивших пока корней, да ещё за слоем «вечной мерзлоты», они, я думаю, нам не опасны.
– Что?! О ком ты говоришь?! Кто там?!
– Дождевые черви.
– Кто-о?!
– Черви, говорю. Дождевые. Ну, или очень близкие им по виду, твари. Подземные. Кучки состоят из характерных только для них шаровидных сегментов. Ну, почва, прошедшая через пищеварительный тракт, и выделившаяся с того, – он снова кивком указал, – конца. С остатками, так сказать, пищеварительных ферментов и слизи. Хотя таких больших «фекальных» шариков я отродясь не видал. Не удивлюсь, если сами черви – метров по пять-шесть длинной. Да и толщиной, наверное, соответствуют. Чего ты на меня моргаешь? Ты же сама говорила, что видела этих червей?!
– Э-э… Да, видела. Но ты говоришь, эти – пять-шесть метров. А я-то видела – всего лишь метровых. Ну, примерно в руку толщиной.
– Нет. Судя по всё тем же кучкам, тут метром не отделаешься. Но – тише. – он присел сам, заметив движение в подлеске, и сделал жест напарнице, – Сейчас, похоже, состоится охота. Кое-кого на кое-кого. Ну-ка, ложись. Да-да, прямо сюда. – он указал на неопрятно выглядящую, а точнее – просто грязную яму у основания одного из оставшихся пока стоящими, стволов, – Глянь-ка туда: во-он, видишь?
– Да. Да, вижу. – Пенелопа даже не брякнув какую-нибудь глупость, типа того, что «опять потом комбез стирать в луже», медленно и без резких движений опустилась вниз, и вскоре Роджер и сам прилёг рядом, не забыв предварительно внимательно оглядеться. Но в тылу пока было «чисто». Отлично. Надеемся…
Пятиметровый варан между тем то ли храбро, то ли – глупо забрёл уже почти прямо в самое сердце прогалины, тычась рылом в каждую из встреченных по дороге кучек. Варан почему-то был один, и не похоже было, что он и сам хорошо понимает, что он тут делает, и чего собирается достичь. Но Роджер подумал, что это сугубо его личное, субъективное и предвзятое, мнение. И вовсе незачем приписывать животным чувства и эмоции, свойственные только человеку. Антропоцентризм, так сказать.
Варан между тем начал принюхиваться, и вдруг с азартом принялся передними лапами разрывать одну из кучек, выглядящих потемней – очевидно, свежую: сырую.