Андрей Арсланович Мансуров
Конан и Слуга Золота
Один из них – без сомнения, давешний волосатый дикарь. А другая – судя по всем приметам – его девка. Значит, на излечение?.. Хм-хм.
Так он и поверил.
Нет, тут дело похитрее. Слишком хорошо он знает Боташа.
Благотворительность и милосердие не входят в число добродетелей пристарелого сластолюбца…
Но вот что странно: получается, варвар как-то выжил в схватке с Хозяином. (Хаттаф просто представить себе не мог, как такое возможно!) А сам Хозяин теперь бессилен что-то сделать до следующего полнолуния!
Но… Поездка. Не просто же так они уедут… Возможно, хитрый варвар предложил Боташу сделку. Возможно, он знает, или думает, что знает, способ уничтожения Вместилища Хозяина. Может, у него есть знакомый колдун? Возможно, возможно. Ведьт наверняка до появления в Турфане он успел попутешествовать по свету. И, зная его натуру, покуролесить на славу. Может, в какой-то дерзкой проделке и познакомился. Очень похоже на это. И теперь он предложил султану убить… Или хотя бы – увезти Хозяина подальше, и где-то спрятать. В обмен на их вшивые жизни.
Да, это наиболее возможный вариант… Ведь есть сильные маги на севере, которые вполне могут… И тогда – всё!
Всё для Хаттаф-бека будет тогда кончено! Конец его власти, его планам, ему самому! С такой раной без вмешательства чуда ему не выжить! А что если…
Может, рассказать старому скупердяю о золоте?
Ведь он так расчётлив, и так его любит – ничуть не меньше самого Хаттафа! А золото, которым в состоянии обогатить их монстр, может наполнить старую сокровищницу хоть до самого верха – чудище ведь способно изготовлять его бесконечно! И так просто!..
Ведь это – власть! Это, если понадобится – наёмные войска, и захват чёртова Аргоса!.. Это…
Но передумает ли старый хрыч? Хм-хм.
Мозг Хаттаф-бека работал с той кристальной чёткостью, которая бывает только у больных, и только в… определённые периоды болезни.
Может, трусливый старик и передумает. Но… зачем тогда ему сам Хаттаф-бек?
Просто опасный свидетель! А когда механизм налажен, как у него, ничего не стоит заменить кормчего! Нет, он не должен выпускать штурвал из своих рук! Он ещё кое на что годится! Он сам вернёт Хозяина в заветный подвал! Сам обеспечит тому всё необходимое! Не может такого быть, чтобы ему не было даровано прощение!
Хотя бы – за рвение!
– Сулаймон! Сколько людей у нас здесь сейчас осталось?
Ага, больше двадцати! Как он был предусмотрителен, обеспечив им службу в три смены! Больше половины его людей оставались в казармах, и уцелели! И люди у него – не чета султановским размазням, а отборные молодые воины! Сам же и отбирал… С дальним прицелом.
Жаль, что его клановых уничтожили всех. Но кому же он мог бы доверить охранять чёртову сокровищницу, когда там…
Но и остальные неплохи. Ну вот и пусть поработают!
За сутки с небольшим караван с носилками этих «больных» не мог отъехать далеко. Следопыты среди его людей есть – он старался набирать охотников. Даже если караван двинется напрямик через пустыни, их нетрудно найти…
– Слушай внимательно, унбаши! Я назначаю тебя сотником! Скоро мы восполним потери в наших рядах, и ты будешь старшим над всеми! Но поработать тебе и оставшимся сардорам предстоит сейчас немало! Нужно спасать наш родной Турфан!
Один коварный и подлый варвар – ты знаешь, о ком я говорю! – гнусно обманул нашего повелителя – султана. Драгоценной жизни Боташа восьмого, да и всей стране, угрожает смертельная опасность! Один я знаю, как спасти нашу страну, и его величество! Но раз я прикован к постели, вся ответственность ложится на тебя! Послужи же Родине и Повелителю!
Тон Хаттаф-бека был возвышенно-напыщенным (он ловко скопировал его с везиря), и от ответственности, упавшей вдруг на плечи молодого воина, тот надулся, словно индюк, не зная, радоваться ли ему такой чести, или бояться – ведь в случае неудачи все шишки падут на его юную неопытную голову!
– Приказываю: себя и наших людей не жалеть! Вы все будете более чем щедро вознаграждены в случае успешного выполнения задания! Если же вы потерпите неудачу… Ты меня знаешь – достану из-под земли и… накажу! – ага, точно, знает: аж вздрогнул от грозного тона и свирепого взора, покраснел, а потом и побледнел.
Но довольно, пора прервать затянувшуюся паузу:
– Поэтому выполняй без рассуждений, точно и быстро! Ты обязан – во-первых, отомстить этой волосатой обезьяне за смерть товарищей! Во-вторых, судьба Турфана и жизнь нашего дорогого султана в твоих руках! Слушай же и запоминай. Тебе понадобятся все оставшиеся у нас люди. Здесь, со мной, не оставляй никого. Моя жизнь – ничто по сравнению с судьбой родины и нашего… э-э… повелителя!
И действовать надо быстрее! Вам нужно будет…
***
Боташ пошкреб, как обычно в раздумьи, подбородок.
Отослал спальника-соглядатая. Ну что, опять … Подумать, или сразу?..
Нет, положительно достал его этот Хаттаф-бек. Вот ведь настырный шайтан! И живучий такой… С такими данными он и вправду мог бы пойти далеко. Ох, далеко…
Боташа передёрнуло.
То, что Хаттаф-бек рано или поздно начнёт метить на его трон, и не будет считаться с желаниями султана и его приказами, Боташ понял даже раньше, чем сам босяк Хаттаф – тьфу ты! – бек! И не сидел сложа руки.
Вот и сейчас не будет. Кое-какой опыт достался ему от папочки, а кое-чему Боташ научился и сам…
Вызвав своего личного доверенного лекаря, султан дал тому чёткие и конкретные указания, объяснив, что и как сделать. Затем, оставшись один, зашёл за трон. Открыл маленькую дверь, искусно скрытую за очередным гобеленом. Бледное лицо, появившееся оттуда, ни дрогнуло ни единой чертой, выслушав приказ, отданный злым и напряжённым шёпотом…
Поскольку после столь стремительного отъезда всей оставшейся гвардии Советника по особым поручениям, покои Хаттаф-бека никто не охранял, а его слуги не слишком-то усердствовали без непосредственной угрозы наказания, особых проблем у «лица» не возникло. Всё было сделано за какие-то секунды.
Поднос со столь любимым Хаттаф-беком зелёным чаем в маленьком чайнике, мирно стоял у изголовья. Лекарь, увидев что-то, недоступное взору Хаттаф-бека, поспешно отвернулся, полез в свою суму, и что-то там стал искать. Бесплотная бледная рука протянулась к пиале, и что-то в неё обронила…
Лекарь с напряжённо нахмуренными бровями, оставил в покое свою сумку, налил из чайника немного чая, и подал Хаттаф-беку. Тот покорно выпил. Он теперь чаще лежал с закрытыми глазами, и слабо реагировал на происходящее вокруг – последнее напряжение умственных и физических сил слишком тяжело сказалось на ослабленном организме.
Лекарь подумал, что, пожалуй, судя по запаху от раны и синюшным пятнам, агония могла бы затянуться… Ну, на несколько часов. Самое большее – на сутки.
Так что то, что произошло – скорее, акт милосердия…
Бледная, словно брюхо снулой рыбы, рука осторожно забрала использованную пиалушку, и заменила её другой, точной копией. Что подумал её обладатель, осталось никому не известным.
Лекарь вздохнул, забрал сумку со своими вещами, и удалился.
Боташ неспроста отвёл новому фавориту именно ЭТИ покои…
***
Внимательно выслушав доклад и отослав связного, Шеймос призадумался.
Проблемм на его седую голову навалилось сразу… много!
Но если с решением некоторых можно не спешить, то другие… Ну, начать можно с того, что попроще. Тем более, всё необходимое у него под рукой.
Итак, заключённые, освобождённые киммерийцем, пусть где-то невольно, из катакомб подземной темницы Боташа. Конечно, сейчас отпускать их, или даже перевозить куда-нибудь, явно преждевременно.
Нужно выждать пару недель, чтоб суета утихла. Пусть приведённые на дом его посреднику людьми Рината бедняги отсиживаются пока на конспиративной вилле. Здесь же, в городе – никто не станет их искать буквально в двух кварталах от всё того же дворца. Заодно насчастные наберутся сил, и приобретут нормальный вес и расцветку – а то выглядят они, словно ожившие мертвецы – тьфу-тьфу! Тем более на вилле столь высокопоставленного сановника есть для этого все условия.
А в будущем они могут очень пригодиться – как внутри страны, так и за её пределами: здоровая оппозиция всегда так или иначе ослабляет существующую власть, позволяя увереннее манипулировать ими обоими… Словом, неплохой козырь.
Но вот настырный Хаттаф-бек… Что же он приказал старшему из оставшихся в живых сардаров? Почему они все так спешно покинули Ферхем? Насчёт юного оставшегося в своих покоях сановника у Шеймоса сомнений не было: в ближайшие сутки он кое-что сделает для успокоения настырного карьериста… Успокоения окончательного. И это не трудно. Как хорошо и полезно иметь связи даже на кухне султана…
Остаётся Конан. И отряд головорезов Советника, ускакавший в неизвестном направлении… Впрочем, это – для кого-то другого оно было неизвестным. И что-то говорило старому прожжённому плуту и интригану, что решать эти задачи придётся ему…
Ретивые Хаттафовы сардары, конечно, полны рвения и догонят караван быстро.
А взвод ленивых и отожравшихся бездельников из гвардии султана – отнюдь не защита. А чёртов варвар сейчас далеко не в лучшей форме! Впрочем, ТО, что хотел Шеймос, он, похоже, сделать-таки почти смог…
Однако: недоделанное – не сделано!
Вот, похоже, и наступил момент того самого решения, для которого он и остался в столице, в центре предусмотрительно созданной за эти год паутины.
Что ж. Зачем тянуть? Ведь решение он уже принял!
– Эй, Фатхулло! Иди сюда! Срочно беги к Нуралли-беку, и попроси его немедленно явиться к нижайшему почитателю его многочисленных талантов…
***
Почему-то вновь усилилась боль в животе. Странно – он же ничего не ел. Он знает, что можно, а что нельзя при его ране. А чай – чай только лечит… Да, лечит.
Может, немного повернуться? О, нет, лучше уж лежать так, как было!
Неграл раздери, да что же это?!
Хаттаф-бек был вынужден подозвать слуг, и отправить за лекарем. Сам султан выделил ему своего личного врача! Какая честь. Будь она неладна.
Нет, в планы Хаттаф-бека вовсе не входит умирать!
Но что же это такое?! Ну и боль! Просто огнём сжигает все внутренности!
Он застонал. Потом закричал. Завопил, уже не обращая внимания на склонённые над ним перепуганные лица слуг, стискивая побелевшими от напряжения пальцами край простыни, и не замечая. Как корчит гримасы. Действительно пугающие окружавших его. Плевать на этих окружавших!.. Они ещё сильней пусть испугаются гнева султана – ведь за жизнь Советника они отвечают головами! Если не уберегут – то их всех!..
Где же этот врач! Долго он там будет прохлаждаться?! Хаттаф-бек был готов хоть на стену лезть от жуткой, невыносимой боли!
Почему опять так потемнело вокруг?! Почему комната словно плывёт и раскачивается?! И что за…
Ох, точно! Духи гор! Враги его рода!
Но зачем все эти жуткие чудища пялятся на него изо всех углов?!
Мирта, ну и рожи! Похлеще, чем у Хозяина…Особенно вот эта!
Вроде, она ему знакома?! Но где… О-о!.. Как же она изменилась! Да, сомнений нет – это его Лавина! Зачем ты пришла, кошка драная?!
Конечно, он знает, зачем… Может, он и не всегда был… ну, порядочен, что ли… Но он не дурак! Он ВСЁ понимает.
Но он им не дастся! Ох, как тяжко дышать… Нет, он не позволит им утащить себя в подземелья Мардука на вечные терзания!.. Прочь! Прочь, порождения дьявола!!!
Нет, мерзкие твари, вам меня не взять! Я сильный и… молодой! Я выживу.
Но почему стало так жарко? Откуда огонь?! Может, твари его уже дотащили до печей?! О, нет! Нет. Нет, этот огонь идёт изнутри… Да, да – огонь – в нём самом! О, что за жар! Как же больно!.. Да за что же это – ему?! Помогите!!!
Всё – всё, что угодно: только бы унять эти жар и боль!..
Лекарь султана убрал руку с ледяного лба Хаттаф-бека.
– Боюсь, мне придётся сделать ему операцию, и немедленно! Вот, заражение слишком распространилось! Почему не послали за мной раньше?! А теперь даже не знаю… Ладно. Быстро сюда большой таз, кипятку, побольше бинтов! И позовите Гассана – мне понадобится помощник! Ну, быстрее, пошли!
Когда все разбежались выполнять поручения, врач достал из сумы свои инструменты, аккуратно завёрнутые в чистые тряпицы, и разложил прямо на постели. Ножницами разрезал рубаху на груди раненного, и убрал её обрывки вниз.
Страшная воспалённая рана открылась, когда он срезал остатки старых бинтов.
Н-да… Тут нечего было делать и без помощника.
Сам больной ничего этого уже не видел. Он был слишком поглощён своими видениями. Воевал с ними из последних сил. Горцы из его рода никогда не сдаются!..
Не знал он, что возврата из страны страшных грёз уже не будет…
***
Путешествовать лёжа оказалось и приятно и удобно. Жаль, что медленно…
Двойные носилки с паланкином и занавесями плавно колыхались от мерного неторопливого шага огромного двугорбого верблюда. Величавая поступь сильного животного как нельзя лучше объясняла, почему его называют кораблём пустыни. Кроме того, за счёт длинных ног их продвижение было всё же не таким уж и медленным, как могло бы показаться со стороны – коротконогие гривастые кони сардаров шли быстрым шагом, чтобы не отстать от могучего животного-вожака.
Маршрут Конан выбрал напрямик через пустыни Офира и степи Коринфии.
Поэтому по сторонам смотреть смысла особого не было: жёлто-оранжевые барханы с чахлыми кустиками саксаула и верблюжьей колючки простирались от края до края горизонта. Пыльно-парящее марево скрывало то, что находилось от маленького каравана дальше четырёх-пяти миль. Хорошо хоть, что воды взяли достаточно: огромные оплетённые бутыли и булькающие бурдюки везли ещё десять дромадеров, коллег вожака.
Конан успел за пару дней перезнакомиться со всеми: и с начальником сардаров – угрюмым пожилым сотником Уткыром, и с двумя десятниками, относившимся к странной экспедиции достаточно прохладно, и с большинством простых воинов, весьма условно так называемых: дисциплиной и выучкой эти равнодушные ко всему, кроме еды, азартных игр, и выпивки служаки, похвастать не могли. Да и вряд ли захотели бы…
По мере возможности он познакомился и с сухонькими погонщиками, и с прислугой, и с поваром – вот кто по сути являлся главным человеком каравана! А вовсе не Абдурахмон-бек, старший проводник при дворе султана.
Караван двигался, всё постепенно вошло в свой ритм, и текло, как по накатанному: Завтрак, езда, обед, ночёвка. Завтрак, езда, обед, ночёвка… Словом, типичный караван!
Своими основными обязанностями – охраной – люди султана занимались, говоря мягко, спустя рукава. Дозоры вперёд или назад не высылались, часовые, выставляемые на ночь, бывало, засыпали – конечно, когда не играли в шиш-беш. А уж про устройство секретов или сигнальных ловушек и говорить не приходилось. Зато все очень деятельно принимали участие в приготовлении пищи, надеясь,что Умид – чародей казанов и вертелов – выделит кусок посочней и пожирней. Но старый прожжённый повар, надо отдать ему должное, никого при дележе не выделял, и готовил отлично. После сытного ужина-обеда все как-то забывали тяготы утомительного и нудного дня, и расслаблялись.
Конана, конечно, такое качество несения службы не радовало. Но, в конце-концов, кто он был такой, чтобы учить старого служаку Уткыра его обязанностям? Поэтому он старательно… тренировал раненную ногу и левую руку.
Каждый переход начинался с того, что носилки-паланкин перевьючивали на свежего верблюда. Затем, с короткими остановками, двигались почти до заката. Затем разбивали лагерь, готовились к ночёвке, и ужинали. Коренастые и выносливые кони сардаров неплохо справлялись с песками – ещё бы, Конан узнал в них потомков диких лошадей Гирканских степей. Всего лошадей было около тридцати – на двадцати ехали воины, на остальных было навьючено лагерное оборудование, еда, запасы дров, и прочее, очень нужное в длительных путешествиях, добро.
На коротких остановках Каринэ предпочитала из носилок не вылезать, а больше чесать языки с Саидой – пожилой и не слишком приветливой служанкой, с огромной бородавкой на верхней губе и весьма крючкообразным носом, которую Боташ вряд ли только по доброте душевной предоставил в распоряжение беспомощной женщины. И побаивался её, похоже даже Уткыр. Зато уж её распоряжения выполнялись сразу…
Что ж. Шпионы – тоже люди. И, если не наступать им на любимые мозоли, тоже могут быть вполне милы и человечны. А у Каринэ вообще был дар привлекать и располагать к себе людей. То, что этот дар является не врождённым, а благоприобретённым в результате тщательного обучения, Каринэ отнюдь не афишировала, но использовала с выгодой для себя и своего спасителя.
На третий день пути две женщины вели себя как старые подруги.
Конана всё ещё сильно беспокоила грудь – было, похоже, всё-таки сломано с пяток рёбер, и только тугая повязка позволяла терпеть движение. Правда, парился и потел он из-за неё похлеще верблюда. Ничего, это – не главная их проблема.
А вот беспокоило его поведение султана: уж больно легко и быстро он согласился отпустить их с подругой – и даже караван снарядил меньше, чем за сутки. Или Боташ что-то задумал с самого начала, или может передумать потом – опыт и инстинкты подсказывали варвару, что вряд ли их путешествие будет проходить гладко и скучно.
Киммериец опасался и погони, и нападения из засады, поэтому поделился со своей спутницей кое-какими мыслями и своим планом – так, на всякий случай. Чтобы не повторить ситуацию с незабвенной памяти Лавиной. Ведь кто предупреждён – тот вооружён.
Исходя из этих же соображений, дорогу он указывал раздражённому Уткыру и Абдурохмон-беку то гораздо левей, то гораздо правее нужного в целом ему направления: чтобы, значит, не дать преследователям быстро и легко догнать и обнаружить маленький караван.
И хотя сотник и караванбоши и злились, и десять раз пытались убедить его, что вот так – будет удобней и быстрее, – когда Конан рассказал им о своих местных знакомцах– разбойниках, и их приёмах и отношении к пленным, всё же согласились, скрепя сердце, с разумностью тактики запутывания следов. И Уткыр даже удвоил ночные караулы. Что, впрочем, мало что дало в плане безопасности, учитывая патологическую страсть сардаров Турфана ко всякого рода азартным играм, и склонности к сонливости под мерное пение цикад и сверчков.
Конечно, сам киммериец прекрасно понимал, что против действительно опытного следопыта их детские уловки с заметанием следов и сменой направления движения ничего, кроме небольшого выигрыша времени, не дадут. Если их решат догнать, то догонят – пусть не через три, а через пять дней: разница невелика. И в самом сердце безлюдной пустыни рассчитывать на чью-то помощь не приходилось.
Но ехать по людным местам в объезд пустыни – ещё хуже. Тогда они просто не успеют! Да и от нападения это вряд ли спасёт. Безлюдных участков и на обычных караванных путях полно – ведь оазисы с людьми и поселения достаточно редки и там.
На третий день пути могучий организм варвара оправился настолько, что он смог взобраться в седло. Но проехал он верхом лишь несколько миль: от резкой жёсткой тряски разболелась нога, повязка пропиталась свежей кровью, а рука на перевязи отдавала стреляющим огнём в плечо. Рёбра тоже не радовали – вдохнуть было больно.
Понимая, что с больной ногой и рукой в жёстком лубке он всё равно много не навоюет, да и движение каравана не станет от его подвига быстрее и безопасней, Конан снова залез в носилки на очередной остановке. Каринэ весело приветствовала его возвращение – теперь ей снова было с кем разговаривать – ведь Саида перебралась на верблюда поближе к повару, которому ещё с утра взялась что-то рассказывать о еде.
Сытная пища и отдых быстро восстановили если не здоровье, то силы и хорошее настроение, и позволили хоть как-то оправиться от переживаний – ну, то есть, у Каринэ.
Конан, не отличавшийся повышенной чувствительностью и гораздо больше переживавший за будущее, о прошедшем не беспокоился, и желания вспомнить не испытывал.
Но страшный сосуд, который они попеременно держали при себе на стоянках и везли закутанным в покрывало, постоянно напоминал им о том, что не всё ещё закончено.
На пятую ночь, когда животные и люди поели и устроились на ночь, и маленький лагерь между барханов уже угомонился, и бодрствовала лишь четвёрка часовых, худшие опасения Конана оправдались.
Нападение было внезапным и вероломным – вполне в духе Хаттаф-бека.
Варвар, которому не спалось, ещё только смутно предчувствуя, что что-то не в порядке в окружающих их песках, и чуя надвигающуюся опасность, решил подстраховаться. Ведь теперь он мог работать только одной рукой!
Дождавшись, когда все легли, и прошло достаточно времени, чтобы заснули, он тихо и аккуратно закопал драгоценный сосуд поглубже в рыхлый песок – прямо возле тёплого бока дремлющего верблюда.
Каринэ, которая лишь что-то проворчала во сне, но так и не проснулась, он решил пока ничего не говорить: меньше знаешь – лучше спишь. Да и хорошо, что она не будет знать о его маленькой тайне – даже под пытками (тьфу-тьфу!) не сможет сказать…
Не забыл он подготовить и верный меч, и пояс с кинжалами. После этого, растянувшись на одеяле, брошенном прямо на тёплом пока песке, он смело подрёмывал вполглаза – ведь, если он окажется неправ, отоспаться можно будет и днём, в носилках.
Произошло нападение уже под утро, в самый тихий и тёмный предрассветный час, когда еле заметная влага туманом опускается на листья саксаула и верблюжьей колючки, когда притихают даже неумолчные цикады, и когда люди, вольно или невольно пришедшие в эти дикие и непригодные для их жизни места, все совершенно расслабились. В том числе и горе-часовые.
Бедняг расстреляли из арбалетов. Половину сонных и неодетых сардаров – тоже. Громко кричавшего и пытавшегося хоть как-то организовать круговую оборону Уткыра – одним из первых.
После этого оставшаяся горстка из десяти-двеннадцати сгрудившихся спина к спине защитников, подбадриваемая только окриками десятников, да сознанием того, что пощады не будет, лишь несколько минут продержалась против рослых и умелых воинов, бывших к тому же в шлемах и панцирях.
Помощь Конана свелась к тому, что он, даже не поднимаясь на ноги, метнул два кинжала – после чего двоими нападавшими стало меньше. Затем сражающиеся были закрыты спинами всполошившихся верблюдов и лошадей, поднявших облако пыли.
Закончилось всё быстро.
Из двадцати человек, напавших на лагерь, лишь один был убит, и ещё трое серьёзно ранены. Ещё пятеро получили незначительные царапины. А вот все сардары доблестного Уткыра были безжалостно убиты и добиты. Правда, слугам, погонщикам, повару и старушке Саиде, кинувшимся бежать за гребень ближайшего бархана, никто не препятствовал. Да и зачем? Вокруг – на три дня пути всё та же пустыня!
Конан сделал поэтому вывод, что на прислугу нападавшим наплевать. И что они знают – те, за кем они пришли, далеко или быстро убежать не смогут.
Варвар, хотя и мог встать и помочь несчастным воякам султана, понимал, что от разгрома это их не спасёт, и решил пока этого не делать. Он остался полулежать, частично укрывая Каринэ, и сам полускрытый какой-то поклажей в центре лагеря. Незачем врагу раньше времени знать, что он уже может ходить. Как и то, что левой рукой мечом и кинжалами он владеет не хуже, чем правой!
Что же до Каринэ, то она с первыми же звуками нападения переползла к нему, и он успел рассказать ей, что случилось, и что им нужно делать.
Закончив гнусную работу по добиванию всех, кто мог оказывать сопротивление, пятнадцать оставшихся в строю нападавших, одетых, впрочем, тоже как солдаты Турфана, окружили неправильным кольцом Конана и Каринэ, продолжавших настороженно оглядываться, не делая, впрочем, бессмысленных попыток спрятаться, или уползти.
Каринэ изо всех сил держалась за грудь варвара, выглядя совсем как маленькая сердитая… птичка. Конан грозно хмурил брови. Впрочем, нападавших это явно не смущало – они даже не пытались подойти к нему, чтоб отобрать оружие…
Варвар, успевавший следить за всем, отметил троих серьёзно раненных, которые уже не могли сами ходить, и одного убитого (его кинжалом), неподвижно застывшего в песке. Ещё один сардар старался перевязать раненную руку одного из коллег.
Главарь нападавших, выйдя вперёд, постоял, подбоченясь, какое-то время, рассматривая беспомощную парочку в свете ущербной луны и догорающих сторожевых костров. Затем грязно выругался, и произнёс:
– Ну, ты, обезьяна вонючая! Где кувшин? Отдай его, и, может быть, останешься жив!
Смешки и плотоядные ухмылочки его сообщников почему-то вызывали сильное сомнение в честности этого обещания.
– Вы идиоты! – усмехнулся Конан. – А вот султан Боташ – не дурак! Он отправил чёртов кувшин с другим караваном! А мы нужны были только для того, чтобы отвлечь внимание на себя! И я смотрю, у нас получилось!
Ухмылочка с рожи небритого здоровяка как-то резко пропала. Он заорал:
– Ты лжёшь, сын рыжего шакала и ослицы! Сосуд у вас, и мы найдём его! А если не найдём, ты сам скажешь, куда вы его спрятали, потому что от криков и стонов твоей шлюхи у тебя волосы дыбом встанут!
Угроза была сильна.
Но варвар и виду не подал, что стрела попала в цель, лишь усмехнувшись:
– Что ж! Ищите!
Злющий сардар махнул своим людям:
– Ищите! Ну, чего встали?! Время не ждёт! Переройте всё! Все мешки и сумки! Он здесь! Те, кто убежали, не взяли ничего, а животные были развьючены! Ну, шевелитесь!
Действительно, после того, как перепуганные лошади, верблюды и уцелевшие люди скрылись за барханами, вся поклажа и седельные сумки остались в лагере. Поискать было где. Сардары рассыпались кучками по двое-трое, вываливая добро прямо на песок, и сердито переругиваясь, затем разошлись и поодиночке: каждый считал, что сосуд-сосудом, а и себя забывать не надо: добычу запихивали прямо за пояс, или под кольчугу. Начальник мародёрства не пресекал, лишь сердито фыркнув.
Он остался с киммерийцем и его женщиной, буравя их горящими глазами. Презрение его к раненному варвару, или беспечность были так велики, что он даже не позаботился приказать обыскать неподвижного раненного гиганта, и отобрать то, что могло бы посмлужить оружием.
– Как поживает наш многоуважаемый Хаттаф-бек? Надеюсь, его драгоценной жизни больше ничто не угрожает, и самочувствие теперь получше? – Конан издевательски-ироничным тоном нагло провоцировал вожака, чтобы тот выболтал в запале что-нибудь полезное. Однако спрятанным в рукаве третьим кинжалом он воспользоваться не спешил – он знал, что этому сердитому сопляку они нужны пока живыми.
А убей Конан главного – и ничто не остановит хаттафовских псов от расправы. И маленькой женщине явно грозит худшее – а защитить её киммериец в таком состоянии вряд ли сможет.
– Это не твоё собачье дело, грязная свинья! – отрезал дёргающий себя за ус крепыш, проявляя редкие зоологические познания, – С моим господином всё в порядке, хвала Мирте Пресветлому! А вот о твоей судьбе, гнусная крыса, остаётся только пожалеть! Я сам вырежу твою печень, когда мои люди найдут сосуд! Уж можешь мне поверить – ты будешь ещё жив, когда я стану её есть!
Нет, это просто безобразие! Все, ну прямо-таки – все, хотят что-то у Конана съесть!
– Ну, кто чью печень вырежет, это мы ещё поглядим! – отозвался варвар, не увлечённый наблюдением за поисками, которые всё равно не увенчались бы успехом, и поэтому первым заметивший странное движение и знаки, подаваемые ему из-за верхушки бархана напротив, – Как насчёт этого?!
Кинжал, посланный уверенной рукой, вонзился прямо в глаз подошедшего слишком близко к наглому варвару главаря, и его смерть явно послужила сигналом.
Наверное, что-то вроде этого и имел в виду Ринат? Ведь неспроста он дал Конану увидеть себя и своих людей, да и языком жестов он владел прекрасно!
У молодцов Рината тоже имелись арбалеты, и ятаганами и кинжалами они владели получше сардаров: всё же постоянная практика – великая вещь!
Но тут уж Конану пришлось вскочить на ноги, и, прикрывая спиной Каринэ, не на шутку отбиваться от нескольких шакалов Хаттаф-бека, во что бы то ни стало решивших прикончить наглого варвара и его девку.
Конечно, если бы не помощь, подоспевшая так кстати, его план – отравить еду врагов – может, и сработал бы. А, может, и нет – вряд ли они с Каринэ дожили бы до трапезы негодяев. Ну а сейчас он всё же успел уложить двоих, прежде, чем люди Рината прикончили всех остальных. Раненных в жестокой схватке они тоже не пощадили.
И вот уж если кто и стал бы их за это порицать, то только не Конан!
Ринат киммерийца приветствовал, как родного, крепко пожав ему здоровую руку, и нежно приобняв – похоже, он тоже полностью был в курсе всех ранений варвара. Белозубая улыбка ушлого командира наёмников сияла во мраке, и тон был довольным:
– Рад видеть, что ты сохранил боевой дух! – после взаимных приветствий он с интересом рассматривал Каринэ. – Так это и есть та, ради которой ты так смело сунул свою голову в пекло преисподней? Как она – не пострадала?
Конан представил их друг другу.
– Позвольте выразить своё восхищение: более прелестной девы я ещё не встречал! И если бы не ваш спутник, которого мы все безмерно уважаем, поверьте, я бы сказал о вашей красоте и побольше, и… так просто не отстал бы! – у такого сдержанного и молчаливого Рината вдруг прорезалась цветистость и изысканность выражений.
Учтивый поклон Каринэ вежливо вернула, скромно и мягко поблагодарив своих спасителей. Конан с подозрением смотрел на вновь надетую его спутницей маску полусвятой скромницы, затем додумался и оценил: ведь, возможно, им предстоит провести вместе с воинами Рината не один день – поведение его подруги разумно и грамотно. В ней каждый должен увидеть не женщину – предмет сексуальных помыслов – но: больную и нуждающуюся в заботе дочь! Тогда и проблем не возникнет…
Когда остальные люди Рината, поработав над бравыми сардарами так же добросовестно, как те лишь каких-то полчаса назад над людьми Уткыра, обступили их молчаливым кольцом, Конан счёл нужным поблагодарить всех:
– Спасибо, Ринат! Спасибо, друзья! Вы здорово выручили нас! Э-э… Ринат. Пожалуйста, не обижайся – но есть ли какой-нибудь способ отблагодарить вас?
– Конан! Ты меня иногда просто удивляешь! Отблагодарить нас, с тех пор, как выдумали деньги, вовсе не проблема! И это уже сделано!
– Ого! Похоже, я что-то пропустил… Может, расскажешь?
– Охотно! Хотя рассказывать-то особенно нечего. – Ринат позволил себе немного расслабиться, и махнул своей дюжине отборных мрачных личностей, – Так, ребята, осмотрите, какие вещи и продукты здесь есть, оттащите все трупы вон в ту яму, и начинайте готовить завтрак. Рассиживаться некогда – после еды выступаем!
