Андрей Арсланович Мансуров
Комплекс Супермена
– Да? – Корунис не позволил себе подпустить сарказма в тон – здесь и остальные вахтенные! – И обо что же, по вашему мнению, он мог здесь, в абсолютно пустом межзвёздном пространстве, удариться? – генерал выделил тоном слово «здесь».
– Варианта всего два. Первый, совершенно малореальный – это корабль чужаков. Просто невидимый и необнаруженный – никакими датчиками зонда. Который после столкновения просто удрал отсюда. Или висит, оставаясь невидимым, в ожидании, что мы предпримем. Второй, с девяностасемипроцентной долей вероятности определённой нашими компьютерными программами – столкновение зонда с неким… Полем. Силовым. Имеющимся, похоже, и сейчас – там, впереди. И эти раздавленные и искорёженные обломки зонда движутся именно оттуда, от места столкновения с преградой. Вот, сэр: взгляните на компьютерную реконструкцию случившегося.
Корунис не без интереса просмотрел воссозданную картину: словно смотришь в замедленной записи краштест старинного автомобиля… Н-да.
– Хм-м… – Корунис погладил гладковыбритый подбородок, и показал рукой, – Но почему тогда отлично видны спирали дальних галактик? И что это может быть за поле?
– Мы не можем его ни увидеть, ни отследить приборами, сэр. Поле изготовлено, если мне позволят так выразиться, из излучения неизвестной нам природы. Но от этого оно не становится менее материальным. Вот: полюбуйтесь: пока вас не было на мостике, мы позволили себе просветить пространство впереди всеми доступными нам излучениями. Все они просто прошли насквозь. Но! Когда мы для эксперимента выстрелили осветительной ракетой, она врезалась в словно бы стену. И – отскочила. Включить запись?
– Да.
Запись не порадовала: вот летит крошечная искорка, источающая на таком расстоянии не океан видимого излучения, как помнил генерал про это необычайно яркое устройство, а едва заметное мерцание. А вот искорка уже мигнула, и погасла. И назад, словно отскочив от резинового матраца, летит уже только сплющенный в гармошку корпус. Заодно стало понятно, что картина чертовски похожа на реконструкцию разрушения зонда.
Значит, там – впереди, и правда – стена? И она, хоть и невидима, но возмутительно материальна?
– Внимание, вахтенный. – Корунис обращался к майору Ксавьеру Лабушу, основному пилоту авианосца, сменившего в кресле первого пилота молодого Тимбалайна Пэриса, – приказываю выслать осветительные ракеты в сектора… – он называл сектора пространства, для верности указывая рукой, – И за ними – ещё серию. С охватом вдвое большего углового сегмента.
Лабуш буркнул «Есть, сэр», и приступил к работе: пальцы так и летали по псевдоклавиатуре.
Ракеты равнодушно вырисовали перед ними то, что они понимали теперь и так: невидимая стена, отделившая пространство перед ними, простирается вверх, вниз, и влево-вправо – на многие и многие сотни миль. Если не парсеков.
Корунис кивнул связисту – тот защёлкал переключателями и завертел рукоятки. Глянул на генерала и кивнул. Корунис взял микрофон. Ему пришлось прокашляться.
– Внимание, Штаб. Говорит генерал Корунис. Мы обнаружили стену. Невидимую. Но – вполне материальную. Состоящую, по результатам предварительных анализов, из излучения неизвестной нам природы. Об неё и разбился наш зонд. Стена полностью перекрывает зону пространства в координатах… – ему пришлось снова пощуриться, чтоб прочесть расплывающиеся циферки: проклятье! Неужели придётся-таки приобретать очки?! – Точных границ мы пока не определили, но никаких сомнений в том, что для земных зондов, предметов, и кораблей эта невидимая стена является непреодолимой преградой, нет!
Сейчас мы попытаемся получить побольше конкретных данных о стене. Однако наши возможности, как вы отлично знаете, в плане науки ограничены. Здесь не помешал бы специализированный научно-исследовательский корабль. Типа «Челленджера».
Конец связи.
Тимми Пойтолла мысленно выругался. А вот на палубу сплюнул в реале.
Такого он себе прежде никогда не позволял. Но тут!..
Третья попытка пройти сквозь невидимую преграду уже на форсаже ничего не дала: с тем же успехом можно было зарыть нос модуля в почву планеты, и пытаться силой его движков переместить эту самую планету на другую орбиту! Корабль дрожал от киля до клотика, акселерометр показывал двенадцать же, а датчики пространственной ориентации упорно стояли на прежних местах: корабль не продвигался вперёд и на миллиметр!
Он убрал ногу с педали газа:
– Внимание, «Дуайт Эйзенхауэр». Это капитан Пойтолла. В третьей попытке развил двенадцать с половиной же. Результат нулевой. Модуль… Не повреждён.
– Понял вас, капитан Пойтолла. Отставить дальнейшие попытки. Возвращайтесь на борт.
– Есть, сэр. – то, что с ним говорит лично сам генерал, сказало бы Тимми, что его миссия крайне важна, даже если бы он и сам этого не знал. А то, что нейтрально-спокойный тон Коруниса несколько нарочит, сказало о том, что генерал и сам… Расстроен и раздражён. Тем, что не контролирует ситуацию.
Впрочем, кто у них на авианосце «контролирует» её в последние две недели?!
Высланные уже параллельно стене в восьми направлениях разведочные зонды не смогли обнаружить её границ даже через неделю полёта на полном ускорении. А затем сигналы с них, содержащие новые данные о пространственных координатах, стали затухать и пропадать просто в силу огромного удаления.
Зато уже полученная информация позволила главному компьютеру «Дуайта» вычислить радиус кривизны стены.
Да, как хмурясь и нервно сглатывая слюну, сообщил Корунису через неделю после старта зондов полковник Мэрдок, чёртова стена имела радиус.
– Это – сфера, сэр. Никакого сомнения в этом, хотя она и имеет поистине чудовищный размер, у специалистов моего отдела нет. И что самое тревожное – центр этой сферы находится в районе Солнечной системы. Правда, внутри она заключает в себя и все открытые и освоенные нами на данный момент планетные системы. И даже некоторые из тех, куда мы ещё и не думали, так сказать, соваться.
Но то, что нам выделили и указали конкретный участок, вернее – объём пространства, дальше которого мы не можем проникнуть – несомненно.
Корунис пожевал губы – отвык от этой детской привычки ещё в третьем классе начальной школы, но вот теперь вновь поймал себя на этом. Сказал:
– Вахтенный. Используйте всю мощность антенны. Пошлите сигналы на возвращение. Зондам. Они могут ещё пригодиться «Дуайту Эйзенхауэру».
Корунис знал, что мощные сигналы с антенны авианосца легко достанут до зондов, когда запаса мощности их собственных передатчиков на обратную связь уже не хватает.
Ничего: специалисты расшифруют записи бортовых чёрных ящиков, и уточнят позднейшие данные о стене. Хотя…
Основное и так понятно.
Выделили человечеству крысячью клетку.
Тимми проснулся от того, что его немилосердно трясли за плечо, и орали в ухо!
Но обнаружив, что это жена, Пойтолла вздохнул с облегчением: какое счастье! Он на корабле, и он – жив и здоров! И даже к жене испытывает благодарность, и словно стал относиться с куда большей теплотой: вовремя разбудила!.. Беспокоилась. О нём.
– Тимми! Ну наконец-то!.. Что увидел? Кошмар? Или… – вдруг на личико в обрамлении белокурых кудельков набежала тень, – Другую бабу?!
– Нет. Нет… – Тимми спустил ноги на половик у койки, и взъерошил короткий ёршик соломенных волос, – Просто кошмар. Без баб. Спасибо что разбудила. Спасла, можно сказать, от смерти.
– Да-а?! – в тоне прорезалось то, чем так славятся домохозяйки: бешенное и неконтролируемое никакими разумными доводами любопытство, – Расскажи, а?
Тимми кинул ещё один взгляд на кудельки, и вылезшее из ночнушки плечико: а неплохо, мать её. Хоть Ирме и сорок пять! Может, и правда – рассказать? Штатный психолог подразделения так и говорит: выскажи, что тебя беспокоит, и сам лучше поймёшь проблему. Если вообще – не осознаешь, что она не стоит и выеденного яйца!
– Ладно. – он махнул ладонью, – Расскажу. Только вначале схожу кое-куда.
Тимми сунул ступни в стоптанные, но такие уютные домашние шлёпанцы, и протопал в гальюн. Выйдя оттуда, он уже почти успокоился. Снова сел на край постели.
Глаза жены в свете ночника посверкивали, но она помалкивала. Знала, что подгонять его – только навредить. Да и смысл: раз уж Тимми обещал – то расскажет!
– Приснилось мне, что я в зоопарке. Примерно таком, как мы посещали на Провиденсе-два. Только побольше. Иду себе, поглядываю на клетки по обе стороны аллеи. Аллея почти как в парке: с тенистыми деревьями. Кажется, это были клёны и дубы. Веет весенний, тёплый такой, ветерок, и пахнет цветущими ландышами. Ну, или мимозой – не понял, да и не суть.
Так вот. Иду я себе, иду, вижу слева – лошадей, антилоп, быков там всяких. Травоядных, короче. В другом ряду, справа, оказались какие-то кошачьи. Хищники, стало быть: тигр, несколько львов, чёрная пантера, леопард. Леопард спал, лев тоже, а львицы, помню, расхаживали по клетке, вальяжно так, словно они – царицы вселенной. А за этим рядом оказался такой, как бы… Служебный проход. Я сдуру пошёл туда: сам не понял толком, какого … рена – меня словно на верёвке потянуло!
Тимми пришлось сделать паузу, и посмотреть на кисти: точно. Пальцы до сих пор подрагивают – тремор, как сказал бы доктор Рота. Нет, лучше не молчать, а продолжить:
– А за проходом этим – словно бы служебная половина: по периметру здоровенной площадки навалено под навесами сена – целыми скирдами, стоят одноэтажные сараи, навроде домиков, как у фермеров на НьюЛуизиане. Надписи везде: «Только для персонала». Один вольер мне очень не понравился: вот словно чую, как там что-то подлое, нехорошее, происходит! Понятное дело, подбегаю: и точно!
Там, в глубине, за толстой металлической сеткой, стоит прямо на полу странная конструкция. Как бы пирамида из обручей: кверху – всё меньшего диаметра. Между обручами – расстояние с ладонь. И всего таких обручей – пять. А ободья этих обручей по наружному краю усеяны крючьями – небольшими, блестящими, словно их специально полировали. А на крючьях, головами вниз, висят подвешенные за заднюю часть панциря – черепашки! Небольшие все такие, не больше детской ладони. И – спинками, ну, то есть, той стороной панцирей, где шестигранники – наружу. И что-то внутри меня говорит мне, что панцири эти ещё не затвердели, и легко сминаются и прокусываются!
А прокусывать есть кому: вокруг всех обручей бегают, деловито так, полчища серых огромных крыс! По тонким таким, как бы пандусам… И обгрызают у бедных черепашек – кто лапы, кто – головы, а кто и панцирь грызёт! И мне – словно по сердцу резануло: черепашки, они же кричать не могут! А как им ещё выразить, что им больно?! А крысы, с-суки такие, словно специально: не торопятся, знают, что никто им не помешает!
Ну, я заорал, заколотил по сетке: кулаками, сапогами! Меня словно и нет – ни одна тварь серая даже морды не повернула!
Ну, я стал бегать, искать дверь. Двери у этого вольера – не было!
Тогда я стал кидаться всем телом, кричал, снова лупил по сетке кулаками – кровь так и брызгала! – Тимми вновь глянул на сжатые кулаки, словно и правда – ожидал увидеть на них раны и порезы, – Не мог пробить сетку. И крысам – хоть бы что. Бегают, снуют с места на место по своим пандусам, ищут, где кусочек полакомей…
Тут я увидел, что в служебном помещении рядом с вольером словно закончили обедать – ну, персонал зоопарка. Дверь открыли, и грязную посуду выносят – всё сплошь женщины в синих халатах и домашних тапочках! Я – к ним. Кричу:
– Что же это у вас тут делается?! Что за живодёрство?!
А они словно и не слышат: проходят мимо, как будто меня и не существует! Хватаю одну за плечо – и рука проходит насквозь: нет на самом деле никакой женщины! Призрак! Я – бегом внутрь, в их комнатку. Вижу, на столе – ключи, а в стене – дверь. В тот самый вольер! Кидаюсь перебирать ключи в скважине – первым же открыл.
Вбегаю, а там…
Пирамида с обручами стоит, а живых – никого. Только обломки панцирей, нанизанные на блестящие крючья. Не знаю, почему не было уже ни крыс, ни черепашек, но мне так тошно стало – хоть волком вой! От осознания того, что опоздал!
Подошёл я тогда к этой штуке поближе, и присмотрелся. Один из обломков показался мне словно знакомым… А когда протянул руку – это оказалась Земля. Планета наша. И тут слышу сверху откуда-то смех. Противный такой – словно кто водит ложкой по кромке фарфоровой чашки: «Ха-кха-кха!»
Я кричу:
– Кто ты? Отвечай, сволочь!
И тут меня стало корёжить – ну, как на центрифуге в большом зале: я упал на пол, а меня давит, давит, буквально так, будто мозг сейчас потечёт через ноздри!.. И я понял, что сейчас просто умру. Так и не сделав ничего. Что я – беспомощен и слаб, как овечка перед тигром! И вот, когда у меня стали ломаться кости и словно мозг потёк из ушей, а внутренности как бы полезли из живота через… Ну, оттуда.
Тут ты меня и разбудила.
Так что спасибо ещё раз.
Тимми коротко зыркнул на жену через плечо. Он знал, конечно, что ей то, что он расскажет, будет неприятно. Его и самого всё ещё потряхивало, и он зябко поводил плечом. Но теперь, приглядевшись к жене, он подлез к ней, и постарался обнять: Ирма молча плакала, закрыв лицо ладонями, и посверкиваюшие бисеринки слёз вытекали между пальцев. Он невольно подумал, что такой беззащитной он её не видел чуть ли не с тех самых пор, как они только собирались пожениться, двенадцать лет назад.
– Не надо, не переживай. – Тимми запоздало подумал, что его привычка всё подмечать, и описывать максимально точно и достоверно, на этот раз сыграла с ними дурную шутку: жена плачет, только когда случается что-то совсем уж плохое. Последний раз она вот так молча рыдала, когда умерла от псевдорака её мать, – Это ведь только сон!
Ирма чуть отстранилась от его тела, хотя из объятий вылезать, вроде, не собиралась. Голос уже слегка охрип:
– Нет. Это не так. Это не «только» – сон. Ты просто… Получил послание. Думаю, здесь в аллегорическом, жестоком и циничном виде тебе показали…
Реальное положение дел.
Мы все – подопытные. Бессильные и безгласые, немые черепашки!
И проклятые твари сделают с нами всё, что пожелают!
Тимми не нашёлся что сказать – чуял, что жена, похоже, права. Да оно и верно: кулуарные разговоры, и сплетни про ситуацию на борту, и странное бездействие командования наносят удар по дисциплине контингента авианосца похлеще любой тропической лихорадки. Жёнам ведь сплетничать в столовых, соляриях, парикмахерских, тренажёрных и массажных залах, которых на авианосце вполне достаточно для комфортного проживания семейных пар, не запретишь! А у каждой жены есть муж. И этому мужу ночью обязательно выскажут. Всё, что понавыдумали. И услышали. Чтобы выудить, соответственно, то, что знает или думает он.
– Вот что, милый. – О-о! Сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз так его называла! – Ты должен рассказать об этом доктору Роте. Я чувствую, что всё это – не просто так! По-моему, у нас будут проблемы.
Тимми дёрнул щекой. Вздохнул:
– Да, Ирма. Насчёт проблем – это уж как пить дать… – он замолчал, нежно гладя её по слегка огрубевшим, но всё ещё густым волосам, и сожалея, что не выдумал какую-нибудь безвредную байку. Например, про крысопауков с Кастора-три.
– Ты обязан рассказать! – она чуть отстранилась, и фанатичная вера в свою правоту, блестящая в голубых глазах, сказала Пойтолле, что жена настроена серьёзно, и ничего общего с женской паникой в её словах нет, – Может, это – зашифрованное предупреждение? Доктор Рота сможет это вычислить.
– Да. Да, моя хорошая. Я обязательно расскажу ему…
Тимми снова покрепче прижал дрожащее не то от холода, не то от страха тело к своей широкой груди. Возражать и не подумал: во-первых, знал, что это бесполезно: раз жена что-то втемяшила себе в голову, никакими разумными аргументами это оттуда не выбьешь! Ну а во-вторых, он в данной ситуации и сам думал примерно так же.
Натешились с ними проклятые невидимки вволю.
И, похоже, экзекуция людей ещё не закончена!
– Генерал, сэр. – в проёме двери нарисовался адъютант, – К вам доктор Рота.
– И чего же он хочет?
– Он сказал, что у него есть сообщение. Вернее – два сообщения.
– Хм-м… Хорошо, пусть войдёт. – Корунис отодвинул на край стола папки с документами, с которыми работал, и отхлебнул из забытой чашки – кофе успел совершенно остыть, но мозги просветлял неплохо даже в таком состоянии.
Вошёл доктор, генерал указал ему на стул возле себя:
– Прошу, доктор. Вы что-то хотели сообщить?
– Вот именно генерал, вот именно. Сообщить.
Генерал проснулся с криком.
Обнаружил себя уже сидящим на постели. Тело и лицо покрывали крупные капли ледяного пота. Вот это кошмар ему приснился!..
Поневоле пожалеешь, что почти высмеял доктора с его параноидальным бредом! Но тот тоже хорош: поверить, что в снах – снах! – содержится полезная информация!
Но, может, теперь ему и самому придётся призадуматься?
То ли то, что он увидел является действительно – предупреждением, то ли этот идиотизм приснился ему в результате чрезмерно эмоциональной «реакции» перевозбудившегося мозга на рассказы доктора – как раз о снах: члена экипажа и офицера?!
– Ты не спишь? – из соседней каюты (Они спали в разных комнатах. Генералу частенько случалось задерживаться у рабочего стола заполночь, или идти на мостик посреди ночи, и Дорис уже восемь лет мирилась с тем, что приходится делить мужа с работой.) пришлёпала в своих тапках с помпонами жена, – Мне послышалось, что ты кричал.
– Да, вроде бы. Я, наверное, действительно кричал. Мне… Приснился кошмар.
– Вот как. Хм-м… Интересно. А мне Паола сказала, что её мужу кошмары снятся уже вторую неделю. И Ванесса жаловалась на своего – будит дикими криками третью ночь подряд.
– Вот как? – Корунис заинтересовался, – И о чём же их кошмары? – он выделил тоном слово «их».
– У полковника Гендерсона сны о динозаврах. Его преследуют по пустыням и саваннам какие-то зубастые скользкие тварюги. И нагло жрут его, когда догоняют. У майора Файзуллаева сны в-основном о том, как он подцепил какую-то страшно болезненную и скоротечную заразу в одном из борделей, и гниющая плоть прямо отваливается с него кусками! Ну, у него ведь была бурная молодость, пока Ванесса не окрутила его. Ой, пардон – я хотела сказать, пока он не решил остепениться, чтоб продвинуться дальше по карьерной лестнице.
Корунис усмехнулся – сермяжная правда в словах жены есть. Чтоб «продвинуться» офицеру действительно лучше «остепениться». Политика Флота: если офицер принимает на себя ответственность за семью, значит – созрел принять и за подчинённых.
Генерал похлопал по постели рядом с собой – Дорис подошла и села, кутаясь в пушистый халат.
– Тебе-то что приснилось?
– Ну… Как бы это помягче… – Корунис засомневался, стоит ли действительно рассказывать то, что видел, или лучше что-то просто придумать, – Урод мне приснился. Инопланетянин с огромной серой головой и тоненькими ручками-ножками. Совсем такой, как их рисуют в комиксах, и показывают в фильмах-страшилках. Глаза такие… Навыкате. И светятся изнутри изумрудным сиянием. И он смеялся. Омерзительное, можно сказать, зрелище. Будто голова вот-вот отвалится – шея была чертовски тонка. Да и туловище. Вообще непропорционально худое.
– Понятно. Противно, наверное, да. Но… Что же тебя испугало?
– Меня испугали его слова.
Дорис нахмурилась. Но потребовала:
– Ну-ка, хватит делать из сна – «секретную информацию». Рассказывай.
– Хорошо. Расскажу. – генерал понял, что врать-таки придётся, – Этот тип сказал, что все наши попытки, которые мы предпримем, чтобы пробиться наружу, обречены на провал. И что стена исчезнет только тогда, когда человечество само – именно само! – уничтожит все запасы гиперводородного, ядерного и нейтронного оружия. И не переделает все боевые корабли в торговые…
– Вот в чём ты не силён, Джорджи, так это во вранье. Да, на работе ты чуткий, добрый, и тактичный. Почти как носорог. Но вот врать как положено… Хватит лапшу мне вешать. Давай-ка рассказывай, как там у вас всё было!
Корунис фыркнул. Вот, тоже мне, ещё психоаналитик выискался! Хотя…
Может, и правда – порепетировать перед «докладом» доктору Роте?..
Флагманский авианосец эскадры западного сектора «Джордж Вашингтон» примерно в два раза превосходил «Дуайта Эйзенхауэра» водоизмещением. И, разумеется, на его борту имелось и самое мощное на данный момент оружие Союза: гиперводородные заряды. Способные уничтожить небольшую планету, просто расколов её на куски.
Корунис не помнил ни одного случая боевого применения таких зарядов – только учебные, и – только для уничтожения спутников планет ненаселённых систем: после такого взрыва несущиеся с околосветовой скоростью осколки буквально пронизывали всё внутреннее пространство этих систем, делая смертельно опасным даже нахождение поблизости. Даже бронированного боевого корабля.
Но сейчас…
Осколкам взяться неоткуда. И адмирал Мартинс Дукурс настаивал на применении.
И хотя на совете глав Штабов Корунис и потребовал занести в протокол своё «особое мнение», обосновывать конкретными фактами или научными теориями своё категорическое несогласие с мнением начальства отказался: не будет же он, и правда – напирать на то, что ему поведали «во сне»! И на то, что «чует» его подсознание. Хотя его жена называет это явление более просто: «Опять почуяла твоя задница, что пахнет жаренным?»
И вот сейчас, на пятый день после прибытия флагмана, «Джордж Вашингтон» и корабль Коруниса медленно удаляются, дрейфуя без хода, от шлюпки-брандера, поставленной впритык к Стене. Возле упрямого и неподатливого поля «неизвестной природы».
Теоретически они уже находятся на расчетном «безопасном расстоянии». И Корунис кусает губы, стоя на мостике, и посматривая на штатные противоперегрузочные кресла, в которых сейчас, как, впрочем, и всегда во время дежурства, располагается вахтенная бригада.
Генерал не верил в эффективность действия бомбы на Стену, и думал, что даже случись такое, то она, скорее всего, просто пробьёт на какое-то время невидимый барьер, и дыра просто опять затянется. Сама собой. То есть – поле очень быстро восстановится, и сделает пролёт земных кораблей через границу снова невозможным.
И приказать какому-нибудь кораблю Флота лететь в неизвестность с одной глупой уверенностью, что дыра – пробита навсегда, значит – почти наверняка обречь людей из прорвавшегося на ту сторону экипажа на вечное изгнание, и отрыв от человечества.
С другой стороны, Корунис сожалел, что всё же не высказал своё особое мнение о том, что силовым методом возникшую проблему решать нельзя. Что это – грубая и жестокая реальность, а не классический боевик-суперблокбастер, где храбрые Супермены, Капитаны Америка, Железные люди, Бэтмены и бравые звёздные десантники побивают-таки в финале ценой неимоверных усилий всех коварных и подлых врагов. И храбрые рядовые из Армии и Флота чёткими действиями довершают разгром армии вражеских инопланетных агрессоров-захватчиков.
Собственно, его настойчивые призывы к более углублённой разведке, тщательному изучению физических параметров преграды, и акценте на попытках наладить всё же связь с упорно отмалчивающимся противником, были встречены, скорее, с вежливым сожалением: типа, генерал, мы уважаем ваши несомненные заслуги… Но сейчас ваша осторожность больше смахивает на банальную трусость. Панику. И неверие в силы Флота.
Корунис после таких обвинений заткнулся, и не стал доводить дело до дисциплинарного трибунала: разжалование и лишение всех льгот и категорий ему не улыбалось. Нужно думать не только о себе, но и о жене. И о детях: им ещё делать карьеру!
Так что сейчас он просто выполнял указания «мудрого» начальства, и ждал.
– Отсчёт пошёл, сэр! – связист глянул на Коруниса, оторвавшись на миг от своих мониторов, – Пятиминутная готовность.
– Выведите отсчёт на общую трансляцию.
С потолка донёсся равнодушный голос робота:
– Четыре минуты сорок пять секунд. Четыре минуты сорок две секунды…
Ох, чует его задница, что чего-то они про…бали с этой бомбой!..
Генерал зыркнул на связиста, рявкнув:
– Общую сеть корабля!
После чего сгрёб микрофон: пусть их разжалуют: на его совести – жизни людей!
– Внимание! Говорит генерал Корунис. Экипажу и всем бойцам. Экстренный старт корабля! Занять места согласно штатному расписанию! Пристегнуться! Пилот! Включить прогрев маршевых! Готовность к запуску – минута.
Сирена заполнила помещения, и генерал знал, что всем им пристёгиваться и занимать противоперегрузочные места, вроде, нужды особой и нет: они в двух астрономических единицах от бомбы, то есть – в целых пятнадцати световых минутах, и продолжают медленно удаляться, включив все камеры наружного обзора, и отслеживая показатели всех датчиков, установленных на должном расстоянии от эпицентра.
Но – бережённого Бог бережёт!
Через минуту он приказал сирену отключить. Теперь в динамиках трансляции звучало только:
– Три минуты двадцать восемь секунд. Три минуты двадцать пять секунд. – отсчёт, ведомый равнодушным голосом автомата, уже раздражал.
Но генерал не позволял себе отвлечься от вполне реальной первоочередной задачи:
– Вахтенный пилот! Курс – на Тэту Центавра. Включить двигатели на полную мощность! Ускорение – семь же! Быстрее!
Сам генерал тоже буквально прыгнул на противоперегрузочное кресло, и заорал на всю рубку:
– Всем – пристегнуться!
Махина в полторы сотни тысяч тонн завибрировала, лежак под спиной затрясся, заходил ходуном. Гул от форсажа наполнил все помещения словно церковный орган – только в тысячу раз мощнее! – почти в инфразвуковой зоне слышимости!
Корунис, ощущая, как чувство опасности хоть и уходит, но – не до конца, и тело, вроде, может выдержать и ещё немного более мощного нажима, заорал:
– Пилот! Выводите ускорение на десять! И дальше – на сколько сможете!
Навалилась жуткая тяжесть.
Счастье, что их посудина сработана крепко: переборки стонали, скрипели, но держались. Корунис знал, что флагманский корабль не сможет повторить их манёвр, но всё равно включил экстренную связь по закрытому каналу на штанге за ухом:
– Внимание, на «Джордже Вашингтоне»! Мы посчитали, что для безопасности экипажа имеющегося расстояния недостаточно. Уходим от стены на форсаже. Вам рекомендуем поступить так же! За семнадцать оставшихся минут сможете успеть отлететь на ещё несколько миллионов миль! Конец связи.
Он знал, конечно, что если позже придётся давать показания на разборе его поведения в трибунале, возможно, ему поставят в вину то, что он передал это послание на флагманский корабль слишком поздно.
Поэтому он надеялся, что пусть и поздно, но всё-таки – не слишком!
От жуткого напора на тело заложило уши, и в голове словно начали взрываться петарды! Но он всё же надеялся, что регулярные учения, тренировки, и хорошие противоперегрузочные кресла позволят избежать серьёзных травм даже женщинам и штатским!
Удар оказался чудовищным.
Когда ощущение обладания своим телом вернулось, и в голове перестало звенеть, Корунис где-то на краешке сознания порадовался: похоже, он всё-таки жив. И маленькая рыбёшка по имени Джордж Корунис всё ещё плавает по реке жизни…
Затем сознание вернулось полностью, и он смог даже разлепить набрякшие кровью веки. Повернул голову: посмотреть на пилота и остальных членов вахтенной команды.
Пилот уже вполне бодро переругивался с начальником инженерной смены: жаловался на то, что двигатели и половина сервисных механизмов не реагируют на команды с мостика. А заодно и на непривычное отсутствие искусственной гравитации.
– Скажите спасибо, что хоть какие-то механизмы и приборы остались в порядке. Наша кормовая часть сейчас больше напоминает гармошку! Причём – прожаренную в духовке. – голос Кийта Браза, их главного инженера, узнать было легко: он говорил в нос, – Удивляюсь, что жертв практически нет. Док Рота сказал, что все датчики жизнедеятельности горят зелёным и жёлтым! Так что спасать из-под завалов и из пробитых отсеков никого не надо.
Генерал порадовался: какие умницы проектировщики корабля! Предусмотрели именно такой случай, и запретили размещение экипажа при ускорении вне Зоны повышенной защиты – упрятанного глубоко в центре корпуса кокона, представляющего собой фактически одну большую спасательную капсулу. С особо укреплёнными бронированными стенами! Похоже, обшивка этого самого кокона даже не потеряла герметичность, раз нет красных огней датчиков жизнедеятельности – а ведь почти весь экипаж был без скафандров и шлемов!
Радует и информация от доктора Роты: раз вживлённые всем индивидуальные датчики только жёлтые и зелёные, то и правда – похоже, члены экипажа отделались, можно сказать, испугом. Пусть и не лёгким – но – испугом. А не…
Вот именно.
Значит, хорошо, что пилот отключил двигатели через семнадцать минут разгона. Успели они отойти подальше и набрать приличную скорость…
– Связист! Что там с «Джорджем Вашингтоном»? – Корунис старался говорить внятно и спокойно, хотя сил почти не было. Похоже, не прошёл-таки даром перенесённый полмесяца назад микроинфаркт, – Связь есть?
– Никак нет, сэр. Связи нет совсем – компьютер показывает, что нет внешней антенны. Сейчас пробуем выдвинуть резервные и аварийную тарелку. И работаем на аварийных частотах с основного и резервного передатчика.
Но никто, даже аварийный автопилот флагмана, не отвечает.
– Продолжайте пробовать. Полковник Шлезингер, – генерал обращался к своему заместителю, зная, что тот куда крепче и моложе его, – Доложите обстановку.
– Есть, сэр. Практически весь экипаж жив – лишь несколько человек получили разные травмы: в основном переломы тех конечностей, которые оказались не пристёгнуты и не прижаты к телу в соответствии с инструкцией. Сотрясения мозга. Кровотечения из носа. У нескольких женщин треснули рёбра: это у тех, у кого массивная… – заместитель замешкался. – Грудь! Но разгерметизации центрального кокона нет.
Хотя в остальном наш «Дуайт Эйзенхауэр» получил весьма значительные повреждения. Преимущественно в кормовой части – там буквально каша из смятых и сплавленных механизмов и дюз. Однако есть и другие повреждения: в частности, с корпуса срезало все антенны, видеокамеры, и прочие периферийные наружные устройства и агрегаты.
Движение своим ходом невозможно. Маршевые двигатели полностью выведены из строя, и ремонту, похоже, не подлежат. Ни своими силами, ни на заводе. То есть – нам так и так придётся вызывать сюда док-эсминец.
Далее. Разгерметизированы почти все кормовые служебные отсеки. Номера Эйч – два, три, пять, Эйч – семь… – майор стал перечислять. Корунис вздохнул.
Ну вот и отлеталась, похоже, их посудина.
Если экспертная комиссия признает нерентабельным восстановление авианосца, его спишут. На металлолом. Потому что девяносто процентов стоимости несущейся в пространстве по инерции консервной банки, в которой они все сейчас находятся, пусть и живые, но беспомощные, словно цыплята перед лисой – как раз двигатели!
