Андрей Арсланович Мансуров
Комплекс Супермена
И мы ворвались внутрь как обычно – легко и просто… Но потом…
Теперь Синельников не вдавался в детали: хоть Мона наверняка и не вражеский «агент», (Штатных девиц со всей их родословной и подноготной отдел контрразведки проверяет буквально до пятого колена!) но характеристики оружия и методика проведения боевых операций её не касаются! Он описывал, скорее, свои ощущения и даже подчеркнул тот момент, когда подсознание, некий инстинкт «прирождённого бойца» заставил его на время отступить…
Мона слушала внимательно, не перебивала и вопросов не задавала – только похлопывала иногда пушистыми густыми ресницами. (Они у неё – свои, как она с простительной гордостью объяснила ему на первом же «свидании»!)
Молодец. За это в том числе он её и уважал. За умение действительно – слушать. А не изображать интерес. Как и за то, что с добросовестностью относится к своей основной работе. А что: штатный психоаналитик их подразделения – молодой, очкастый и прыщавый, девственник. Доверия особого не вызывает. Как и желания «поделиться». И наверняка никогда не услышит тех откровений, что иногда изливаются из уст уставших, обиженных, расстроенных и комплексующих военнослужащих! Которым по-идее полагается быть сильными и уверенными в себе.
Иногда Синельников думал, что напрасно работники СВБ – службы внутренней безопасности – не оснастили комнатки штатных девиц микрофонами и камерами. А иногда он подозревал, что их-таки установили… Просто никогда в этом не признаются.
– Странно. Нет, – видя, что он порывается её перебить, Мона подняла ладошку, и прихлопнула его рот, – Это действительно странно. Зачем было давать вам увидеть а затем и атаковать – фантом? Мираж. Призрак. Ладно, меня не это беспокоит, поскольку раненных немного. Я вот другого не понимаю: зачем надо было уничтожать, да ещё таким жестоким способом, нашу колонию на Чегастере.
– Ну, про колонию-то всё более-менее понятно. Дело всё в том, что после системы Чегастер наши разведочные скутера начали продвижение дальше в секторе Лимб-пять. Где-то в пучинах которого и пропал наш малый дальний МРС-545. Очевидно, именно там, где-то в дальнем конце этого сектора, и расположены поселения, или… Скажем так: зона жизненных интересов наших врагов. И они скутер просто нейтрализовали – о нём уже восемь месяцев ни слуху на духу! – а колонию уничтожили для того, чтоб ясно намекнуть: ещё раз сунетесь сюда – мы и остальные ваши населённые планетки зачистим! Причём – легко и быстро.
– Да, действовали они там, на Чегастере, как ты любишь выражаться, быстро и эффективно. А на мой взгляд ещё и очень цинично. И для нас – унизительно. Но почему всё-таки – вам, воякам, послали именно фантом корабля?
– Думаю, для того же. Чтоб показать, что они в любой момент запудрят нам мозги. Введут в заблуждение. Ожидаем мы корабль – вот нам корабль. Ожидаем мы человекообразного противника – вот нам человекообразные фантомы!.. Так и заставят нас воевать самих с собой.
Ну, и, разумеется, они хотели показать превосходство своих технологий.
– Словом, сейчас у нашего горячо любимого и умного «главнокомандования» – море проблем.
– Точно.
– Смешно.
– И чего же это тебе вдруг стало так смешно?
– Нет, не с проблем командования. А с того, что людскую психологию эти гады, похоже, действительно изучали не один век. Может, и не одно тысячелетие. Просекли специфику жанра.
– Ты о чём это?
– Ну как же! А, да – ты же не любитель читать. Или смотреть триллеры. Саспенс. Поясню: это такое произведение, где неизвестно, кто убийца. Или маньяк. Или шпион. Иногда дают намёки: то покажут руку в перчатке, накинувшую платок с хлороформом на лицо сторожа, или часового, то – шприц, вводящий некий смертельный реагент в пластиковую трубочку системы искусственного кровообращение важного свидетеля. То – чью-то тень, поднимающуюся по лестнице в комнату молодой девушки. Показав предварительно офицера полиции, который тщетно пытается раскрыть два-три похожих жестоких преступления: убийства и изнасилования таких же девушек – обычно, кстати, весёлых и симпатичных. Некрасивым и злобным зритель сочувствует почему-то гораздо меньше.
Михаил фыркнул:
– Вполне могу этих зрителей понять. – он провёл ладонями по мягким округлостям пикантных ягодиц: благо, руки у него длинные.
– Не перебивай. А то я собьюсь с мысли. – Михаил кивнул, Мона продолжила, посмотрев зачем-то в угол, – Так вот. Ни лица, ни даже фигуры преступника обычно не показывают до самого финала фильма, когда бравый следователь путём невероятного напряжения извилин, крутых погонь, перестрелок, и плавания в пыли каких-то древних архивов, обнаруживает невероятный факт, изобличающий маньяка или убийцу. Это-то и есть основное правило любого триллера: убийца – обычный человек, без заячьей губы, без особых примет, все соседи его рекомендуют, как отличного и компанейского парня, коллеги по работе и начальство не нарадуется его деловитости и дисциплине…
А он – с детства закомплексованный, унижаемый – ну там: мамой-деспотом, или отчимом, или одноклассниками – использует свой изощрённый и обиженный на весь свет, или каких-то конкретных его представителей, ум, чтоб сделать этим другим больно. Отомстить. Или получить оргазм, лишив кого-то жизни. Ну и так далее.
Я что хочу сказать: всё происходящее строго соответствует канонам жанра. Следов – нет. Улик – минимум. Враг невидим. Недосягаем. Нет возможности ни в кого пострелять, или хотя бы позлословить – нашему Министерству пропаганды. В адрес этого самого врага. Через СМИ. Да даже призывать «теснее сплотить ряды», и «отомстить» невозможно. Кому – мстить-то?! Вместо привычных бойцам ящеров, зелёных человечков, или каких монстров – пшик! Нечто невидимое и аморфное.
Поэтому вы, офицеры «Дуайта», и вообще всё флотское руководство, можете годами чесать ваши умные репы, и просто и не подозревать, кто всё это с нами вытворяет, и почему они нас настолько хорошо знают.
А вдруг их агенты, шпиёны, до сих пор – между нас? Только – невидимы?!
Более того: вдруг они живут, скрываются, прямо внутри нас?
И отличаются от людей только модифицированными жабрами, повышенной чувствительностью к изощрённым наслаждениям, да, к примеру, изумрудными глазами?
Синельников долго молчал, сосредоточенно глядя в огромные густо-голубые, и сейчас казавшиеся бездонными колодцами, глаза с расширившимися зрачками. Думал.
С чего бы это его девушка решила подкинуть ему эту набившую оскомину, и используемую буквально в каждом втором дешёвом фантастическом боевичке идею о врагах в телах людей? Издевается? Или…
Мона первой молчания не выдержала – рассмеялась, ткнув его остреньким кулачком в мускулистый бок:
– Купила тебя! Небось, принял меня за суперзаконспирированного агента жукоидов?! Знаю-знаю: подумал именно об этом – вон как весь напрягся! Пресс прямо каменный стал! Сбежишь теперь?
– Да уж, паршивка такая: подловила. Да и вполне правдоподобно всё, будь оно неладно. – Михаил покачал головой, – У меня разыгралась прямо – настоящая ксенопараноя… А если серьёзно – то, в принципе, вполне согласуется. Гады всё о нас знают. Предвидят каждый шаг. Откровенно издеваются, и дают почувствовать своё превосходство.
И даже если и живут среди нас – как их вычислить-то? Ведь они точно: умнее…
Обидно. И выхода – не видать.
– Да, наверное. Ну что? Так и будешь думать да хмуриться, или… Приступим ко второй фазе лечения?
– Лучше, конечно, приступим. Ну-ка, где наши наручники? Я хочу наказать противную девчонку, так напугавшую бравого капитана…
Даже после «лечения» Синельникову не спалось.
Закинув руки под подушку под головой, он методично изучал подволок своей каюты. В надежде, что привычная банальность этого занятия позволит мозгу утомиться от его монотонности и бессмысленности, и, наконец, отключиться.
Не желал его мозг отключаться. Он с регулярностью таймера словно пневмоударником вбивал в сознание гвозди: «Обо…рались!», «Обо…рались!»…
Синельников этим самым сознанием понимал, конечно, бессмысленность такой констатации, и знал, что вины его подразделения в произошедшем нет. Как, собственно, и ничьей из людей. Похоже, ими всеми очень умело манипулируют, попутно изучая реакции и эмоции. Совсем как дотошные лаборанты наблюдают за тем, как их подопечные – например, крысы! – пытаются справиться с незнакомой задачей. Новым лабиринтом. Рычагами для выдачи пищи. Пространством новой клетки – с полом под напряжением! Да мало ли…
Мысли в голову лезли всякие. Преимущественно – нехорошие. Он знал, что и генерал Корунис, и руководство Флота – вовсе не дураки, как это часто пытаются представить в тупых анекдотах завидующие их отличной зарплате штатские. Нет, на свои места высшие офицеры попали вовсе не по блату, или за взятки. Они доказали делом свои выдающиеся организаторские таланты, и способность к стратегическому мышлению – то есть, решению наиболее рациональными способами что традиционных, что ранее не попадавшихся задач. Но…
Вот именно: с такой задачей не сталкивался прежде никто из землян.
И пока что Синельников ощущал даже некую затаённую радость от того, что не ему предстоит её решать. Поскольку привычных методов или способов «решить» такую проблему найти не представлялось возможным просто в силу объективных обстоятельств: враг отлично знает людей, долго и тщательно готовился к активным действиям, предусмотрел все возможные ходы Флота, и наверняка сейчас торжествует, видя бессилие и растерянность землян.
И пассивное наблюдение за окружающим пространством, пусть и без «стратегического» отступления, свидетельствуют не о «выжидательной позиции», а о банальной растерянности Генштаба. И не является достойным выходом из кризисной ситуации.
Но даже если в три тысячи семьсот пятьдесят восьмой раз повторить эту немудрёную мысль про себя, толку не будет: решение не даётся!
Да и есть ли оно при тех силах и средствах, которыми человечество в целом и его Флот в частности, располагает…
Синельников повернулся на правый бок. Теперь в поле зрения оказался встроенный стенной шкаф с его одеждой, где висит форменный китель. И стол со стулом – на спинке аккуратно висит рубаха, брюки сложены на сиденье. Но что-то с брюками явно не так – они почему-то шевелятся, словно бы надуваемые снизу воздухом! Что за…
Удивиться Синельников не успел: и он, и стул с брюками вдруг оказались в залитом ослепительным золотистым свечением месте. Не помещении – стен не было! – а именно – месте! Проморгавшись, и привыкнув к странному освещению, Синельников решил, что ему-таки удалось уснуть: с неба, источавшего мягкий оранжево-золотой свет, спускались плети странных растений, вроде лиан. Только покрытых странными иззубренными листьями размером с добрый лопух. И хотя ни следа деревьев, или шпалер, с которых могли бы свешиваться эти лозы, не имелось, создавалось ощущение того, что находишься в не то – парке, не то – беседке. Появился странный запах. Подумав, и принюхавшись, Синельников решил, что пахнет розами – однажды нюхал эти цветы в одной из оранжерей. Приятно, да. А что там у нас под ногами, внизу?
Под ногами имелся абсолютно чёрный пол – или это была земля?! – на котором сейчас и стояла его койка и стул, с продолжавшими раздуваться и менять форму брюками. Синельников не придумал ничего лучше, как сесть, и спустить ноги с койки вниз – пол, земля, или что там было внизу, оказалось мягким, словно ковёр из персидской псевдошерсти, и тёплым. Может, ему пытаются создать «комфортные» условия?
Для чего?
Предстоит… Беседа?
Похоже.
Брюки закончили трансформацию, превратившись в странное существо – не больше метра ростом, и с огромной головой на весьма тонкой шее. Из одежды на существе имелось что-то вроде балахона, возможно, белого, но в таком свете тоже казавшемся оранжево-золотистым. Существо сидело на краешке стула, ноги с тощими, длинными, и расширяющимися на концах пальцами не доставали до земли. Синельников удивился: все пальцы существа: что рук, что ног, покрывали какие-то кольца – неужели украшения?!
– Нет, это не украшения. Эти… м-м… Предметы имеют чисто функциональное назначение. – голос раздавался непосредственно в мозгу Синельникова: губы существа не шевелились. Тон, которым были произнесены эти, первые, слова, показался Синельникову весьма высокомерным. Словно его собеседник обращается к низшему – так человек мог бы разговаривать с упрямым и непослушным ослом. Да и выражение лица не позволяло усомниться в том, что капитана странный гость недолюбливает, если не презирает: уж это в огромных прищуренных глазах изумрудного цвета (Не иначе, как шутливая фраза Моны навеяла!) заметить было нетрудно.
– Какое же именно? – Синельников, видя, что существо замолчало, решил начать диалог: надо же выведать хоть что-то потенциально полезное, пусть даже всё это происходит во сне. Мало ли! Вдруг это его собственное хитромудрое подсознание выбрало изощрённый способ помочь ему, да и всем им, сообщив нечто, что они проглядели, не заметили в пылу обычной дневной суеты?!
– Какое именно, тебе, человек, знать не обязательно. И твои мысли о том, что нужно постараться выведать у меня побольше полезной информации, я обнаружил. Они смешны. – существо растянуло щель рта в показушной ухмылке, и пролаяло, – Ха! Ха! Ха!
Синельникова невольно покоробило. Но он сохранил нейтральный тон:
– Ты – телепат?
– Нет. Я – расчётчик. Как бы это тебе попроще… Ну вот ты – когда видишь неработающий затвор импульсного ружья, его внимательно осматриваешь. И понимаешь, что в направляющий паз набился нагар. И если устранить – всё снова заработает нормально. Я же, поглядев на этот самый затвор, могу воссоздать всю конструкцию вашего примитивного огнестрельного оружия, даже не видя остальных деталей. Как могу уже по этому оружию воссоздать и всю вашу немудреную военную стратегию и тактику. Так что твои мысли по поводу возникшей сейчас ситуации я просто просчитываю, основываясь на общем знании вашей био– и физиологии, и изучении микромимики твоих лицевых мышц.
Синельников вполне оценил возможности огромного мозга, скрывающегося под лысым черепом, который, как и балахон, казался золотисто-апельсиновым. Из-за того, что сверху на этом черепе имелись, похоже, сальные, потовые или какие другие железы, и сама кожа выглядела словно бы покрытой чёрными точечками, сходство с апельсином казалось теперь гораздо сильней. Но лучше такие мысли придержать.
– Нет, мне не оскорбительно, когда ты думаешь про меня так. – а верно, будь оно неладно, Синельников успел смутиться, когда подумал, что его странному собеседнику может быть неприятно, что его сравнивают с простым земным фруктом, – И вообще многие ваши пристрастия, чувства и сравнения для нас являются пережитком. Но наблюдать их сейчас весьма забавно – примерно так же вы смотрите на поведение колоний муравьёв. Правда, знание вас нами несравненно лучше, чем ваших же муравьёв – вами.
– Так, значит, мы для вас – мурашики?
– Нет, не совсем. Скажу без околичностей. Вы – побочный продукт глобального эксперимента народа тыхволдов. Изначально выведенный для примитивных, чисто физических работ: в шахтах, на рудообрабатывающих заводах, погрузке. И тому подобного. Тыхволды с вашей помощью выкачали из недр вашей планеты немало полезных ископаемых. Главный – нюгинн. Но поскольку это произошло до вступления их в наше Содружество, наказания они не понесли. А вы – не были уничтожены. Наш устав запрещает уничтожать потенциально разумные расы, даже если они и выведены искусственно.
Но сейчас вы освоили перемещение в космическом пространстве на значительные расстояния. Активно и агрессивно колонизируете все подходящие вам планеты. И поэтому представляете угрозу всему нашему Содружеству.
– Чем же это?
– Ответ ты знаешь и сам. Вы с огромным презрением и восхитительным равнодушием относитесь к судьбе тех видов, что обитают на осваиваемых планетах. Которые вы недопустимыми средствами и приёмами старательно и спешно переделываете под себя.
Собственно, нас это не удивляет: на заре своей так называемой истории вы точно так же поступали даже с собратьями-людьми. Примеры Австралии, Америки, Тасмании и прочих ваших территорий, захваченных теми расами и народами, что превосходили аборигенов в техническом и технологическом плане, приводить, я думаю, не надо – ты и так, я вижу, понял меня. Бактериологические войны в отношении полинезийцев, индейцев, тасманийцев и прочих пострадавших от геноцида рас сейчас ваши учёные-историки и социологи стараются всячески замолчать в учебниках истории, но эти прискорбные и гнусные приёмы и способы освободить, расчистить территории от аборигенов, имели место. И навечно зафиксированы в наших хрониках. Я сейчас говорю про биологические методы потому, что они представляются нам, Содружеству, особенно жестокими и гнусными. Хотя в вашей истории есть факты истребления неугодных и с помощью оружия, ядов, напалма, и ещё десятка омерзительных способов.
Синельников почувствовал, как краска стыда невольно заливает шею – существо говорит верно. Обычные дети в обычной школе такое не проходят. Ему же об этих фактах известно в силу спецкурса в Академии. Об исторических прецедентах, тактике и стратегии ведении войн и оккупации вражеских земель, начиная буквально с древне-римских греков…
– То есть, – чуть кивнув в ответ на его реакцию, продолжило существо, – вас не останавливала даже мысль о том, что менее развитые в интеллектуальном и технологическом плане виды человека тоже имеют право – на если не уважение, то хотя бы – на справедливую защиту их прав. В суде. Вашими же так называемыми правозащитниками.
Впрочем, я не собираюсь тыкать тебя носом в, как вы их называете, грехи твоих предков. Я… Приснился тебе по другой причине. Могу тебя в какой-то мере обрадовать: наша раса не ставит своей задачей ваше полное уничтожение. Мы просто хотим…
Оградить наших собратьев и партнёров от уничтожения и порабощения. И оккупации их законных территорий. Границы которых установлены нашими Договорами.
Синельников почесал в затылке. Позиция существа в таком контексте представлялась, в-принципе, вполне логичной. Если не единственно возможной с точки зрения ограничить земную экспансию мирными способами.
Стало быть земляне – конкистадоры космоса? Злобные, безжалостные и беспринципные. Циничные и меркантильные. Желающие как можно быстрее обогатиться, эксплуатируя недра и почву колонизированных планет.
Ну да – примерно так они до сих пор себя и вели. Но…
– Мне … э-э… Приятно, что вы не ставите целью наше полное уничтожение. Спасибо. Но… почему ты говоришь, что мы – продукт эксперимента каких-то… тихвалдов?
– Тыхволдов, землянин, тыхволдов. – на этом слове произношение ускользало от Синельникова. Очевидно, верное звучание этого названия нельзя было внятно воспроизвести с помощью звуков земного языка даже мысленно, – Когда девятнадцать тысяч квоггов, – снова сложнозвучащее слово! – назад они захотели вступить в Содружество, Совет Содружества большинством голосов, тридцать восемь рас из сорока трёх, указали им на необходимость прекратить варварскую эксплуатацию вас, так называемых рабов божьих. (Да, они изображали из себя Богов!) Равно как и хищническое разграбление недр Земли.
И прекращение контроля над вами, и уход с Земли были позиционированы как обязательные условия. Для вступления тыхволдов в наше Содружество.
Однако тогда никто не предвидел, что существа вроде разработанных ими «гомо сапиенс», смогут, и начнут весьма интенсивно развиваться. И даже выделят энергию атомного ядра. И даже смогут изготовить оружие Второй Категории разрушительности. А затем освоят и космическое пространство. Что уже опасно для нашего Содружества.
Тыхволды тогда, девятнадцать тысяч квоггов назад, с нашими условиями согласились. Потому что торговля и обмен знаниями могли очень много им дать. Контроль с вашей планеты был снят, остались только наблюдательные посты и пункты связи.
– Если мы стали так «продвинуты» и развивались столь быстро, то почему нас просто не остановили? На этапе до создания ядерной бомбы? И начала освоения космоса? – Синельников предвидел ответ, словно и сам стал завзятым телепатом, или расчётчиком.
– Ты подумал правильно. Они, то есть – тыхволды, погибли в разрушительной для одиннадцати их звёздных систем междоусобной войне. Сделав свои планеты и пространство внутри этих систем непригодными для обитания. Произошло это три тысячи квоггов назад. Как считает кое-кто из наших… У вас ближайшим аналогом будет – социологи. Так вот, как считает часть наших специалистов-социологов, тыхволды невольно «заразились» у вас кое-какими вредными мыслями и стереотипами поведения.
Именно тогда, с концом их расы, и прекратился избирательный контроль за вашей расой, не позволявший развивать металлургию. А представители Содружества не считали этичным вмешиваться в дела существ, которые теоретически могут стать разумными.
– То есть, пока мы, получается, неразумны?!
– По нашим критериям – именно так. С такими расами мы даже не вступаем в официальные сношения. – существо выделило это слово тоном.
Синельников прикусил губу. Всё ясно. «Визит» – неофициальный. И хотя в лоб существо сказать ему ничего конкретного не сможет, но намекнуть – наверняка!
– Ладно – «официально» общаться – …рен с ним. Но почему тогда… Этот контроль не стали осуществлять уже после того, как мы создали бомбу и стали расселяться? Пусть и не тыхволды, так какие-либо другие расы вашего Содружества?! Вы же уже тогда наверняка понимали, что мы рано или поздно доберёмся и туда, где вы нас притормозили? – сейчас Синельников и правда: недоумевал. Раз дело обстояло настолько серьёзно, и последствия развития человечества эти… Это Содружество существ предвидело за десятки тысячелетий, странно что их, людей, действительно – не ограничили на стадии «охоты и собирательства»! Или хотя бы – очистки и обогащения урана.
– Во-первых, мы все, когда приняли к исполнению резолюцию Совета Содружества о согласии на вступление тыхволдов в Содружество, подписали соответствующую конвенцию. О невмешательстве в их уже осуществлённый эксперимент. (Поэтому в ваших системах у нас – только наблюдатели!) Ну а во-вторых, нам и самим было интересно: как будет происходить ваше развитие в условиях отсутствия контроля и искусственного управления и направления.
– И… Что? Посмотрели? – Синельников чувствовал, как обида и злость наполняют душу. Но старался не проявлять этого внешне – «микромимика», будь она неладна!..
– Посмотрели. Однако я предлагаю тебе оценить нашу гуманность: мы даже сейчас не уничтожили весь ваш род, ограничив только ваше перемещение в пространстве.
– Это – как?
– Скоро поймёте. – существо сделало неопределённый жест лапкой (Назвать эту клешню рукой у Синельникова и язык-то не повернулся бы!) – А пока – прощай. Я сказал тебе всё, что должен был сказать на нашей беседе.
– А ещё беседы – будут?! – но существо уже исчезло, оставив на стуле брюки Синельникова. Которые вновь оказались аккуратно сложены.
Сияние померкло, сменившись унылым полумраком каюты, чуть рассеиваемым ночным дежурным фонарём.
Синельников однако обнаружил, что вовсе не сидит, как ему представлялось, а лежит на спине! Глядя во всё тот же «горячо любимый» подволок!
Сон?!
Да оно и верно: такое может привидеться только в горячечном бреду!
Никак, это его распалённое воображение нарисовало инопланетного монстра. Расчётчика. «Неофициального» визитёра. Черти его задери.
Хотя…
Если подумать, существо вовсе не выглядело монстром. Скорее – высокомерным и напыщенно-менторским собеседником. Но вот то, что оно говорило…
Нужно записать всё это.
Вдруг пригодится в дальнейшем – если действительно выяснится, что земную экспансию и правда – каким-нибудь образом ограничили?!
Но… Не посчитают ли его просто – вот именно: параноиком?!
Возможно, конечно. Но ведь он может просто сказать, что сон оказался настолько странным, что он хочет просто зафиксировать его, чтоб потом… переосмыслить. Отлично.
Синельников поднялся с постели, прошёл к коммуникатору в углу у двери. Потыкал в номеронабиратель. Вздохнул. Трубку сняли после пяти гудков:
– Дежурный по медотсеку, капитан Павлов.
– Здесь капитан Синельников, капитан. Сейчас я приду к вам, мне нужно сделать мемориальную запись. Приготовьте полиграф и звукозаписывающую аппаратуру.
Лоренцо Рота побарабанил пальцами по полированной столешнице.
Третий раз он прослушивал странную «мемориальную» запись, и третий раз недоумевал. С одной стороны то, что бойцам снятся кошмары, особенно в такой неоднозначной ситуации – понятно и естественно. С другой – слишком уж подробный и конкретный кошмар явился этому Синельникову. Работой одного лишь подсознания такое обилие достоверных деталей объяснить трудно. Да и запомнил всё матёрый профессионал с намётанным глазом и цепкой тренированной памятью отлично – так не бывает со снами.
Неужели…
Неужели и правда – капитану продиктовали некое… Неофициальное Послание, предупредив о том, что жизненное пространство землян в будущем будет… Ограничено?
А как? И где?
Пять дней Рота думал, сообщать ли о странном происшествии командующему авианосцем, как, вот именно, о – «неофициальном» предупреждении. Или просто списать этот случай на разгулявшееся воображение капитана Синельникова.
Кинув ещё один сердитый взор на кубик аудиовоспроизводящего устройства на столе, Рота протянул к нему руку. Взвесил на руке. Даже в неправдоподобной лёгкости начиненного электроникой устройства ему чудились вызов и насмешка.
Проклятые зелёные человечки!..
Наконец доктор, сопя и вздыхая, спрятал упрямый кубик от греха подальше – в самый дальний угол нижнего ящика стола.
Ночью коммуникатор у изголовья Коруниса ожил: экстренный вызов.
Генерал даже поколебался долю секунды, прежде чем взять в почему-то похолодевшую руку привычную тяжесть старинной переговорной трубки:
– Корунис слушает.
– Генерал, сэр! Это вахтенный офицер, майор Тимбалайн Пэрис, – голос молодого, как помнил Корунис, майора, аж дрожал от сдерживаемых эмоций, – Кажется, мы наконец кое-что нашли!
– Отлично. Докладывайте.
Через десять минут полностью одетый и даже побритый Корунис прибыл на мостик.
Деловитая суета, царящая в большом полутёмном помещении, наполненном сейчас моргающими экранами, гудящими коммуникаторами и поднятыми по тревоге дежурными офицерами, даже без слов говорила о том, что у людей появилось, наконец, дело. Такая атмосфера всегда действовала на генерала словно бокал шампанского – чуть кружилась голова, и во рту появлялся праздничный привкус.
Наконец-то – хоть что-то!
Он взял микрофон:
– Внимание, Штаб. Мы засекли странное явление: один из наших разведочных зондов или уничтожен, или… похищен. Произошло это в космическом пространстве, примерно в том же квадрате, где пропала связь с МРС-545, и где поблизости нет ни звездных систем, ни скоплений пыли. Координаты… – генерал, чуть пощурившись, продиктовал то, что было напечатано на бумажном (Уже одно это говорило об экстраординарности происходящего!) листе, который он держал в руке, – Мы направляемся туда. Расчётное время прибытия – трое суток. Конец связи.
Мстительно ухмыляясь про себя, поскольку предвидел, что его сообщение потреплет кое-кому из ретроградов, настаивающих на прекращении любых активных действий, нервишки, и радуясь не только этому, но и тому, что наконец появилась хоть какая-то зацепка, генерал щёлкнул селектором внутренней связи:
– Внимание, в отсеках! Экстренный старт! «Дуайт Эйзенхауэр» вылетает в направлении Беты Лиры. Разгон начинаем через пять минут. Вахтенным по отсекам разбудить всех спящих. Занять места согласно штатному расписанию, пристегнуться.
Генерал знал, что включённая на полную мощность сирена и мигающий свет так и так разбудят спящих в эту минуту людей, и заставят и их, и бодрствующих, залезть в индивидуальные капсулы, или в имеющиеся в каждой каюте аварийные лежаки, и действительно – пристегнуться. Потому что для гиперпрыжка авианосец должен набрать некоторую скорость. И чем быстрее он её наберёт, тем быстрее они окажутся там, где нужно. А ускорение, которое способна выдержать их посудина, может достигать двенадцати «же». Ну, это – согласно сертификату Приёмочной комиссии. А по факту, как он знал – и ещё больше. (Но вот чего не хотелось бы, так это – проверять до каких точно значений…) Обычно же Корунис приказывает вахтенному пилоту ограничиться пятью: с ними штатские. И женщины. Хорошо хоть, детей брать на корабли Флота запрещено!
На условное «место» потери связи с зондом прибыли через шестьдесят три часа. Корунис успел отоспаться и прийти в себя. Хотя доктор к нему наведывался каждое утро, и хмурил брови и цыкал зубом, производя осмотр, Корунис чувствовал, что ему стало куда лучше, чем в тот злополучный день, когда пришлось нажать красную кнопку экстренной мед.помощи. И пусть эта кнопка находится у него во рту, как, собственно и у всех офицеров, до того момента, как ковёр кабинета ринулся на встречу с его глазами, Корунис и не вспоминал о ней…
Зато когда вбежала бригада реанимации, и его плюхнули, разложив, словно какого-нибудь игрушечного мишку, на белый стол на колёсиках, порадовался предусмотрительности медицинских аналитиков: действительно, ни одним другим органом тела, кроме языка, он пошевелить был тогда не в состоянии.
Место прибытия не порадовало.
Зонд оказался на месте: никто его не похитил. Но вот состояние этого самого зонда… Если таковым можно назвать расползающееся в пространстве облако из мелкодробленых деталей.
Корунис глянул на главу отдела технической службы, полковника Мэрдока:
– Что скажете, Сайрус? – генерал мог позволить себе некую фамильярность в разговоре с полковником, поскольку с ним-то они учились в Вест-Пойнте в одной группе, и знали друг друга почти тридцать лет. Просто после окончания Корунис отправился непосредственно во Флот, а Мэрдок – в Массачусетский технологический. Технику курсант Мэрдок буквально боготворил: он даже что-то напевал, разбирая, собирая, и полируя тряпочкой с мелом механические игрушки – детали и блоки устройств, которые на взгляд Коруниса слишком уж часто притаскивал в их общую комнату в общежитии Академии.
– Скажу, что похоже на удар. Если бы зонд взорвали, обломки выглядели бы несколько по-другому, и были бы куда мельче, – Мэрдок, не вставая с кресла третьего пилота, подкрутил рукоятки наведения телескопа, – Вот, видите, сэр? На крупных обломках нет характерных зон смещения от повышенного давления, что, собственно, нам показывает и компьютерная обработка. Зонд не взорвался. Он просто… На очень высокой скорости обо что-то ударился.
