Андрей Анатольевич Орлов
Дневник Великой Отечественной Войны Боровиковой Александры Никифоровны
Мотя бросила телефонную трубку, и уже сидит под столом, я её давай успокаивать.
А взрывы бомб всё время продолжались поблизости.
В общем, было, как называли раньше старухи, представление света (*Фразеологизм: устаревшее название Конца света).
Кругом дым, пыль, моя голубятня трясётся, как из бумаги, на курьих ножках, а я сижу одна, все в бомбоубежище.
Думаю, вот-вот сковырнусь, но ничего, вылетели только два стекла в конторе мастеров, и в бухгалтерии.
Ничего особенного, я была спокойна, а Иван Анакин только и говорил в трубку: спокойно, товарищи, спокойно.
Тревога длилась 91 минут.
После того, как немного стихло, я пошла проверять что, где было.
Оказывается, одна бомба упала на правом берегу, две бомбы – в воду, метров в 10 от моих рабочих, и 7 бомб упало на территорию бревенной биржи (*Места, предназначенные и приспособленные для временного хранения бревен и пиломатериалов).
Поковеркана немного железная дорога, сломана эстакада, два узкоколейных пути, и повреждён водопровод.
Всё ничего, жертв нет, разрух больших тоже, следовательно, с этим можно мириться.
Если больше не повторится.
Даже с вышки убежал Титов, и долго никого не было, на вышке.
Так кончилось боевое крещение Фабрики.
В этот момент, момент бомбёжки, я читала письмо, которое нашла в столе у Лизы.
Вот оно:
Эх знакомый, знакомый, после бури, ведь всегда затишье, чтобы ты был здесь, и мы бы с тобой поделились обо всём.
Да, думаю, ты после бури, наверное, тоже вспоминаешь меня.
Хочу сильно спать, но ничего не поделаешь, проклятый враг не даёт покоя, ни днём, ни ночью.
После сегодняшней ураганной бомбёжки болит голова.
Но в 21:08 опять «В.Т.», и закончилась в 23:54.
В этот момент я не сидела у себя, как обычно, а была на бревёнке.
Тревога прошла спокойно, гул моторов был где-то вдали, и очень высоко.
Где-то, сволочь, спустил несколько бомб, но далеко от нас.
Сволочи, продажные души, опять пускали ракеты, в особенности в сторону Картонтоля (*Завод «Картонтоль», основан в 1872 году), в направлении нашей сплавной станции.
В период наблюдения мы заходили на бревёнку, и занимались рассказом анекдотов:
– “Забрали Матерь Божию, и свели к директору, т. к. он курил у окна” (* Согласно Википедии : Атеизм, как отрицающее религию мировоззрение, не будучи формально провозглашённым в Советской России и СССР элементом государственной идеологии, активно поддерживался партийными и государственными органами вплоть до 1988 года).
Сегодня сообщили, что М. К. Русский ранен, как раз звонил во время бомбёжки Фабрики.
Ну ладно, Саша, спокойной ночи.
Я знаю, хочешь спать – спи.
20/IX/1941
20/IX. Пробудилась в 6 час. утра.
Бои по всему фронту, особенно ожесточённые под Киевом.
Потом опять задремала и проспала до 8 часов.
Пожелала Саше спокойной ночи, но ночь была неспокойная.
Две тревоги я провела на бревенной бирже.
Ночь была ясная, и вот, этот трижды проклятый Мессершмитт (*Messerschmitt), всё время летает в воздухе, жужжит, кружась то к “Большевику”, то обратно.
Близко взрывов не было, но в городе, сволочь, напакостила.
Я всё время вспоминаю вчерашний день, какой был ураган, и как счастливо отделалась “Катушка”.
Какой был шквал, дым, осколки, летели стёкла.
Ну ладно, день прошёл сегодня.
Сегодня погода пасмурная.
Сам город, сама природа защищается от врага.
Хорошо бы дождь, да серая погода, на несколько деньков, это для нас было бы очень хорошо.
Сегодня в направлении Рыбацкого опять был обстрел.
Сволочь, ещё пустил поганые листовки “Мир измученной родине”.
Вот, сволочь, каратель, зверь с человеческими признаками тела.
Чем же он даёт мир, защитникам города Ленина, тем, что рушит дома, заводы, убивает женщин, и детей, ни в чём не повинных.
И как гад, сволочь, пробирается из-за облаков.
Но нашего духа не сломит, мы будем стоять до конца, под шквалом огня, и бомб, чем сможем, тем поможем фронту, нашим доблестным войскам.
В 11:20 я усиленно вязала салфетку.
Вот тоже, такое напряжённое положение, а я продолжаю работать, пусть будет память, после войны, что я сделала в этот период, под свист бомб, и снарядов.
День сегодня прошёл спокойно, честное слово, был точно выходной день, не верилось даже, что такая тишина.
Только пожелала спокойной ночи, и легла спать, в 23:25 «В.Т.».
Конечно, я встала, оделась, а в 12 час. команда, занять бомбоубежище.
П.И. Ерофеев мне принёс хорошего чёрного котёнка.
21/IX/1941
21/IX. Ночевала спокойно с котёнком.
Пробудилась в 6 час. вместе в радио: бои по всему фронту, особенно под Киевом.
Послушав сообщение, решила ещё вздремнуть, и вдруг, слышу сильные артиллерийские залпы.
Спросонку не могу понять, наши, или нет, потом разобралась, что наши – хорошие гостинцы фашистам.
Встала, пошла промыть глаза, только намылила, чтобы они маленько просветлели, вдруг, слышу «В.Т.», скорее смыла мыло, и бежать к телефону.
Погода сегодня ясная, наверное, фашисты будут беспокоить.
Уже 11:20 вечера, очень хочу спать, но надо же записать о прошедшем дне.
Прошёл он так: во-первых, сегодня воскресенье, и Гитлер беспокоит нас 6 раз.
Сейчас вот пишу, а в направлении Шмелей (*Самолётов), страшный хлопок хлопушки.
Не знаю, или артиллерия, или зенитки, спать хочу, и не хочу разбираться.
Где-то прожужжал самолет.
День был ясный, ночь тоже, вот такую погоду любят гитлеровские лазутчики (*Разведчики, проникающие в тыл неприятеля).
Но сегодня усиленно патрулировала наша авиация, потому фашисты боялись показать свои носы.
В вечернюю погоду опять пускались ракеты.
Сегодня я закончила свою знаменитую салфетку, вот будет память.
Ну ладно, Саша, иди спать, а то твоя кошечка давно свернулась клубочком, и спит.
Спи, Саша.
Вклейка № 26. Статья «Ни шагу назад, доблестные защитники Ленинграда!».
22/IX/1941
22/IX. Встала с Информбюро: бои по всему фронту.
После ожесточённых боёв наши войска оставили г. Киев.
Я сразу соскочила с койки, и больше не уснула.
Погода серая – пасмурная, ну, думаю, и день будет спокойный от фашистских стервятников.
Вдали раздается артиллерийская канонада.
Но в 7 час, еще лёжа в койке, услышала сигнал «В.Т.».
Конечно, соскочила скорее, и к телефону, и давай записывать в этот дневник.
Сегодня, в 6 час. утра, исполнилось 3 месяца войны с фашистами, но кажется, очень давно.
Как всё это надоело, когда же будет конец.
Какое-то сегодня безразличие к жизни, никакого интереса, хочется плакать и плакать.
Такие переживания бывают у меня всегда, после оставления какого-нибудь города.
Наверное, фашисты ловятся сейчас за каждой мелочью в городе.
Не могу выразить, какая злоба у меня на них.
Погода серая, пасмурная, на душе кошки.
Ох, как надоело.
Скоро диспетчерское. Тоже надоело.
И зачем только собираемся, чтобы почесать языки.
Забрали сегодня Осипова в Армию, хороший человек.
Орлову, Плоткину, тоже повестки.
Уныло на душе, ну, и пишу разную чехарду.
От знакомого ничего, и я ему тоже ничего не пишу.
Хорошо хоть кошка развлекает немного.
В 12 час. пошла в столовую, встретила Миньсуарошвили (*Так читается по буквам, возможно фамилия другая), последний сообщил, что общежитие на Песочной полуразрушено от тонной бомбы, которая попала в деревянный домик, где всегда стоял мотоцикл.
Здание общежития, говорит, всё перекосило.
Когда он сказал, я чуть не заплакала.
Такое здание, прожить в нём 4 года, считать родным, где разделялись радости, и горести студенческой жизни.
Да, сволочи, из сволочей, эти гитлеровцы.
Какие неприятности и жертвы народу.
Убито на смерть, говорит, человек 6, ранено человек 18.
Не знаю, что нашло на нашу Фабрику.
В 14:40 «В.Т.».
Я была в это время на бревёнке, скорее пошла к себе.
Погода была пасмурная, выгодная для воров-фашистов.
Забралась на свою голубятню, и сижу у телефона, как обычно.
А мой котёнок спит на койке, свернувшись клубком.
С вышки сообщают, что летит самолёт в направлении Завода Ленина.
Рабочие удрали в бомбоубежище.
Вот, села, как обычно, к окну, и думаю, если в эту трубу попадёт бомба, то мне попадёт кирпичом, если – в другую, тоже.
Сяду я сегодня в уголок.
Так и сделала.
Вдруг слышу, треск, сотрясение здания, осыпалась штукатурка, вылетели рамы, открыло двери, и т. д.
Хорошо, что скоро убрали рабочих.
Сволочь, Гитлер, бросил бомбу на мой цех.
Дверь из кабинета тоже полуоткрыта, но открыла я её с трудом, от вылетевшей рамы в коридоре припёрло дверь.
Лестницы все завалены штукатуркой, рамами, ни одной ступеньки.
Я пошла вниз, и чуть не убила Рыбушкина полетевшей рамой.
Спустилась вниз, смотрю, стоит весь в крови.
Поднимаюсь снова вверх, и только тогда не узнала своего кабинета.
Рамы вылетели, портреты на полу, стены, как решето, кругом дыры.
Взяла трубку, и сообщила в Штаб, что у меня авария, и вдруг, слышу – телефонная связь прервана.
Тогда решаю бежать в Штаб.
Спускаюсь по лестнице, на животе пролезла в дверь, так как она была вся завалена обломками, поднимаюсь на эстакаду, на ноги, смотрю, цех объят огнём, уже работают пожарники.
Я встретила Попова, затем вернулась к верху, забрала с собой свои пожитки (платья 2–3, и боты), снесла в бомбоубежище.
Раза три я сползала в кабинет, забрала все нужные бумаги, и снесла в бомбоубежище.
Потом стала помогать тушить пожар.
Чувствовала сильную боль в ногах.
Вечером догадалась, ведь, где я сидела, была в стене дыра, наверное, меня ударило волной.
Всё же удивительно, я была спокойна за всё время этого потрясения.
Когда горел цех, мои старухи ревели голосом, и действительно, люди проработали 10–15 лет, что-то их привязывало, ведь может быть это был их кусок хлеба.
Цех сильно разрушен, стенки полуобгорели, остался начальник с рабочими, без цеха.
Ну как не будешь проклинать Гитлера.
Ощущение пустоты на душе.
Удивил Васильев, который убежал с пилоточки (*заточки пил для пилорамы), после упавшей бомбы.
Когда немного утих пожар, я поднялась к себе в кабинет, и прямо удивилась, как я осталась жива.
Ночевать пошла в плановый отдел, спать хочу неимоверно.
Устала или что, но не знаю, придётся или нет уснуть.
Вот записываю в этот дневник, а где-то бьют дальнобойные, а мне кажется, что бомбят.
Оказывается, Саша, твои нервы начинают шалить.
Ну что же, будешь делать завтра.
Ну, уберёшь территорию, а дальше что, что тебя ожидает, лучше уйти на фронт.
Да, больше ничего не остаётся делать.
Подстричь волосы, одеть русские сапоги, и будет из тебя боец.
Забрала своего котёнка, и легла спать.
23/IX/1941
23/IX. Всю ночь спала как убитая, не взирая ни на что, хотя так била артиллерия, что дрожали стены.
Спала в плановом отделе на столе, со своим неизменным другом – котёнком.
Пробудилась в 6 час. с Информбюро: бои по всему фронту.
За 22/IX сбито 100 самолётов.
Сегодня я чувствую себя, как 60-ти летняя старуха, всё болит, и ноги, и голова, и всё тело разбитое.
Руки где-то все изрезаны, но нежиться некогда, так как в 7:30 придут рабочие, надо дать работу – уборку после разрухи, и пожара.
Вот, спешу записать этот дневник.
Да, Саша, за вчерашний день можно поседеть:
1) Киев;
2) общежитие на Песочной;
3) бомбёжка;
4) годовщина смерти мамы.
Но сейчас некогда думать, печалиться, надо работать, и работать, ты руководитель, теряться, и нос вешать, некогда.
Погода сегодня ясная, день будет, наверное, опять неприятный.
Самолёты уже жужжат в воздухе.
Что меня ожидает по работе в будущем – не знаю.
Может быть, пойдёшь на фронт.
Прошёл день, но какой был день, больше бы таких не было.
Во-первых, встала я в 6 утра.
С 7 утра, и вот уже 8:20 вечера, а я всё ещё на ногах, и, можно сказать, не жравши.
Столовая не работает, хлеб чёрный-чёрный, кипятку нигде нет.
К 4-м часам мы нашли электрочайник, вскипятили, и напились крепкого чаю.
Весь день был в тревогах.
За день было 9 тревог, не успеешь прийти, уже «В.Т.».
Я большинство сидела в щелях.
Днём занималась разборкой цеха по частям.
Ноги болят, не сгибаются, не могу ходить, но ничего не поделаешь, не подаю даже вида.
Эх, чёрт бы побрал с современной жизнью, но ничего не поделаешь, надо работать, хотя беспокоят тревоги и нет цеха.
Попов велев приготовить списки на 12 человек, на оборонные работы.
Да, как складывается жизнь.
Живёшь сегодня, не знаешь, что ожидает завтра.
Куда же после войны будут собираться мои знакомые!
Русских лежит в Госпитале, даже некогда навестить.
Рыбушкина не было весь день, не знаю, что с ним, и даже некогда было сходить.
Хожу, как чёрт, грязная, наверное, в голове даже завелись букашки, а сходить под душ, боишься «В.Т.».
Только разденешься, и вдруг «В.Т.».
Мои валенки так очертенели, не знаю зачем.
Ходят все голодные.
Вечером угостили винегретом, ну, и слава богу.
Ну ладно, Саша, крепись, все переживём, только бы не ступила в Ленинград фашистская нога.
Вчера была на волоске от смерти, осталась жива, а больше ничего не надо.
Надеюсь, что в будущем, будем жить и, кому-нибудь, читая вот этот дневник, будешь дополнять рассказом, ведь всего не запишешь сюда.
Хотя у тебя нет детей, но у тебя много племянников, есть кому рассказать.
Я нисколько не жалею, что в это тяжёлое время нахожусь в Ленинграде.
Но что будет впереди – не знаю.
Сколько ты еще пробудешь в Ленинграде, тоже не знаешь.
Ну, ладно, Саша, спокойной ночи, на новом месте – жених невесте (*Фразеологизм: если незамужняя девушка ложится спать там, где еще не приходилось, то у нее есть шанс хоть одним глазком взглянуть на будущего супруга).
24/IX/1941
24/IX. Только пожелала спокойной ночи, и хотела уснуть, как раздается «В.Т.».
К тому времени я сварила пшенную кашу, такая приятная, идёт парок, не пришлось покушать.
Тревога длилась 1:45.
Опять, сволочь, натворил в городе как зажигательными, так и фугасными бомбами, на Лиговке, у Московского вокзала.
Всю ночь раздавалась артиллерийская канонада.
Утром пробудилась вместе с Информбюро – и звуки нашей артиллерийской канонады, били так, что дрожали здания и окна.
Бои по всему фронту.
Ноги болят не переставая, едва сгибаются, в особенности по лестницам.
С утра погода была ясная, но часам к 7 утра небо покрылось облачностью.
Наши самолёты все время жужжат в воздухе.
Где-то били зенитки, но «В.Т.» пока нет.
Сегодня составила списки на 32 человек.
Да…
Это всё из-за, сволочи, Гитлера, распадается моя дружная семья.
15 час., собралась ехать домой.
Погода сегодня пасмурная, может быть, отдохну от всей этой сутолоки.
Сижу, пишу, а самолёты жужжат точно пчёлы.
Домой придётся идти, наверное, пешком, но не знаю, дойдут ли мои ноги, совершенно не ходят.
Дальнобойные бьют во всю, но не разбираюсь, наши, или по нам.
Говорят, у Мельницы Ленина разбило трамвайную линию, от обстрела дальнобойными.
Слышится арт. канонада, и звук зениток.
В общем, время горячее, Ленинград – фронт.
Всё переживем, лишь бы не топтал проспектов Ленинграда фашистский сапог.
Убираю вокруг цеха, думается, что ещё буду пилить.
Да, состояньице.
Сегодня Дипельман ушёл в Армию.
Вечером уехала домой, и благополучно, без «В.Т.».
Накушалась основательно картошки, и легла спать.
25/IX/1941
25/IX. Встала в 8 час., бои по всему фронту.
За день было 3 «В.Т.», прошли спокойно.
Только к вечеру была слышно артиллерийскую стрельбу.
В 3 часа решила вздремнуть, предварительно потопив печку.
Проспала до 5 часов, и видала во сне, что-то, сволочей, фашистов.
Вечером основательно покушала, и легла спать.
Чёрт эта Ленка, где-то достала 8 пачек папирос.
Спала две ночи более или менее спокойно, отлёживалась.
Боль в ногах начинает утихать, немного болит ещё правая нога.
26/IX/1941
26/IX. Встала в 5:45, так как решала ехать пораньше, чтобы успеть до «В.Т.».
День был ясный, и наши самолёты уже жужжали в воздухе.
Ехала на 2-х трамваях, так как они шли плохо.
Долго стояли на Лиговке.
Да, город поцарапан.
Очень во многих домах нет стёкол, осыпалась штукатурка, в общем, всюду следы фашисткой пакости.
Только доехала до Фабрики, вдруг слышу гул самолётов, затем стрельбу в воздухе.
Тамаров говорит, что два самолёта сбили в Мурзинке.
Потом сходила в Фабуправление, покормила кота и, выбрав свободнее время, решила записать вот этот дневник.
Чёрт возьми, что опишу по ревизии.
Не даром рабочие ревели, когда горел цех, они предчувствовали, что это их кусок хлеба отобрала, фашистская сволочь.
Рыбушкин сегодня вышел на работу.
Ведь удивительно, при такой разрухе, ни одной жертвы.
Пообедала основательно в столовой Мыловаренного Завода.
Жду к себе в цех, вдруг, слышу строчат пулемёты, оказывается, воздушный бой.
А здорово, по-моему, потрепали авиацию фашистов, когда только за 23/IX уничтожены 138 самолётов.
Идут слухи, что Новгород, Псков, и Остров наши, это было бы очень хорошо, а после этого создать мешок под Ленинградом, и уничтожить его здесь.
Сегодня, наверное, перейду жить в конторку сушильного цеха.
Там, во-первых, низко, а на моей голубятне жутко, ведь я два раза была там на волоске от смерти.
Мой кот жив-здоров, вот я пишу сейчас, а он балуется во всю, но он не выгоден, так как каждый день для него нужно покупать по омлету.
Вечером еду в район, на совещание.
Первый раз слушала Егоренкова, не понравилось, как он говорит.
В общем, было скучно.
Домой пришли с Поповым пешком.
Ночь была очень хорошая, для прогулки с милым человеком.
Тепло, немного пасмурно, вокруг Ленинграда видны зарева.
Хотела сходить на вышку, но заленилась, и легла спать.
27/IX/1941
27/IX. Спала на новом месте в сушилах, жених не приснился, наверное, его и не будет никогда.
Всю ночь на правом берегу раздавалась артиллерийская канонада, но я спала, как убитая.
В 6:45 «В.Т.», прошла спокойно, так как наши ястребки были в воздухе, штук до 20.
Погода пёстрая, выглядывает солнышко, но толстые облака.
Не знаю, что будет.
За день было 5 «В.Т.».
Интересный случай был сегодня.
Только дали отбой «В.Т.», только рабочие начали работать, звонит Попов, и просит зайти к нему.
Только я зашла к нему, он взял телефонную трубку, вдруг, свист летящих бомб, одна, вторая, третья.
Это было неожиданностью.
В общем, был внезапный налёт.
Вернее всего, самолёты спрятались за облаками, а потом сделали своё гнусное дело.
Две-три бомбы упали в воду, против нашей Фабрики, на Фабрику “Рабочий” (*В 1844-м году – Спасская и Петровская мануфактуры; в 1880-х гг. – «мануфактуры Максвиль»; в марте 1919 года мануфактуры были национализированы, объединены в Фабрика «Петровская»; с октября 1922 года – прядильно-ткацкая фабрика «Рабочий»; в ВОВ Фабрика «Рабочий» переходит на производство тканей для пошива обмундирования, и плащ-палаток. В то время – это единственное предприятие хлопчатобумажной отрасли, не прекратившее выпуск продукции. После ВОВ выпускали хлопчатобумажные ткани: батист, маркизет, поплин, эллада, чалма, платки. Все ткани состоят из чистого хлопка, сотканы из тончайшей гребенной пряжи), на проспекте убило 2-х лошадей и человек 5 людей.
В 5 час. мы с Нюрой пошли в столовую, вдруг, сигнал «В.Т.».
Но мы всё же пообедали горохового супа, чечевицы, и побежали к себе в щель.
Налёт был большой, всюду били зенитки, и много летало наших самолётов.
Два сбитых самолёта на правом берегу, но не знаю, чьи.
Налёт был волнами, несколько раз.
Дальнобойки бьют непрерывно, в направлении Финляндского вокзала.
Чёрт знает, что делается.
Писем от знакомого нет, у Русских тоже не была.
Ну ладно, девчонки ждут пить чай.
28/IX/1941
28/IX. Встала в 6:30 утра, информбюро не слышала, так как не работает радио после бомбёжки.
Сходила под душ, и пошла в цех.
Погода сухая и тёплая, но небо рябое (*С пятнами другого цвета на основном фоне; пёстрая) – облака.
Вот описание ночи на боевой вахте дома, в котором я жила 4 года, и который пострадал от фашистской бомбы:
Дальнобойки бьют не прекращают, наверное, усиленные бои на Карельском перешейке.
Самолёты всё время жужжат в воздухе.
Сейчас стало немного жутко в конторе, после всего пережитого.
Раньше я ничего не боялась, была любопытна, сейчас же много нос не высовываю.
Уроки трёх бомбёжек нашей территории предупредили, что надо немного беречь себя, прятаться.
Предупредила рабочих, что надо работать, возможно, будем восстанавливать цех, но рабочие, убитые горем, работают недобросовестно.
Вот на что способны озверелые скоты:
Вклейка № 28. Статья «Смерть озверелым фашистским мерзавцам».
Сегодня такое настроение, что вот-вот полетит снаряд, или бомба, и убьёт тебя – прощай жизнь.
Небо серое, наши самолёты всё время патрулируют в воздухе.
На полигоне всё время строчит пулемёт.
Сегодня приходил Русских, обрадовалась я ему, как родному брату.
Мишка всё же хороший человек.
Сходили мы с ним в столовую, основательно накушались.
День стал ясный, в небе ни облачка.
Дальнобойные бьют основательно, сволочи, вчера при налёте стали сбрасывать осколочные бомбы, уже берутся за уничтожение населения.
Ленинград – воин, стоек и упорен, не видать вам его, как своих ушей!
Интересно сообщил М.К., что Мга, Любань, Бологое, и т. д.
Значит, пути скоро будут открыты.
Значит, скоро свяжемся с “Большой землёй”.
6 часов вечера, погода хорошая, сегодня занимались военным делом, я очень осталась довольна.
Стреляла, результат неплохой.
Настроение сегодня бодрое, не знаю, что будет дальше.
Вечером дали «В.Т.», мы сразу же забрались в щель.
Что было, погода с дымкой, и пасмурная.
Я уже не видела, освещали или нет прожектора, но так били зенитки, снаряды летели с воем таким, что не знаю, что было, всё перемешалось в воздухе, жужжание самолётов, лязг зениток, тяжелая артиллерия.
Затем свист фугасных бомб. Земля дрожит.
После отбоя «В.Т.» мы вышли из щели, было большое зарево в направлении Охты.
В общем, сволочь, опять натворил.
После этого, мы долго ещё не спали, потом я так крепко уснула, и в 1 час. ночи опять, «В.Т.».
Мы опять ушли в щель, «В.Т.» прошла спокойно.
Погода стала ясная.
В эту тревогу я вспоминала знакомого, и так скучала по нём.
Да, где-то он.
Не знаю, что он ничего не пишет.
Или на что рассердился.
Вот, даю вкладыш из газеты:
Вклейка № 29. Газета «Ленинградская правда. 28.09.1941. Женщины на защите Ленинграда».
29/IX/1941
29/IX. Встала в 7:30 утра.
Погода сейчас пасмурная, похоже, будет дождь.
Сегодня обещался приехать Русских.
Ей богу, я его люблю, и уважаю, не хуже родного брата, какой он хороший человек.
Накормила я его хорошим обедом, и он поехал в Райком Партии.
В 6 час. вызывают на лекцию, не знаю, интересно будет, или нет.
С обеда погода стала ясная, что будет вечером, не знаю.
Откровенно говоря, вчера немного было жутковато.
За день сегодня было две тревоги, прошли более-менее спокойно.
Только ночью, говорят, попало Выборгской стороне.
Спала сегодня всю ночь крепко-крепко, даже не раздеваясь.
30/IX/1941
30/IX. Встала в 7:15 утра.
Погода пасмурная, видимость очень плохая, ну, для нас это очень хорошо.
В основном, вокруг цеха, уже убрали, скоро, думаю, начать восстанавливать лесораму.
Сегодня у меня весело, работают две торцовки – вырабатывая чурку.
Мужчины на разборке цеха, а остальные почти все на гуслях.
Сегодня был представитель Н.К.Леса, товарищ Быков, что он скажет – восстанавливать или нет, цех.
Или будем готовиться на эвакуацию.
Тогда будет видно.
Интересно, как он только попал с “Большой земли”.
С Агафоновым вчера долго болтали, а их сержант – барахло, а ещё говорит, кончил два курса Института.
Сегодня очень хочу кружку пива.
Не знаю, Павлуша достанет или нет.
Пошёл как раз по этому вопросу, за ворота.
Если решится вопрос эвакуации, жаль оставлять Ленинград.
За этот период я просто к нему привязалась, за это трудное время.
Ну, если ехать, так ехать.
Откровенно говоря, очень хочется поработать на хорошем лесопильном заводе, на полном ходу, а не такой трясучке, какой был мой цех, который я любила, как падчерица мачеху.
Ну что ж, ехать так ехать, я готова, лишь один день на сбор.
К обеду погода стала ясная.
Вдали слышен грохот орудий, и летают самолёты.
Пообедала крепко: суп лапшу, и чечевицу, на что потратила 1.20 руб.
Оказывается, Быков ещё не был в Москве.
Попов сегодня дал указание, чтобы одну раму пустить, недели через две.
Сразу на душе стало веселее, так как жужжат только две торцовки.
В 16:30 «В.Т.», прошла спокойно.
Погода к тому времени стала уже пасмурная.
В 19:30 «В.Т.», мы сразу ушли в бомбоубежище.
Ночь была тёплая, жужжание Мессершмитта (*Messerschmitt) действует на нервы.
Вор все время крутится в воздухе, потом начал спускать зажигалки, правый берег был весь усеян огнём, но скоро ликвидировали, так как упали зажигалки на поле.
На нашу территорию было сброшено 13 зажигалок.
Несчастные наши, ЖПА, напугались и разбежались, и на тушение зажигалок в своё время не пришел ни один.
«В.Т.» длилась 1 1/2 часа.
Кто-бы знал, как всё это надоело, ведь почти половину жизни проводишь под землёй.
Стало уже холодно, и сыро, никогда не подумала бы, что Аня Романова такая трусиха.
Правда, после зажигалок, как враг практикует, может бросить и фугасные бомбы.
Интересное явление было на Маяке Метан, он точно давал сигнал, и вот, какой-то дурак из мелкокалиберки стрелял по нему.
В 12 час. легла спать.