Приветствую Вас, Серкидон!
Подумалось, что приглашать Вас в царство загробных мучений было с моей стороны неверно. Не заслужили. Тем более, Серкидон, и на земле есть много прекрасных мест, одно из них сегодня с Вами посетим! Давайте путешествовать, а то засиделись. Окунёмся в историю. Приглашаю Вас в замок Вартбург, в замок, расположенный в самом центре Германии. Вот уж где история так история! Как говорил Владимир Владимирович – «пасть гроба». «Мы заглянем в эту пасть,//Нам бы только не пропасть» – это стихи.
Вот уже летим мы к означенному месту легкокрылыми пташками, и старинный замок с высоты птичьего полёта кажется нам разноцветным детским паровозиком, который хотел переехать через гору, но не смог. Так и застрял на десять веков…
«Вартбург, какое изобилие воспоминаний связывает каждого немца с этим именем. Где ещё стоит такой замок, который смог бы сравниться с его историческим значением и поэтической освящённостью!»
Надо же! Это всего лишь докладная записка от архитектора Гуго фон Ритгена123, а ведь она вполне может соперничать с восклицанием: «Кто может сравниться с Матильдой моей!..»
Восторженная докладная предназначалась Карлу Александру герцогу Саксен-Веймар-Айзенахскому…124 Герцор Карл Александр!.. Мы не можем, Серкидон, обойти молча этого усатого красавца. «Ах, какой это был мужчина! Настоящий полковник!» – пропела бы Алла Борисовна. Так оно и было – полковник прусской армии, но и «русский след» в нём есть, причём долго искать этот след нам не придётся. Мать герцога – Мария Павловна, урождённая Романова, пятый ребёнок в семье Павла Первого125.
« … У неё замечательный музыкальный талант, и кроме того, она очень умна, имеются способности ко всему и будет со временем преразумная девица. Она любит чтение… и проводит за книгой целые часы… Притом она очень весёлого, живого нрава и танцует как ангел».
Так писала барону Гримму о девятилетней Маше её заботливая бабушка Катя. Вышло так, как и предрекала императрица Екатерина Великая: к началу девятнадцатого века Марию уже называли жемчужиной семьи Романовых. Блеск этой жемчужины заметили в Веймаре, и наследный герцог Карл Фридрих126 поехал в Петербург. В Северной Пальмире прожил немецкий жених целый год, ухаживая за Марией Павловной. Летом 1804 года венценосная пара обвенчалась и, после затяжного медового месяца, молодые въехали в Веймар. По заказу Гёте, директора Королевского театра, поэт Фридрих Шиллер в честь новоявленной принцессы Веймарской написал пьесу «Приветствие искусств». Суть такова:
Деревцо страны иной,
Пересаженное нами.
Вырастай, примись корнями
В этой почве нам родной.
«Деревцо» от обилия чувств пустило соки, то есть расплакалось прямо во время действа. А по окончании представления громче всех хлопал «заботливый садовник», великий затейник, новоявленный свёкор и наш давний знакомый – великий герцог Карл Август. Если со сватовством Гёте к девице Ульрике он, как мы помним, облажался полностью, то с женитьбой сына всё сложилось как нельзя лучше.
Мария Павловна прижилась и освоилась в новых условиях удивительно быстро. Более того, ей удалось стать полноправным представителем бога Аполлона на земле Саксонии. Веймар скоро стали называли немецкими Афинами. Но признаем и то, что помощники у герцогини были один другого гениальнее. Взять того же Гёте!..
Именно он замолвил словечко перед Марией Павловной о неприсмотренном в ту пору Вартбурге. Идея же расположить в выгодно стоящем замке постоянно действующую экспозицию национальной средневековой культуры принадлежит Винкельману. Как же тут нам, Серкидон, не воскликнуть: «Ба! Знакомые всё лица».
Мария Павловна в почётном окружении посетила Вартбург и пожертвовала на его восстановление крупную сумму золотом. Но главная её заслуга: она вложила дело по реставрации замка в руки своего сына (золото, а не ребёнок!), и Карл Александр стал попечителем замка на долгих сорок лет…
В день 80-летия Карла Александра в 1898 году великий герцог получил от верноподданных в подарок книгу «Гёте и Мария Павловна», книгу о светлой дружбе этих замечательных людей, о заслугах их в деле возвышения Веймара. Тут же и стихи Гёте, посвящённые Марии Павловне, восторженные отзывы современников о ней…
Увлеклись мы с Вами, Серкидон, не по делу усатым мужчиной, пошли по «русскому следу», и вот куда забрели – двадцатый век на носу! А замок-то был основан в одиннадцатом! Сколько историй, сколько легенд. Но не сегодня, не сейчас. Не к ночи будь сказано-рассказано об этом замке.
Средневековье – такая вещь, такая штука, что тронешь вечером и всю ночь вскидываться будешь. Тот же Вартбург: десятки сов да филинов на чердаках, сотни крыс в подвалах, ветер свистит в бойницах, затейливые коридоры темны, разве что луна да звёзды осветят иногда сырые стены, а холодина такая, что привидения и те мёрзнут, и всё оно гудит, свистит, ухает, скребётся, раскачивается на горе. Таков Вартбург зимой. Нужно ли нам такое на сон грядущий?..
Признаюсь, Серкидон, план на сегодня я не выполнил, утро своё засуетил, разорвал по клочкам, в обед съел что-то непонятно-мясное, пришёл в себя ближе к вечеру, а как сел за письмо, опять сплоховал: хотел написать о замке, а написал о герцоге. Мне остаётся только усугубить свою вину: именно Карл Александр организовал музей Гёте в Веймаре, увеличив тем самым свои заслуги перед цивилизованным человечеством.
А если вспоминать отца и деда героя нынешнего письма, то следует отметить великие заслуги недлинной цепочки из великих герцогов. Карл Август – Карл Фридрих – Карл Александр впечатлили меня просвещённым правлением, вверенными им землями. Даже появление Карла Маркса неподалёку не омрачило их светлых деяний. Ещё бы Наполеон в начале девятнадцатого века не сновал бы по Европе туда сюда… Но ведь отбились, нахлобучили непоседе треуголку по самые брови…
Крепко жму Вашу руку, до следующего письма.
Приветствую Вас, Серкидон!
Сегодня с утра, признаюсь, столько во мне нахальства, что никакое Средневековье не страшит. Открывай, Вартбург, свои ворота и свои тайны! Пробежимся по легендам.
Легенда №1. Об основателе замка.
Мы переносимся в одиннадцатый век, и где же мы застаём основателя замка? Да там, где ему самое место. В тюрьме. А за что сидим? Тут и «шерше ля фам», тут и «на чужой каравай рот не разевай». На пути к прелестям прекрасной дамы оказался её муж. Герой-любовник не растерялся и убил мужа, чтобы тот под ногами не путался. За что и сел по приговору суда.
В песне задушевной поётся:
За рекой, за лесом
Солнышко садится.
Что-то мне, подружки,
Дома не сидится…127
А сидельцу нашему не сиделось в тюряжке, потому как из неё не видел он ни солнышка, ни леса, ни прекрасных дам. И вот сказался он заболевшим, и вот притворился он прихворнувшим и попросил одеяло. Далее, каким-то образом, используя одеяло, сбежал. Как? То ли – в одеяло завернулся и прыгнул из окна, то ли – под себя подстелил и прыгнул, то ли – воспарил на нём, как на ковре-самолёте? Об этом точно легенда не повествует. Но указывается, что отныне стал беглец зваться Людвиг Прыгун.
Бывает, что тюрьма меняет человека в лучшую сторону. Иной отсидит и такой лапочкой станет, что люди на него не нарадуются. Но Людвиг Прыгун рискованному образу жизни не изменил. Один раз, будучи на охоте, с высокой горы оглядел непоседа окрестности и обомлел от красоты тюрингских лесов. Если душа тянется к прекрасному – это надолго! Спускаясь вприпрыжку с горы, крикнул Людвиг: «Warte der Berg!», что в переводе с немецкого означает «Жди гора», а звучит «Вартбург».
Ждать горе пришлось долго, строились на ней уже потомки Прыгуна – сын и внук.
Легенда №2. О состязании певцов.
Ландграф Тюрингии и Саксонии Герман128 созвал на состязание в певческом мастерстве лучших миннезингеров Германии. Сказочник Гофман129 утверждает, что случилось это в МССVIII году, напоминая нам заодно о незаслуженно забытых римских цифрах130. Услышали зовущий глас шесть сладкоголосых потомков Орфея, каждый из них был уверен в своём превосходстве и поэтому порешили так: занявший последнее место идёт на плаху. Высокое жюри составили сам Герман I и его супруга Софья.
Смельчаки соревновались в Певческом зале и все как один пели божественно. Будь в жюри Вы да я, не отличить бы нам первого от последнего, а последнего – от первого. А вот высокое жюри живо управилось. Дело в том, что пятеро мастеров восславляли заказавшего музЫку ландграфа. Его сравнивали с днём лучезарным, пели о том, что щедрость его сравнима лишь со щедротой небес… А вот австрийский мастер Генрих фон Офтердингер невпопад и сдуру воспел земляка – австрийского герцога Леопольда. И это перед лицом блистательного Германа! Его песню и определили как лебединую. Последовало приглашение на казнь. Прозревший певец рухнул на колени и протянул молящую длань к милосердной Софье. (Это сцена изображена на живописной фреске Морицом фон Швиндом131). Ландграфиня сказала: «Казнить нельзя, помиловать», ландграф возразил: «Казнить, нельзя помиловать». Пока они препирались из-за мелкого знака препинания, Генриха, бросало то в жар, то в холод. Наконец, нашёлся компромисс: дать оплошавшему певцу год отсрочки. «Пусть ещё годик попоёт, а потом уж…»
Не явиться через год Генриху было нельзя. Он – рыцарь, человек слова и чести. Но не умирать же молодым?! Миннезингер поехал в Венгрию и преклонил голову перед венгерским колдуном Клингсором. Оно и верно: лучше раз голову преклонить, чем раз и навсегда её лишиться. Колдун сжалился: «Слушай сюда. Если этот певучий отросток (колдун постучал указательным пальцем по преклонённой голове) потерять не хочешь, сделай так…» ТАК певец и сделал.
Легенда №3. О Елизаветте Венгерской132.
В назначенный срок Генрих фон Офтердингер ворвался в Вартбург радостным и возбуждённым, будто вовсе и не затем, чтобы ему отрубили голову. Он пропел благую весть. Он спел о том, что у венгерского короля Андраша II133 скоро родится дочь, которой суждено стать наречённой невестой ещё малолетнего Людвига, осчастливить своей любовью принца, а затем – прославить замок вместе с его обитателями.
Кто же станет рубить голову человеку, который принёс столь радостную весть, да ещё так звонко её пропел? Князь на радости такой// Отпустил его домой.
А у короля Андраша II действительно родилась дочь, которая жила в Венгрии до четырёхлетнего возраста, затем за ней приехало германское посольство, и Елизавету Венгерскою, ранее просватанную, привезли в Вартбург, где она была обручена и воспитывалась рядом со своим будущим мужем. В возрасте четырнадцати лет Елизавета стала женой Людвига IV134. Обряд венчания был совершён в церкви св.Георгия в Айзенахе, и, как пророчил миннезингер, новобрачная осчастливила любовью Людвига, к тому времени ставшего ландграфом, но..
Но, едва Елизавета вышла из отроческого возраста, попала она под влияние францисканских монахов, проповедующих идеалы милосердия к бедным и сирым. Слова францисканцев стали падать на почву благодатную, юная ландграфиня всё внимательнее прислушивалась к ним, и, в конце концов, стала раздавать нищим всё, до чего дотягивалась её рука. Муж и свекровь наблюдали начатки этого милосердия без восторга. К двадцатилетнему возрасту Елизавета, к тому времени мать троих детей, осталась вдовой. Муж, правитель Тюрингии ландграф Людвиг, ушёл в крестовый поход, по дороге заразился чумой и умер. Свекровь, та самая Софья, столь милосердная к молодому миннезингеру, настоятельно потребовала, чтобы невестка покинула Вартбург вместе с детьми. Видимо, опасаясь, что сердобольная Елизавета разберёт замок по камушкам да и раздаст его бедным и больным.
Елизавета Венгерская нашла приют в Марбурге, где ею уже плотно занялся монах- францисканец Кондрат Марбургский135. Суровый духовник предложил молодой женщине испить чашу страданий: раздать бедным всё, что досталось от мужа, а самой ухаживать за больными и увечными. Последние два года жизни Елизавета провела в жестоком самоистязании, принимая как благо всё новые и новые способы умерщвления плоти, которые предлагал ей изобретательный Кондрат. Не дожив до двадцати пяти лет, Елизавета скончалась.
В 1235 году причислена к рангу святых папой Григорием IХ136.
Легенда №4. О сбежавшей Маргарет.
Как правило, стоны и рыдания не доносятся из-за толстых стен замка, таковы суровые правила средневековья. В замок попал – там и пропал. Однажды это правило было нарушено. Маргарет,137 дочь императора Фридриха II,138 сбежала из замка, спустившись по верёвочной лестнице. Она не выдержала издевательств мужа Альбрехта Выродка139. В честь этой смелой женщины в замке названа галерея. Прощаясь с маленьким сыном, во время судорожных рыданий Маргарет укусила мальчика. И стал он Фридрихом Укушенным140. Поражает мужество следующей ландграфини – Агнес Горицко-Тирольской,141 которая вышла замуж за Укушенного, зная, что отец его Выродок. Но с другой стороны – а кто её спрашивал? Семь лет в браке Агнес всё-таки прожила, родила Фридриха Хромого142 и скончалась.
Сказать, что лихие правители – Выродок-Укушенный-Хромой – привнесли много хорошего в культурную жизнь замка нельзя. Жили они по-средневековому: охота, буйства, война, плен… Нет бы книжку какую почитать. Да хоть ту же библию…
Ой, не просто так мною библия упомянута: следующая легенда –об её заядлом читателе-толкователе-переводчике.
Легенда №5. О Мартине Лютере.
Вот и добрались до Мартина. Издалека начали, с одиннадцатого века. Но я надеюсь, Серкидон, пять веков пронеслись как миг один.
Около года Мартин Лютер провёл в Вартбурге. Он уже сказал своё: «Hier stehe ich, ich kann nicht, Gott helfe mir!» – «На том стою и не могу иначе, да поможет мне Бог!» Римский папа объявил Лютера еретиком и отлучил от церкви. Запахло жареным, и Фридрих Мудрый вновь выступил в роли ангела-хранителя: он попросил своего верноподданного – Георга Спалатина143 – спрятать Лютера. «Только чтобы я не знал, где вы его спрятали». Опального монаха «в тайне» от Фридриха Мудрого отвезли в Вартбург, и когда курфюрста (главного Федю) спрашивали: « А где еретик Лютер?» – он правдиво отвечал: « Не знаю».
Комнату Лютеру отвели небольшую, но была она больше, чем его монастырская келья. Однако ничего лишнего. Я видел холостяцкие квартиры подпольных мыслителей, обставленные излишне скромно: гвоздь в стене, дабы вешать на него засаленную кепку. У Лютера было побогаче: кровать, стол, стул.
Беглого монаха законспирировали под рыцаря: повесили на шею золотую цепь, стали обращаться к нему «юнкер Йорк» и попросили отрастить бороду. О! Нашли мы с Вами, Серкидон, ещё одно сходство Лютера с Марксом – борода.
Днём Мартин подолгу гулял, смотрел на крыши домов города Айзенаха, на леса Тюрингии. Кормили Мартина хорошо. А в сравнении с монастырём – очень хорошо кормили. Плюс к тому давали вино. Не знаю, знаком ли был Мартин Лютер с вином ранее, но в Вартбурге мятежный монах ознакомился с дарами виноградной лозы в полном объёме. И вот однажды… Однажды, уже глубокой ночью и при свете свечи, закончив учёные труды, Мартин взял стоящую на столе коробку и стал посыпать ещё влажный лист песком. И вот тут явилось чудо сатанинское: струёй из коробки хлынули чернила, заливая написанное, стены комнаты содрогнулись от чудовищного хохота. Лютер в ужасе вскинулся и увидел скалящиеся зубы дьявола. Другой бы спрятался под стол, а Мартин схватил чернильницу и вне себя от ярости швырнул в её оппонента. «Прямо в морду его,//В переносицу…»144
Увернулся лукавый, исчез, а на стене осталось огромное чернильное пятно. Его-то, это пятнышко, мы и засчитаем не кляксой, но жирной точкой в беседе о легендах, связанных со старинным германским замком.
Теперь, Серкидон, угадаю Вашу мечту. Вознамерились Вы побывать в Вартбурге. Если ещё нет, то плох был мой рассказ, что в принципе невозможно. Ведь я писал, от ужаса дрожа, капли сердечные принимая. Компресс ледяной на лбу моём до сих пор. Поэтому, верю, хорошо получилось.
Советую Вам приехать в Вартбург не зимой, но ранней осенью, и так, чтобы пожить в замке (там есть уютный отельчик) хотя бы денька три-четыре. Уверен, что Вы наполните эти дни активным отдыхом: спуститесь из галереи Маргарет по верёвочной лестнице вниз до самой земли, в комнате Мартина Лютера бросите чернильницей в дьявола и тоже промахнётесь. Уж больно вёрток, чертяка. Устав от экстрима, Вы можете в комнате Елизаветы рассматривать мозаичные панно. Сцены из жизни святой заставят Вас прослезиться. Жизнь её на картинках и ярче, и счастливей, и гораздо длиннее жизни земной. Если же захотите вслед за Елизаветой пойти дорогой милосердия, помните, что для этого не обязательно самому становиться бедным и больным.
Но главное, посетите Праздничный зал! Какой восторг! Более пятидесяти окон, три камина, чудо-люстры в виде корон. Фрески и мозаики на стенах рассказывают об истории замка. Вынужден Вам признаться, не хуже меня рассказывают. Акустика такая, что с ума сойти можно, зажмуритесь – услышите: «Награждается славный рыцарь Серкидон за доблести его, проявленные в ходе защиты чести и достоинства прекрасных дам…» И далее длинный список дам, Вами осчастливленных…
Это мы с Вами помечтали. Теперь конкретная инструкция. Ждёт Вас, голубок, дальняя дорога в самый центр Германии. Чух-чух-чух. «Зелёным сердцем Германии» называют Тюрингию. Чух-чух-чух. На чём Вы чухаете, меня не касается, хоть на велосипеде.
Вот и город Айзенах, Айзенах,//Тут родился славный Бах, славный Бах!
Серкидон, какой во мне погиб бы поэт, да вот выручают эти письма к Вам… Ну, да что уж теперь об этом…
Раз занесла Вас нелёгкая в город, где родился великий Бах, осмотрите дом, где он родился, возложите цветочки к его памятнику. Далее быстренько идите к дому-музея Лютера, Вас встретят гордые слова богослова:
«Христианин – свободный господин над всеми вещами и никому не слуга».
Осмотрев всё неспешно, устремитесь к памятнику великому Реформатору. Видите, в руках у него толстая книга? Угадайте, Серкидон, это «Капитал» или Библия?
Цветочки к памятнику Лютера возложили и можете считать, что обязательная программа закончилась. Теперь Вам можно приступить к произвольной: попробуйте стаканчик «Золотого Рислинга», – пожалуй, лучшего белого вина Саксонии, и, уже в прекрасном расположении духа, пешком к Вартбургу. За часок дотопаете.
Кстати сказать, вы могли бы поинтересоваться, почему в небольшом городе Саксонии стоит памятник Мартину Лютеру. Откуда взялся дом-музей?..
На эти вопросы я Вам отвечу в следующем письме.
Крепко жму Вашу руку, и до встречи в Айзенахе.
Приветствую Вас, Серкидон!
Пишу ныне вместо письма сценарий двухсерийного фильма. Серия первая с пока загадочным для Вас названием – «СНИЗУ ВВЕРХ». Эпиграф – «На заре туманной юности».
В конце 1498 года Мартин приехал учиться в город Айзенах. В конце отрочества своего он поступил в школу св. Георгия, которая славилась качеством преподавания на всю Саксонию. Ректор Иоганн Требоний имел обыкновение, входя в класс, снимать докторский берет, говоря: «Я приветствую будущих бургомистров, канцлеров, учёных, богословов…»
Согласимся, Серкидон, такое уважительное отношение к ученикам выдаёт педагога благородного и мудрого. Для Мартина, которого ранее учили по большей части колотушками, такое обращение было приятной неожиданностью…
В свободное время ученик Лютер часто бродил возле Вартбурга, смотря на замок с восхищением – СНИЗУ ВВЕРХ. Бывало так, что заходил смиренный отрок во францисканский монастырь, основанный при содействии Елизаветы Венгерской у подножия горы. Там, от затворников, узнал Мартин о житии святой. Интересовались монахи, а не желает ли он, Мартин Лютер, что-нибудь пожертвовать для бедных? Мартин отвечал, что сам беден, как церковная крыса, и тем живёт, что христарадничает у домов богатых граждан, распевая псалмы с такими же, как и он, бедными и голодными школьниками.
И не было в этих словах ни доли лукавства, а была в них полынная правда. Мартин мог добавить, что кроме пения и молитвы ничего хорошего ещё не было в голодной и холодной жизни его, что судьба корчит ему одни лишь гримасы и ни разу ещё не улыбнулась…
Хорошо, что Мартин этого не сказал. Человек, орудующий идеальными категориями, по сути своей, пусть невеликий, но Иисус Христос, и должен нести свой крест без жалоб. Иначе сразу получит в ответ: «А кто ты такой, чтобы тебе было хорошо?» А поскольку Мартин повёл себя сдержанно, не расплакался, не разнюнился, сопли не распустил, судьба в награду за проявленное мужество ему улыбнулась…
Судьба послала Мартину добрую фею по имени Урсула. Она была женой богатого патриция Котта. Урсула давно заприметила бедного и бледного юношу, видела, как Мартин молится, слышала, как он поёт. Набожность и красивый голос тронули сердце молодой женщины. Мартин был приглашён в дом, накормлен, а через несколько дней окончательно поселился у Коттов.
Всё изменилось волшебным образом! Как по взмаху волшебной палочки. Мартин Лютер жил теперь в тепле и сытости. Он ощутил благостную ауру домашнего уюта, увидел семью, отношения в которой не разъедает нищета, почувствовал мягкий согревающий свет, исходящий от заботливой женщины. Испытал, не без этого, робкое романтическое чувство, поскольку благодетельница его была и молода, и хороша собой. Понятное дело, робкое чувство Мартина осталось без внешних проявлений, но всё равно обладающий красивым голосом Лютер на манер Лемешева мог бы пропеть Урсуле:
«В вашем доме вкусил я впервые// Радость чистой и светлой любви»145.
Знал бы патриций Котт, что дом его потомки назовут «Домом Лютера»!.. Чудны дела твои, Господи!..
Конечно, у Мартина были и обязанности. Зря не кормят даже феи. Мартин отводил на занятия двоюродного брата Урсулы, помогал мальчику выполнять домашние задания, опекал Каспара в школе. Но это наставничество будущему пастырю было вовсе не в тягость. Мартин самостоятельно выучился на арфе и на лютне. И в его комнате, как и в душе, зазвучала музыка. Стали пробуждаться мощные природные способности Мартина, проявилась тяга к знаниям, Лютер начал упоминаться среди лучших учеников строгой латинской школы св.Георгия.
Из запуганного, забитого отрока Мартин начал превращаться в деятельного, жизнерадостного юношу, из гадкого утёнка – в прекрасного Лебедя, о котором пророчил Ян Гус.
В конце жизни Мартин Лютер назвал Айзенах своим самым любимым городом в Германии. В этом городе судьба подарила ему три счастливых года юности.
Конец первой серии.
Вторая серия. Назовём её «СВЕРХУ ВНИЗ». А могли бы назвать «Двадцать лет спустя». С высоты Вартбурга осматривает с умилением Лютер крыши Айзенаха. С высокой горы и с высоты своего жизненного опыта. Лютеру 38-м лет.
Эпиграф – «Все достойное уважения совершено в уединении, то есть вдали от общества». Такие достойные уважения слова – и, вероятно, вдали от общества – записал в тетради немецкий писатель Жан Поль.
Лютер называл Вартбург своим Патмосом. Надо ли, Серкидон, говорить Вам, что Патмос – небольшой греческий остров, куда римляне ссылали неугодных, куда был сослан Иоанн Богослов146 и где в одной из пещер острова получил он своё Откровение? Нет, конечно, Вы и без меня это знали.
Что же получил Мартин Лютер в Вартбурге? Всё, что нужно мыслителю для облачения своих идеалов в торжественные словесные одежды: тишину, покой, свежий воздух, усиленное питание, качественное вино (in vino veritas!), отсутствие женского общества и наличие оппонента. Дьявол являлся к Лютеру не то чтобы по часам, но на постоянной основе, и все его проделки были Мартином тщательно запротоколированы. Хвостатый соглядатай трудов упорных и вёдрами гремел, и мусор разбрасывал, и гусиные перья тупил, а если не тупил, то прятал.
Вы, Серкидон, может быть, со мною поспорите, но мне думается, что именно в Вартбурге разрозненные мысли и идеи Лютера обрели окончательные формы и статус учения.
Поверим Марксом лютеранство! Вы, Серкидон, должны меня понять: так уж вышло – моя комсомольская молодость буйно цвела в годы развитОго социализма, тогда у нас без Маркса-Ленина и шагу ступить было нельзя, любой уклонизм к продажным буржуазным идеологиям строго карался. Простите мне мою приверженность старой привычке как что – сверяться с Лениным, как что – поверять себя Марксом.
Попробуем разобраться в том, что соотечественник Лютера обозначил в ранних работах тезисно.
1.«Он разбил веру в авторитет, восстановив авторитет веры».
Если переиначить девиз марксиста Берштейна: «Движение – всё, конечная цель – ничто», то, применительно к Лютеру, получиться: «Писание – всё, папа – ничто». Евангелие не знает ни пап, ни епископов, ни курии, ни торговцев индульгенциями. Все они мошенники, плуты, негодяи, обманывающие души с целью использовать подвиг Христа в своих корыстных интересах.
2.«Он превратил попов в мирян, превратив мирян в попов».
Лютер убрал посредника (в виде попа) между человеком и Богом. Лютер сказал мирянину: «Вот тебе Библия. Бери и читай. Что не ясно – спросишь.
3. «Он эмансипировал плоть от оков, наложив оковы на сердце человека».
В сердце человека должна быть заключена любовь. Пожизненно. Любовь к Христу и к ближнему своему. А с плотскими потребностями и вожделениями бороться бесполезно. И даже вредно. Лютер установил: «Похоть мужчины – бешеный зверь, которого нужно иногда выводить погулять».
А где же он погуляет, если нет рядом женщины?
Св.Бенедикт147, спасаясь от блуда, бросился в колючий кустарник, св.Франциск148, борясь с плотскими вожделениями, нырнул в ледяную воду, епископ Клюнийский149 спал, нацепив на половой орган специальное приспособление с острыми краями. Дабы предотвратить всяческие ночные шевеления органа. Не помогало. Православный Иоанн Многострадальный150 закопал себя по плечи в землю. Вот тут между святостью и глупостью нужно поставить знак равенства.
Теперь разберёмся в том, почему Маркс назвал Лютера «старейшим германским политико-экономом»?
Читаем у Лютера:
«Суровая монастырская жизнь вся состоит из постов, праздничных служб, ночёвок на жёстком ложе, молчания, ношения грубой одежды, бритья головы, затворничества и отказа от брака. И ничего из этого не заповедовано нам Господом!.. Всеми силами души я призываю тот день, когда все монастыри будут уничтожены, сметены и стёрты с лица земли».
Логика Лютера – жить надо по Писанию, без монашеских извращений. Сколько пропало рабочих рук, столько не народилось детей, пока эти лодыри вели постыдный торг с Богом: «Мы тебе – послушание, Ты нам – райские кущи!»
А ну-ка, бездельники, построились и начали жить по Писанию! Для Вас, сиволапые, читаю:
«Кто не работает, да не ест», – сказано у св. Павла.
«Наслаждайся жизнью с женой, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои: потому что это – доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься», – у Екклесиаста.
«Плодитесь и размножайтесь!» – вот что сказано Господом. У Господа не сказано: прячьтесь по кельям, как мыши по норам, как тараканы по щелям.
Возвышение труда и осуждение нищеты способствовало утверждению духа предпринимательства в Германии и в странах, принявших лютеранство. Первые ростки капитализма – вот что рассмотрел Маркс в лютеранстве.
Из Вартбурга вынес Лютер новое отношению к греху, к вере, к Писанию.
«Праведный верой спасётся!» – вычитал Лютер у св. Павла и сделал эти слова страстным девизом Реформации.
«Денно и нощно усердно трудился я, доколе не узрел связи между правосудием Божьим и словами о том, что «праведник верою жив будет». И понял я тогда, что правосудие Божье есть такая правда, которой, благодатью и по одной лишь милости, Бог оправдывает нас через веру. Уяснив это, осознал я себя родившимся вновь, как бы прошёл я раскрытыми вратами рая. Всё Священное Писание обрело для меня новый смысл, и «правосудие Божие», наполнявшее меня ранее ненавистью, приобрело теперь невыразимую сладость в величайшей любви. Сии слова Павла стали для меня вратами в рай…»
Из Вартбурга Лютер пишет Филиппу Меланхтону: «Pecca fortiter!» – «Греши смело!» Мартин, который монахом терзался: «Я прах и пепел, и исполнен греха». Мартин, который бегал исповедоваться по каждой мелочи, который входил к духовнику с лицом отцеубийцы после того, как возжелал в трапезной листочек салата в тарелке брата Гельмута, теперь пишет: «Греши смело!..» Сходно по виду с ленинским: «Грабь награбленное!», но по сути значит: «Живи смело!», не согрешишь – не покаешься, не получится прожить так, чтобы без сучка, без задоринки. На небесах, разберутся, что грех, а что нет.
У Вадима Шефнера:
В грехах мы все – как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят – ты мне не брат,
Не друг ты мне и не сосед.
Я был в беде – как рыба в воде,
Я понял закон простой…
Какой простой закон понял советский поэт Вы, Серкидон, узнаете, прочитав его стихи. Немецкий богослов Мартин Лютер понял очень непростой закон: «На земле люди не должны стремиться к осуществлению предельных идеалов».
Это удалось только Иисусу Христу. В окончательном виде Мартин Лютер сформулировал свои мысли так:
«Мы все из плоти, а потому не способны соблюдать закон, но Христос явился и один исполнил его вместо нас. Христос даровал нам уже исполненный закон; Он, как заботливая наседка простёр над нами Свои крылья, чтобы мы могли укрыться под ними. О, благословенная наседка! О, блаженные птенцы сей доброй наседки!»
Третья птичья ипостась Лютера – «блаженный птенец». Ранее было: «виттенбургский соловей» и «лебедь, озарённый молнией».
Конец второй серии.
И как эпилог – о личном. Есенинские чтения. Вчера и сегодня, описывая жизнь Лютера в Вартбурге, дважды вспомнились мне стихи Есенина. Сегодня:
Эх вы, сани! Что за сани!
Звоны мёрзлые осин.
У меня отец крестьянин,
Ну а я крестьянский сын.
Лютер говорил о себе с гордостью: « Я сын крестьянина, мой отец, дед и прадед были истые крестьяне».
Когда впервые увидел я портрет Мартина Лютера, подумалось мне: «Знает ли грамоту этот крестьянин, или вместо подписи ставит крестик…» А этот крестьянин оказался и не крестьянином вовсе, а к удивлению моему одним из наиболее просвещённых учёных Европы, легко мог расписаться на нескольких языках и явился создателем новой евангелической религии, по-крестьянски основательной, практичной, экономной.
Теперь о вчерашнем. Вчера вспомнилось из «Чёрного человека»:
… Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах, ты, ночь!
Что ты ночь наковеркала!
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…
И – разбитое зеркало…
У Мартина Лютера была разбитая о стенку чернильница, хотя целил ведь между рогов… «Каких только чертей я не перевидал», – писал Мартин близким друзьям из Вартбурга. «И с каждым пытался сразиться», – добавим мы от себя.