Андрей Алексеевич Мурай
Письма к незнакомцу. Книга 7. Муж и жена – одна сатана
-28-
Приветствую Вас, Серкидон!
Не только «весёлое», но и женатое имя Пушкин у нас на очереди.
Есть резон оженить Александра Сергеевича сразу, чтобы не пускаться в подробности досвадебных злоключений. Если о них совсем коротко, то мать невесты умудрилась выпить практически всю кровь Александра Сергеевича, ещё не будучи тещёй. Торг шёл вокруг приданого для Натальи Николаевны. Жених резонно считал, что хоть какое-то, пусть малое приданное, полагается. Наталья Ивановна Гончарова говорила: «Или не бери вообще, или бери как есть голенькой». Пушкин слышал: «Бери… голенькой…», вскакивал и бежал занимать и закладывать. Когда денег собралось достаточно, состоялось венчание молодых, в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот. Церковь была красивая, «белая, огромно-плавная, с куполом-небосводом»173.
Из первопрестольной Александр Сергеевич увёз молодую жену, едва возможность представилась. Лето молодые провели на даче в Царском Селе. Благословенное, ничем не омрачаемое время.
Ах, впрочем, нет. «Ах, Пушкин, как ты мне надоел своими стихами!»
Пожалуй, лишь это единственное досаждало Наталье Николаевне медовым летом, что же до Александра Сергеевича, то он был новизной своего состояния ослеплён и счастлив в нём был целиком и полностью.
Из письма к Плетнёву174: «Я женат – и счастлив: одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь…»
Оно и понятно: поэт обладал пленительной женщиной, молодой женой, причём на этот раз не чужой, а своею собственной, на законных основаниях. Да ещё вспомним – где? В садах лицея, где ранее «безмятежно расцветал». В гости к Александру Сергеевичу съезжались бывшие лицеисты, поэт представлял их красавице-жене, они шумно завидовали, а далее – «Друзья вспоминали прошедшие дни//В том месте, где вместе учились они…»
Почитаем письма того благословенного времени.
Помещица села Тригорского П.А. Осипова, соседка поэта, получила от одной из питерских кузин (Кашкиной Екатерины Евгеньевны) нечто вроде донесения, которое для Вас, Серкидон, добрые люди перевели с французского на русский:
«С тех пор, как он женился, это совсем другой человек, – положительный, рассудительный, обожающий свою жену. Она достойна этой метаморфозы…»
И чуть далее: «Когда я встречаю его рядом с его прекрасной супругой, он мне невольно напоминает портрет того маленького животного, очень умного, очень смышлёного, которое ты угадаешь без того, чтобы мне его назвать».
Наталья Николаевна – высокая, стройная, фигуристая, с прекрасными правильными четами лица («чистейшей прелести чистейший образец») – рядом с таким совершенством любой мужчина рискует, проиграв на контрасте, напомнить какого-либо представителя из животного мира. Что уж говорить о Пушкине, которого товарищи по лицею без обиняков называли обезьяной.
Сестра поэта Ольга писала родным:
«Они очень довольны друг другом, моя невестка совершенно очаровательна, мила, красива, умна и вместе с тем очень добродушна».
Брат новобрачной Дмитрий Николаевич сообщал в письме к деду своему:
«Таша обожает своего мужа, который также любит её; дай бог, чтоб их блаженство и впредь не нарушилось».
Но блаженство как стечение удачных обстоятельств, не бывает долгим. Предвестником всех последующих неприятностей стала нечаянная встреча. Однажды, прогуливаясь, молодые повстречались с царской семьёй. Оно хоть и Село, но ведь Царское. Мать Пушкина Надежда Осиповна описала судьбоносное событие так:
«Император и императрица встретили Наташу и Александра, они остановились поговорить с ними, и императрица сказала Наташе, что она очень рада с нею познакомиться и тысячу других милых и любезных вещей. И вот она теперь принуждена, совсем того не желая, появиться при дворе».
Царь в свою очередь сказал о Пушкине:
«Так как он женат и не богат, то нужно позаботиться, чтоб у него была каша в горшке».
Каша, причём тут же, случилась в голове Пушкина. Он – бывший якобинец, вольнодумец, ссыльный, друг декабристов, и вдруг – обласкан царём, приглашён на службу… Ему открыты и царские объятия, и архивы …
Казалось бы, порадоваться впору такому повороту событий, но если вспомнить иного Александра Сергеевича, то – «Минуй нас пуще всех печалей//И барский гнев, и барская любовь…»175 А когда «барское» меняется на «царское», то впору вспоминать пословицу «Коготок увяз – всей птички пропасть…»
А вот бы с дачи вовсе не съезжать!..
«Но наше северное лето,// Карикатура южных зим…» Едва небо задышало осенью, семья переехала в Петербург. Семейная жизнь очень быстро Александра Сергеевича завертела, опутала. Очень быстро узнал он почём фунт семейного лиха.
Из письма к Нащокину:
«Кружусь в свете, жена моя в большой моде, – всё это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения…»
Уединения не получается. Пушкин по уши в быту, Пушкин на балу, Пушкин в кибитке. Разъезжая по различным надобностям, отовсюду слал Александр Сергеевич жене письма. Читая эти письма, видим мужа и внимательного, и заботливого, и строгого, и ласкового, он и отчитывает, и отчитывается. Согласимся с государем по поводу «умнейшего человека»176. Почитать письма поэта к Вяземскому – другой Пушкин, другой уровень, другие темы. Потому что умный человек говорит на понятном собеседнику языке. Наталье Николаевне муж сообщает о состоянии дел, пишет о здоровье, о детях, о знакомых.
Уже женатым ездил за вдохновением Александр Сергеевич в Болдино… в Михайловское… Вдохновение бежало от него, расписаться не удавалось. Пытался уйти в отставку – не получилось. А нехватка денег в семье становиться уже хронической, и Пушкин, как тогда говаривали, пустил долг, погуливал, играл в карты, как правило, оставалсь при пиковом интересе…А тут ещё и Дантес, который возник в жизни Пушкина во весь рост…
А что Наталья Николаевна? Считать её только пустой кокеткой, у которой одни балы и наряды на уме, нельзя. Четверо детей за шесть лет брака, то беременности, то роды, то муж уедет, то сёстры приедут, то понос, то золотуха. Главное беда – деньги, когда муж проигрывался в карты, деньги приходилось выпрашивать у родственников.
В июле 1836 года она пишет брату Дмитрию:
«Мне очень не хочется беспокоить мужа хозяйственными хлопотами, и без того вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам, и, следовательно, в таком настроении работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию…»
Едва получив согласие гончаровых на брак, Пушкин писал будущей тёще:
«Только привычка и продолжительная близость могут доставить мне привязанность вашей дочери: я могу надеяться со временем привязать её к себе, но во мне нет ничего, что могло бы ей нравиться: если она согласится отдать мне свою руку, то я буду видеть в этом только свидетельство спокойного равнодушия её сердца».
Александр Сергеевич со временем привязал к себе жену, но сердце её осталось к нему равнодушным навсегда. А влюбиться ей (ведь она всем так нравилась!) хотелось. Отсюда и Дантес… Более иных подходил Дантес под характеристику – «свеж, как молодой редис, и незатейлив, как грабли»177, уж он-то не стал бы изводить Наталью Николаевну стихами, он бы….эх!..
По поводу трагического исхода. Как много тут различных мнений! Поклонники Пушкина считают его жертвой – легкокрылым мотыльком, который попался в царёву паутину, которому злой тарантул нанёс смертельный укус. Люди к поэзии равнодушные считают, что виноват сам Пушкин, что если не можешь обеспечить красивую женщину, женись на серой мышке, читай ей стихи, и пусть она пищит от восторга.
Моё личное мнение: никто не виноват, всяк по-своему проживал свою жизнь. И как получилось – так и получилось.
Серкидон! Мы с Вами кратенько ознакомились с семейной жизнью гениальных поэтов, и давайте поставим им, как главам семейств, «двойки». Чуть лучше выглядит «двойка» у немецкого гения – пожалуй, на «три с минусом» выглядит. Но заслуга в этом не Гёте, а его покровителя, менее напыщенного, более щедрого и участливого, чем у Пушкина.
А если истинно виноватых искать, то во всех бедах виновны крылья поэтов. Читаем из «Альбатроса» Шарля Бодлера:
Так, Поэт, ты паришь под грозой, в урагане,
Недоступный для стрел, непокорный судьбе,
Но ходить по земле среди свиста и брани
Исполинские крылья мешают тебе178.
То есть мешают: не живот, не одышка, не преклонные годы, что бывает у мужчин, как правило, а исполинские крылья…
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
-29-
Приветствую Вас, Серкидон!
Вот думаю, не слишком ли пышно сказано мною о мужьях? Вы можете подумать, что единственный способ существования – связать свою жизнь с женщиной. Но если вспомнить, даже в нашей, отнюдь не всеобъемлющей, переписке встречались мужчины, устроившие свои жизни иначе. Платон и Кант были «женаты» на философии, «многоженец» Ньютон разрывался между физикой, математикой, механикой и астрономией. Многие представители рискового пола посвятили жизнь идее. Иногда вздорной, ошибочной, никчемной. Но кто же знал, что она такая? Идея, как и женщина, раскрывается до конца только в результате долговременного общения.
Иногда отношения мужчины с неодушевлённым предметом переходят разумные рамки. Давным-давном в журнале «Крокодил» я прочёл, что автолюбитель – это мужчина, женатый на автомашине. И я принял мужественное решение – никогда не иметь автомашину. Не дай Бог, ещё посмотришь однажды на выхлопную трубу с запретным вождением.
Кстати сказать, все эти учёные, философы и пленники безумных идей с точки зрения женщин абсолютно никчемные люди, поскольку женщине не понятно, зачем они нужны. Зачем небо коптят? Сообщу Вам, Серкидон, категории мужчин, существование которых конкретное существо женщина понимает и приветствует.
Ну, во-первых, те самые МУЖЬЯ, о которых мы так много говорили. Оно и понятно: быть при мужчине есть природное предназначение женщины. Муж – это семья, дом, зарплата и статус не профурсетки легкодумной, но женщины замужней. Иногда мужья, пусть даже с золотыми сердцами, манкируют исполнением супружеского долга в части сексуальных утех, и тогда на авансцену выходят ЛЮБОВНИКИ с железными мускулами. И не только мускулами. Казалось бы, все дамские запросы удовлетворены? А вот и нет! Не менее важна для женщины романтическая составляющая общения с мужчиной. А вот с этим совсем беда. Пожалуй, только дежурные цветики на Восьмое марта. Где вы, РЫЦАРИ? Ау!
Дай Бог памяти припомнить стихотворение талантливой поэтессы:
Пусть рыцари молчат, бесследно канув
В какие-нибудь Средние века…
Вот женщина идёт. Букет тюльпанов
Румянцем отливает на щеках.
В душе весна. Разгладились морщины.
И возродились юные мечты.
И вслед ей улыбаются мужчины…
Что на базаре продают цветы.
Автор этого стихотворения – Надежда Смирнова живёт и здравствует в Санкт-Петербурге, а вот автор рассказа «Рыцаря вызывали?» Сергей Янсон179 ушёл из жизни безвременно. А какой был талантливый прозаик!
Рассказ Сергея кратко перескажу. В «Бюро добрых услуг» – новинка. К Восьмому марта для жены можно вызвать рыцаря. Подобно тому, как детишкам к Новому году заказывают Деда Мороза.
И вот некий муж, тюха-матюха в подтяжках, позвонил и вызвал, потому что самому лень было за цветами ходить. Рыцарь в латах и с букетом явился в назначенный час. Первым делом он сунул мужу ведомость: «Распишитесь!», – а потом рухнул на колени перед дамой: «О, несравненная!». Далее рыцарь провёл несравненную в отдельную комнату и плотно закрыл за собой дверь. Послышались пылкие высказывания, стихи. Жена иногда восторженно ахала. Муж забеспокоился. Беспокойство усилилось, когда из-за двери раздалась арабская лирика, читали уже на два голоса. Когда же донеслись звуки поцелуев, тюха-матюха превратился в гневного ревнивца, он ворвался в комнату. И вовремя. Рыцарь с упоением приступил к целованию ручек. Вне себя от ярости, новоявленный Отелло спустил наглеца с лестницы, кинув ему вслед ведомость. Рыцарь с грохотом докатился до конца лестницы, поймал ведомость и в итогах посещения сделал запись: «Возрождена любовь!»
Теперь доложу Вам, Серкидон, своё представление о мужчине-рыцаре. Он – пылкий поклонник женской красоты. Это его божество. Красоту женщины рыцарь обособляет и поклоняется ей. «Как сорок тысяч братьев»180 любит женщину рыцарь. Ему не важно, принадлежит женщина кому-либо или – свободна. Ибо – только красота его пленит, остальные женские составляющие рыцарю чужды.
Именно поэтому для женщины это – десерт. Рыцарь идёт на третье после мужа и любовника. Он есть вишенка на торте.
После такого, возможно, жестокого определения, позвольте, Серкидон, представить Вашему вниманию слова о женщине одного средневекового рыцаря, имя которого пока тайна.
«… все почести мира не стоят любви и милостей прекрасной и знатной особы, твоей возлюбленной и повелительницы…»181,
«… в безобразном коренятся великие несчастья и неудовольствия… красоту же… отличает счастье и радость…»182
Дорогой Серкидон, сегодня я пораньше с Вами расстанусь, мне ещё надо забежать на почту за письмишком из издательства.
Крепко жму Вашу руку, и до завтра.
-30-
Приветствую Вас, Серкидон!
Имя рыцаря Вами так и не угадано… Даю ещё одну подсказку:
«Ничто в мире не сравнимо с красивой женщиной; либо пышно разодетой, либо кокетливо обнажённой и возлежащей на ложе…»
По моим расчётам, Серкидон, Вы должны сейчас же вскрикнуть: «Брантом!», поскольку этот отрывок из «Галантных дам» уже ранее цитировался в нашей легкомысленной переписке. Как возникала у нас цитата из «Галантных дам», так тут же указывалось скромно – Брантом.
Ныне этот французский дворянин у нас в гостях как рыцарь, поэтому назовём имя поклонника прекрасных дам полностью – Пьер де Бурдей, аббат де Брантом.
Человек, жизнь которого судьба разломала, как яблоко, на две половинки: одна половинка получилась сладкая, а вторая – кислая. Сладко-светсткая жизнь началась при дворе Генриха II. Пьеру пятнадцать лет. Надо ли говорить, какими глазами увидел юноша блестящий двор «Короля Прекрасные Сумерки». Двор, по которому «златым дождём разлилась и сверкала»183 поэзия Ронсара. Этот придворный поэт на всю жизнь (на обе её половинки) остался для восторженного Брантома кумиром, король Генрих II навсегда остался великим, фрейлины того двора запомнились самыми красивыми и соблазнительными, а фаворитка короля Диана де Пуатье…
О ней, о нём мы с Вами, Серкидон, говорили подробно. Знаем мы и о тайных муках супруги короля Екатерины Медичи, которая оказалась в этом любовном треугольнике заброшенной гипотенузой.
Читаем у Брантома:
«Один из владык мира сего крепко полюбил очень красивую, честную и знатную вдову, так что говорили даже, будто он ею околдован…Сие изрядно сердило королеву. Пожаловавшись на такое обращение своей любимой придворной даме, королева сговорилась с ней дознаться, чем так прельщает короля та вдова, и даже подглядеть за играми, коими тешились король и его возлюбленная. Ради того над спальнею означенной дамы было проделано несколько дырочек, дабы подсмотреть, как они живут вместе, и посмеяться над этим зрелищем, но не узрели ничего, кроме красоты и изящества. Они заметили весьма благолепную даму, белокожую, деликатную и очень свежую, облачённую лишь в коротенькую рубашку. Она ласкала своего любимого, они смеялись и шутили, а любовник отвечал ей столь же пылко, так что в конце концов они скатились с кровати и, как были, в одних рубашках, улеглись на мохнатом ковре рядом с постелью… Итак, королева, увидев всё, с досады принялась плакать, стонать, вздыхать, и печалиться, говоря, что муж никогда так с ней не поступает и не позволяет себе безумств, как с этой женщиной. Ибо, по её словам, между ними ни разу подобного не было. Королева только и твердила: ”Увы, я пожелала увидеть то, чего не следовало, ибо зрелище это причинило мне боль”»184.
В королевском любовном треугольнике более всего поражала пишущего миннезингера и была им воспета преданность «величайшего суверена, так пылко любившего знатную вдову зрелых лет, что покидал и жену, и прочих, сколько бы ни были они молоды и красивы, ради её ложа. Но к тому имел он все основания, ибо это была одна из самых красивых и любезных дам, какие только рождались на свет. И её зима, несомненно, стоила дороже, чем вёсны, лета и осени других»185.
Рыцарь способен на смелый поступок. Мы с Вами, Серкидон, помним, что Брантом, не боясь гнева уже могущественной королевы Медичи, навестил опальную Диану в её замке, где они вспоминали короля Генриха, добрые старые времена и себя молодых и счастливых…
Уезжал Брантом от Великой Мадам, от увядающей красоты со слезами на глазах. Если грозный самурай плачет только когда цветёт сакура, то рыцарь плачет только когда видит, как вянет женская красота, плачет не в силах примириться с могуществом разрушающего времени. Тем более, если ещё видны следы той красоты, которая доныне «не встречала такого бесчувственного сердца, чтобы оно осталось равнодушным»186.
Рыцарь наш вернулся в Париж ко двору Карла IX187, но, хоть именно Брантом считается хронистом двора королевской фамилии Валуа, «Хронику времён царствования Карла IX» написал Проспер Мериме. Но во многом опираясь на записи Брантома. Необходимо отметить, что Мериме написал и о Брантоме большой библиографический очерк. Такого внимания со стороны писателя удостоились не многие.
Главный труд Брантома – «Галантные дамы». Сотни пикантных историй под одной обложкой. На такой труд мужчину-рыцаря должна вдохновить дама сердца: обворожительная, пылкая, смелая в проявлении чувств. Осталось назвать имя вдохновительницы – Маргарита Валуа, дочь Генриха II и Екатерины Медичи. Конечно, и речи быть не могло о любовной интрижке. Её королевский сан лежал между ними, как меч между Изольдой и Тристаном. Молодых людей связывали трогательные доверительные отношения, а восторженное чувство со стороны Брантома имело известные границы. Молодые люди охотно сплетничали, делились новостями и планами. Пьер был посвящён и в текущее, и в сокровенное. Написав на закате лет мемуары Маргарита Валуа посвятила сей труд Пьеру Брантому. С её стороны это был прощальный поклон верному рыцарю. Королева писала, что всегда видела в Брантоме «благородного кавалера, настоящего француза, происходящего из прославленного рода, взращенного королями, её отцом и братьями, родственника и близкого друга самых галантных и досточтимых женщин…»
Одну историю из «Галантных дам» – уверен, там замешана королева Марго – не утерплю и Вам расскажу. Начну с того места, где слуга высокородной госпожи встречает красивого молодого человека:
«Вперёд, сударь, госпожа вас ожидает… Потом, завязав ему глаза, повел темными узкими коридорами и неведомыми проходами, так что юноша при всем желании не смог бы определить, где он находится и куда его ведут; затем оказался он в комнате, где царила кромешная тьма, точно как в печке; там-то и поджидала его дама. Первым делом он почуял ее нежное благоухание – сей аромат уже многое посулил ему; дама тотчас заставила его раздеться и с его помощью разделась сама, а затем, развязав ему глаза, повела за руку в постель, загодя разобранную и готовую их принять; там кавалер наш принялся общупывать, обнимать, целовать и ласкать даму и чем дольше ласкал, тем приятнее и желаннее находил и гладкую атласную кожу ее, и тончайшее белье, и пышную, мягкую постель; так вот и провел он наиблаженнейшую ночь в объятиях неведомой ему красавицы, коей имя мне после тайком называли. Той ночью все вокруг услаждало и ублаготворяло юношу, и одно только сильно досаждало, а именно: он так и не добился от любовницы ни единого слова. А молчала она недаром, ибо днем он частенько беседовал с нею, равно как и с другими дамами, и тотчас признал бы ее по голосу. Но что касается любовных безумств, шаловливых ласк, нежных прикосновений и всех прочих свидетельств любви и страсти, то тут его ничем не обделили».
Вот так развлекались при дворе Валуа.
Всё, Серкидон, сладкую ягодку мы с Вами съели. Вторую часть жизни Брантома долго расписывать не будем. Она скучная, уединённая, «без блёсток мадригальных»188.
Как же такой, скажем по-современному, «тусовочный чувак» стал отшельником? Очень просто – упал с лошади. И это ещё полбеды. Беда в том, что лошадь упала на него сверху. Последствия оказались самыми тяжёлыми – на пять лет, начиная с 1584 года, наш рыцарь оказался ограничен стенами собственного замка…
Он стал надиктовывать секретарям книги.
Что и требовалось Верхним Надзирателям, которые сбросили всадника с лошади, а кобылой накрыли. Видимо, душа Брантома давала перед воплощением обещания, а воплотившись в тело, о них позабыла. «Душа-то позабыла,//Да напомнила кобыла» – стихи.
И что же видели неусыпные Наблюдатели? Мужчина волочиться за фрейлинами, подвизается на дипломатической ниве, ратоборствует то там, то здесь. Не ровён час под снаряд попадёт, тогда пропало тело, а с ним всё дело. Поэтому решили тельце маленько обездвижить. Чтобы задвигалась мысль…
Через пять лет Брантон залечил повреждения настолько, что смог бы доехать до Парижа. Да только там его уже не ждали. В 1589 году монах-фанатик убил Генриха III189, последнего короля фамилии Валуа. Ранее скончался Франциск Алансонский190 – покровитель и друг Брантома, угас свет в окошке – поэт Ронсар, а возлюбленная непоседа – королева Марго была выслана из столицы, получив «двойку» за поведение.
Падёж надежд, прощай, Париж! Брантом остался в замке, отныне озоруя только на страницах книг. «Всё про Брантома,//Бегу из дома…»
Вчера я так и не получил письмишко из издательства. У них на почте, видите ли, была пятница, и они закрылись пораньше. Попробую сегодня, в субботу, получить это письмо, о содержании коего догадываюсь.
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
