Анатолий Никифорович Санжаровский
Колокола весны
20
Жалко, что совесть грызёт не того, кого надо.
Н.Ступин
Все люди Сизифы, только камень у каждого свой.
Ю.Ковязин
Не помня себя, Валерка вмах выскочил на берег и тут, увидав, что совершенно гол, в панике раскинул черпалки, невольно качнулся назад и спиной сверзился в воду.
Вода привела его в чувство. Он вспомнил, где он, что с ним, вернее, что может случиться с ним.
"Она наверняка лишь притворилась мёртвой и во всякий миг готова стрелой выдернуться из воды и цапнуть в самую душу".
Боясь внезапного нападения и не решаясь ступить на берег, где на самом бугре, в солнце, стояла Раиса, он, слитый в ком, вжимался в короткий сырой срез берега, с ужасом пялился на смоляную воду перед собой и наизготовку держал над головой кусок глины.
"Только выкажись! Только сунься укусить – пришибу!"
Тяжёлый всплеск воды при падении Валерки разбудил Гордея.
Гордей – лежал как брус во всю Русь! – потянулся, рассвобождённо выпростал из-под хрусткой газеты ручищи-оглобельки и встал. Хмуро ругнул себя, что уже в тени валялся под газетиной, и из вялого любопытства побрёл к воде со спорной бутылкой грузинского коньяка.
Гордея подивил ком земли в руке у Валерки.
– Ямщик! Ты с кем тут воюешь? – спросил весело-насмешливо. – И чего ты нагишом? А где, извиняюсь, твои штанишки на ватине? А где твой хрустальный сапожок тире башмачок?
Движением бровей Валерка показал на воду.
– Немудрено, – назидательно стелет Гордей. – Покуда этот омуток перемахнёшь, жизни можно лишиться. Не то что…
Он натолкнулся взглядом на труп и осёкся.
– К ночи страхи какие! Да не напару ли вы, Ямщичок, причалили?
– Отплавался… Жалко… Молодой… Искали его среди воды, а он у самого у берега… Шёл я по дну, нечаем толкнулся кеглями во что-то неясное. Похоже, то был он. Всплыл вот…
– Да его родня золотом тебя осыплет!
– Что мне золото… Дал бы на пока чем боеголовку прикрыть.
– Попроси что полегче. Не снимать же с себя!
– Валера, возьмите! – откуда-то сверху, с солнца, коротко обронила Раиса, и серый свёрток с кулак мягко плюхнулся перед Валеркой на воду.
Развернул Валерка бумагу – чёрные сатиновые трусы! Нерешительно высунул верх головы из-за кромки берега. Уставился на Раису.
– Я всё слышала. Надевайте, надевайте! Сегодня купила брату у вас в универмаге. В столице это такой дефицитио…
– Гм… – Гордей поёжился от холодка тени, и его потянуло из этого холода на верх бугра, к теплу, где в последнем солнце золотилась Раиса.
– Молодой! Гражданин! Гражданин! – насмешливым голосом позвал Гордея Валерка. – Вы забыли вручить мне выигрыш.
– Какой ещё выигрыш? – лениво, с упрёком ответил Гордей. Остановился и, подлаживаясь под игривый Валеркин тон, тоже перешёл на вы. – Вы могли утонуть. Не утонули. Выиграли себе целую жизнь! Разве вам мало одного этого выигрыша?
Валерка и не подумал бы требовать выигрыша, не пойди Гордей к Раисе.
Но раз так, раз пришнуровался… Этот чёртов бугай спроста к человеку не приплавит. Это что-то из подлянки да замышлено. Какой-то тёмный расчётец да и катает в котелке!
Валерка переломил себя, поверх всякой силы позвал-таки к себе Гордея дрогнувшим пальцем.
Гордей хмыкнул. Но вернулся.
Присев на корточки, философски промурлыкал себе под нос «Чем выше любовь, тем ниже поцелуи…» и, таясь, – не хотел, чтоб слышала чуткая Раиса, – горячечно зашептал:
– Слушай ты, труляляшка! Не порть дорогую обедню. У меня бедные родные орехи аж звенят… Гормоны срывает… А ты что-то начинаешь старшака не слушаться. Совсем выдернулся из-под дуги. Да на какую хрень сдался тебе этот коньяк!? Ты ж всё равно эту микстуру не принимаешь. Она тебе по ветру. А мне? Сегодня!.. Ну пожертвуй, едят тебя мухи с комарами! Вникни, колокольчик, в ситуацию… Мне чуть-чуть вспрыснуть коньячком эту мамлютку, – Гордей стрельнул вороватым глазом в сторону Раисы, – и она вся моя. Честное октябрятское, оприходую, натяну незабудку на болт! Одна валторна[153] – праздник глазу!.. Что база, то база… Янгица без базы, как клумба без цветов! Мой миноискатель так и рвётся в праведный бой! Ну подсоби несчастному хулиганитке пошалить в её тайных владениях до вселенского стона! Пускай тогда жалуется святым небесам на мой хронический недоебит. До утра нанайская борьба в стогу за птичней гарантирована! Не веришь? Прибегай в полночь, примри в канаве напротив стожка. И ты увидишь космическую смычку города с деревней!
– Пошёл ты на хутор!.. Тоже мне пламенный бык-гордень…[154] Кончай гнать мороз! Или… Ты что, принял её за тёлку шаговой доступности? И уже, может, прикопался? Уговорился на свидание?
– Ну! И принял! И уже! Недоскрёб твою мать!.. Да какой же старый козелино не любит пощипать молодой травушки?
– И она… Ну какие уши выдержат эту лапшу из муки такого грубого помола?.. И она… Вся согласна?
– Категорически вся против! – просыпал сдавленные смешки Гордей. – Позволь тебя просветить, тьма… По подсчётам учёных, во время рабочего дня метёлки думают о дорогом товарище сексе 34 раза! Каждые пятнадцать минут! Когда только роднушам и работать…
Валерка поморщился.
– Ты чего жмуришься, как майский сифилис? Или это неправда?
– Что-то они у тебя слишком часто думают о долбёжке. Вдвое чаще, чем по моей газетной вырезке.
– Не перебивай! У нас с тобой разные источники. Разные страны – разные ляльки. Ну… Раз думают, значит, хотят пчёлки. А желание матильды – святой закон для нашего брата бармалея. А это уже не шуточки. Против указа природы не попрёшь, пан Валерик! И!.. Что интересно, чмо ты дырявое, тако-ой клёв!.. Ну и зажигалочка… Надо шлёпать по железу, пока не остыло. Хоть ладошки согреешь… Ох и зажигалка… Та-ак и рвёт! Та-ак и рвёт! Э-эх!.. Так и просится ж на грех!
– Не может… быть… – разгромленно выдохнул Валерка. – Ты не боишься поймать от этой незнакомки насморк?
– Не переживай… Не боюсь. Я смелый. А если что… Если насморк лечить – пройдёт за семь дней. А если не лечить – сам проедет за неделю. Так что всё вырулится на океюшки!
– Да я совсем про другой насморк!
– И я про тот же самый!
Валерка выставил новый довод:
– Слушай, красавчег… Ну она ж тебе… совсем чужачка…
– Эк дурило! Да у холостого мужика нет чужих баб. Была чужая – будет родная! А заодно и кособланки[155] ей выровняю… Доброе дело попутно сделаю.
– И ты думаешь, – мстительно захрипел сквозь зубы Валерка, – я кинусь в лакейки к твоему клёву?
– Ты что, нерукопожатый, так вывихнуто вылупился? Перекупался? Или один геройски разгерметизировал бутылёк газировки?[156] Наш кутёнок выпускает коготки… Не пыли уж так… Кончай быковать… Кончай этот придурёж! Не расходись… Сократись, дружочек мой… Я не узнаю тебя… Поднял вокал… Как детей укладывают спать? Приказом. На горшок и спать! Ну!?… Давай!.. Раньше ты коготки не показывал…
– Так то раньше… Выиграл – моя! Я её лучше своему спасителю отдам!
Валерка выхватил у Гордея бутылку и, перебирая одними ногами, подплыл к утопленнику, бережно поставил её тому на грудь.
Когда Валерка вернулся, Гордей с видимым горем на лице молча приложил Валерке палец ко лбу и грозно зашипел.
Так шипит спускаемый из перегретого котла пар.
Валерка сошвырнул Гордееву руку и побрёл к велосипеду.
Гордей поплёлся следом, побито выговаривая:
– Ну горюха… половой демократ…[157] Как тебя, стукнутый, и усахарить? Мне не дал закинуть в топку – ладно. Но ты, агрессор, хоть бы о ней подумал. Для журналистки командировка не только работа, но и курорт! А она вернётся с курорта злая, не отдохнувшая и никому не давшая! Каково? Да она со стыда сгорит и совесть загрызёт её одним зубом… Не долечила тебя жизнюка… Не обкатала, не угладила, как голыш… С чего ершиться надумал? Смотри мне… Кошка за свою ласку на подушках спит. А собака за своё рявканье в конуре да на цепи сидит и не во всякий день сыта. Усёк, толстодум?
– Усёк, усёк!
– А я не верю, что усёк. Кому усекать-то? У тебя ж все из дому разбежались! Это ж надо выворотить… Покойник живого спас! От че-го-о?!
– Хотя бы от той же кобры… До чего опасная… Один грамм высушенного яда кобры может убить сто сорок собак!
– Примерещится ж дяде… Да откуда в Двориках взяться кобрам?!
– Из Монголии? – полувопросом ответил Валерка.
– Из какой ещё Монголии? К твоему сведению, в какой Монголии кобры водятся?
Валерка безразлично повёл плечом, поднял с земли велосипед.
Подумал вслух:
– Съезжу в хомутку[158] скажу, чтоб забрали грузина…
– Слушай, Ямщичок, – вкрадчиво затоковал Гордей. – Ну… Глаза у тебя по ложке, а ситуацию не видишь ни крошки. Всю панихиду, кулёк, испакостишь! Ну что тебе стоит, недоскрёб твою мать? Переиграй с коньячишком! На что он утопленнику? Утопленник сверх всякой меры своё уже выкушал. Гарантирую, больше и грамма не примет… Позволь оприходовать? – указал на призрачно маячившую над водой бутылку. – Ну, Ямщичок, по плавникам да в баню?
– Мда-а… Ты с живого сдерёшь последнее… Ёшкин кот! Неужели и покойника не посовестишься?
– Гм, – холодея лицом, надвое ответил Гордей. – Дорога ложка к обеду, а после обеда её хоть и не будь.
– Ёшкин кот! Неужели сплаваешь цапнешь? Да это так… Всё равно… Как с могилы украсть цветок… яблоко… Это так низко!
– Низко… высоко… Не знаю, не мерил, – глухо пробормотал Гордей в спину Валерке.
– Валерий! – позвала Раиса. – Куда же вы? А интервью?
– Никаких ин… Что я вам расскажу? Про чужую землю? Про чужой значок?
– Но как же вот так?.. Сумерки… Ехать в народ со связанными руками… Остановитесь! Дайте я вам хоть развяжу руки!
Валерка помотал головой; съехал с дамбы на узкую гнутую тропинку и тут же пропал за поворотом, за первыми домами: по кривой дороге вперёд не видать.
На пустынном сумеречном берегу никого не осталось кроме Раисы и Гордея.
Между ними ныло тягостное молчание.
Раиса недоумевала, отчего всё так нелепо повернулось. И в том она единственно винила Гордея.
Гордею же не понравилось в Раисе то особенное участие, которое плесканулось из неё на Валерку.
– Хэх! – с ревнивой обидой сушил голову Гордей. – Поехал на мясотрясе с завязанными руками! Да он всю жизнь отжил со связанной волей, со связанной душой. Он у нас иэсэсовец…
– Эсэсовец?
– И-и!.. Иэсэсовец! Есть ИВОВ. А это ИСС. То инвалид Великой Отечественной войны. А это – инвалид советской
системы…[159] Инвалид… Война тело изурочила. А система – и душу и все извилины мёртво спрямила на свой ранжир. Нет Человека… А то, что от него осталось… Хочешь ноги вытирай, хочешь – засылай строить светленькое будущее где угодно, в любой точке мира хоть для отдельно взятого папуасика. Только голодно крикнет «Щас!», штаны на верёвочке поддёрнет и побежит строить.
– Ойко! Что за чушь вы катите? Да вы переспали на солнце! Перегрелись!
– Он у нас ве-ли-ко-му-у-у-у-у-че-ник… Развяжи кто ему крылья – из него выскочил бы новый Ломоносов! Да кто развяжет? Система? Она мастерица лишь завязы-вать… Кто лучше него знает, где ему жмёт? Кто лучше него знает его узелки? И никто, ни-кто их за него не развяжет… Не сможет… А если б я лично мог… стал бы развязывать?.. Не знаю… Надо же! Заставил-таки этот пирожок ни с чем искупаться меня сегодня!
С низкого берега Гордей картинно пощупал ногой воду, поморщился и – не в охотку, да нужда! – бросился к бутылке с потухлыми в лиловых сумерках пятью звёздочками.
Несколько мгновений Раиса в оцепенении следила, как крепкорукий Гордей, с ленивой весёлостью напевая вполголоса:
– Ехал чижик в лодочке
В капитанском чине,
Не выпить ли водочки
По этой причине, -
метровыми сажёнками ломил к тем невидимым, призрачным звёздочкам.
А потом будто очнулась, стремительно пошла прочь.
К селу.
В Синих Двориках уже зажигали чистые, воскресные огни.
Послесловие
Вконец рассорился я со своей судьбой.
И что? Не бросила меня, идёт со мной.
В.Сысоев
Все положительные сдвиги
До нас доходят в виде фиги.
В.Овсянников
О нет, не может клоун суетливый
С лиловой нарисованной улыбкой
Быть грозным укротителем медведя!
И выключил я глупый телевизор,
Где снова угрожал Москве Обама.
Юрий Поляков
Через толщу лет случай снова привёл меня к моему герою.
Вечерело.
Где-то вдалеке слышался «гром – нескромный соавтор молнии».
Как жестоко уходит время…
Жизнь заметно помяла, sosтарила Валерия Павловича.
– Как вы тут с Гордеем?
– А… Сплюшка Гордей проспал себя на диване. А я в бестолковой вечной суетне рассыпал себя по России. Два Обломовых. Два пустоцвета…
Как я понял, он с отчаянно-ожесточённой настойчивостью продолжал лепить свои рекорды к датам.
Ему не хотелось сейчас распевать о новостях и он молча подал мне местную газету, подолбил ногтем по отчёркнутому куску текста. Тут всё расписано. Читай!
«На сегодняшний день главный рекорд «деда-амфибии» в том, что он… умеет ходить по воде. Его фирменный трюк такой: погрузившись в воду по грудь и совершая под водой движения ногами, он идёт по воде, держа в руках какой-нибудь плакат сообразно очередной памятной дате.
– Я человек-поплавок, – шутит он. – В воде не тону.
А начинал «человек-амфибия» с «цветочков». К юбилею Победы Валерий Павлович простоял в воде как пустая бутылка 1418 секунд (по количеству дней, в течение которых шла Великая Отечественная война). В честь 55-летия Победы за три часа 40 раз влез на трёхметровый шест, прошёл по воде в воронежском Дворце подводного спорта 10 километров и, непрерывно шагая15 часов по стадиону
своего села, нашагал около 80 километров.
Дальше были новые рекорды к новым датам В честь 60-летия Победы в Сталинградской битве Валерий Павлович прокатил автопокрышку диаметром около метра по территории района на расстояние в 201 километр. А в честь годовщины Курской битвы прошёл по нижнедевицкому пруду 1418 метров с любимым транспарантом в руках «В лабиринтах мечты».
Свой новый удивительный рекорд неутомимый пенсионер установил в честь 65-летия Победы над Германией. Во славу русского оружия он в полковничьей форме довоенного образца и с детским пистолетиком наперевес с 23 июня по 16 августа прошёл те же 1418 километров по детскому лабиринту, построенному во дворе местной школы. Для интересующихся сообщим, что расстояние от входа в лабиринт до выхода 20 метров. В день дед на глазах изумлённых школьников и учителей наворачивал по лабиринту по 27-29 километров, то есть больше 1300 ходок туда-обратно…»
– Ну, не наскучило мотаться с детским пистолетиком?
– Надоело… Всё остонадоело…
– Так брось.
– Понимаю, пора б бросить эту безнадёгу. А не могу. Дело всей жизни как кинешь? Всю ж жизнь горел желанием влететь в Книгу рекордов Гиннесса. Всё княжит-воеводит во мне такая Мечта… Я завалил их бумагами со своими рекордами. Они и не знают, что со мной делать. Говорят, у них ещё нет номинаций, под которые можно было бы подпихнуть мои «подвиги». Думают над своими номинациями… Целую вечность уже думают…
Старается шурик из последних сил… Впору хоть заноси его в эту Книгу рекордов лишь за те гигантские старания, которые он в надрыве прилагает, чтобы всё-таки хоть бочком вжаться в неё. Наверное, по напористости здесь ему равных в мире нет. Две ж трети жизни с настырностью самоубийцы рваться в Книгу… Везде пишет, везде доказывает. Какие трюки ни выделывай – не видят, не ценят, не заносят.
– И ты на что-то ещё надеешься?
– А как же без надеи? Надежда крякает[160] последней…
– Ты почётный гражданин Синих Двориков. Тебе этого мало?
– Маловатко. Надо под конец дней всё ж вскочить в Книжищу. Хочу, чтоб весь мир меня узнал. Как только засвечусь у товарисча Гиннесса, тут же брошу запузыривать свои рекордюги. Я в том почтенном возрасте, когда уже твёрдо отличаешь большой палец от мизинца. Знаю, чего хочу.
– А как дела на личном фронте?
– В косяк… Без перемен…
– Всё отважно мечтаешь о четвёртой свадьбе в Версале?
– Я не Андрейчик,[161] – горько улыбается. – Меня на Версаль не купишь. Я ещё попрыгаю на своей свадебке на Луне или на худой конец на Солнце. Выберу местечко почудней… Пока не определился…
– Чего тянешь? Поскорей определяйся.
– Хо! А куда спешить? На-а-айду свою половинушку… На всякий горшок обязательно сыщется своя крышка… Мужчина ж, как коньяк. Чем старше, тем вкуснее! Какие мои годы? Семьдесят – разве это годы? Вон сомалиец Ахмед Мухамед Доре в сто тринадцать подженился в шестой раз на целинке. Моложе на 95 лет! Во тётка!.. Так у того Ахмедки от пяти «вторых половинок» восемнадцать спиногрызиков. Мне хотя б одного… Да что мне Ахмед? Я и Кимуру,[162] и саму бабку Танзилиху[163] ещё обставлю!
– Мда… Всё без перемен. Сколько ж ты разбежался княжить?
– Вон Адам, житель библейского рая, прожил почти девятьсот лет. В земном рае всё скромнее, конечно. По науке, человек может нажить двести лет. На двести я не намахиваюсь. А сто двадцать пять я себе точно отмерил! И ни дня меньше! Времени на поиски у меня ого-го сколь ещё в кармашке! Всё ж тётку первый сорт я себе вырву!.. И вообще… Куда спешить? Учёные из Гарвардского и Оксфордского университетов заверяют, что Вселенная проживёт ещё десять миллиардов лет. Всё впереди! Хоть поэт Бродский и ухнул, что «одиночество есть человек в квадрате», да кому ж в том одиночестве ладно? На старухе я никогда не женюсь! Что старухни вытворяют с нашим мужским вопросом!. Вон бабка Пугачиха… Ка-ак шмонает детишков! Были два холёсеньких мальчика. Филиппок и Максимка. Добежали до меня слухи, Филиппок-шпок получил от неё поджопника. Замутила она чмоки-чмоки с мальчиком Максимкой, «птичкиным сынком», которому всего-то тридцать с копейками. А самой уже шестьдесят с гаком. Гак гаком, а… Грустная юморина…
– Не мели чего ни попадя! Ты этим тёмным слухам-переслухам, этим злым, завистливым перебрёхам, не кланяйся и сильно не переживай. У тебя ж кроме пяти кошечек нечего взять.
– Бабы-пролазы найдут что отчекрыжить. Если б не нуждица, я про баб никогда б и не вспомнил. Мне интересней наш брат мужичок… Вот… Что за талантище Андрей Малахов! Телеведущий, режиссёр, драматург первокласскин! Его передачи «Пусть говорят» и «Прямой эфир» покруче иных театральных спектаклей. Ну что за диковина театр? Заранее бери билет, прись куда-то и весь вечер пялься дебилом на мужиков-баб, которые перед тобой будут ломать заранее отрепетированную чепухень, до которой им лично нет ровно никакого дела. Иной артистик с пеной на губах гордо квакает, что десятилетиями мусолит одну и ту же роль.[164] И чем похваляется? Вызубренными чужими монологами, чужой болью? Неверующим Станиславским? Не верю я театрам! А вот в передачах Малахова всё натуральное! Никакой лжи! Никакой репетиции! Герои – живые, реальные люди! Без игры «играют» самих себя. Из такой-то деревни! Из такого-то города! Люди бегут со своими бедами. Со своими! Никакой фальши! Интересно, посмотри Станиславский хоть одну малаховскую телепередачу, крикнул бы своё коронное «Не верю!»? Ой ли. Разве самой жизни можно не верить? Толковущий парняга этот Малахов! И где таких отыскивают?
– В Апатитах. Это под Мурманском. Между прочим, мы с ним земели… Ты что, хочешь какую-то тему ему предложить?
– Ему – нет. А вот на Первом идёт веселуха «Давай разведёмся!» Пардон, «Давай поженимся!» Туда б я шатнулся к свашеньке Розоньке… Я было раскатился стукнуться за советом-помощью к главной свахе всей державы. К Розоньке. Она соведущая передачи «Давай поженимся!» У вседержавной свахи своё брачное агентство «Школа невест». И прирабатывает. На Первом телеканале ещё учит, как надо правильно жениться. Да вовремя я тормознул…
– Что так?
– Да эта Розочка, – она гордо навеличивает себя по телевизору «олицетворением татарской нации», – сама фундаментально бита мужниной рукой. И какой рукой? Нестандартной. Боксёрской! Он в прошлом боксёрец. Ещё тот ревнуха. С ним Роза впервые стакнулась на своей же передаче «Давай подженимся!», где она, как я сказал, тянет партию свахи. Парнишок пожаловал на запись передачи как претендент в женихи к рядовой героине программы, но вбыструю сориентировался на пересечённой телевизионной местности и отважисто сунул руку, сердце и боксёрскую варежку самой телеведущей свахе. В его нежностях-ласках полтора года купалась сюсенька (так чубрик навеличивал её в припадке любви). Чуть не затонула. И это купание бестактно оборвал сам же этот майданутый альфа-самец. Вроде в доказательство выверенной народной мудрости «Бьёт – значит любит!» Он же, дятел безбашенный, полтора года упустил! Всё миндальничал. Знай всё если не косил изюм, так му-му валял.[165] А до главного, до битья, руки не доходили. Значит, не любил? Срочно надо выправить дело! Как в лихорадке метал в любимушку, в это «олицетворение», кулачки-пудовички вперемешку с ножками. Аж упарился! Но картинку отличично подправил.
Это фундаментальное битьё чуть-чуть её просветило. Она поняла: не нарушай свой же брачный график. До загса, вседержавно учила Розушка-сваха, невеста должна знать жениха не менее года. А сама Розанчик знала своего боксёрика всего лишь три месячишки. Нетерпёж поджёг, надул в форточку – досрочно уложилась в один кварталишко. Сама нарушила свой же график, сама и получай!
Ещё она поняла и стала учить: не бегайте, старушонки, замуж за молодых!
Для закрепления своих успехов, как потешалась потом молва, этот двухметровый сухофрукт добавил ещё крутых люлей, нокаутировал, ещё раз отоварил по полной программе свою дорогуню, звёздную жёнку-сваху. Вышиб зуб, всего-то слегка потряс и чего-то там даже сотряс, мозгами вроде называется. Круто обсыпал всю толстыми синяками-буграми. Витрину (лицо) дорогого ненаглядного «олицетворение» разбандерил в кровь. Такой вот горячий наварушко. Розулечка бегом на развод… Но через полгода счастливая бежит уже назад – замуж за того же боксёрика. Вторично. Во второй раз побежала в одну и ту же воду. За своим побежала! Просто Розанчик поняла, что не все шишки собрала, и гордо заявила: «Юра не подарками меня завоевывал. А поступками. Когда мужчина говорит: «Прости, я больше так не буду» – мне слабо верится. Но сегодня я услышала то, что действительно заставило моё сердце дрогнуть. Он сказал: «Не обещаю, что тебе будет легко со мной. Но я всегда буду с тобою рядом». Можно провести такую аналогию: я – вершина айсберга, а мой муж – его основание. Будучи публичным человеком, мне необходима крепкая опора. Когда Юра ушёл, я поняла, что айсберг начал тонуть». Ну-ну… Ну чего теперь ждать? Глядишь, теперь он её основательно добьёт и больно уже больше никогда не будет. И бегать Розушка перестанет. Сразу два «хороша» получите в одни белы рученьки!.. Но боксёрик кинул ей третье. Подал сам на развод. Ну… Они таки разбежались по своим норкам. И всероссийская свашка нарисовалась в своей же передаче «Давай подженимся!» уже в качестве всероссийской невестушки. Своего Юрашку она торжественно обозвала вампиром. Баллотировались в женихи, кажется, три татарика. Один, баянист, лихостно спел песенку «Ай, дубыр-дубая». Да выбрал ли кто нашу незабвенную Розу Раифовну, не знаю. Набрыдла мне эта хренотень и я уснул, не досмотрел передачу… Шло время. Розушка не вылезала из-под ножа пластического хирурга. Шесть, ну целых ше-есть! операций перенесла. Ради молодых мужиков. Журналу «Тайны звёзд» она докладывала: "Хочу спать с молодыми! Старики с пузом пусть сверстниц "околачивают"! Зря я, что ли, к дяде доктору ходила?"
Ну, до сблёва наспалась Розонька! В пятьдесят четыре снова кукует одна. Как и я. Нашёл на неё управу геморрой, угомонил. В пятьдесят четыре полный отбой! Никакоечкого интима! Ну на коюшки мне таковецкая свашка, если она, психологиня, в своей семье ума не сложит?
– Раньше ты райком просил помочь найти тётку…
– Что вспоминать? Нету больше райкома партии. Нету Сяглика-зяблика… А как рулил в рейхстаге! Всё учил, как правильно строить коммунизм. Всех учил в округе! И меня учил! Нету больше КПСС… Многого чего нету… Надеяться можно только на себя. А на себя надёжка кислая.
И настрогал я слезницу самому главному думаку…[166]
– Просил, как в старые времена, тётку наискать?
– Не-е… Я, старый пенёк, сейчас просил на хлеб… Знаешь, пенсия у меня пшиковая А всё постоянно дорожает, только один рубль дешевеет… На мою пенсию лишь и добудешь четыреста тридцать граммов долгоиграющей сырокопчёной колбасы. Я, конечно, ни с какими деликатесами не знаюсь. Возьмём обычные продукты. Ту же госпожу гречку. После пожаров в 2010 году гречка подорожала в четыре раза. Власть наобещала вернуть прежнюю цену. Но до сих пор «возвращает в поте лица». Зато в Британии безо всяких обещаний цены на многие продукты остаются ниже уровня 150-летней давности. Сейчас дешевле, чем в 1862 году! Продукты питания в наше время стоят примерно 1/13 часть от своей стоимости 150 лет назад – таков вывод исследования, проведенного журналом Grocer. В условную корзину включены 33 продукта: хлеб, яйца, какао, виноград… Авторы исследования объясняют изменение стоимости продуктов увеличением доходов и ростом импорта. Англичане тратят на питание десять процентов своей зарплаты, а мы – все семьдесят. Подумать есть над чем. Как при таких наших ценах питаться? А оброк[167] из чего платить?.. При такой живухе недолго и отбросить кегли. Что делать? Сигануть за линейку?[168] Да на какие башли?.. Может, податься в рыбаки? Вон… Прочитал, что мужичку из японской деревнюхи Офунато вляпался в сети мешок с одиннадцатью миллионами иен. Тут же побёг я к соседцу. Выпросил удочку. День просидел у нас в Двориках на пруду. И малька единого не выдернул из воды. А что уж об мешке денег толковать? Может, переметнуться на подножный мясной корм? Но я не пан, не лиховой гурман Тимошка[169] и лакомиться пловом из мышей не могу. Только при одном упоминании этого деликатеса меня начинает в коленке тошнить. Кто-то плавает, а я ж тону! Куда податься бедному крестьянину на приработку? Положеньице моё хиленькое. Полная обнулёвка.
И шатнулся я по старой памяти на почту. Когда-то я там разносил письма, газеты.
Заведующая мне обрадовалась и говорит:
– Снова в почтари не вскочить. Нет свободной единички. А вот в операторы – хоть сейчас садись! На раскачку тебе – ноль! И не раздумывай! Если, конечно, не прочь обмиллиониться, обмиллиардиться и даже хоть ну обтриллиониться! Сказала а, скажу и б, и в и так далее. До последней буковки алфавита. Слушай внимательно в мою сторону. Я толкую про место с постоянной королевской кормёжкой! Обжираловка! Ешь от звонка до звонка! Всю смену! Перерыв только на обед! А он тебе совсем и не нужен. Ты уже сыт до сблёва! В обед отдыхаешь от обеда! Гуляешь на природе! Товарищей соловьёв и прочих гражданок птичек слушаешь! Вот такие пирожки в нашем жэке.
Недоумение распирает меня.
– Ну чему удивляться? Письма, бандероли… Марки надо наклеивать? Надо. Лизнул блок марок – плотно позавтракал!
– А-а… – дошло до меня. – Не-е… Мне такой на даровщинку обжираловки не надь… Хотите посадить меня на клеевую диету? Не-е… Да будь проклята эта обжираловка всеми птицами, курами, собаками и скорпионами!
Что же делать?
Хоть беги доживай век в Ноевом ковчеге. Учёные молодчуки! Вон даве хорошенько поискали и нашли остатки ковчега на Арарате. На высоте четырёх километров…
А чего?
Проведаю дорогого товарища Ноя!
Да…
Куда качнёшься с моими тоскливыми капиталиками? Эхэ-хэ-э… Какая закрутилась у нас демократёшка?!
Ничего не понимаю! Я вообще в этом деле ни бум-бум в квадрате… Ну… Тут копейки на чёрствую корочку не допросишься…
А кому зелёнку[170] – фурами!
Тот же Лужок![171] Только за один страшнючий кризисный 2009 год, скажешь, не он отстегнул своей женьшенихе охеренные миллиардищи?!!!
– Не знаю. Не стоял ни со свечкой, ни с бенгальским огнём… Хотя… Тогда чего остался он сам без пролетарской кепки?
– Вот только это чуток и согревает душу… А то… Как же похудел кошелёк Москвы? По корням наш воронежский Медведь крутенько кинул пинка Лужку по подушкам! Не коммуниздь по стоко!
– Ну чего шлифовать уши? Лично ты слышал это от президента?
– Лично не слышал. Но почти так по телику прозвучало!
– Ну-у… Почти… Догадки – ско-ользкий резон. Смотри, не ляпнись в грязь яйцом.
– А-а… Этот Лужок… Да у Е.Б., которую скульптор Ркацители[172] изваял с конём, говорят, натитьник[173] из чистого золота! Ну на хренища ей таковецкий?
– Что, завидки подпекают? Сам бы такой с гордостью таскал?
– Тут родные ноги от недоеда скоро перестанешь таскать… Лужок сейчас цветёт в выпендрёже. Турнули его из мэров… Дружки пригрели в одном институте. Лужков с кандибобером «выбил» себе зарплату в один символический рублик. За единственный рубль впахивает в вузе! Чего смешить гусей? За рубль он работает! Да получай Лужок в месяц в самом деле лишь единственный рублевик, купила б его сыроежка самый большой после королевского Букингемского дворца частный чум в Лондоне – 90-комнатный замок Уитанхерст? А так… Можно «работать» за рубль, когда одной пенсии капает двести сорок тысяч! Как сообщалось, в 2010 году Батурина вместе с с семьей покинула Москву, обосновалась в Лондоне. Увела за рубеж свой бизнес. Ведёт его по всему миру за исключением России. В Лондоне занимается и благотворительностью… Депутаты Госдумы, за безделье прозванной в народе «музеем восковых фигур», огребают в месяц по 253 тысячи рублей. Так в госдумовской столовке обед стоит 137 рублей, в столовке министерства внутренних дел – всего двадцать рублей! Депутат Госдумы, слуга народа, получает 253 тыщи А я, его господин, расписываюсь всего-то лишь за слёзы. Я и попроси нарастить хоть капелюшку мою сиротскую пенсию. «Ведь, – писал я главному думаку, – спортсмену, который каждый день тягает гантели и бегает кроссы, особое питание нужно».
– Подросла твоя ненаглядная пенсия?
– Напротив! Малешко усохла от инфляции. Зато я, – это проскочило даже в «Экспресс газете», – «в ответ получил… партбилет «Единой России» за № 19256686, хотя и не просил о том. Ну на что такой попу…лизм? Даже членом КПСС наш герой никогда не был, а тут под старость дней не по своей воле попал в ряды правящей партии. И наверняка стал её самым непотопляемым членом». Попросил денег на хлеб – всучили партбилет! Ну к чему мне эта членская хрень? Господи! Загребя меня в свои ряды, «Единая…» подломила и без того худую тысячку. Прыгнула мне на шею. Теперь же ещё и за членство плати я ей взносы! А из чего? А всё из той же дохленькой моей тысячки… Мне с тысячкой тесно, а каково Лужку с единственным рублём в кармане? Когда турнули его из мэров, друзьяки прилепили его деканом в одном университете. И Лужок сам выбрал себе принципиальную зарплату – один рубль в месяц! Что бы он делал с этим тоскливым рубляшиком, действительно имей только этот рубль? Был Лужок третьим в «Единой…». Его рублика не хватит ему на век королевской жизни? А что мне делать со своей тысячкой? Что ж таки делать? Моей же тысячки председателю «Единой России» Путину даже на один завтрак не хватит.[174] Это раб так питается. (Путин сам говорил, что работает, как раб на галере.) А я, господин, месяц на эти грошики кукуй. Зато я член «Единой…». Господи! Да нужно мне это членство, как зайцу триппер! Затащили нахрапом в «Единую…».
