bannerbannerbanner
полная версияУспенский мост

Алёна Моденская
Успенский мост

Полная версия

– Заворачиваем. – Погорельский, встав сбоку, накрыл тело краем полиэтилена. Лика, присев, помогла перевернуть парня, потом, придерживая, ещё раз и ещё. Дальше они с доктором перемотали свёрток скотчем.

– Что теперь? – спросила Лика, выпрямляясь и тяжело дыша. В крови бурлил адреналин, проблема с ногой растворилась, хотелось прыгать, бегать, вломить какому-нибудь упырю.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Погорельский, всматриваясь вдаль. – Ага, вон он.

Лика, посмотрев туда, куда указал главврач, увидела что-то длинное, будто идущее прямо по воде. Но когда объект приблизился, оказалось, что это плот. Правил плавсредством некто долговязый в чёрной одежде. Его брючный костюм и шляпа как-то не сочетались с деревянным плотом и длинным веслом, которым он мастерски орудовал.

Когда плот подплыл ближе, Погорельский скомандовал:

– Поднимаем!

Врач, широко расставив ноги, присел и двумя руками поднял тело в полиэтилене с одной стороны, Лика сделала то же с другой. Свёрток вдруг оказался совсем не тяжёлым, так что вдвоём они его быстро раскачали и по команде доктора отпустили. Пролетев по дуге, тело с тихим шорохом шлёпнулось точно под ноги перевозчику, прямо на кучу…

– Там ещё кто-то есть. – Лика, вытягивая шею, пыталась рассмотреть гору из продолговатых свёртков на плоту. – А куда он их везёт?

– Дальше, – сказал Погорельский, следя за тем, как плот потихоньку проплывал мимо, рассекая густую чёрную воду.

– Они все умерли, да? – Лика так и смотрела на то, как долговязый плавно орудовал веслом, будто тёмное масло перемешивал.

– Ты что, книжек не читаешь? – насмешливо спросил доктор. – Никто не умирает и ничто не исчезает. Просто этому пациенту мы уже ничем не поможем.

– А почему только этот? – спросила Лика, вспомнив, что на видео зверствовала целая компания. – Где остальные?

– Разных мест много. А может, их время ещё не пришло. Или их ПДК ещё не превышена.

– Как это – не превышена?

– Не все к нам попадают. – Погорельский засунул руки в карманы белого халата и буднично наблюдал, как по чёрной воде к арке моста, в отражении образующей идеальный круг, плавно двигался плот. – Кто-то раскаивается, кто-то осознаёт и пытается всё исправить. К нам поступают те, кому там, за оградой, уже делать нечего, от кого больше вреда, чем пользы, кто упивается безнаказанностью и вседозволенностью. Кто достиг предела и уже не поменяется. Да и мы этим пациентам не всегда можем помочь.

– А что значит – «не можем помочь»? – спохватилась Лика, повернувшись к доктору.

– А ты что думала? Что мы ради удовольствия всё это делаем? Мы помогаем нашим пациентам очиститься от скверны. А у этого чаша переполнена настолько, что годное от гадкого уже не отделяется, потому что всё его нутро прогнило насквозь. Зацепиться больше не за что.

Тем временем плот потихоньку уплывал всё дальше от того места, где стояли Лика и главврач. Долговязый аккуратно правил веслом, так что транспортируемый груз входил в отражение арки идеально ровно прямо по центру. Он медленно пересёк окружность и постепенно начал исчезать из виду. Чёрная густая рябь переливалась плавно, тускло отражая волнами блёклое небо, булыжную кладку и высокий силуэт с длинным веслом. Тень под мостом будто клубилась над водой мглистым туманом, поглощая и плот, и долговязого с веслом.

Наконец перевозчик полностью скрылся. Лика сделала пару шагов вперёд и, наклонившись, попыталась рассмотреть что там дальше, за этой каменной преградой. В темноте слабо проступала другая сторона, тускло светилась вода под сизым апрельским небом. Плот исчез.

– Да не может быть! – Лика побежала по рыхлому снегу вдоль реки, миновала мост. Действительно, плот будто растворился. Ни долговязого, ни его груза. Под мост заплыл – и пропал.

– Этот мост называется Успенским, – стоя на месте, неизменно спокойно, но чётко и ясно слышимо произнёс Погорельский. – Всё, что осталось от Успенской Пустыни.

– Какой ещё пустыни? – спросила Лика, возвращаясь к главврачу.

– Это был монастырь, построенный на месте разрушенного древнего языческого капища. После Революции в нём оборудовали лечебницу для душевнобольных. Потом крепость и церкви полностью снесли, и на их месте построили санаторий. Только этот мост и остался. Ни большевики его не смогли взорвать, хотя пытались, ни даже люфтваффе.

– Кто? – Слово, произнесённое Погорельским, вроде казалось знакомым, но точное его значение не вспоминалось.

– Н-да, – протянул главврач. – С образованием нынче худо. Люфтваффе – это фашистская авиация. Прилетали сюда во время войны, бомбы сбрасывали. Зачем-то в мост метили, только вот мост так и остался стоять, а пара самолётов рухнула прямо в речку. Ладно, поехали.

Лика вдруг вспомнила красные глаза, смотревшие на неё из воды, когда она приходила сюда в прошлый раз. Но сколько теперь она ни всматривалась в поверхность речки, чудовище больше не появилось.

Погорельский вернулся на место кучера. Лика ещё раз глянула под арку и отражение, где скрылся плот, и залезла обратно в тележку. Дорога к санаторию заняла даже меньше времени, чем поездка к речке. Как именно двум измождённым людям удавалось развивать такую большую скорость, когда они тянули тяжёлый груз, уже не интересовало.

Снова показалось здание санатория, снова повозка непостижимо сумела миновать забор. Будто он на время просто исчезал. Главврач натянул вожжи, и упряжка остановилась. Он ловко спрыгнул на землю, Лика тоже выбралась. Порадовалась, что не нахватала заноз.

– Чем быстрее они бегут, тем быстрее отсюда уедут, – ответил Погорельский на так и не заданный вопрос, наблюдая, как парочка потянула уже пустую тележку куда-то за угол санатория. – Это они так думают.

– А на самом деле? – спросила Лика, тоже глядя вслед громыхающей повозке.

– А на самом деле им всего-навсего надо вспомнить, что они люди, а не скоты. Но они так привыкли жить по-скотски, что человеческий облик не спешит возвращаться. Видимо, нужна другая терапия.

– Вроде процедур? – тихо спросила Лика.

– Пойдёмте. – Погорельский открыл перед Ликой дверь.

На третьем этаже главврач толкнул одну из вечно запертых безымянных дверей. Когда Лика переступала порог, у неё от неизвестности и смутного ожидания живот скрутило.

Внутри процедурной клубился молочный туман, но спустя несколько секунд взгляд Лики различил нечто вроде мутного стекла, сквозь которое она могла рассмотреть, как из человеческого тела под оглушительный ор вытягивались алые нити.

– Это и есть скверна, – произнёс где-то рядом голос Погорельского. – А выходит она так тяжело, потому что проникла глубоко, срослась с нутром.

Представив, как это – когда живую человеческую плоть разделяют на нити, Лика почувствовала, как по телу прошла крупная дрожь.

– Они этого не помнят, – сказал главврач. – Их души во время процедур находятся где-то, где очищается их совесть.

– А почему орут? – шёпотом просила Лика.

– Очищение – процесс болезненный. Если, конечно, человек не решается на это добровольно. Но мы не всем можем помочь.

Прямо перед лицом Лики захлопнулась дверь. Оказалось, что они с Погорельским всё ещё стояли в коридоре третьего этажа.

– Думаю, могу показать вам ещё одно помещение. Следуйте за мной.

Главврач двинулся к лестнице, Лика прихрамывая, шла за ним. Они спустились на первый этаж, обошли столовую, и тут оказалось, что там, за одним из поворотов пряталась небольшая ниша. Прямоугольная площадка открывала спуск вниз.

Спустившись по ступенькам, Лика почувствовала, как по щиколоткам проскользнул ледяной ветерок. Ноги тут же покрылись мурашками аж до поясницы. Пока Погорельский скрежетал ключом в навесном замке на низенькой жёлтой дверке, Лика отчаянно боролась с желанием сбежать.

Ей было жутко любопытно, что же скрывалось за этой спрятанной от посторонних дверкой, но с другой стороны, все внутренности будто гирей придавило от страха. Любопытство жгло так, что кожа покрылась потом. А смутный ужас сделал пот ледяным.

Низкая дверь бесшумно отплыла в сторону, и Погорельский первым вошёл в кромешную тьму. Лика, с трудом унимая крупную дрожь, заставила себя передвигать одеревеневшие ноги.

Мрак немного рассеялся, и перед взором открылись ряды продолговатых столов, на каждом из которых лежало что-то, накрытое простынёй. Погорельский двумя пальцами приподнял край ближней простыни. Под ней оказался скелет, будто вымазанный гнилью. Между жёлтыми костями роились извивающиеся жирные черви.

– Или вот ещё. – Доктор подошёл к столу напротив.

Под другой простынкой оказался человек с пепельно-бледной кожей, испещрённой паутиной трещин. Местами тело было выщерблено, будто раскрошенный камень.

– И эти тоже живы? – спросила Лика, осторожно рассматривая потрескавшегося истукана.

Главврач кивнул.

– А почему они здесь?

– Их скоро заберут. – Доктор взглядом указал вперёд. В глубине зала, за чередой столов плавно покачивались длинные полосы не то тонкого пластика, не то плотного полиэтилена. А за этим занавесом пульсировало чёрное мерцание, будто очень густая жидкость заполнила отделённое помещение от пола до потолка.

– А куда их заберут? – выдавила Лика, у которой от одного вида этой мглы снова скрутило внутренности, так что даже руки скрючились.

– В другое место. Для более глубокого воздействия. Впрочем, подробностей вам знать не нужно.

Погорельский мягко взял Лику за плечи и развернул к выходу. Оказавшись в коридоре, Лика вдруг шумно выдохнула и вдохнула, так что голова закружилась. Глубоко задышала, прислонившись к прохладной стене. Будто во время пребывания в том зале с вереницей столов кислород совсем перестал поступать. За спиной скрежетал ключ в замке.

Глава 9. Процедура

Лика обнаружила, что снова стоит на том самом балконе, куда к ней пришёл Погорельский. Только на сей раз вместо главного врача рядом топтался и недовольно сопел Илья. Лика повернулась, окинула его взглядом и тут же почувствовала рвотный позыв.

 

– Почему я всё время должен делать твою работу? – угрюмо спросил Илья, когда Лика отхаркнула горький комок, перегнувшись через перила.

– Потому что я сюда не нанималась. – Лика тыльной стороной кисти вытерла мокрое лицо. – А ты, видимо, здесь по собственному желанию, да?

Илья не отвечал, но Лика, основаниями ладоней протиравшая глаза, услышала, как щёлкнула зажигалка.

– Какая у тебя программа очищения?

– Прибираю за другими. За тобой, например.

– И где ты накосячил? – Лика так и не поднимала взгляда.

– Много где. Смотри, что покажу.

Убрав от лица руки, Лика вперилась взглядом в нечто, похожее на кровавое рагу. Когда второй приступ рвоты миновал, Лика, чувствуя, как на лице сам собой возник оскал, глянула на Илью.

– Ты когда-нибудь делала аборт? – спросил Илья, закрывая биксу, где и лежала кровавая масса.

– Это что, это… – Лика кивнула на металлическую цилиндрическую коробку, которую Илья поставил на пол.

– Ага. – Санитар затянулся. – Приходится таскать с собой, чтобы не забываться.

– А зачем?

Илья фыркнул от смеха.

– Если посчитать всех моих детей, – он кивнул на биксу, – наберётся целый детский сад.

– Не вижу связи.

– Ну, я, скажем, несколько раз уговаривал своих… э… партнёрш не продолжать мой род. Несколько – это много.

– Подумаешь! Решение-то всё равно за женщиной. Я вот вообще считаю, что никто не вправе диктовать женщине, что, как и когда делать со своим телом. – Распалившись от чувства протеста, то есть от досады на ситуацию, когда что-то посмело не совпасть с её личными убеждениями, Лика почувствовала прилив сил и бодрости.

– Согласен, – кивнул Илья. – Но я, получается, диктовал. Даже шантажировал пару раз.

– Чем?

– Ну, фотки там, видео. Обещал разослать всем знакомым. И рассылал.

– Вот ты гад!

– Согласен, – снова кивнул Илья. – И поэтому я здесь. Хотя, если честно, не только поэтому.

– Слушай, а что там, дальше? – Лика чувствовала, что ноги всё ещё продолжали подрагивать. – Куда люди попадают после «Черноречья»?

– Понятия не имею. Но лучше прибирать помещение после процедур, чем через них проходить. Ладно, пора работать. – Илья затушил сигарету и убрал окурок в ту же самую биксу. – О, смотри-ка.

Илья положил локти на перила и с интересом уставился вниз. Лика встала рядом, но ничего особенного в пустом дворе не увидела.

– Сейчас они опять попытаются сбежать, – хихикнул Илья. – Глянем, что получится.

Из-за угла здания появились люди. Небольшая группка шла по двору, осматриваясь, будто опасаясь преследования. Несколько мужчин в синих комбинезонах и две девушки в офисных костюмах. Парни несли длинные тонкие палки, изогнувшиеся в дуги, а девицы прижимали к себе папки.

– Это ещё кто? – Лика этих людей припомнить не могла, хотя вроде бы как-то видела мелькавшие синие комбинезоны. И кажется, даже споткнулась о гибкую серую трубу, похожую на те, что теперь несли люди в форме.

– Это слесаря. Трубы здесь меняют.

– Давно? – спросила Лика, вспомнив, что она сама провела в санатории уже много дней, но за всё время её волосы и ногти не отросли ни на миллиметр, а фаза луны и погода ничуть не изменились.

Илья не ответил. Он, хищно улыбаясь, следил за тем, как бригада, озираясь, шла по двору, а потом резко свернула и скрылась за ветвями кустов. Сунув пальцы в рот, Илья вдруг оглушительно засвистел.

Под заливистый смех напарника Лика наблюдала, как во двор с лаем вбежало несколько огромных собак. Их шерсть почему-то отдавала синевой.

Немного покружив по двору, обнюхивая землю, они рванули в кусты, туда, где скрылась бригада слесарей с их подругами. Раздались крики, визг, хруст веток. Две девицы, визжа, вылетели обратно на дорожку. Убегая от разъярённых псов, они теряли свои папки, белые листы разлетались по кустам и скамейкам. Синие комбинезоны парней мельтешили среди деревьев, где тоже слышались крики, ругань и хруст веток.

– Что это? – спросила Лика не в силах понять происходящее. Илья же покатывался со смеху, даже прослезился, согнувшись и рукой долбя по перилам балкона.

Синие псы скалились, наскакивали и рвали брючины синих комбинезонов в клочья. Отмахиваться от собак трубами оказалось бесполезно – животные ловко уворачивались и снова нападали. Наконец компания догадалась забежать в здание. Псы ещё немного побегали по двору, принюхиваясь к рассыпанным листам и обломкам труб, потом разбрелись и скрылись из вида.

– Здесь есть собаки? – спросила Лика, чувствуя дрожь от осознания того, что сама могла им попасться.

– Ага. – Илья вытирал слёзы, выступившие от хохота.

– Чего ты ржёшь?! Их же могли загрызть!

– Не, не загрызли бы, – помотал головой санитар. – Прикол не в этом.

– А в чём?

– Видишь, они опять документы растеряли? – Илья кивнул на белые листы, утопающие в бурой апрельской слякоти. – Теперь им снова надо всё переделать. Без бумаг их просто не выпустят. Понимаешь, их задача – сделать работу так, чтобы её приняли. А потом вынести акты приёмки с территории. Ну, это они так думают.

– А на самом деле? – спросила Лика, чувствуя, что похожий разговор уже недавно происходил.

– А на самом деле, – уже серьёзнее произнёс Илья, – эта компания обманывала стариков. Впаривали эти свои трубы, шланги, счётчики, что-то ещё по грабительским ценам. Сначала говорили, что будет тысяча, а потом выставляли счёт на тридцать или больше. И, главное, не отвертеться – работа-то уже сделана, квитанция выписана. Вот старики и отдавали последнее, в кредиты влезали. А старики есть старики – не все смогли это благополучно пережить.

– Вот гады. – Лика от души пожелала, чтобы в «Черноречье» оказалось ну очень много труб, требующих немедленной замены. И куча претензий к качеству работы. Впрочем, возможно, именно так оно и было. – А почему собаки синие?

– А почему в Чёрной речке вода то белая, то лиловая? И вся рыба передохла. – Илья отсмеялся, подхватил свою биксу и ушёл.

Ночью Лика долго не могла уснуть. Перед глазами возникали то обнаглевшие подростки, забивающие беззащитного инвалида, потом мамаша одного из них и Марта, мать убитого, брызгающая слюной. Интересно, как эта расфуфыренная тётка сюда добралась? И кто ей сказал, что её сыночек здесь? И почему она осталась, а его отправили «дальше»? Вниз по течению.

Значит, ей ещё можно помочь, как сказал Погорельский. А ему, видимо, уже нет. То есть, он не исправится. А как же второй шанс? Он же вроде как всем полагается. Наверное, второй шанс ему уже давали. Но как они так быстро это определили, и зачем тогда его вообще сюда привезли?

А затем, чтобы следом явилась мамаша. Это всё на неё рассчитано, ясно же. За то, что воспитала такого сынка. Который инвалида по голове ногой «с вертушки». И ведь ни капли не раскаялся. Перед глазами снова пролетел тот самый момент на видео. Руки снова сжались в кулаки, а в голове застучало.

Всё правильно они сделали, что замотали его в пакет и сбросили на плот. Куда бы его дальше ни отвезли, хочется верить, что ему там всё припомнят. Сполна.

Но другие-то, те, кто и проводит эти процедуры. Сами-то они, что ли, ангелы? Святые? Да ни разу. Как и сама Лика, наверное. Ведь и за ней грешки водятся. А что, если из неё будут вытаскивать…

Резким движением Лика сдёрнула одеяло и села на кровати, обхватив голову руками. Что это за клоака, откуда нет выхода? Почему она должна здесь находиться? За что, собственно? Ну что она такого ужасного натворила? Она инвалидов не избивала, у пенсионеров последнее не отнимала, детей-выродков у неё нет, даже абортов не делала. И что теперь?

Когда в дверь постучали, Лика вскочила с кровати и, не обращая внимания на боль, при каждом шаге пронзающую ногу, кинулась открывать.

– Что вам от меня надо?! – прокричала Лика, рывком отдёрнув дверь.

– Для тебя есть задание, одевайся. – Раиса, преспокойно засунув руки в карманы халата, стояла в коридоре.

– Да идите вы все! Знаете куда!

– Знаю, – отрезала Раиса. – В процедурную. И ты пойдёшь со мной. Одевайся. Живо.

– А вот фиг тебе! – Лика состроила гримасу. – Я так пойду!

– Прекрасно, – невозмутимо ответила Раиса и, схватив Лику за руку, выдернула её в коридор, а затем затворила дверь. – Вперёд.

Сцепив стальную хватку на предплечье Лики, сестра-хозяйка тащила её по пустынному коридору мимо наглухо закрытых дверей, каждую из которых хотелось пнуть со всей силы. С выходом на лестницу стало вдвойне неприятно – ковра на ступеньках не было, а тапочки остались в комнате, так что пришлось перебирать по ледяному полу голыми стопами. Да ещё боль в ноге. Да ещё руку того и гляди раздавит лапища Раисы. Но вывернуться так и не удалось, сколько Лика не пыталась.

Раиса отцепилась, только когда втолкнула её в одну из процедурных. Замерев от ослепляюще-яркого света, Лика прикрыла глаза рукой. Перестав жмуриться, увидела, что они находились в просторной длинной комнате, от пола до потолка выложенной голубым кафелем.

Кроме неё и Раисы, в процедурной был ещё Погорельский. В своём обычном белоснежном халате он расхаживал вдоль ряда белоснежных ванн, накрытых чем-то вроде брезента.

– Спасибо, – кивнул Раисе главврач. – Пациента сейчас приведут. Можете пока присесть.

Последняя фраза относилась к Лике. Оглянувшись, туда, куда указал Погорельский, она увидела кушетку, подошла и села посередине, поджав ноги. От холода, исходившего от плитки на полу, стопы начали неметь, так что кушетка пришлась кстати.

В кабинет вошёл Илья, таща за локоть мужчину, лицо которого показалось Лике знакомым.

– Итак, пациент прибыл, – объявил Погорельский. – Ну что ж, приступим. Идите сюда.

Лика слезла с кушетки и сделала пару шагов к доктору. Он тем временем снял брезент с ванн и поманил Илью с пациентом. Лика встала рядом с главврачом, а санитар и смутно знакомый мужик напротив.

– Итак, что тут у нас? – с энтузиазмом проговорил Погорельский. – Вот здесь – фенол в жидком состоянии. – Он указал на ванну, в которой плескалась лилово-розовая жидкость, испускающая резкий химический запах. – Вот аммиак, а здесь синильная кислота. – От третьей ванны несло жареным горьким миндалём так, что горло перехватывало. – Именно такой состав был некоторое время назад зафиксирован в воздухе города Добромыслова. И все значения намного превышали допустимую норму. А выпустил эти вещества в воздух наш добрый друг. – Врач кивнул на ссутулившегося пациента, безразлично смотревшего на ванны.

Смесь запахов почти не давала дышать, Лика пыталась прикрыть лицо рукой, но горло всё равно сдавливало, в носу саднило, даже глаза начали слезиться. Пациент тем временем продолжал смотреть на ванны спокойно, даже обречённо. Его спина ещё больше сгорбилась, щёки обвисли.

– С чего желаете начать? – Погорельский с улыбкой повернулся к Лике.

– В каком смысле? – Из горла вышел только хрип.

– Ну, как же. Ведь это вы говорили, что тех, кто сливает ядовитые жидкости в канализацию или делает выбросы в атмосферу, неплохо бы самих в этих жидкостях искупать. Ваши слова?

– Вы, что, хотите, чтобы я… – Лика даже попятилась. Точно, пациент ведь и есть тот самый хозяин «фабрики ароматов». Только при чём здесь эта химия?

– А у него в собственности ещё несколько химических производств. Здесь недалеко, в Чернореченской промзоне, – проинформировал присутствующих Илья. Погорельский кивнул санитару, и тот, заломив мужику руки, наклонил его так, что лицо почти коснулось ванны с фенолом. Только это, наверное, было излишним, потому что пациент и не думал сопротивляться.

– Вам нужно только закончить. – Главврач протянул руки, сложил ладони над затылком мужика и как будто собрался погрузить его голову в розовую жидкость.

– Нет… нет… нет… – Лика, мотая головой, попятилась и вжалась в холодную стену. – Я не буду!

– Видите ли, если вы этого сейчас не сделаете, будут последствия. – Погорельский, встав к Лике лицом, щёлкнул пальцами.

Голубой кафель процедурной растворился, оказалось, они стояли в поле, рядом с лесополосой. Утопая босыми стопами в снегу, Лика начала приплясывать, поджимая то одну ногу, то другую.

Впереди, за деревьями, в бледное небо тянулись тонкие чёрные трубы, испускающие клубы дыма. Кое-где в вышине клубились грязные угольные облака, а из других труб поднимался лишь полупрозрачный сиренево-фиолетовый дымок, который, впрочем, сразу же и оседал, цепляясь рваными клочьями за оголённые верхушки сосен.

– Там его завод. А это – его жена.

В воздухе возникло изображение. Ярко накрашенная женщина, тряся длинными серьгами, кричала, что её мужа нагло затравили, и он покончил с собой.

– А вот она же.

Поле пропало, появилась хорошо обставленная комната. Молодой парень, точная копия «химика», только постройнее и посмазливее, поддерживал безжизненное тело в спортивном костюме. А женщина тем временем привязала конец верёвки к ручке двери, потом, скинув красные туфли, влезла на придвинутый стол, перекинула другой конец на другую сторону и приказала:

 

– Надевай!

Парень кое-как, пыхтя и краснея, натянул большую петлю на шею «химика». Пока мамаша возилась с верёвкой и телом, парень подошёл к открытому ноутбуку на столе, достал бумажную салфетку, кое-как намотал её на палец и стал тыкать в кнопки на клавиатуре. Видимо, предсмертную записку набирал.

Снова появилось поле и чадящие трубы.

– Дело в наследстве, – сказал Погорельский. – Он всего лишь потерял сознание от несовместимости алкоголя с лекарствами.

– А обвинили меня! – выкрикнула Лика. – Да их самих надо…

– Верно, – кивнул доктор. – Но всему своё время. А теперь смотрите, что будет, когда его жена и сын вступят во владение заводом. Наш любезный друг хоть и плохой, но всё же химик, а они в производствах ровным счётом ничего не понимают.

От глухого хлопка Лика вздрогнула, и даже по земле будто прошла мелкая рябь. Снежная слякоть под стопами на мгновение будто забурлила. Тонкие трубы завода надломились и стали заваливаться, оставляя за собой сизый дымный след в сером небе. Потом раздался шуршащий треск, отдалённые крики, и сломанные трубы полностью исчезли в огромном огненном шаре, быстро разраставшемся над всей округой. Полыхающая сфера раздувалась, постепенно поглощая всё пространство от земли до неба.

По коже Лики пробежал лёгкая волна жара с примесями едких химических запахов. Пламенеющий шар наконец лопнул, почти беззвучно, освободив множество полупрозрачных стрел, фонтаном рванувших во все стороны. По пространству в долю секунды пронёсся молчаливый вопль ужаса, будто множество людей разом чего-то сильно испугались, но не успели даже вскрикнуть.

Лика тоже не могла издать ни звука, только приоткрыла рот, отступив на полшага и лишь успев приподнять руки, когда те самые стрелы, будто состоявшие из пара и миллиардов острых льдинок, долетели до её лица.

Но ожидаемой боли не последовало, импульс сам собой перешёл в протяжный суховатый вой сирены, разносившийся над крышами домов.

– Внимание, внимание, внимание! – прозвучал над Добромысловым металлический голос, чеканивший слова. Откуда-то взлетела стая чёрных птиц. – Сегодня в Чернореченской промзоне на одном из производств произошла авария. На место уже прибыли все службы экстренного реагирования. Ситуация находится под контролем. Населению ничего не угрожает. Просим сохранять спокойствие и не поддаваться панике.

– Под каким контролем?! Как – не угрожает?! – взвилась Лика. – У людей даже противогазов нет!

– А они и не понадобятся, – как ни в чём ни бывало, повёл плечами Погорельский. – Вредных веществ в воздухе всё равно не зафиксируют.

– Как это?!

– Ну, до поры, до времени. Пока городское кладбище не переполнится, а промзона не превратится в зону отчуждения. А всё из-за вас.

– Ну, окуну я его. Как это поможет?!

– Никто не умирает, помните? – Погорельский кивнул куда-то за спину Лики.

Оказалось, там на паркете лежал в расстёгнутой олимпийке тот самый химик. На его шее багровела тонкая линия, овивавшая горло под подбородком. Вокруг суетились люди в синей форме с белыми полосками и красными крестами. Они щупали пульс и оттягивали «химику» веки, заглядывая в закатившиеся глаза. Кто-то пытался стащить олимпийку, когда не получилось, стал заворачивать рукава. Другой медик с треском разорвал футболку на груди лежавшего.

– Ты чё творишь, а? – заверещала ярко накрашенная дамочка, что недавно скрутила петлю на верёвке. – Ты хоть знаешь, сколько эта вещь стоит? Да твоей зарплаты не хватит!

Медики стали что-то говорить о кислороде, массаже сердца и дефибрилляции, а жена висельника всё кричала о грязных следах в её доме и бестолковости окружающих. У стола, теперь стоявшего в центре огромной комнаты, нервно переминался сынок «химика», что помогал его подвешивать.

– От вас зависит, очнётся он, или нет, – прозвучал прямо над ухом голос главврача. – Если очнётся, то уже другим человеком. Конечно, при условии, что вы наглядно объясните ему, в чём он не прав.

– Разве для этого обязательно… – Лика только размахивала руками, изображая погружение в химическую ванну.

– Увы, да. Всё остальное испробовано, иначе он бы к нам не попал.

– А если нет? – Лика снова повернулась туда, где врачи под крики и угрозы жены начинали делать «химику» искусственное дыхание. Она снова глянула на наследника. Грызя ноготь, он с искривлённым яростью лицом наблюдал за реанимацией. Потом подошёл и оттеснил мамашу от медиков, которые всё же заставили пациента подёргивать ногами и руками.

– Может, дать им денег? – тихо проговорил парень.

– За что? – сквозь зубы спросила мамаша.

– Чтобы не сильно старались, – проскрежетал сынок.

Вокруг снова проступили голубые стены процедурной. Они тут же закружились, и Лика, пытаясь унять дрожь в ногах, присела на кушетку.

– Ну что? – Погорельский сделал приглашающий жест, указав на Илью, всё ещё державшего за локти «химика».

– Всё равно нет, – замотала головой Лика.

– И тебе не жалко людей в Добромыслове? – спросил Илья, которому, казалось, не стоило ни малейших усилий удерживание пациента.

– Жалко, но… – Лика не могла объяснить, почему отказывалась.

– Чистенькой хочешь остаться, да? – криво улыбнулась Раиса. Оказалось, она всё ещё находилась в процедурной. – Пусть другие грешники за тебя впрягаются, а ты со стороны понаблюдаешь. Так?

– Языком чесать легко, – сказал Погорельский. – А грязную работу пусть кто-нибудь посторонний делает. Это верно. Что ж, попробуем по-другому.

Он кивнул Илье, и тот позволил «химику» выпрямиться.

– А если поменять вас местами? – Погорельский резко схватил Лику за плечи и рывком уложил её на жёсткой поверхности кушетки. Подскочившая Раиса помогла вздёрнуть руки и заломить их за голову.

Как Лика ни брыкалась, что-то крепко стягивало запястья и не давало подняться.

– Итак, – громко произнёс Погорельский. – Вы активно интересовались процедурами, видимо, пришло время испробовать их на себе.

Погорельский раскрыл ладонь и провёл над бледной ногой Лики. У щиколотки он чуть шевельнул пальцами, и вдруг ногу пронзила резкая боль.

Процедурная снова пропала, но появился туманный школьный кабинет. Со стороны Лика наблюдала за тем, как она сама, только маленькая, лет семи, с другими одноклассниками дразнила заплаканную девочку с косичками. У той девочки было несколько братьев и сестёр, а денег явно не хватало, так что она приходила в школу в поношенных вещах. Её выцветший подлатанный рюкзачок летал от одного мальчишки к другому, теряя в воздухе учебники и тетрадки, а девочки, и Лика в том числе, во всю потешались над старым серым платьицем не по размеру.

Когда видение пропало, Лика обнаружила, что лежит на кушетке в процедурной, а над её ногой, по которой пролегла длинная тонкая алая рана, Погорельский двумя бледными пальцами держал нить. Такая же алая, как порез, нить мерно и воздушно раскачивалась, пока врач проворно не скрутил её в небольшую петельку.

– И это только начало. А что, если сейчас развязать нашего пациента и попросить его устроить вам продолжение процедуры? – Погорельский наклонился, и из-за яркого света его лицо полностью скрыла тень. – А может, ещё кого-нибудь пригласить? Скажем, ту пару из упряжки? А если мы им напомним, как и где вы с ними познакомились? А если их ещё для этого от процедур освободим, как думаете, они откажутся?

Лика попыталась пнуть Погорельского, но он ловко схватил её за колено. Через плечо кивнул Илье, и тот отпустил «химика». Мужик вдруг поднял голову и выпрямил спину, будто воспрял, его лицо стало потихоньку растягиваться в хищном оскале, а сверкающие глаза буравили Лику.

– Так что, будете участвовать в процедуре? – громко спросил главврач, до боли сжимая Лике ногу.

– Да пошёл ты! – Лика брыкалась, пытаясь высвободиться.

– Ну, на нет и суда нет. Прошу. – Погорельский указал «химику» на Лику. Тот мигом оказался у её кушетки. Вся его меланхоличность, обречённое выражение и покорность испарились. Над Ликой нависало плотное лицо, лишь отдалённо напоминающее человека – все черты искажала злоба и жажда чужих страданий. И, наверное, желание отыграться на ком-то за собственные мучения.

Рейтинг@Mail.ru