Алёна Моденская
Успенский мост
Глава 11. Не-Черноречье
Проснувшись с мерзкой, но уже знакомой сухостью во рту, Лика в очередной раз попыталась пошевелиться. И снова безуспешно. Открывать глаза не хотелось. Хоть Лика и училась всего-то на втором курсе, но уже была наслышана о белой горячке, алкогольных комах и методах вывода пациентов из этих состояний. Так что ещё вопрос, что лучше – «Черноречье» или наркология. С другой стороны, вроде бы мама говорила о районной больнице.
Собравшись с духом, Лика всё-таки разлепила веки. Абрикосовые стены палаты оказались на месте. Пожалуй, дела стали налаживаться. Не «Черноречье» – уже хорошо. Из этой больницы, по крайней мере, есть выход. Ну, наверное, должен быть.
Мамин совет не говорить больше о заброшенном санатории принёс пользу. Уже к вечеру Лику перевели в обычную палату с бледно-розовыми стенами и низкими деревянными кроватями. Туалет, конечно, общий для двух палат, зато никаких больше связываний.
На запястьях краснели следы от бинтов (а может, и от привязи доктора Погорельского, хотя Лика упрямо запрещала себе об этом думать). Наверное, она всё-таки где-то перебрала с друзьями, и ей всё померещилось. Но как-то уж слишком реалистично выглядело пребывание в «Черноречье» для обычного алкогольного бреда. Хотя откуда ей знать, ей вообще горячительное пить запрещали. Ещё в средней школе Лика как-то глотнула лишнего и отключилась на полдня. Потом ещё полдня оттирала с лица усы и неприличные слова, которые друзья пририсовали маркерами ради хохмы.
Но такие реалистичные галлюцинации, да ещё и с ощущениями. Интересно, подобное вообще возможно?
Раздумывая о своей «практике» в санатории, Лика лежала на кровати и рассматривала трещины в потолке. Занятие, к которому она привыкла в «Че…». Лика резко села, чтобы оборвать поток мыслей. Голова закружилась, пришлось опереться на тумбочку. В руке появилась тупая боль, но о ней Лика тоже запретила себе думать.
В поисках занятия, чтобы отвлечься, похлопала себя рукой по острой коленке. И тут взгляд зацепил смартфон, который кто-то оставил на тумбочке. Нажала на кнопку сбоку. На экране появилась нормальная сегодняшняя дата и вполне человеческое время. И выходило, что их с товарищами пикет состоялся позавчера. А как же тогда…?
Лика вскочила с кровати и, не обращая внимания на боль в ногах, сделала пару кругов по палате, в которой, кроме неё не было больше никого. Подошла к окну, отдёрнула занавеску.
Внизу раскинулся весенний парк. Яркое апрельское солнце растапливало последние осевшие сугробы, всё ещё посвёркивающие льдинки таяли и ручейками стекались в рыхлые чёрные проталины, образуя глянцевые лужицы.
Где-то на ветвях с набухающими почками на все лады щебетали птички. По уже сухим асфальтовым дорожками прогуливались пациенты больницы в верхней одежде, накинутой прямо на халаты и пижамы.
Трое старушек, подстелив пакеты, устроились на скамейке. Что-то обсуждая, они крошили булку голубям и маленьким задиристым воробьям. Пока голуби гурьбой бросались к крошкам, воробьишки выжидали момент, пока поблизости окажется кусочек побольше, хватали его и отлетали подальше.
Мимо прошёл мужчина на костылях. Явно незнакомый силуэт. Совсем не похож на… Сжав зубы, лика переместили взгляд дальше, на семейство с тремя или четырьмя шумными детьми, окружившими бабулю, сидевшую в коляске.
– Кашина, у вас перевязка.
От неожиданности Лика чуть не подпрыгнула. Обернувшись, увидела уже знакомую медсестру, выжидающие упёршую руки в бока.
– Да, спасибо. Я сейчас.
Следом за медсестрой Лика вышла в коридор. Увидев обычный, местами протёртый до дыр, линолеум, ощутила прилив радости. Хотя бы не идеально чистые ковры. И вообще – кругом люди, разговоры, голоса, персонал снуёт туда-сюда. Красота. Поймав на себе мрачный взгляд медсестры, сидевшей на посту, Лика вдруг поняла, что топала по коридору, улыбаясь до ушей.
Заставив лицо принять обычное недовольное выражение, прошла в перевязочную.
Если её воспоминания ещё можно списать на алкогольный бред, то ожоги, с которых медсестра аккуратно сняла бинты, оказались вполне реальными. Пока сестра обрабатывала покрасневшую слезающую кожу фурациллином, Лика отвернулась. Не хотелось верить, что это были её собственные руки и ноги. Конечно, накосячил кто-то другой, а вляпалась в разлитую химию Лика.
От боли в стопе Лика даже вскрикнула.
– Не брыкайся, а? От твоих криков быстрее не будет, – проговорила медсестра, пытаясь накладывать мазь как можно аккуратнее.
Когда перевязка закончилась, Лика поблагодарила медсестру и вышла в коридор. Преспокойно ковыляя к своей палате, услышала знакомый голос. И сразу перед глазами встало «Черноречье» с его пустыми коридорами, замученными пациентами и помоями на кухне.
Лика присмотрелась. Точно, чуть подальше, у одной из скамеек с биксами в руках стоял Илья. Вальяжно размахивая хромированными банками, он с улыбкой что-то рассказывал кокетливо хихикавшей санитарке. Видимо, шутка кончилась, и санитарка, прижав руки к лицу, зашлась в мерзком заливистом смехе, который многие девушки почему-то считают привлекательным. Судя по «масляному» взгляду Ильи, не безосновательно.
Ага, сейчас она гогочет, привлекая его внимание, а потом он её откровенные фотографии всем друзьям разошлёт. В миг Лика оказалась рядом с Ильёй и отвесила ему звонкую оплеуху, отчего он отшатнулся, неуклюже взмахнув биксами.
Санитарка, на миг оторопев, взвизгнула.
Лика выкрикнула в лицо Илье, потрясённо потиравшему щёку, слово, эквивалентное слову «мерзавец».
– За что? – наконец сумел выдавить Илья.
– Сам знаешь, за что!
– Ты кто вообще?
– Да, ты кто такая? – Санитарка тоже взяла себя в руки и теперь явно готовилась встать на защиту своего приятеля.
– А, ты думаешь, романтика у вас будет, да? Любовь до гроба и куча внуков? Ага, щас! У него таких, как ты, вагон и маленькая тележка! – Лика вроде бы понимала, что не стоит вываливать всё негодование на поведение Ильи здесь и сейчас, но остановиться не могла.
К тому же, рядом кто-то сказал что-то о том, что Илье неплохо бы разобраться со своими женщинами и, действительно, оплеуху он получил поделом.
– Что у тебя там, а? – Лика кивнула на биксы. – Ну-ка, давай посмотрим!
– Там бинты, – хмуро проговорил Илья, испуганно глядя на Лику.
– А покажи! – Лика выхватила у него металлическую банку, но та неожиданно открылась, и по полу разлетелись белые катушки стерильных бинтов.
– В другой инструменты, если что. – Илья приподнял другую банку.
Глядя на бинты, никак не вязавшиеся с её воспоминаниями о кровавом месиве, что Илья таскал с собой по «Черноречью», Лика попятилась, потом развернулась и через несколько секунд повалилась на койку в своей палате.
Что бы это ни было – воспоминания реальные или навеянные ядовитыми парами, эти кошмарные видения никак не хотели отступать. Что, если они так и останутся с Ликой на всю жизнь? Будут приходить по ночам, заставляя просыпаться в поту и с колотящимся пульсом? Как жить-то дальше?
Эти вопросы утихли только поздним вечером, когда Лика приняла таблетки, что принесла медсестра.
– Он твой хахаль бывший, что ли? – криво улыбнулась женщина, ставя на тумбочку прозрачную баночку. – И поделом ему, бегает за каждой юбкой, говорят, уже троих обрюхатил. Да только ни одна так и не родила. Тоже мне, альтернативная служба. Вот в прошлый призыв парни были – те молодцы, грубого слова не скажут, всегда помогут. А этот – без слёз не взглянешь, а бабы толпами ходят. Других, что ли, не было, что этого прислали?
Бормоча что-то ещё, медсестра вышла, а Лика, не глядя, закинула в рот горсть пилюль и залпом проглотила.
Утром позвонила мама. Оказалось, что хотя Лике никто ничего и не высказал за скандал с Ильёй, до родительницы слухи о её безобразном поведении всё же дошли. Лика попыталась было оправдаться, но всё опять сводилось к её мнимому (по мнению окружающих) пребыванию в санатории.
Мама пригрозила, что если ещё хоть раз Лика что-то скажет про «Черноречье», её отправят на обследование в психиатрию, поэтому приходилось молчать, иногда до боли прикусывая язык. Но это принесло неожиданные плоды – постепенно воспоминания о санатории стали истончаться, и Лика почти поверила, что и не было никакого Погорельского с его свитой.
Лике назначили успокоительные и антидепрессанты, которые приходилось глотать каждый день даже после выписки.
Ожоги постепенно заживали, таблетки приглушали тревожность, но воспоминания всё равно никуда не делись. Они просто больше не мозолили глаза, выскакивая каждый раз, когда Лика что-то слышала о санаториях (любых, не только советских), химических производствах, красных коврах, или Чернореченском районе.
Но в глубине души Лика знала, что эти воспоминания просто аккуратно уложены в один из дальних ящиков, как старая одежда, вышедшая из моды, но ещё пригодная, и однажды она вполне может столкнуться с этими картинками снова. Это как примерить джинсы, в которых она впервые свалилась с велосипеда, угодив в грязную лужу. Как только эти штаны вываливались из угла, куда были спрятаны с надеждой, что никогда больше не найдутся, так сразу слышался насмешливый гогот так называемых друзей, что стали свидетелями позора.
Да, и о друзьях. Друзья Лики, по их словам, ровным счётом ничего не помнили о попойке и утопленной машине такси. Они, кстати, тоже оказались в больницах. Правда, почему-то в разных. Но теперь сообщения от них вообще перестали приходить, ведь Лике с работой и учёбой теперь некогда устраивать пикеты и флэшмобы.
Мама сдержала слово и, чтобы Лике было «не до занятий ерундой», устроила её волонтёром в дом престарелых. Никакие мольбы перенести общественно полезный труд на каникулы не подействовали. Как мама и хотела, у Лики теперь не оставалось ни одной свободной минуты. На учёбу её отвозила и забирала мама, так что приходилось прятаться от однокурсников. А по выходным Лика ездила в дом престарелых, где развозила еду на громыхающей тележке, протирала лежачих и кормила их с ложечки. Погрузившись в учёбу и работу, она даже не сразу заметила, как полностью сошёл снег, распустилась листва и в воздухе появились первые цветочные ароматы, а с ними – насекомые.
За чем Лика ревностно следила – так это за отрастанием ногтей и волос. Ожоги зажили, оставив после себя бугры и покраснение. Мама обещала, что, если Лика будет себя хорошо вести, она оплатит операцию по удалению шрамов.
После этого обещания Лика будто ходила по проволоке под куполом цирка – учила, зубрила, глотала прописанные препараты, сжав зубы, выполняла все поручения в доме престарелых, которых с каждой сменой прибавлялось. Ведь удаление шрамов, то есть ещё один шаг к вымарыванию воспоминаний о «Черноречье», того стило.
Но призрак санатория постоянно витал где-то рядом, сколько Лика не силилась его прогнать.
Однажды в дом престарелых приехала жуткая бабка в мохеровом малиновом берете. Ввалившись навестить приятельницу, эта старуха сначала громыхала в холле сумкой на колёсиках, в которой притащила гору солений и сладостей, потом громогласно гоняла нерасторопных санитаров. Досталось и Лике.
– Эй, пацан, ну-ка проводи-ка бабушку на второй этаж!
– Вообще-то, я девушка, – как можно спокойнее проговорила Лика, глядя в морщинистое лицо с грубыми чертами, крючковатым носом и волосками, торчащими из подбородка.
– Неужели? Ну, извини. – Потом бабка, видимо, глуховатая, стала причитать на весь этаж: – Ишь ты, тощая какая. Как селёдка. И острижена, как пацан.
Лика, сжав губы и стараясь не вдыхать старушечий запах, к которому так и не привыкла, тащила за бабкой по лестнице её сумку на колёсиках. Благо, без тонны гостинцев та стала лёгкой.
Проводив визитёршу к её такой же громогласной подружке, каждые выходные развлекавшей соседей советскими песнями и частушками, Лика стала разгребать мелкие поручения старшей медсестры. Которую пару раз чуть не назвала Раисой.
Зайдя в туалет помыть руки после выноса утки, Лика посмотрелась в зеркало. Она, действительно, пару дней назад постриглась (о да, волосы наконец-то выросли открыв рыжие корни, которым Лика никогда ещё так не радовалась). Раньше ей даже нравилось, когда её принимали за парня, теперь такие моменты стали раздражать. Может, стоит отрастить волосы и чуть набрать вес?
Бабки между тем развлекались беседой так, что слышал их весь этаж.
– Я тебе объясняю, – голосила визитёрша так, что стёкла едва не дрожали. Увы, её подруга оказалась ещё более глухой. – Эти девки на машине в озеро заехали.
– Пьяные, что ль? – спросила вторая бабуля так, что, вероятно, услышали обитатели все четырёх этажей.
– А то! Три промилле у каждой. Так вот, одна-то сразу утопла, а другую к нам доставили.
– А, чего?!
Ещё пара таких шумовых атак, и Лика начнёт молиться.
– Так у неё на заднице следы. Говорит, её за задницу укусила огромная рыба.
– Да не может быть!
Лучше бы этой бабушке не восклицать. Стёкла заведению ещё понадобятся.
– Ну так. Сначала думали, пьяный бред, потом посмотрели – действительно, на ягодицах следы от большущих зубов. Две такие длинные дуги. Вроде как из узких проколов, да каких глубоких – сантиметров в семь! Зашивать пришлось каждый по отдельности.
– Ишь ты!
Лика прислонилась к стене и помассировала виски. Кажется, она становится похожей на свою маму. Не оглохнуть бы.
– Так это, говорят, из Чернореченской промзоны чудище. Они, вишь, яды-то в речку сливают, там всякие мутанты и появляются.
Лика выбежала из туалета и, отмахиваясь от встречных людей, быстро спустилась вниз. Во дворе упёрла руки в колени и попыталась спокойно отдышаться, хотя расслабиться и восстановить ровный ритм оказалось не так-то просто. В воспоминаниях снова возникли красные глаза, огромный хвост и словно металлическая чешуя здоровенной рыбины, что Лика видела у Успенского моста. И расплодил этих монстров явно тот самый химик. Ну, не он один. Но без него явно не обошлось.
– Ты чего, девушка?
Подняв голову, Лика увидела ту самую громогласную посетительницу в малиновом берете. Это в мае-то. Бабуля одевалась явно не по сезону.
– А ты об других меньше рассуждай, за собой следи, – поучительно прогромыхала бабка. – Про овечек слышала?
– Про каких ещё овечек? – процедила Лика, не в силах разогнуться.
– А которые каждая за свой хвостик подвешены будут. – Бабка отставила свою сумку на колёсиках, потёрла руки и положила ладонь Лике на спину.
По телу разлилась тёплая волна, мышцы расслабились, и Лика наконец распрямилась. В грудь сам собой большими глотками стал закачиваться воздух.
– Вот и полегчало, – довольно проговорила бабка. Только голос у неё теперь звучал не как у глухой старухи, а как-то мягко, спокойно. Уверенно. Как у одного знакомого, о котором Лика старалась не вспоминать. – Ты пока не надрывайся. Будет ещё время.
– Что за время? – спросила Лика, закрыв глаза, чтобы голова от глубокого дыхания сильно не кружилась.
Но бабка не ответила. Открыв глаза, Лика обнаружила, что стоит у дверей дома престарелых в полном одиночестве.
Глава 12. Коробка с воспоминаниями
После летних экзаменов за примерное поведение мама разрешила Лике поехать к тёте Маше в Добромыслов. Похолодало, и лето стало похоже на осень – постоянно лили дожди, а температура не дотягивала даже до плюс десяти.
Антидепрессанты врач отменил, ночные кошмары не появлялись, однако Лика всё равно знала, что коробка с воспоминаниями о «Черноречье» никуда не делась. И даже не потерялась в захламлённой кладовой памяти. Лежит себе спокойненько где-то поблизости, терпеливо ждёт, пока Лика случайно заденет её локтем, чтобы все запрятанные там кошмары вывалились разом. Хорошо, если Лика сможет потом выбраться из-под этой кучи, а не сгинет в жуткой пучине.
Однажды Лике попалась околонаучная статься какого-то новомодного психолога, который советовал не сажать внутренних монстров на цепь и не запирать их в подвале, чтобы в один далеко не прекрасный день они оттуда не вырвались и не сожрали всё, что встретят на пути. Вместо этого проводник по извилинам рекомендовал регулярно этих монстров подкармливать и заодно проверять надёжность замков, на которые они заперты, а также крепость решёток и цепей.
В словах мозгоправа определённо был смысл. Что толку делать вид, что воспоминаний нет, когда они есть? Если вовремя не открывать шлюзов, чаша переполнится, и вода хлынет через край.
Унылым пасмурным вечером Лика сидела на широком подоконнике и рассматривала на экране смартфона карту Черноречья. По оконному стеклу звонко стучали крупные дождевые капли, летний пейзаж казался серым и промозглым, палисадник затопило почти по щиколотку. Из заболоченных клумб выглядывали цветущие шапки пионов и яркие головки чудом выживших в этом потопе незабудок. Место, где ставил свою колымагу «химик», пустовало, там образовалась огромная лужа, по которой местные жизнерадостные дети время от времени пускали разноцветные бумажные кораблики.
От унылого дождливого пейзажа Лика вернулась к карте. На ней отсутствовал как старый санаторий, так и промзона с заводами. Изгибистая линия дороги доходила лишь до элитного посёлка, который на городских форумах числился заброшенным долгостроем, который уже начали разворовывать мародёры.
Запрос по фамилии Погорельского вообще не давал результатов. Но Лика почему-то продолжала время от времени вбивать одинаковые слова в поиск, из-за чего система иногда принимала её за робота.
Испробовав несколько десятков разных запросов, Лика нашла статью о девочке-мажорке, угнавшей машину. С прикреплённого фото на неё надменно смотрела та самая Вика, только ухоженная и красиво накрашенная. В розовом худи. Оказалось, во время угона она была сильно пьяна, и в этом состоянии слетела в реку. Чёрную. Машину со дна подняли, но тело так и не нашли.
То есть, получалось, что санаторий существовал, многие его помнили, но почти вся информация о нём куда-то делась. Единственным, что удалось-таки отыскать, стала статья об Успенской пустыни, на месте которой, по словам того же Погорельского, и был позже построен санаторий. Несколько фотографий, одна знакомая. Лика не сразу смогла припомнить, где именно её видела, но потом на память пришёл кабинет главврача, где на стене висела похожая не то гравюра, не то увеличенная фотография. Пустынь, правда, потом отдали под лечебницу для душевнобольных, но и та просуществовала недолго.
– Чего ты всё дома-то сидишь? – проворчала откуда-то тётя Маша. – Сходила бы погуляла.
– Погода так себе, – отозвалась Лика, вбивая в строку поиска очередной бесполезный запрос.
– Погода всегда хорошая.
– Знаю, погода всегда хорошая, это люди плохие.
– Вот ведь! Что ни скажи – всё вывернет! – Тётя Маша всё-таки вошла в комнату, вытирая руки полотенцем. – Плохие. Тебе-то почём знать, кто плохой, а кто хороший?
– А как определить? – Лика даже не поворачивалась, листая ленту выдачи поисковика.
– Определить, – снова передразнила тётя Маша. – Живи по совести, да и будет с тебя.
Лика в ответ на эту общую фразу только хмыкнула. Нравоучения всегда вызывали в лучшем случае тоску, в худшем – отторжение. Хорошо, если не доходило до агрессии и ответного хамства.
– А агрегат свой зачем тогда притащила? – Тётя Маша всё не уходила. Наверное, в её сериалах был перерыв. – Всю прихожую занял, каждый раз об него спотыкаюсь.
– Я думала, погода будет.
– Погода есть.
В ответ Лика только угукнула. Постояв в комнате ещё несколько секунд, тётя Маша махнула рукой и вышла. Почти сразу раздался грохот, ворчанье тёти Маши и дзыньканье. Видимо, тётка в очередной раз специально задела велосипед, который Лика привезла с собой, но из-за боязни кражи не оставляла в подъезде, каждый раз затаскивая в квартиру.
Тяжко вздохнув, Лика слезла с подоконника и пошаркала на кухню, где тётя Маша варила борщ с бараниной.
– Что, пришла прочитать лекцию о вреде мяса? – спросила тётка, невозмутимо помешивая борщ в эмалированной кастрюле с цветочным узорчиком.
В сотый раз повторять одно и то же было лень, поэтому Лика промолчала, сев за стол и положив рядом телефон.
– Ты с этой штукой хоть когда-нибудь расстаёшься? – спросила тётя Маша, не оборачиваясь.
– Тёть Маш, а ты помнишь такой санаторий – «Черноречье»? – Название вывалилось из горла трудно, как сгусток горькой слизи.
– А как же! – закивала тётка. – Ездила туда, когда молодая была. Нам путёвки бесплатно давали, не то, что сейчас. Хорошо там было – отменное питание, танцы, процедуры всякие, парк, речка рядом, мы туда купаться ходили, а парни – рыбу ловить.
При упоминании о процедурах у Лики появилось жжение в ладонях и стопах. Натянув рукава свитера, она спросила:
– Там ещё нормальная рыба водилась? Говорят, сейчас из-за химических отходов вся рыба или передохла, или мутировала.
– Ты слушай больше, что говорят. – Тётя Маша, только что улыбавшаяся своим воспоминаниям, снова нахмурилась.
Лика замолчала. Она не только слышала о чудовищах в речке, она сама видела. По крайней мере, одно. И это – если не считать персонал санатория.
– Интересно, что там сейчас, – протянула Лика.
– Как что? Заброшка, – пожала плечами тётя Маша.
Услышав знакомое слово, Лика, растёкшаяся было по столу, подобралась. Действительно, пару раз на одном из городских форумов фигурировала такая тема – «Заброшки Добромыслова». Странно, что Лика сразу не догадалась там пошерстить.
Открыв форум, она довольно быстро нашла нужную тему, но сколько ни прокручивала, знакомых названий не находила. И вот, ближе к началу, всё-таки кто-то написал о заброшенном санатории.
«Видел его издалека, когда на велике к речке ездил мост смотреть. Жууууть! Стёкол нет, всё заросло. Выглядывает из зарослей, как сломанный зуб».
Собственно, и всё. Дальше шло обсуждение Успенского моста, который, оказывается, входил в список объектов культурного наследия. Судя по датам, все сообщения были написаны ещё до того, как началось строительство коттеджного посёлка. Видимо, после этого люди совсем перестали там бывать. Плюс загрязнение.
«сходите вот сюда, кому интересно про черноечье», – писал ещё один пользователь, прикрепив ссылку, которую Лика тут же открыла.
– В телефон тыкать иди в комнату, а здесь кухня, – произнёс над ухом голос тёти Маши.
Глядя только на экран, Лика поднялась и пошла в спальню. Разумеется, сразу же больно ударилась о косяк. Потом споткнулась о стул. Под громкое бухтенье тётки всё-таки добралась до комнаты и снова залезла на подоконник.
Открытая ссылка вела на сталкерский портал, к сожалению, давно не обновлявшийся. Основную часть сайта составляла галерея из фотографий с изображениями заброшенных предприятий области. Несколько минут Лика просто рассматривала заваленные мусором комнаты, в которых кто-то намеренно или случайно оставил целые арсеналы мебели, инструментов, неведомых агрегатов и даже пробирок и колбочек. Этакий скелет разложившейся советской промышленности.
Снаружи эти здания стояли почти нетронутыми, только окна везде чернели пустыми прямоугольниками, дверей не было, а лестницы потихоньку разрушались.
Прошарив почти по всему сайту, Лика наконец нашла то, что искала. Единственная фотография брошенного санатория «Черноречье». Старых фотографий с задорными советскими гражданами в Сети было пруд пруди, а такая – из поздних времён, всего одна. Здание-книжка, поднимающееся над верхушками деревьев, которыми заросла территория, точно так же смотрело в пространство выбитыми окнами, как и старые заводы.
Вроде бы ничего примечательного. Но от этой фотографии, сделанной, судя по выкладке, лет семь назад, почему-то веяло холодом. Смотреть на картинку было неприятно, хотелось отвернуться. Поначалу Лика списала это впечатление на свои воспоминания, которые окружающие считали ложными. Но потом, отвернувшись, почувствала тягу к фото. Теперь хотелось его рассматривать, выискивать в чёрных окнах какие-нибудь признаки, свидетельствующие о том, что здание всё же обитаемо. Необъяснимо тянуло туда поехать, чтобы убедиться, что из этих провалов кто-то наблюдал за тем, что происходило снаружи.
Лика сохранила фото и закрыла сайт. Даже пульс участился. Слезла с подоконника, походила кругами, потом проделала несколько упражнений для нормализации пульса и восстановления дыхания.
Попыталась снова найти сайт, но адрес не срабатывал. И ссылка оказалась нерабочей. Хорошо, что фото сохранилось. Снова попробовав открыть страницу и так, и этак, Лика шумно выдохнула. И обнаружила, что сайт открылся, но другой.
Теперь это был форум о мистических местах Нижегородчины. Впечатлительные товарищи делились координатами озёр с русалками, заброшек с призраками и картами самых настоящих разбойничьих кладов.
Лика уже собралась убрать телефон и пойти обедать (от аромата тёткиного борща урчал желудок), как на глаза попалось сообщение: «Это место РЕАЛЬНО исполняет желания!!!!!!!!!!!!!!!! В общем, если вас кто-то нагнул, кинул и вы хотите, чтобы ему прилетело, поезжайте в заброшеный санаторий Черноречье!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! ПРОВЕРЕНО!!!!!! Мне о нём сосед рассказал, когда его сына сбили на пешеходнике. Водила якобы пацана не увидел, хотя был день, а потом ещё как-то сумел отмазаться. И тогда сосед поехал в «Черноречье» и написал там на стене, что случилось, и у того мужика сначала тачка сгорела прямо у подъезда, а когда он ходил пешком, то сам попал под другую тачку. Кстати, сам перебегал дорогу без перехода. И тогда я тоже туда поехал, потому что сосед по даче захватил часть моей земли и поставил на ней свой нужник. Написал там на стене, что случилось и что мне нужно – и всё круто, сосед через неделю в этот самом нужнике провалился!!!!! АХААХАХАХАА!!! Как я ржал! В общем, если кого прижало, вот вам лайфхак: выезжаете из Добромыслова, едете к Успенскому мосту, потом проезжаете мимо недостроя Черноречье Люкс, дальше по дороге, а там – сами увидите. Делитесь, кому как помогут!!!!».
У Лики зарябило в глазах. Вообще, всё это походило на вброс о знакомом из администрации, который всё всегда знает и предсказывает. Только прогнозы никогда не сбываются. Лика ещё раз перечитала сообщение. И кому это может быть нужно? Это же не реклама, вряд ли этот персонаж, тыкающий в читателей восклицательными знаками (парень вроде, а пишет, как истеричная девчонка), имеет от этого хоть какую-то выгоду. И никто больше подобными историями не поделился.
Лика выключила телефон и запретила себе думать о «Черноречье», но это слово всё вертелось в голове, фотографии с заброшками, сумбурное сообщение на форуме, так напоминающее картинки пребывания в санатории, что всплывали в памяти, как быстрые снимки.
Не удержавшись, снова включила смартфон. Стараясь обходить само название, всё же стала вбивать в поиск связанные слова. Нашла зимнюю фотографию речки Чёрной. Во льду свекольного цвета брюшками вверх белели рыбьи тушки.
Сжав зубы от желания накормить виновника этой рыбкой, Лика выдохнула. Может, его уже накормили. И её это больше не касается. Лучше полистать ленты соцсетей с котиками.
Вместо холёных милых котиков попался репортаж с видео, где две девицы – одна с зелёными волосами, другая с малиновыми – взяли пакетик кошачьего корма и смешали кусочки с отравой. Потом отдали бродячему коту и снимали на видео, как животное билось в судорогах, закатывало глаза и пускало пену изо рта. Хихикая, девчонки даже не прятали лица, корча рожи на фоне издыхающего зверька. Когда кот дёрнулся в последний раз и затих, они пообещали разобраться так со всеми бродячими животными города. Но промахнулись – несколько раз отравили и замучили домашних животных. Но хозяева, написавшие заявления, ничего не смогли добиться. Когда к девицам пришли журналисты, те снова даже лиц не прятали, нагло обещая продолжить своё «хобби».
– Если бы ещё людские отбросы можно было так выпиливать, вообще было бы круто! – И Зелёнка, улыбаясь в камеру, надула шарик из жвачки.
Дальше шло видео с болтающейся в петле собакой. Лика нажала на «стоп». В висках стучало. И снова это желание подвесить их самих или накормить… Стоп. В памяти всплыли двойные порции в «Черноречье», когда этим девицам приходилось выбирать, какую взять. Ну, пару раз Лика их припадки застала. Но почему у них вообще есть выбор?! У животных его нет!
«Вы можете пожаловаться на героев этого видео», – гласило всплывшее на экране сообщение. Лика дрожащими пальцами набрала гневное сообщение и, даже не проверив орфографию, отправила.
«Благодарим Вас за бдительность. Ваша жалоба будет рассмотрена. Будут приняты адекватные меры». И тут же всплыло следующее сообщение: «Ваше сообщение получено. Меры приняты. С уважением, коллектив санатория «Черноречье».
Что?! Но всплывшее только что окно уже успело раствориться. Лика, в который раз попытавшись очистить мысли, снова выключила телефон. И не разрешала себе включать его до утра.
На следующий день дождь перестал. Холод никуда не делся, но стало посуше, поэтому, наскоро позавтракав, Лика оделась, сказала тётке, что едет кататься, и вывалилась с велосипедом из квартиры.
– О, привет! – Это соседка Люба, которой до всего есть дело. Явно сейчас спросит, куда это Лика собралась. – Куда ты поедешь?
– На реку, – соврала Лика, с трудом стаскивая по лестнице громоздкий велосипед.
– Там, наверное, мокро, – тараторила где-то рядом Люба. – Давай, помогу.
– Не надо, – огрызнулась Лика. Ещё не хватало, чтобы эта зануда увязалась за ней.
Прибавив шаг, Лика спустилась вниз и выбралась, наконец, на улицу. Села на велосипед и, не оглядываясь, чтобы не устыдиться собственной грубости, покатила прочь из двора.
Добромыслов снова накрыло вонючим дымом. Видимо, дело было не в одном химике. Не мог всего один человек, к тому же, повесившийся, так загадить воздух. Здесь много кто старался. Наверное, Погорельский уже готовит для них палаты и меню.
На выезде из города воздух стал чище, и Лика убрала с лица тонкий шарф, которым замоталась, чтобы не заперхать. Теперь кашель забивал её часто, от любого сильного запаха, особенно от табачного дыма.
По мокрой грунтовке Лика прокатила мимо пригородных посёлков и оказалась в полях. Пейзаж казался знакомым, где-то даже родным. Погода такая же пасмурная, хотя и время года другое. То же бледное небо, та же блёклая земля. Теперь, конечно, покрытая травой, только вот не изумрудной, как полагается летом, а тоже серой – влага на растениях отражала тяжёлое небо.
Кое-где на дороге попадались следы цивилизации – островки растрескавшегося асфальта глянцевыми чёрными пятнами выступали из глинистого месива. Колёса велосипеда рассекали глубокие лужи (по колено, не меньше), отчего мутная вода разлеталась в обе стороны ажурными веерами.
В воздухе витал нефтяной запах. Остановившись, Лика бегло осмотрелась – в паре десятков метров от дороги чернело небольшое озерцо, по берегам которого торчали высохшие травы и кусты. Таща велосипед рядом, Лика, повыше поднимая ноги, прошла по мокрой траве к водоёмчику. Но там поблёскивала явно не вода – густая маслянистая жидкость ровно лежала на поверхности, как чёрная глянцевая паста.
