Алла Михайловна Лебедева
Дом моей мечты

На кухне уже сидели Валера с Любой, обнявшись. Мне показалось, что Олег посмотрел на них с долей зависти. Наверное, ждал от меня женской нежности и внимания. А его дама выпила винца и тут же захрапела…Хорош романтический вечер…

– Ну что, попугайчики – неразлучники! Будем пить чай!» – сказал Олег, обращаясь к влюбленной парочке, когда я вышла из ванной. Расчесалась, подкрасила ресницы, нанесла блеск на губы. Почувствовала себя увереннее.

Мы позавтракали яичницей с помидорами. Все приготовил Олег, который суетился возле стола. На нем был одет темно-синий плотный фартук с аппликацией «Рыбка».

–Какой симпатичный фартучек! – заметила Любаша.

–Утром соседка принесла! Подарок ко дню рождения! – ответил Олег.

Мы вопросительно уставились на него и хором с Любой спросили: «Когда?».

– Сегодня! – ответил Валера. Олег неодобрительно взглянул на него. Мне в голову не пришло спросить у Олега про его день рождения. Мы столько говорили с ним по телефону ,но он ни разу не акцентировал внимание на этом дне.

Если человек не хочет справлять свои дни рождения, как это ,например, делаю я, значит так надо. Зачем задавать этот вопрос? Я расценивала это, как повод напроситься в гости и тактично обходила эту тему. Но, если бы я заранее знала, то приготовила бы Олегу какой-нибудь, подарок. Выходит, он не хотел, чтобы я знала. А вот соседка знала…

Интересно, сколько лет соседке? Какое мне дело до его соседки? Уж не ревную ли я? Мысли летали в голове в то время, как я пила чай и жевала кусочек яйца. Мы расправились с яичницей и стали собираться в аэропорт. Скоро наш рейс в Сиверск.

Олег взглянул в окно : «Выходим!». У подьезда стояла та же черная «Волга». Он все организовал и продумал. Олег был всего на год постарше меня, но создавалось ощущение, что он гораздо мудрее и рассудительнее, чем я. И конечно умнее…

Холодный мартовский ветер, особенно, ощущался в аэропорту, за городом.

– Зайдем в здание! Иначе вы, девочки, простудитесь! – Олег заторопил нас с Любой к высокой лестнице, ведущей в здание аэровокзала. Он заметил, что мы вырядились в тонкие весенние плащи. Я ощутила его руку на своей талии. Галантно устроив нас в креслах, Олег подошел к стойке регистрации, о чем-то, поговорил с оператором, подал наши билеты.

Мы, с Любой, сидели в зале аэропорта, я сказала: «Удивительно, когда о тебе так заботятся… Не привычно…».

– А я тебе, что говорю? Не кобенься, упустишь мужика! – ответила Люба в полголоса. Я прислушивалась к своим ощущениям и не могла разобраться с ними. В первом браке мне всегда приходилось все вопросы решать самой. А как иначе, если неясно, в каком состоянии придет домой твой муж? Когда он придет? И придет ли, вообще? Похоже, Олег не склонен к злоупотреблению спиртным.

Мы разговаривали по телефону почти каждый вечер и я не замечала, чтобы он говорил как говорит пьяный человек. А я это хорошо различала. Опыт пяти лет брака с алкоголиком никуда не денешь. Теперь мужчина, не злоупотребляющий спиртным – просто ценная находка для меня.

Внешне Олег мне нравился. Выше среднего роста, хороших пропорций. Крупные серые выразительные глаза, густые светлые волосы, правильный нос. Интересно, любит ли он, детей? Я сразу ему рассказала про Антошку. Кое-что успела сказать о своем первом браке, не нагружая его своими прошлыми проблемами. Это мое, только, мое. Говорила , что раньше была замужем и все.

Не люблю ныть и провоцировать чувство жалости, к себе. Слова сочувствия от мужчины оскорбили бы меня. Сама выбрала – сама развелась. «Ты лучше голодай, чем что попало есть. И лучше будь один, чем вместе с кем попало» – написал обожаемый мною поэт Омар Хайям. Кто виноват? Сама виновата. Все коротко и ясно.

У входа на посадку, Олег обнял меня и осторожно коснулся моих холодных губ, своими теплыми мягкими губами.

– Можно к тебе приехать? Я, как вырвусь, позвоню… – проговорил он тихим голосом у моего уха. Я ответила: «Приезжай, если хочешь, – и опустила вниз свои равнодушные глаза. «Мне хорошо с тобой мой милый, но колокольчик не звенит…» – вспомнились чьи-то стихи.

Наш «ИЛ-24» взлетел и Боратский аэропорт остался далеко внизу. Любаша быстро задремала. Еще бы, у нее была бессонная ночь любви. А я смотрела в иллюминатор на облачный слой. Когда Олег остался там в дали, мне стало, легче. Я понимала: мне нечего дать этому мужчине. Во мне нет ответа, который он ждет. Дикая заснеженная сосна, стоящая на берегу так и осталась стоять в снегу…

Сегодня весь вечер мы с Антошкой осваиваем букварь: Мама мыла раму. Луша моет раму. Коля играет в мяч. Скоро Антошка устает и я отпускаю его поиграть перед сном. Мама, проработавшая в школе почти тридцать лет, утверждает, что нельзя четырехлетнего ребенка сильно принуждать к чтению. Потому, мы занимаемся понемногу и по настроению. Но мой Антошка сам хочет научиться читать. Ничего удивительного.

Я читала уже в пять лет, научившись по букварю и урокам моей мамы, которая иногда брала меня в школу, когда садик закрывали на карантин. Мама усаживала меня за заднюю парту строго наказав, чтобы я не разговаривала с учениками. Я тихо сидела за партой и постигала школьную науку. Этого было достаточно, чтобы я стала читать.

Это привело к тому, что в первом классе, когда все старательно рисовали палочки и крючочки, я уже читала книжки Чуковского, Носова, Ершова и братьев Гримм. Иногда мне было скучно на уроках и я, быстро выполнив задание, рисовала в тетрадках царевен и королей, получая замечания от учительницы. Я все это помню. Но остановить прогресс невозможно. Антон просит меня: «Мама, давай покажи мне слова!». Что делать? Надо показать.

Наигравшись в слова, мой сынок с удовольствием достает из коробки свои многочисленные машинки и машины. Он раскладывает их на коврике и начинает возить «грузы» и «много пассажиров» в своих транспортных средствах. Я покупаю сыну достаточно игрушек. Все, что он захочет. Только бы он не спрашивал меня: «Когда, приедет папа?». Чего я не могу, так это – искусственным путем привить Стасу отцовский инстинкт.

Вчера от Ефросиньи Семеновны пришла посылка с подарками Антону. В посылке – два свитера, коробка конфет, поздравительная открытка. В конце поздравления моя бывшая свекровь пишет: С любовью. Твой папа и бабушка». Пусть ребенок прочитает и обрадуется. Пусть думает, что отец приложил руку к этому подарку. Антон так думает в самом деле. Я не переубеждаю его. Зачем?

Мне страшно представить, если бы мой отец не любил меня. До десяти лет я росла в теплых лучах этой волшебной отцовской любви. Этого забыть нельзя. Этим я питаюсь энергетически до сей поры, вспоминая тепло отцовских надежных рук и его любящие глаза. Эту незыблемую стену, охраняющую тебя от всех бед. Лишиться этой любви – очень серьезная психологическая травма. Я это знаю и никогда не нанесу своему сыну такой травмы.

Напротив, я говорю: « Сыночек! Вот, видишь, какие подарки прислал тебе, папа и твоя бабушка? Они любят тебя, очень – очень. Ты понял?» Ребенок радуется и соглашается. Ведь любви никогда много не бывает. В детстве, особенно. Повезло Антону с бабушками. Обе любят и балуют его. Есть у него и двое дедушек – Сигизмунд Станиславович и мой второй отец Дмитрий Александрович. Антон считает моего отчима родным и любит его. За что я им всем бесконечно благодарна.

Антон уже уснул. Я читала «Бремя страстей человеческих». Странно, что не было звонка от Олега. Но, еще всего десять вечера, может позвонит. Удивительное дело: женская логика. Мужчину любить не могу ? Не могу. А звонка от него жду? Жду. Спрашивается: зачем жду? Да, так. Поговорить и все. Ой, лучше об этом не думать…

Стук в дверь прервал мои размышления. Олег? Решил сделать мне сюрприз и примчался из Боратска? Я быстро накинула халат и подошла к двери. Спросила, прислушалась. За дверью молчали. А вдруг Стас? Я заметалась у дверей. Не буду открывать и все.

– Открой, Полина Дмитриевна. Это я, Геннадий Иванович! – раздалось, за дверью. Е – мое! Елки – палки, лес густой! Открывая дверь, я рассмеялась: « Вы откуда, Геннадий Иванович?». Сцена, как у Гоголя в «Хуторах возле Диканьки». Я – в роли достопочтенной Солохи. Мужики косяком прут, удержу нет. Поневоле расхохочешься.

– Ну чего, ты смеешься, Полина? Что я, такой старый?» – обиженно спрашивает Геннадий Иванович Дискин. Старый, в самом деле и седой, как лунь. Кстати, почти лысый по бокам черепа – редкие седые космы.

– Ну, что вы, Геннадий Иванович! Я не хотела Вас обидеть! Каким ветром сюда занесло? Случилось что? – спрашиваю я, подавляя смех.

Стараюсь быть серьезной. Наше первое знакомство с Геннадием Ивановичем сразу носило юмористический характер. Пару месяцев назад я приняла его за сбежавшего из отделения «психа» и вызвала главного психиатра Одежина, чтобы изловить. Тогда, выяснилось, что это начальник транспортного предприятия вместе со своим водителем зашли к наш служебный коридор погреться в ожидании машины.

С тех пор, я ни раз просила Геннадия Ивановича об услуге – дать машину для перевозки аптечного товара или доставки на склад списанной тары. Он всегда соглашался помочь. Однажды взялся доставить меня в детскую поликлинику, когда, приболел Антон. Взамен, я « доставала» ему лекарства для его жены, болеющей ревматизмом. Дискину, на мой взгляд, было больше пятидесяти лет. Он годился мне в отцы. Не припомню, когда я приглашала его в гости. Зачем? Спросить о здоровье жены? Так я могу спросить по телефону.

Между тем, Геннадий Иванович расстегивает свое драповое пальто с меховым воротником и, достает из-за пазухи бутылку водки. Я еще сильнее смеюсь.

–Что, не так? В гости зашел…Водку, что ли не пьешь?» – озадаченно спрашивает Дискин. – Нет! – отвечаю я. Что с ним делать? Обидеть старика, выгнать в двери? Машину больше, не даст…Приглашаю на кухню.

– Геннадий Иванович! Мне приятно, что Вы, не забываете, обо мне…Но я болею…Утром вызову врача…Голова просто раскалывается…» – вру я, как по нотам. Не успела ничего другого придумать. Сделала скорбное лицо. Смотрю на Дискина. Он открывает бутылку водки и наливает себе в рюмочку. Выпивает. Я наблюдаю. Достаю из холодильника, начатую банку соленых огурцов, выкладываю пару огурцов на блюдце.

– А ты чего, может, чуть-чуть выпьешь?» – спрашивает Геннадий Иванович. Не знает о чем со мной говорить.

– Спасибо. Я только что, парацетамол приняла. Не пью совсем, – я продолжаю смотреть в упор на Дискина. Мне любопытно, как он перейдет к теме визита.

– Я Вас, Геннадий Иванович внимательно слушаю. У меня сын в спальне спит. Говорите потише, – прошу я, видя как Дискин покраснел и силится что-то сказать.

– Как, здоровье Галины Ивановны? Поправилась ли ее нога после уколов? – вежливо осведомляюсь я. Тема про жену сильно сбивает Дискина с толку. Он не знает, с чего начать.

– А тебе от меня, Полина, только, транспорт нужен?» – вдруг спрашивает Геннадий Иванович.

– А вы можете предложить что-то еще? – серьезно спрашиваю я, уставившись на Дискина.

– Ну…Ты сама понимаешь…понимаешь…Ты – свободная женщина…Я – мужчина…» – неуверенно бормочет вспотевший Геннадий Иванович.

– Вы делаете мне предложение? А как же Галина Ивановна? Она знает, что Вы здесь? » – таращу я глаза. Геннадий Иванович достает носовой платок, мятый и грязный. Вытирает лысину.

– Ой, извините! Ребенок проснулся! – я метнулась в спальню. Сижу тихо. Дискин продвигается к выходу, стоит в коридоре. Выхожу, когда он одевает пальто.

– Ладно, закрывайся! Зайду, как-нибудь, в следующий раз! – говорит Дискин. Он делает неловкое движение ко мне, пытается обнять.

– Ой, голова! Как сильно болит! – я отстраняюсь, хватаюсь за виски. Геннадий Иванович, еще с минуту стоит, держа шапку в руках. Не знает, как достойно уйти.

– Вы мне сначала позвоните, если надумаете зайти, ладно? Спасибо Вам, Геннадий Иванович за вашу помощь моей аптеке! Я Вам так благодарна! – как на митинге провозглашаю я.

– Да, ладно, ладно…выздоравливай…обращайся… – Дискин открывает дверь и уходит. Я, с шумом выдыхаю. Идиот старый! Думает, если я разведена, то можно тащиться ко мне не глядя? Хоть, смотрит на себя в зеркало, образина лысая? Мужчина он! Был тридцать лет назад! Кобель ободранный! Его дома больная жена ждет с ужином, а он по девочкам решил пойти! Черт бы, их побрал этих мужиков! Я их ненавижу! Со злостью замыкаю дверь на все обороты.

Сегодня дважды звонил Сурин. Напомнил, что я не сдала фотографию на загранпаспорт. Все не могу вырваться с работы. Моя заместитель Оля Морина срочно улетела в Оренбург. Умер ее отец. Вся работа с товаром – на мне. Можно, конечно, вызвать на помощь Галину Антоновну. Она – асс по ассортименту. Но вспомню ее постоянные нотации и наставления, становится некомфортно.

Галина Антоновна до сих пор не может выйти из роли моего «наставника молодого специалиста».Боракша, начнет комментировать все мои действия и все мои телефонные разговоры. Уж лучше я поработаю сама.

Прихожу утром, загружаюсь так, что, глаза поднимаю: уже шесть вечера. Бегу в садик за Антошкой. К этому времени, все фотографии уже закрыты. Сегодня снова пришлось вызвать Славу, сломался мой калькулятор. Уходя в центральную аптеку, бухгалтерия оставила здесь одно старье. Славик сидит, чинит, что-то на время получается. Сегодня с утра он сидит за моим столом, разобрал калькулятор, пытается собрать заново.

Мы с ним давно на «ты». Славик поднимает свои глаза, один смотрит в стену, другой – в окно.

– Ты, Полина, насчет фотографий, не волнуйся! Я сейчас Пашке позвоню, он вечером, тебе одним махом фото сделает, – говорит Слава, который слышал мой разговор с Суриным.

– Славик, ты меня, выручишь! А до какого времени работает твой Паша? – обрадованно спрашиваю я.

– А он живет сейчас, в своей фотографии. Его жена из дома выгнала. Представляешь, какая, стерва! Мужика из дома, выгнала, а за зарплатой детей посылает два раза в месяц. Пашка все отдает до копейки, сам сидит потом на чае с сухарями…Капец, какая жадная баба…Моя дача рядом с Пашкиной, дверь в дверь…Его Галька орет с самого утра, не переставая…орет и орет на него…то ей не так, то, ей не эдак…Жалко мне, Пашку… – Славик бормочет себе под нос, одновременно, закручивая какую-то гаечку.

Я считаю план по выручке и Славика слушаю слабо. Да и какое мне дело до Пашкиной Гальки, орет она на него или нет.

После работы мы с Антоном идем к ресторану « Медведь», где как сказал Славик, находится фотография Павла Леднёва. С трудом находим помещение в торце здания ресторана. Маленькая комната, разделенная перегородкой. Мы заходим. Павел радостно, встречает меня, усаживает на стул. Включает лампы, какие-то прожекторы. У меня за спиной – натянутая на каркас белая ткань. Я поясняю, что фото нужны для загранпаспорта.

– Понял. Мне Славка все сказал, – Павел подходит к аппарату на высокой стойке и внимательно вглядывается в мое лицо. Потом говорит : «Полина, я постарше Вас. Можно на «ты» и по имени? Не обидитесь?». Я отвечаю : « Мы не связаны служебными отношениями. Конечно, можно.» Павел снова смотрит на меня. Я думаю: «Что, с моим лицом, не так?», но терпеливо сижу, выпрямившись на стуле. Все же, загранпаспорт – это серьезно.

Антошка сидит на табуретке, ждет. Наконец, Павел щелкает затвором камеры. Еще, еще раз. Потом предлагает: «Полина! У тебя необыкновенные глаза! Поверни лицо вправо, чтобы был виден цвет твоих глаз. Я постараюсь цвет передать ретушью и краской. Это, уже не для паспорта, а любительское фото». Я соглашаюсь. Удачно получится – вышлю Нине в Иркутск, она давно просила. Сеанс окончен.

Я собираюсь идти, спрашиваю цену фотографии и открываю кошелек.

– Нет, нет! Сначала сделаю, а потом видно будет! Вот если, бы ты компанию составила мне и чаю со мной выпила! Очень прошу! Одному тоскливо!» – просит Павел.

– Нам еще домой идти через весь город! – говорю я.

– А я вас с сыном довезу! Машина возле дверей, стоит! – отвечает Павел.

« Почему бы и нет, если нас довезут! Чем тащиться вечером по дороге.» – думаю я.

– Хорошо. Только полчаса.» – говорю Павлу.

Он быстро забегает за перегородку и приносит чайник, заварник с отбитой ручкой, печенье.

– Где можно руки вымыть? – спрашиваю я. Павел кивает на перегородку.

Захожу. Там находится раковина, столик с фотоприборами, три стула. У самой стены узкая металлическая кровать. Возле кровати два чемодана, сложены друг на друга. На чемоданах – телефонный аппарат. Нежилая обстановка.

– Полина! Не обращай внимания, у меня здесь такой бардак! Один живу, некогда порядок наводить! – кричит Павел, словно чувствует, что я рассматриваю его жилище. Мне становится, неудобно.

– Да я и не смотрю! – отвечаю и выхожу из-за перегородки.

Мы пьем чай, Антон ест печенье. Павел смотрит на меня какими-то добрыми, внимательными глазами.

– Устала? – спрашивает.

– Немного. Товар сегодня разбирали…» – отвечаю я. В комнатке, тихо и тепло. За стеной ресторана, слышится музыка, очень приглушенная. Я пью чай и думаю : Как, спокойно здесь.

– Может, ты голодная? Я мигом на кухню сбегаю за горячим!» – предлагает Павел. Я встрепенулась : « Нет, Паша, спасибо! Нам домой пора!»

Мы вышли на улицу, сели в «Москвич» и поехали. В машине играла песня в исполнении Софии Ротару и Якка Йолы : « Горная лаванда». Павел подвез нас, к самому подьезду. Благодарю его за чай и за то, что привез домой.

– Полина! Звони, пожалуйста! Фотографии завтра будут готовы! Да я сам позвоню и привезу! – говорит Павел, когда мы с Антоном идем к входной двери подъезда.

Когда зашла в дом, села на тахту и подумала: «Чего этой свирепой Гальке надо? Чем ей Павел не угодил?». Умыла ребенка, уложила спать, почитала книжку про Буратино. Легла сама, взяла книжку. А в голове крутится песня Ротару: « В нашей жизни все бывает. И под солнцем лед не тает. И теплом зима встречает. Дождь идет в декабре…»

Назавтра Павел привез фотографии. Я работала с Олей Мориной. Вчера Оля вышла на работу, похудевшая, с темными кругами под глазами. Я понимаю: она похоронила отца. Мы почти не разговариваем. Работа идет слаженно и быстро. Собираем товар для отделений. Рядами ставим ящики с «Реополиглюкином», для инфекционного отделения. Раздался звонок в дверь склада. Ольга Алексеевна открыла дверь, впустила Павла.

– Ой, Полина! Да ты здесь просто красотка! Подари мне одну! – закричала Ольга. Видимо, стала смотреть фотографии. Я вымыла руки от пыли и тоже подошла к столу, на котором лежал белый конверт .

– Сколько я тебе должна за работу? – спросила я у Павла и направилась в свой кабинет за сумкой.

– Нисколько! Это мой тебе подарок! – сказал Павел. Ольга внимательно посмотрела на него, потом на меня.

– Спасибо! Тогда я угощу тебя чаем! Оля, поставь чайник, я сейчас за конфетами, схожу! – забрала из кабинета коробку шоколадных конфет – их начальник нашего ЖЭКа, принесла мне за упаковку «Пенициллина». Захожу на склад: за столом сидят Павел и Ольга. О чем-то мило беседуют. На столе дымятся кружки с чаем.

– Давай садись, пока чай горячий! – Оля пододвигает мою кружку с незабудками. Через десять минут Павел встает: «Спасибо за чай! Оля, я к тебе завтра Сашку пошлю, он все сделает!» – обращается он к Ольге.

– Оля, о чем это вы?» – интересуюсь я, закрывая за Павлом тяжелую дверь склада.

– Не люблю грузить своими проблемами, но Паша, такой славный парень, что стала сама рассказывать ему про свои дела. Даже удивилась себе! – Ольга задумалась на минуту и продолжила: «Приезжаю домой пораньше, чем мой Шурик меня ждал… А там, как в анекдоте…Мой муж и любовница сидят, обнявшись…Зашла, вся в мыслях об умершем отце…Вначале, даже не поняла ничего…Он гад свою мать с детьми к соседям сбагрил и развлекается…Короче, выгнала обоих шваброй! Попросила Пашу прислать рукастого мужика, замок поменяю, чтобы Шурик не повадился ко мне бегать. Видеть его не могу теперь. Знал, что мне и так плохо, решил совсем добить, сволочь!»

Оля смотрела на меня и впервые я увидела ее слезы. Привыкла, что Ольга всегда весела и улыбчива. Думала, что в личной жизни все у нее удалось. Мы часто живем, согласно пословице : «Дитя не плачет, нянька не разумеет!». Оказалось, Ольге нужна помощь. Кружка с чаем остывала в ее руках. Мне нечего было сказать, я просто слушала.

Знала, что муж Оли – Александр Морин совершил дорожно-транспортное происшествие, сбил пожилую женщину со смертельным исходом. Его осудили и послали в колонию-поселение к нам, в Сиверск. Оля оставила благоустроенную квартиру в Оренбурге, своих родителей, уволилась с работы, забрала двоих маленьких сыновей и старую свекровь. Поехала за мужем. Как декабристка. В Сиверске она купила маленькую времянку возле города. Воду возит из колонки за полкилометра от дома, дощатый туалет во дворе. Детей возит в детский садик на другой конец города. Свекровь с ними сидеть не хочет, целыми днями курит у окна и выпивает.

Но мы всегда видим в аптеке Олю симпатичной, веселой, остроумной. Ольга хороша собой, ее светлые волосы отливают золотистым блеском, глаза песчаного цвета дарят тепло. Она любит своего Шурика искренней любовью. Его предательство больно ранило ее. Зная Ольгино самолюбие, я не выражаю сочувствия или жалости. Оле это не понравится. Мы в этом с ней похожи. Может, поэтому сразу сработались и понимаем друг друга с полуслова. Сидим за столом в молчании.

За стеной раздаются негромкие голоса из рецептурного отдела, снова стоит тишина. Так должно быть в аптеке. Шум и лишние разговоры мешают сосредоточиться. Так же молча, как по команде, мы с Ольгой встаем из-за стола, быстро убираем чашки и коробки с печеньем. Через пять минут, мы уже сосредоточенно изучаем требования и накладные, считаем упаковки, флаконы, баночки. Укладываем в ящики, подписываем, сверяем, отмечаем.

Когда уехал больничный «УАЗик» с товаром Ольга сказала: «А ты Пашке, нравишься! Надеюсь, ты это поняла? Он – хороший парень. Ему с женой не повезло просто.»

– Оля, что с того, что хороший? У него – двое детей. Сегодня поругался, завтра помирится со своей Галькой. Мне его проблемы не нужны, свои бы решить. Ты знаешь, у него даже образования нет. О чем, мне с ним говорить? Да и с чего ты взяла, что я ему нравлюсь?» – спросила я.

– На фотографии увидела. Он тебя такой видит, какая ты другому, не откроешься. Так видеть может только влюбленный человек. Я посмотрела и все поняла. Сразу! – Оля устремила на меня свой светлый взгляд.

– Ладно, Оля…Про мужиков мне пока думать тяжело, в смысле близких отношений…Дружить я еще могу, а вот близко к себе подпустить еще не могу. Страшно подумать… Стасик мой оставил глубокий след…» – я вздохнула и пошла собираться, в детский садик. Оля промолчала. Она понимала меня.

Закончив работу с товаром, собрались на репетицию. Надо готовиться к районному конкурсу. Отодвинули столы в угол, освободили место для танца. Делаем музыкальную сценку из аптечной жизни. Мною написан сценарий. Для участия была привлечена Инна Дорогина, моя бывшая однокурсница. Мы с Инной вместе проходили практику, где подружились и, поближе узнали друг друга. По распределению, муж Инны – выпускник лечфака, Егор Дорогин был направлен в бурятский поселок недалеко от Иркутска. Инна писала мне письма и жаловалась на плохие бытовые условия: отсутствие удобств в общежитии, куда их разместили, плохую воду, грязную кухню.

У Инны был маленький сынишка и ей приходилось все время стирать. « После стирки, белье приобретает ужасный бурый оттенок. По стенам шныряют тараканы, по полу бегают мокрицы. Я в шоке!» – писала мне подруга. Мне было известно, что Инна обладает патологической чистоплотностью , я понимала ее страдания. В одном из писем, она попросила меня узнать, нет ли вакансии травматолога в нашей городской больнице. Родители Инны – Анна Петровна и Захар Ильич Гулины жили в нашем Северске.

Инна писала, что они с мужем и маленьким Сенечкой могли бы временно пожить у ее родителей, пока им не дадут собственное жилье. Получив это письмо, захватив бутылочку дорогого армянского коньяка из своего «подарочного фонда», я отправилась с поклоном к Колкину Владимиру Михайловичу – главному врачу городской больницы. Владимир Михайлович всегда относился ко мне с симпатией, подкрепленной разными дефицитными медикаментами, которые я выделяла ему по его просьбам. Скажем, между нами существовало «обоюдовыгодное» понимание.

По распоряжению Колкина доктор Дорогин был принят в травматологическое отделение , его семья была поставлена в очередь на получение квартиры. Сейчас Инна находилась в декретном отпуске, с семьей жила неподалеку от аптеки. Она согласилась помочь организовать номер художественной самодеятельности. Моя однокурсница была хороша собой, отлично танцевала. По сценарию она играла роль балерины в нашей шуточной сценке. Музыкальное сопровождение ставил Артур Зайцев, наш новый грузчик.

Высокий худой Артур, обладающий музыкальными талантами сбежал в наш городок из Московской области. Говорили, что у него случилась какая-то неудачная история, связанная с карточными долгами. Но я не вникала в подробности. Артура принял на работу наш генеральный директор и направил к нам.

Предполагаю, что без особой причины, такой образованный молодой человек, хорошо владеющий речью и прекрасно владеющий музыкальной грамотой, не очутился бы в сибирской глубинке. Сильно сомневаюсь, что таскать мешки с ватой и вкручивать перегоревшие лампочки, в подвале – было предметом мечтаний стильного Артура. Но сегодня Артур, одетый в модные джинсы и светлую рубашку в полоску, кружил с нами, в танце. Он репетировал танец с Инной.

Мы встали в круг и пропели частушки, невольно смеясь по ходу пения. Каждому из нас не было и тридцати лет. Все было смешным, мы просто покатывались от смеха. Неожиданно раздался звонок в складскую дверь. Неужели, Думцев? Наш генеральный директор любит появляться с проверками неожиданно.

Я открыла дверь. На пороге стоял Олег. Позади него стоял и улыбался Валера Софрин. Рядом, конечно, лукаво усмехалась Любаша Шейкман.

– Мы за тобой! – сказала Люба.

Олег удивленно рассматривал веселое собрание с музыкой, в нашем складе.

– Подождите меня двадцать минут. Мы уже заканчиваем! – я была также удивлена. Почему Олег приехал без предупреждения? Вчера мы разговаривали по телефону , он ни слова ни сказал, что планирует прилететь в Сиверск. Не люблю эти сюрпризы.

Через полчаса мы все ,вчетвером , поднимались к воротам детского садика. Пока Антон одевал ботинки и куртку, я размышляла: что, если Олег решит ночевать у меня? Похоже, он форсировал наши отношения. Зачем? Я готова вместе поужинать. Но вместе ночевать – не готова.

Когда, зашли ко мне домой, я заметалась, по комнате. Убирала разбросанные вещи, игрушки, книжки. Волновалась, не зная, что делать. Олег все понял. Подошел ко мне: «Полина! Извини, что приехал неожиданно. Так вышло…просто, поедем, поужинаем вместе, ладно?». Он говорил со мной, как с женщиной, у которой, нет маленького ребенка. Куда, я пристрою Антошку? « Я не могу. Мама сегодня в гостях, она не может посидеть с Антоном.» – почти враждебно ответила я. Какого черта, ко мне врываются, в дом, без предупреждения? Почему, я должна просить ,кого-то ,чтобы посидели с моим сыном? Может, я сама хочу посидеть с ним, а не тащиться, на другой берег, в ресторан? Во мне, все кипело и требовало выхода. Люба поняла, что я сейчас взорвусь и наговорю Олегу грубостей. Она кинулась спасать ситуацию: «Полина! Давай так. Антона мы оставим с Маринкой, моей сестрой. Он ее знает. Да, и ей, полезно посидеть с ребенком, все же, в педагогическом институте учится. Поужинаем, поговорим. Потом, мы привезем тебя, на такси, привезем, до того, как ты, Антона укладываешь спать.». Любаша говорила таким сладким голоском, поглаживая меня, по спине, что я не выдержала и рассмеялась: «Ну, Шейкман, лиса Алиса! Уговоришь мертвого!» Олег сохранял молчание. Он ждал другой реакции, на свой неожиданный приезд.

Марина, действительно, с удовольствием, согласилась поиграть с Антоном. Она, полная, двадцатилетняя девушка, излучала спокойствие и доброту. Потому, ее любили дети. Антон, уже, пару раз, оставался с ней. «Марина – добрая» – резюмировал мой сын, когда, впервые, остался с Мариной. В семь вечера мы уже сидели в «Севере». Валера заказал горячее, мы вкусно поели. Заиграла музыка – в восемь часов пришли музыканты. Олег пригласил меня на медленный танец.

– Когда у тебя отпуск? – спросил он.

– Приблизительно, в июне. Если,конечно, Думцев отпустит… – ответила я.

Наш генеральный директор с трудом переносил, когда должностные лица уходили в отпуск. Он выматывал все нервы до того момента, пока подписывал заявление. По его представлениям, мы должны были работать, не переставая, приравнивая наше желание уйти в очередной отпуск к преступлению против аптечного дела.

Сам он никогда никуда не ездил, считая что настоящий заведующий аптекой не имеет право удаляться от вверенного ему объекта на расстояние более одного километра. Потому, я с сомнением думала о предстоящем отпуске.

– Я хотел пригласить тебя к себе на родину. Познакомил бы со своими родителями. Они заочно уже знают о тебе. Кстати, мама согласна взять Антона на воспитание. Не сомневайся, она устроит его в лучший садик. Мама очень любит детей, – Олег говорил и с нежностью смотрел на меня.

Я остановилась посреди зала.

– Зачем Антон поедет к твоей маме? Почему он должен там жить? – спросила я удивленно. Олег улыбнулся: Что ты так это воспринимаешь? Это я предлагаю, как вариант… Все будет, как ты решишь. Я подумал, что тебе приходится трудно с ребенком. Он связывает тебя по рукам. И потом…у нас будут свои дети…рано или поздно…правда? – слова Олега резали и кололи, в самое мое сердце.

Он не лгал мне. Ему был безразличен мой ребенок. Никогда не имевший детей, Олег вполне может быть не способен понять мои чувства. Имеет право. Он – единственный сын у родителей. Они все сделают для него, устранят все преграды к его счастью. Они готовы принять чужого ребенка, воспитывать его, только бы их сыну было комфортно. Их сыну… Но, не мне…

Настроение резко испортилось. Нет, у меня не было причин сердиться на Олега. Нельзя, заставить человека полюбить чужого ребенка. Никого, в принципе нельзя заставить полюбить. Конечно мне было удивительно, что приехав выстраивать отношения к женщине с ребенком, мужчина не подумал прихватить конфетку или шоколадку для этого ребенка. Думаю, он и не держал это в голове, что понятно .

Холостой одинокий молодой человек. Имеет право не любить чужих детей. Я сама не люблю чужих детей. Меня раздражают все дети, кроме моего сына. Потому, ждать от мужчины того, на что ты сама не способна – это глупо по меньшей мере. Но считать, что ребенок для матери – всего лишь лишняя головная боль и проблемы…Заранее предвидеть, что я только и жду, когда меня освободят от моего ребенка ? Что это? За кого надо меня принимать?