Алина Распопова
Где-то рядом. Часть 2
– Ваши труды ещё тоже надо бы почитать, – заметил Санёк. – А то может и там нет ничего примечательного.
– Молодой человек, что вы себе позволяете! У меня достаточное количество учеников вашего возраста и никто из них не решается вести себя со мною подобным образом, – негодовал Профессор. – Мои труды всеми признаны. Я встречался с академиком Симоновым, получил премию, вот, здесь всё записано…
– Позвольте, любезный, – вмешался в разговор Марк. – Мы не оспариваем ваши заслуги в основной вашей деятельности, тут мы невежды, оценить их не сможем. Речь идёт о том, каков ваш личный жизненный итог. По-моему, последние часы жизни достойны того, чтобы поделиться с учениками своими мыслями, опытом, а не записывать каждое своё действие. Если вся ваша рукопись состоит из подобных безделиц, то грош ей цена.
– Вы, вы просто не понимаете, с кем разговариваете… Вы невежды… – пыхтел Профессор. – В моей жизни важно всё.
– Хорошо, а где сейчас эти ваши потомки? Где ваши дети?
– У меня нет детей, только ученики…
– Хорошо, где они? Следят онлайн за вашей кончиной? Почему вы умираете здесь, с нами, невеждами, а не в компании преданных вам последователей?
– А, и правда, – снова раздался голос Санька. – Вон мэр хотя бы не считает нашу компанию плохой.
Профессор насупился и обиженно надул губы.
– Дорогой наш, – обратился к профессору Марк. – Обидеть вас мы не хотели, но сами подумайте, скоро каждому из нас предстоит отправиться в мир иной. Последние часы жизни – возможность оценить прожитую жизнь, пусть не исправить, но осознать, подвести итог. Вот о чём вам следовало писать, уберечь ваших учеников от совершённых вами ошибок…
– Позвольте, у меня не было никаких ошибок! – возмутился Профессор.
– Перед смертью всё предельно ясно, – не замечая этого возгласа, продолжал Марк. – Вот взять меня, я знаю, что грешен, люблю женщин. Много разбитых судеб, много бед им причинил. Не мог я остановиться на одной. Знаю, что нельзя так, что плохо, сам мучаюсь, но такова природа. Пробовал остановиться, измениться, но не смог себя перебороть… Признаю, что из-за этого и умираю раньше прочих, и рая мне не видать…
– Это ваши проблемы, мне они не интересны, – оборвал речь Марка Григорьевича Профессор.
– А вы не мешайте человеку, – вступился Павлуша. – Пусть говорит, мы все имеем права высказаться в такой час. Покаяться, хотя бы вот друг перед другом.
– А что тут говорить, – продолжил Марк. – Я уже всё сказал, да вы и сами всё понимаете. Прелюбодеяние – вот в чём каюсь…
– А я вот обжора, – как будто переняв эстафету, подхватил Павлуша. – Всегда был таким, сколько себя помню. С детства полюбил вкусно поесть, благо мама этому была только рада. Хороший аппетит у ребёнка – признак здоровья, а когда вырос, то уже как тут совладеть с собою. Теперь уже тело стало диктовать свои условия. Есть хочется постоянно, двигаться тяжело. Нет, я бы занялся собою, похудел, но зачем? И толстым быть тяжело, и худеть не понятно для чего.
Профессор хмыкнул.
– Имейте уважение, – шепнул ему Захар.
– Нет, хорошо, конечно, когда у тебя есть какой-нибудь талант, – продолжал Павлуша, давно отставив в сторону свою сумку с припасами. – Тогда и в жизни есть смысл, а вот если нет никакого таланта, никакой способности…
– А я такую способность в себе и не искал, – раздался голос Санька и все с удивлением заметили, что он отложил свой смартфон. – Знаете, как меня называли родители? Идеальный потребитель… В детстве – мультики, игры в юношестве, а потом и это всё надоело. Осталось только желание просто прокручивать ленту новостей, потребляя всю сваливающуюся туда информацию. Затягивает… А если каяться, то только в том, что за всю жизнь ни разу не решился что-нибудь сам создать. Не возникло такого желания… Хотя, может, надо было его самому в себе найти, попробовать. Но было лень. Да, пожалуй, мой главный грех – лень. Ничего мне не охота…
Все посмотрели на Профессора, ожидая от того реплики осуждения, но даже тот, уткнувшись в свои рукописи молчал.
– Эй, Профессор, слышите, а я вам ведь даже завидую, – сказал Санёк, – вы нашли себя, сделали что-то полезное… а мне всё лень, ничего не хочется. Зачем чем-то заниматься, если всё сделают другие? Я потребитель…
– Умирать не грустно? – спросил Санька Захар.
– Не, – ответил тот, и Захар отметил, насколько ещё молодой и наивный у Сашки взгляд. – Если бы не интернет, я бы давно спился или умер от передоза, как прочие. А так… Есть интернет, всегда можно занять себя и ни о чём не думать…
– Эх, дети, дети… – произнёс Марк. – Жалко вас, мы предавались удовольствиям, а у вас что? Даже этого нет…
В воздухе повисла пауза. Марк Григорьевич посмотрел на Захара.
Захар понимал, что ему дают возможность высказаться, но он не знал, о чём говорить. В чём каяться? Он всю жизнь был активен, работал, зарабатывал, любил женщин, любил деньги, стремился к влиянию, власти, то есть жил в лучших традициях общества, руководствуясь принципами всех успешных людей. И вот он в свои сорок три года сидит вместе с Павлушей, Сашкой, Марком Григорьевичем и надутым Профессором в палате, ожидая наступления смерти. В чём его грех?
– Да, рая мы не заслужили, но, быть может, Господь сжалится над нами… – произнёс Марк Григорьевич и перекрестился.
– Вы это серьёзно? – спросил его Захар. – Вы что, верите в Бога?
Марк Григорьевич, Павлуша, Санек посмотрели с удивлением на Захара.
– Конечно… – сказал Санёк.
– Иначе для чего же мы здесь каемся. Бог есть, и жизнь после смерти есть…
Захар с удивлением посмотрел на них, потом на Профессора.
Профессор, заметив его взгляд, поспешил сказать:
– Ну уж нет, на меня не смотрите, я человек науки…
– И что, вы в Бога, как и я, не верите? – спросил Захар.
– Я не имею права верить, я учёный, я верю только то, что доказано опытным путём…
– И что, все ваши открытия основаны исключительно на экспериментах? – спросил Сашка.
– Молодой человек, наука давно уже вышла за пределы экспериментальной физики, – ответил профессор.
– Значит, у вас нет доказательств того, что Бога нет…
– По-моему, это очевидно, – возразил Профессор.
– А вот мне что-то внутри подсказывает, что он есть, – ответил Марк Григорьевич.
– А меня мама в детстве в церковь водила, – признался Павлуша.
– По мне, если не доказано отсутствие Бога, так значит вполне логично предположить, что Он есть… Вы вот можете доказать, что Бога нет? – не унимался Санёк.
– Молодой человек, я не буду в последние часы своей жизни заниматься такой ерундой.
– А ну да… Конечно, сидите и пишите, что вы ещё съедите сегодня, как раз уже скоро ужин… – ответил Санек.
Захара разговор позабавил, но, он был весьма удивлён тем, что три человека из пяти в их палате верят в Бога.
Пришла медсестра Марина. Принесённый ею ужин оказался холодным и на вкус, признаться, был плох.
– Мариночка, что же это в вашем заведении, нас голодом хотят заморить? – пошутил Марк.
– А у нас до ужина многие не доживают, вот повара уже и не стараются, – ответила медсестра. – Вон в соседней палате уже осталось только двое.
От такого объяснения Захар окончательно потерял аппетит. Павлуша же, напротив, ничуть не смутившись, умяв ужин, запустил руки снова в свою сумку.
Марк Григорьевич, обняв медсестру за талию, принялся шептать ей на ухо что-то такое, что заставило лицо той зардеться краской.
– Всё, договорился, – шепнул Захару Марк, когда Марина, наконец, ушла. – Есть тут у них комнатка для отдыха. В десять уже все лягут, пойду туда. Не хочу умирать, лишённым внимания женщин.
Захар посмотрел в окно. Закат, пронзительный, яркий, окрасил золотым небо. Самого солнца не было видно, разве можно в городе увидеть горизонт? Но любой бы сейчас безошибочно сказал, что через час, а то и полчаса, небо станет тёмно-синим, и потом на город опуститься темнота. «Последний закат, последние лучи солнца…» – подумалось Захару, и сердце опять защемило.
– Всё не могу больше, – раздался голос Павлуши. – Всё, сил нет, живот крутит…
– Так перестань есть, – сказал ему Санёк.
– Нет, всё, это конец, сил нет… – кряхтел Павлуша, ложась.
– Э, ты чего там, – оторвал Санёк взгляд от своего смартфона.
– Не выдержу, надо таблетку пить…
Все всполошились.
– Последняя? – спросил подлетевший к кровати Павлуши Санёк.
– Да… – простонал тот.
– Э, дружище, ты это давай, держись… – приговаривал Санёк, наклоняясь над Павлушей.
– Нет, не могу. Всегда так, ем, потом мучаюсь, – стонал Павлуша. – Вот наказание. Не, не выдержу, без таблетки не обойтись. Она у меня там, в кармане…
И Павлуша попытался дотянуться.
Захар запустил руку в карман. «5 дней» – значилось на таблетке.
– Точно последняя? – спросил он.
Павлуша в ответ только закряхтел.
– Ну как же так, дорогой ты мой… – запричитал Марк Григорьевич. – Как же так. Такой молодой ещё. Да неужели эти врачи не могут ничего придумать? Вот вы учёный, – вдруг обратился он к Профессору, – к чему все ваши достижения, если вот, лежит человек, страдает, а вы и ваши открытия не могут помочь ему?
– Я в других науках специалист, – недовольно фыркнул Профессор.
– Очень надеюсь, уважаемый, что ваши открытия будут человечеству хоть чем-то полезны, – сказал Марк Григорьевич.
Павлуша, между тем, не переставал стонать. Через пять минут, он уже умолял дать ему последнюю таблетку. Все переглянулись. Каждый понимал, что поступил сюда встретить собственную смерть, но дать другому человеку то, что его неизбежно погубит, рука не поднималась.
– Павлуш, потерпи, может всё обойдётся. Ты это… походи, подвигайся что ли, может ещё пройдёт живот, – упрашивал Санёк.
– Нет, не пройдёт, я знаю. Нет сил, – стонал Павлуша.
Его грузное тело своей массой распяло его на кровати. Павлуша был собою же обездвижен.
– Что будем делать? – спросил шёпотом у Марка Григорьевича Захар. – Позовём врачей?
– Не, не помогут, дорогой мой, не помогут… – покачал головою Марк. – Нет сил смотреть, как он мучается.
Захар подошёл к столику, где стояла бутылка чистой воды. Наполнив стакан, он вернулся к Павлуше, посмотрел на того ещё раз, вздохнул.
– С вашего позволения, раз никто из вас не решается, – сказал он, и, приподняв голову Павлуши, помог ему выпить таблетку.
– Спасибо, – поблагодарил Павлуша.
Скоро стоны его стали тише. Никто не решался потревожить его вопросом, но минут через пять Санёк не выдержал и всё-таки спросил:
– Эй, Павлуш, ты как?
Тот довольно покачал головой. Было видно, что боль отступила, но тот блаженный покой, который обозначился на лице Павлуши, не был признаком облегчения. Это было началом смерти, каждый в палате это хорошо понимал. Сроки жизни, отнимаемые таблетками, в настоящее время врачи научились устанавливать точно.
Злополучное лекарство отбирало сейчас последние силы у этого бедного, измученного своей страстью создания. Павлуша умирал. Жизнь крупица за крупицей уходила из него.
Сашка не выдержал и, вернувшись к своей кровати, снова уткнулся в смартфон. Профессор, лишь изредка укоризненно поглядывая на постель Павлуши, деловито шелестел своими бумагами.
Захар нашёл в себе силы остаться у кровати умирающего. Минут через десять Павлуша окончательно стих. Ни одного слова не вырвалось напоследок, ушёл спокойно и безмолвно, таблетка сделала своё дело.
– Отмучился, – сказал Марк Григорьевич. – Пойду за Мариной, пусть звонит родным.
Захар ещё какое-то время оставался с умершим. Он видел, как лицо того, искажённое предсмертными спазмами, после смерти с каждой минутой светлело и расправлялось. Наконец, оно прибрело совершенно спокойное выражение, а к тому времени, когда в палате появились санитары, на нём уже обозначилась улыбка. Казалось, Павлуша сейчас видит что-то, что недоступно глазу прочих и увиденное служит ему лучшим утешением.
Захара не покидало ощущение того, что Павлуша просто уснул, но медики зафиксировали смерть. В это тело душа уже никогда не вернётся.
Не успели тело погрузить на каталку, в палате появились старички-родители Павлуши. По слезам матери, по дрожащим рукам отца-старика, все поняли, что Павлуша был ими любим. Захар даже начал думать, что тот ушёл сюда из дома без ведома родителей.
Тело увезли. В палате осталась гнетущее ощущение грусти.
Санёк, так и не оторвавший за всё время своего взгляда от смартфона, выглядел угрюмым.
– Нет, не хочу, не могу… – встав, произнёс Марк. – Не хочу также умереть. Не хочу эту Марину, не хочу видеть в последний момент жизни эти серые стены. Хочу объятий женщины, последнее моё удовольствие. Предлагаю покинуть это место. Вы со мной?
– Вы это серьёзно? – спросил Захар.
– Серьёзно. Почему нет? Мы не узники здесь. Вот дверь, в конце концов, есть окно. Мы будем на свободе. Готов поспорить, у каждого из нас в кармане последняя таблетка. Почему же не выпить её в другом месте, не здесь.
Захар задумался.
– А что, я не против, – раздался голос Санька. – Но куда мы пойдём?
– Есть одно место, где я бы хотел закончить свою жизнь, – сказал Захар. – Поведу вас туда.
– Хорошее? – спросил Санёк.
– Да, – ответил Захар.
– Ну, тогда и я с вами, – согласился Марк.
– Эй, Профессор, а ты с нами? – обратился Захар к учёному.
Тот фыркнул.
– Никуда я с вами не пойду, – ответил он.
– Ну и оставайтесь здесь, ожидая смерть, – махнул на него рукой Захар, – а мы пойдём в лучшее место.
Профессор только деловито надулся в ответ.
– Я готов, – соскочил с кровати Сашка.
– Ну, и как мы пойдём? – обратился Захар к Марку.
– Да так и пойдём, просто через дверь к выходу, – ответил тот.
– А если остановят, что скажем?
– Да просто ответим, что идём наружу, и всё, а дальше разберёмся.
– Нет, подождите, так не пойдёт… Нас остановят и вернут обратно в палату.
– Тогда скажем, что мы всего лишь подышим воздухом, и обратно…
– Не, не выпустят…
– Тогда будем выбираться через окно… Тут всего лишь третий этаж.
– Забавное получится у нас приключение… А если покалечимся?
– Милейший, нам уже нечего терять…
– Давайте просто быстро пробежим мимо охранника…
– Ладно, придумаем, что-нибудь. Идём?
Захар кивнул. Приоткрыв дверь, он выглянул в коридор. Там было тихо и пусто. Бледный свет тусклых светильников падал на блеклые стены.
– Пойдём, – Захар махнул рукой, и компания вышла в коридор.
Захар шёл впереди, за ним спрятавший на время руки в карманы Санёк, замыкал процессию Марк. Проходя мимо медсестринской комнаты, Марк Григорьевич остановился и заглянул в приоткрытую дверь. Медсестра Марина, сидя за столом, что-то писала в журнале.
Не встретив никого на своём пути, спустились на первый этаж. Охранник на входе бросил беглый взгляд на компанию людей в серых трикотажных пижамах, но, ничего не сказав, снова опустил глаза в развёрнутую перед ним газету.
Вот и улица. Захара тут же обдал поток вечерней свежести. Мостовая блестела от прошедшего недавно дождя.
– Эх, хорошо! – сказал Марк, втянув в себя аромат вечерней прохлады.
– И куда теперь? – поинтересовался Санёк.
– За город, – сказал Захар.
– Далеко, – протянул Санёк. – Как мы туда доберёмся? У нас деньги есть?
Все переглянулись.
Захар совсем упустил это из виду. Все ценные вещи остались в здании, под замком, и вряд ли кто-нибудь согласиться их теперь отдать.
– Пойдём пешком, – сказал он.
– Зачётно, нас ждут приключения! – оживился Санёк.
Захар заметил, что Марк Григорьевич задумался, он держал в руках пластиковую телефонную карту.
– Всегда ношу её с собою, – пояснил Марк. – Знаете что, подождите меня здесь…
Сказав это, он направился через перекрёсток к телефонному автомату.
Захар видел, как Марк, отправив карту в телефонный аппарат, начал с кем-то разговор. Санёк заскучал и снова достал из кармана смартфон.
Марк вернулся минуты через три.
– Всё, договорился, – радостно сказал он. – Вы уж извините, не пойду я с вами… Приедут за мной! Женщина!
– И кто же она?
– Знаете, женщин было у меня немало, – признался Марк, – а вот сейчас, захотелось позвонить только одной. Повезло мне, муж у неё сегодня в ночную смену. Уж если умирать, то в её объятьях… Встречусь с ней, потом приму таблетку.
Ждать пришлось недолго. Приехало такси. Женщину, что была внутри, Захар не успел рассмотреть. Марк Григорьевич, пожав руки Захару и Саньку, тряхнув своими седыми кудрями, поспешил погрузиться в темноту автомобильного салона.
– И что теперь? – спросил Санёк. – Вернёмся обратно?
– Нет, – ответил Захар. – Пойдём вдвоём, кое-что тебе покажу.
– Хорошо, – согласился Санёк, снова пряча в карман смартфон.
Захар отлично знал улицы города. До того места, куда хотел привести он Санька, было километров шесть.
– Сашка, ты таблетки от какой боли принимаешь? – спросил он, когда они прошли первый квартал.
– От головы, – сказал Санёк. – А ты?
– Сердце… – ответил Захар.
Они брели в темноте ночи, но их она не пугала. Знание о близости собственной смерти придавало храбрости.
Первый холодок пробежал по спине Захара, когда они свернули с главной улицы и оказались в темноте слывшего неблагополучным квартала.
Проходя мимо компании угрюмых подростков, подумалось, что, если тем взбредёт в голову напасть, Захару и хлипкому Саньку будет с ними не совладать. Но подростки, то ли почувствовав на Захаре и Саньке отпечаток близкой кончины, то ли просто не желая затевать сейчас драку, обвели хмурыми взглядами странных гостей и дали тем пройти, не тронули.
– Смотри, – сказал Захар Саньку, указав на один из старых домов. – Вот этот дом скоро снесём, есть уже проект, здесь будет новый…
Странно, отчего это теперь ему вспомнилось?
– А кто придумывает, каким будет здание? – спросил Санёк.
– Архитектор, – ответил Захар.
– Всегда поражался, как люди умудряются что-то придумывать, создавать, откуда идеи? – признался Санёк.
– А ты пробовал?
– Что пробовал? – переспросил Санёк.
– Ты пробовал в жизни создать что-то?
– Не, мне не охота. Всё уже создано и без меня.
– А родители твои кто? Чем занимаются? Работают?
– Работают… – подтвердил Санёк.
– Кем?
– Кем-то работают… – пробормотал Санёк.
Хотелось поговорить о чём-то важном, но Захар не знал, о чём и как начать разговор. Там, в палате, в компании всё было просто и понятно, а оставшись наедине вдвоём с Саньком, они шли молча.
Прогремев, осветив темноту своими окнами, куда-то мимо прошёл трамвай.
– Помогите, помогите! – раздался откуда-то из-за угла крик.
Голос был женский.
Захар с Саньком остановились и переглянулись. Из-за угла послышались звуки борьбы.
– Что будем делать? – спросил шёпотом Санек.
Захар драться не умел, на Санька и вовсе надежды было мало, он хлипкий, выросший за экраном смартфона вряд ли смог бы дать кому-то отпор.
– Пойдём отсюда, – также шёпотом ответил Захар. – Сами разберутся…
– А что, если там случиться что-то плохое? – переспросил Санёк.
Захар только пожал плечами, дав понять, что это не их с Сашкой дело.
– Не, так не пойдёт, – надо заступиться, не унимался Санёк. – Нам всё равно умирать…
Он сжал кулаки и хотел было уже войти в темноту, но тут из подворотни на них вылетел мужчина, он тут же двинул Санька по челюсти, замахнулся на Захара, упал, встал, попытался побежать… Захар ударил, метко и сильно, как только смог. Нападавший опешил, попятился снова в темноту. Оттуда выбежал второй…
Звук полицейского свистка остановил драку. И Захар с Саньком, и напавшие на них, были скручены и посажены в полицейский автомобиль. Только тут Захар смог рассмотреть своих противников. На вид они были ненамного младше Захара, измятые, низкорослые, с понурым взглядом, опущенным вниз. Санёк вытирал разбитый нос.
Полицейский участок, в который их привезли, оказался небольшой комнаткой с зарешеченными окнами. Захара усадили вместе со всеми задержанными. Отыскалась и потерпевшая, ею оказалась женщина лет тридцати. Что произошло, Захар так и не понял, женщина всё время рыдала, размазывая по лицу поплывшую тушь. Время было позднее, Захару очень хотелось скорее расправиться с этим недоразумением и снова отправиться в путь, но когда полицейский, записывающий показания прогремел:
– Документы!
Захар понял, что их тут могут задержать надолго. Документов у них Саньком не было, они остались где-то под замком в хосписе. В этот момент Захар почувствовал себя дважды узником. Сперва он сбежал из-под наблюдения санитар, и вот, ненадолго оказавшись на свободе, он снова лишён её теперь уже блюстителями городского порядка. Как вырваться наружу? Времени у них с Саньком оставалось всё меньше и меньше.
Мелькнула мысль тут же позвонить мэру, чтобы тот как-то разрешил этот вопрос. Но, во-первых, на память нужного телефона Захар, как оказалось, не помнил, а, во-вторых, никто в его окружении не знал, куда он отправился и что его через несколько дней ждёт смерть. Знала жена, но чем она может помочь? Нет, незачем её волновать. Пусть спит.
Полицейский за столом потёр лоб, налил стакан воды и достал из ящика своего стола таблетку, на той было написано «3 дня».
– Голова? – спросил Захар.
Полицейский недовольно посмотрел в сторону Захара.
– Отпустите нас, – сказал Захар. – Мы такие же, как вы, только нам жить осталось максимум день, от силы два. Мы ушли из хосписа, потому что умирать там одно мучение.
Все находившиеся в комнате, посмотрели на Захара с удивлением, а тот продолжал:
– На месте преступления мы оказались случайно, вынуждены были защищаться. Зла причинить никому не хотели, зачем? Мы идём умирать, нам уже ничего не нужно.
Полицейский смотрел на Захара с удивлением.
– Я вас не обманываю, – сказал Захар. – Посмотрите, мы в пижамах, вот на них отметка хосписа. Сделайте туда запрос, вам подтвердят, что наши фамилии в списках поступивших к ним сегодня, а завтра нас уже может и не быть. Отпустите нас, зачем вам лишняя возня с нашими телами?
Полицейский снова потёр лоб.
Потерпевшая, хлюпая носом, написала заявление, двоих нападавших вывели в коридор, а Захару и Саньку полицейский процедил сквозь зубы:
– Идите отсюда, чтобы я вас не видел.
– Не увидите, – пообещал Захар. – Нас завтра уже не станет.
Полицейский угрюмо посмотрел на него, и Захару показалось, что где-то в этом суровом уставшем взгляде проскользнуло сочувствие.
– И куда теперь? – спросил Санёк, когда они снова оказались на улице.
Захар прикинул, до того места, куда они направлялись, было уже недалеко.
Рука Санька снова потянулась в карман, но, когда он достал оттуда свой смартфон, стекло того оказалось разбито. Сашка выругался, однако телефон, после некоторых усилий всё-таки включился. Кое-где по экрану шли теперь цветные полосы, но пользоваться смартфоном ещё было вполне возможно.
– Вот, теперь он точно, как я, – сказал Санёк. – Ещё живой, но уже с признаками того, что протянет недолго.
– Эх ты, философ, – усмехнулся Захар. – Пойдём.
В воздухе стояла ночная свежесть. Город, угомонился и окончательно стих. Теперь лишь изредка тишину нарушал звук проехавшего где-то автомобиля или шум чьих-то торопливых шагов.
Прошли торговый центр. Он яркий, блестящий, выделялся на фоне тёмных зданий уснувшего квартала. Странно, каким несуразным, ненужным показалось теперь это трёхэтажное строение Захару. Еда, одежда, всевозможные товары, для чего они ему? Он ещё жив, но скоро должен умереть.
Санёк даже не посмотрел на витрины. Прошли, молча, мимо.
На скамье под одиноким деревом спал человек. Он расположился прямо под озарённой фонарём раскидистой кроной. «Пьяный!» – подумалось Захару, и почему-то тут же сердце наполнила жалость. Стало жалко этого пьяницу, который так бездарно губит себя, жалко всех, кто не видит смысла в собственной жизни, жалко самого себя.
– Всё, голова начинает болеть, – сказал Санёк через четверть часа. – Нам ещё долго идти?
– Нет, – ответил Захар. – Ещё час примерно? Протянешь?
– Только если приму таблетку, но тогда смерть.
– По-другому никак? Не потерпишь?
– Есть одно средство, давнее, может поможет. Поесть мне надо, чай сладкий нужен. Тогда может ещё немного без таблетки продержусь.
– Сейчас что-нибудь придумаем… – ответил Захар.
Он огляделся в поиске одной из тех забегаловок, что не закрывают своих дверей ни днём, ни ночью. Пришлось пройти не меньше квартала, чтобы одна из них всё-таки встретилась на пути. Санёк к тому времени совсем уже сник, поэтому Захар, усадив его за столик, кинулся к продавцу.
– Скорее, чай и давайте ещё рогалик, – попросил он и только тут сообразил, что у него нет денег. – Послушайте, у нас нет денег, но можно как-то в долг… Нет, не в долг, но просто… Хотя бы чай… Парнишке плохо.
Продавец угрюмо посмотрел в сторону Санька и отвернулся. Похоже, он уже привыкший к подобным ночным историям, стал совершенно глух к просьбам подобных клиентов.
Захар посмотрел на своё отражение в стекле окна – серая помятая пижама, испачканная штанина, измазанный кровью рукав. Да уж, он бы и сам себе сейчас не дал и стакана воды. От этой мысли Захар содрогнулся. Он, ещё утром бывший уважаемым, респектабельным человеком в выглаженном дорогом костюме сейчас, к ночи, докатился до того, что стал нищим попрошайкой.
Продавец, крепкий упитанный парень, повернулся, держа в руках горячий чай.
– Сахар бесплатно, – сказал он, протягивая пластиковый стакан с кипятком.
Захар изумлённо посмотрел на того.
– Вы бы умылись, Захар Андреевич, – сказал продавец. – Еле узнал вас.
– Мы знакомы? – спросил Захар.
– Я предвыборные листовки когда-то с вашим портретом распространял, – ответил продавец. – Мне три тысячи штук их надо было раздать, так что я надолго ваш портрет запомнил.
Захар поспешил к Саньку.
Сладкий горячий чай, по словам Санька, чуть ослабил боль.
– Пойдёшь со мной или останемся здесь? – спросил его Захар.
– Буду идти, пока хватит сил, – ответил Санёк. – Как станет совсем невмоготу, приму таблетку. Не хочется умирать, вот бы растянуть последние часы…
Вышли на улицу. Захар заметил, что Санёк стал совсем другим.
Боль, видимо сильная, заставила его склонить голову. Санёк шёл теперь медленно, но вместе с тем, он как-то глубже вдыхал воздух, останавливался чаще. Казалось, он хотел рассмотреть каждую черту, запомнить каждую деталь ускользающего от него реального мира, который ему скоро предстояло покинуть.
– Ничего не останется после меня, – с сожалением сказал Санёк. – Вот после вас останутся дети, дом, этот город, ваши дела. А для чего я жил? Не понятно.
– После меня тоже немного останется, – ответил Захар. – Это только так кажется, что мои дела важны. Мне нравилась деятельность, так же, как тебе бездействие, но меня, через пару недель после смерти забудут, на моё место придёт кто-то другой. Останется только надпись и фото на надгробном памятнике.
– Грустно, – сказал Санёк.
– Грустно, – согласился Захар.
– Эх, знать бы точно, что будет после смерти. Не так страшно было бы умирать, – сказал Санёк.
– Ты как? Ещё одну улицу осилишь? – спросил Захар, замечая, как Санёк всё сильнее замедляет шаг.
– Не, Захар Андреевич, не дойти мне, – ответил он, опускаясь на тротуар. – Надо пить таблетку.
– Поискать воды? – спросил Захар.
– Не, – ответил Сашка. – Так проглочу.
Захар сел рядом. Санёк достал из кармана таблетку, ту самую, последнюю, которая должна была отнять его жизнь. «12 дней» было написано на ней. Захар, удивился. Очень сильная, сам он такие никогда не употреблял. Вот почему Санёк умирал так рано.
Сашка проглотил её так стремительно, что Захар даже не успел ничего сказать.
– Лучше уж умереть без боли, – сказал Санёк. – А знаете, Захар Андреевич, я ведь когда-то даже молился, а потом появился смартфон, и я совсем позабыл, что завёл его, чтобы под рукой был всегда Новый завет. Там смысл жизни, но я отвлёкся на другое…
Захар видел, что Санёк умирал. Его боль ослабевала, но вместе с тем уходила из тела Сашки жизнь. Через десять минут всё было кончено. У Захара защемило в груди. «Нет, надо терпеть», – приказал он себе.
Он остался один. Его спутник, лежал на земле. Тело Санька, безжизненное, размякшее светилось в темноте бледным светом серой пижамы.
«Кончено, но я ещё жив», – подумалось Захару. – «Надо идти».
Признаться, он не знал точного места, куда вёл Санька. Он просто хотел вывести его за пределы города, чувствуя, что там тот поймёт, узнает напоследок, что есть иная, реальная жизнь, а не та, о которой он привык читать в ленте бесконечных новостей. Захар хотел показать ему звезды, но этого не потребовалось. Захар видел, что в последний час Санёк прозрел сам, без его помощи.
Наверно, человеку надо просто куда-то идти. Не то человек существо, чтобы не иметь цели, не двигаться куда-то. Без этого лишь страдания, такова природа человека.
Снова защемило в груди. Эта боль не отступит, она будет повторяться снова и снова, слишком уж много сил отобрал сегодняшний день.
Захар, всё же, решил продолжить путь.
По дороге думалось о многом, о том, как была прожита жизнь, и как её бы следовало прожить. Вдруг многое увиделось отчётливо, ясно. Пришёл на память Павлуша, пожирающий всё подряд, ненасытный, а сам Захар, разве не был таким? Разве не поглощал он эту жизнь жадно, без разбора, без остатка, не пытаясь разобраться в том, что есть зло, а что добро, что погубит его. Марк Григорьевич, живущий ради удовольствий, который сейчас где-то принимает таблетку лишь для того, чтобы хватило сил насладиться ласками одной из женщин. А Захар, чем он лучше него? Стремился, во что бы то ни стало, добиться того, что может быть и не было нужно. Санёк, похоронивший себя в собственной бездеятельности, был, в противоположность Захару, потерявшему себя в нескончаемой активности, тоже близок и понятен. Даже в характере заносчивого Профессора виделось теперь нечто знакомое.
«Эх, разобраться бы со всем этим, но времени уже нет», – подумалось Захару.
Он пришёл. Многоэтажные дома остались позади. На прощанье они посветили ему издалека светом редких полуночных окон. Остался Захар и ночная тьма. Боль в груди стала нестерпимой.
Пойти бы дальше? Но куда? Он на месте. Тут, в прохладе окутавшего землю мрака, отчётливо был ощутим запах уходящего лета. Захар пришёл. Мысль о скорой смерти не пугала, с неизбежностью смерти он успел смириться. Последняя цель была достигнута, Захар ушёл от спёртого воздуха тесных улиц и пришёл туда, где ещё бушует предваряющее осень лето.
Последняя таблетка. Захар выпил её. Боль стала понемногу отступать. Захар сел на землю. Открыв рот, он вдыхал, втягивал в себя последние в его жизни глотки воздуха, несущего в себе уходящее лето…
Прошло десять, двадцать минут, смерть не наступала. Когда боль в груди окончательно стихла, Захар попробовал подняться. Он был жив.
Он был уверен, что ни он, ни врачи в своих расчётах времени смерти не ошиблись, но жизнь, к его изумлению, продолжалась.
Время шло. Вот уже небо с одного края из чёрного превратилось в синее, затем в бледно-серое, в след за ним весь небесный купол побледнел, а потом окрасился предрассветными красками и вот, наконец, огненный шар солнца показался из-за горизонта. Начался новый день.
