Алина Горделли
Ты, я и море
Глава 11. Симфония
a
la
mer
Артур целовал ее нежно, легко, еле прикасаясь к смуглой коже губами – в пухлые щеки, шею, в маленькую складку около подмышки. Он лежал, все еще одетый в пижаму, вытянувшись рядом с Минни, чуть повернув ее к себе, убедившись, что она удобно опирается на его согнутую в локте руку. Целуя, свободной рукой Артур нежно перебирал ее кудри, бережно касался округлых мягких плечей.
Как ни готовила Минни себя к этому моменту, она все же была напряжена, гадая, что же последует? Это беспокойство мешало ей насладиться лаской мужа, она досадовала на себя, но ничего не могла поделать.
Несколько раз, Артур заботливо заглядывал Минни в глаза: он чувствовал ее подспудное напряжение.
– Тебе хорошо, любимая?
– Да, – прошептала Минни.
– Если что-то не так, ты только шепни, и я тут же перестану, ладно?
Минни только кивнула в ответ. Ведь пока он еще ничего особенного и не предпринял, отчего же она так напряжена? Минни еле сдерживалась, чтобы не расплакаться от досады на себя.
Осторожно, Артур опустил бретельку с ее левого плеча и высвободил локоть. Его рука легла на ее обнаженную грудь и он тяжело, почти со стоном выдохнул, прижимаясь к упругой груди губами. Сильным движением он привлек Минни к себе, и она ощутила трепет его горячего тела. Совсем неожиданно его страсть передалась ей, и Минни почувствовала, как в ней зарождается волнение, которое она уже испытала в его объятиях. Минни счастливо вздохнула. Артур внимательно посмотрел ей в глаза, его лицо было совсем рядом, и она уже сама потянулась к нему полураскрытыми губами, с наслаждением ощутив его горячее дыхание, солоноватый вкус его губ.
– Обними меня, Минни, – прошептал он глухо, и Минни прижала его голову к своей груди.
– Любимый, – эхом отозвалась Минни. «Это ведь мой, мой Ушастик!» Теплая волна нежности и любви к мужу захватила ее. Каждое его прикосновение эхом отзывалось во всем ее теле, звенящем будто струна.
Артур, высвободив вторую руку и осторожно уложив ее на спину, сбросил с нее ненужный пеньюар. Неутомимо, снова и снова, он ласкал ее упругую грудь, слегка пощипывая губами обострившиеся от его прикосновений темные соски, бормоча невнятные нежные слова глухим, прерывающимся от страсти голосом. Закрыв глаза, незаметно для себя самой, Минни тихо постанывала от его ласки, которая становилась все смелее и смелее. Где-то внутри зародилась истома, котрая хотела, требовала разрешения. Это чувство было ей неведомо, и Минни беспокойно заерзала, затрепетала, но желание чего-то неизведанного, непонятного только росло.
Артур уловил ее трепет. Она почувствовала, как нежно коснулся он ее круглого мягкого живота, как покрыл его быстрыми сухими поцелуями, как скользнули ниже его губы. Как тогда, в поезде, она почувствовала его горячие руки на бедрах … и как тогда, в поезде, непроизвольно дернулась.
Артур тут же отстранился. Наваждение исчезло. Она спугнула еще только зарождающееся блаженство своим первобытным целомудрием! От досады на себя, Минни зашмыгала носом.
Артур покрыл ее лицо поцелуями.
– Я все испортила, да? – всхлипнула Минни.
– Шшшш, ну что ты, что ты, родная! Все хорошо! Ничего ты не испортила, милый Помпончик. Всему свое время, ночь еще совсем юна. Тебе нужно привыкнуть ко мне, моим ласкам, даже к запаху моего тела.
– Ты хорошо пахнешь, – прошептала Минни, и Артур рассмеялся.
– А ты благоухаешь розами!
И он нежно обнял Минни, прижав ее к груди.
– Тебе было хорошо? Хоть чуточку?
– Очень! – прошептала она, виновато заглядывая ему в глаза. Даже в темноте они лучились ласковым блеском.
Взяв в ладони ее лицо, Артур нежно поцеловал ее в губы. Минни только сейчас заметила, что совсем раздета.
– Ой! – вырвалось у нее.
Но Артур уже привлек ее к себе. Снова и снова, неутомимо, жадно, он ласкал и целовал ее, касаясь ее тела то нежно, то страстно, шепча ей на ушко самые сокровенные слова, от которых Минни бросало в жар и перехватывало дыхание. С каждым разом ее напряжение становилось все меньше и меньше, но полностью расслабиться, несмотря на наслаждение лаской мужа, ей не удавалось, и она вздрагивала всякий раз, когда он прикасался к ее бедрам.
Наконец, все так же прижимая ее к себе, Артур прошептал:
– Помоги мне раздеться.
И так как Минни растерялась, добавил нежным шепотом:
– Расстегни пижаму, помоги ее снять.
В смятении Минни и не подумала, зачем понадобилась ему ее помощь. Дрожащими пальцами она стала расстегивать погувицу за пуговицей и это монотонное движение, на котором она сосредоточилась, помогло ей успокоиться.
Артур почувствовал, как расслабились напряженная спина и бедра жены.
Расстегнутая пижама распахнулась, обнажая покрытую неожиданно темными волосами мускулистую грудь. Минни не удержалась от тихого возгласа. Почему-то снова бешенно застучало сердце.
– Сними ее, – прошептал Артур, нежно целуя Минни в шею.
Минни начала стягивать пижаму с плеч мужа, и это самое обыденное действие вдруг захлестнуло ее горячей волной такого неистового чувства, что она охнула и прижалась к нему, будто ища у него защиты от себя самой.
С этого момента она себе уже не принадлежала. Больше не было ни страха, ни стыда, ни времени, не было даже самой Минни. Забыты были все наставления, предположения и вычурные слова. Осталась только всеобъемлющая неистовая непонятная жажда – жажда власти над собой. Минни обняла мужа за шею и прижалась к нему, жалобно всхлипывая, инстинктивно понимая, что только он способен эту жажду утолить.
В каком-то горячечном мареве Минни почувствовала его руки у себя на бедрах, животе, ниже, но теперь это ее не только не пугало, она сама хотела, желала, чтобы он сделал с ней что-то, нечто, все что угодно, лишь бы разрешить это невыносимое волнение.
Артур то прижимался губами к ее полураскрытому рту, то покрывал поцелуями грудь, которую все время ласкал и теребил, в полутьме голубыми всполохами вспыхивали его глаза. Сначала острожно, а потом все настойчивее его вторая рука ласкала ее бедра, между бедрами, и эти прикосновения теперь, когда исчезли стыд и неловкость, доставляли ей упоительное блаженство. Губы его шептали какие-то нежные слова, голос стал глубоким и хриплым, дыхание прерывистым, и это почему-то тоже волновало. У Минни вырвался протяжный стон, она больше не могла выносить возбуждения, и она снова обхватила его шею в беззвучной мольбе.
Где-то внутри нее что-то вспыхнуло пламенем, Минни ойкнула, всхлипнула и с силой уткнулась мужу в шею, но испугаться не успела. Там, где только что обожгло горячей болью, зародилась истома. Вначале еле уловимая, она неумолимо разгоралась, расходилась по ее жилам, захватывая все тело, наполняя его трепетом, поглощая боль. Минни то отстранялась от мужа, то снова прижималась к нему. Недавно испытанное желание власти над собой охватило ее с новой силой.
– Артур…, – прошептали в отчаянной мольбе ее рапухшие от поцелуев губы.
– Любимая…, – отозвался он.
Чернильное небо в проеме распахнутого балкона чуть посинело только что проклюнувшимся новым днем, и на его фоне двигалось его ловкое мускулистое тело, вначале медленно, потом все быстрее. Охватившая ее тело истома перешла в блаженство. Прерывисто дыша, Минни судорожно вдыхала свежий утренний воздух, казалось, что не вынести, не пережить ей всеобъемлющего восторга! Артур глухо несколько раз простонал, и околдованная, в полусознании, Минни услышала, как кто-то вторит ему тихо и жалобно, и не сразу поняла, что это она сама.
Из подернутой горячечной дымкой сознания выплыло полузабытое слово – симфония, и, покачиваясь в такт ритмичным движениям мужа, окутало, обволокло Минни бесконечным блаженством.
Как долго она приходила в себя, Минни не знала, но наверное долго, так как снаружи уже занялся день.
Артур привлек ее к себе, заботливо прикрыв ее разгоряченное тело от утреннего ветерка легким покрывалом. Только что пережитые, доселе неведомые ощущения, разрядились обильными слезами и Минни расплакалась у него на груди.
– Минни, родная моя, тебе было хорошо? – в голосе его чувствовалась тревога.
– Да, да, Ушастик, любимый! – с трудом произнесла она сквозь потоки непрошенных слез. – Было так хорошо, мне казалось, что я умру от счастья!
Обессиленная, в смятении от только что пережитого, Минни долго еще всхлипывала на груди у мужа, а тот нежно гладил ее плечи, спину, еле-еле прикасаясь губами к ее лбу, щекам, спутанным локонам, убаюкивая и успокаивая. И, умиротворенная, она уснула, сладко, блаженно.
Проснулась Минни от ощущения звонкой радости. Наверное, уже был полдень, но Артур все еще спал, уткнувшись носом в ее плечо, обнимая ее правой рукой и еле слышно посапывая.
Минни счастливо вздохнула, вспоминая пережитое накануне блаженство. Ей так хотелось приласкать его, прикоснуться к этим соломенным волосам, возвратить хоть малую толику его ласки и любви. Слезы умиления от его терпеливости и нежности снова навернулись ей на глаза, но Минни лежала тихо, как мышка, чтобы дать ему отдохнуть, отоспаться.
Между ногами немного саднило, и Минни вспомнила слова матери. Несколько обеспокоенная, она потянулась было вниз рукой, и Артур мгновенно проснулся.
Сияя от счастья, он привлек Минни к себе и нежно поцеловал ее.
– Моя, моя жена!
Минни провела рукой по его волосам и повернулась, чтобы обнять его, но от этого движения там, внизу, опять засаднило. Минни поморщилась.
– Что такое, Помпончик? – обеспокоенно спросил Артур. – Болит? – и Минни почувствовала его ладонь на своем теле.
– Немножко саднит, – призналась Минни, пораженная, что ей совсем не стыдно обсуждать с ним такие интимные подробности. И, чуть поколебавшись, она прошептала:
– Там… там… много крови?
– Совсем немножко, Минни, – в его голосе звучала легкая обида, – несколько капелек, я так старался!
– А… а.. почему же там так влажно? – пролепетала она.
Щеки Артура порозовели, он привлек ее к себе и смущенно и даже виновато прошептал ей в самое ухо:
– Это мое семя…
– Ох! – Минни почувствовала как кровь прихлынула к ее щекам, и сердце наполнилось горячей нежностью.
– У нас будет ребенок?! – спросила она с каким-то благоговейным трепетом.
– Скорее всего, не так сразу, я сам в этом не очень-то разбираюсь, – Артур казался смущенным своей неосведомленностью, и это так растрогало Минни.
– А тебе хотелось бы? – спросил он, заглядывая ей в глаза с тревогой.
– Очень, – призналась Минни, – такого же маленького ушастика, – добавила она, сияя.
– И я очень хочу!
Минни обняла его, и недавняя истома снова охватила ее. Со стоном, Артур покрыл поцелуями ее губы, плечи, грудь. Минни затрепетала, но Артур тут же отстранился.
– Нельзя! – выдохнул он, грудь его вздымалась.
– Почему же? – недоуменно пролепетала она.
Муж смотрел на нее с нежностью.
– Все же у тебя там, хоть и маленькая, но ранка. Она должна зажить, чтобы этот курчавый помпончик не заболел.
И Артур, откинув покрывало, несколько раз нежно поцеловал ее в темный треугольник.
– И сколько же времени ждать? – жалобно спросила Минни.
– Наш семейный доктор сказал, что трех дней должно быть достаточно.
– Целых три дня…, – разочарованно протянула она.
В восторге от ее разочарования, Артур обнял Минни и нежно провел рукой по ее волосам.
– Это ведь бывает только раз, – улыбнулся он, – а мне-то каково! Придется потерпеть. Зато потом мы наверстаем упущенное!
– Это как? – рассмеялась Минни. – В убыстренном темпе, что ли?
Артур расхохотался.
– А что, можно попробовать! Вообще-то я имел в виду, что любить можно не только ночью.
– Ух ты! – к вящему удовольствию мужа у Минни загорелись глаза. И она тут же посмотрела на него в некотором замешательстве.
– Мне стыдно, Артур! – наконец проговорила она растерянно
– Чего же? – удивленно спросил ее муж.
– Того, что мне совсем тебя не стыдно! А разве не должно быть? – спросила она смущенно и даже обеспокоенно.
Артур медленно покачал головой.
– Нет, Минни, не должно. Мы ведь теперь одна плоть, две половинки одного тела. Вот эти помпончики, и он ласково и мимолетно коснулся ее груди и живота, теперь не только твои, они мои!
И укутав ее в легкое покрывало, подальше от соблазна, он вытянулся на постели рядом с ней.
Потом они пили забытое шампанское, вспоминали водоворот прошедшей недели (неужели прошла всего неделя со дня их первой встречи!), приняв ванну и приведя себя в порядок, закусили великолепным обедом, который невидимая прислуга сервировала в гостиной комнате апартаментов, и отправились на прогулку.
Собственно, эти дни воздержания были единственными, в которые им удалось осмотреть Блэкпул. Погода стояла великолепная, теплая и солнечная, и Минни с Артуром, взявшись за руки, гуляли по набережной, а вечерами сидели, обнявшись, на знаменитых Блэкпуловских концертах под открытым небом, или катались на чертовом колесе и каруселях. Обедали в фешенебельных ресторанах, которые Артур неведомо когда успел забронировать, и Минни осталась очень довольной, что захватила свои лучшие наряды. Не раз с гордостью она перехватывала восхищенные взгляды прохожих, провожавшие стройного морского офицера и его хорошенькую кареглазую спутницу.
Время от времени Артур с тревогой осведомлялся, как она себя чувствует.
– Ох, Артур! Я ведь не пациентка в госпитале, а всего лишь новобрачная! – отбивалась Минни. – Да все у меня в порядке!
Минни предприняла пару-другую попыток убедить мужа, что все у нее уже прошло, но он был неумолим: раз доктор сказал три дня – так тому и быть. Он не будет рисковать ее здоровьем.
– Ну и педант же ты! – фыркала Минни.
– Есть такое, – признавался Артур с обезоруживающей откровенностью, и Минни весело смеялась.
На третий день в полдень, заметно волнуясь, Артур попросил ее зайти с ним в главный кафедральный собор Блэкпула. Утренняя служба уже завершилась, и в храме почти никого не было. Где-то в глубине, двое служителей молча собирали молитвенники, прибирали ковровые дорожки. В пустом высоком готическом храме было прохладно и торжественно, но его строгость согревали солнечные блики, преломленные разноцветными мозаичными окнами. Минни с благоговением и интересом рассматривала фрески, расписной купол храма. Атрур прошел прямо к алькову и преклонил колени на специальной атласной подушечке. Минни устроилась рядом.
Взяв ее руку в свою, Артур обратился к Всевышнему со словами короткой молитвы, видимо, очень важными для него. Он просил Провидение, чтобы они с Минни счастливо состарились вместе, чтобы даровал бы им Бог детей, и чтобы были они все здоровы и счастливы, и прожили бы свою жизнь, принося добро себе и другим. Потом он встал с колен, помог Минни подняться и несколько раз нежно поцеловал ее. Она ощутила на губах солоноватый вкус его слез, и сама растрогалась. Словно они обручились еще раз, по-настоящему, без посредников и свидетелей, без суматохи и мишуры свадебной церемонии. Только они двое – и Провидение.
Все так же взявшись за руки, они вышли из храма и долго молча шли по аккуратно посыпанной светлым гравием дорожке. Каким-то образом, она привела их прямо к морю, к небольшой дикой бухте, подальше от шумного пляжа. Артур снял фуражку, будто бы снова вошел в собор. Губы его беззвучно шевелились: он повторял свою молитву здесь, перед могуществом стихии, которая в его сердце олицетворяла Провидение больше, чем рукотворенный храм. Минни все поняла и стояла рядом притихшая, охваченная его благоговением. Море было живым, и сердце кольнула ревность: ведь оно будет забирать любимого от нее, Минни, неумолимо и непреклонно. Небольшие, но исполненные подспудной мощи волны разбивались о берег с величавым спокойствием. И Минни покорилась. «Я не буду тебе соперницей, мы обе будем его любить. Ты только сохрани его для меня, сбереги, а я буду безропотно возвращать его тебе».
По дороге обратно Минни взгрустнулось, и Артур нежно обнял ее за плечи. Он не мог принадлежать только ей, и чувство вины перед женой, ее пониманием и терпением, пронесет через всю свою жизнь.
Где это видано, чтобы грустить во время свадебного путешествия?! Артур внезапно подхватил Минни на руки и закружил под неодобрительными взглядами редких прохожих – дело шло к вечеру. Минни звонко рассмеялась и стала шутливо отбиваться.
Внезапно Артур опустил ее на землю и прижал к себе с такой силой, что Минни вскрикнула.
– Хочу тебя! Прямо сейчас! – прохрипел он.
Желание мужа передалось Минни, по телу прошла сладкая дрожь. Но она все же не удержалась, чтобы не поддразнить его:
– А как же трехдневный карантин? – лукаво спросила Минни, – еще несколько часов осталось!
– Не могу больше терпеть! – его голос прерывался от страсти, и он заглянул жене в глаза, обеспокоенно и виновато.
Вместо ответа Минни прижалась к нему.
Они поспешно, насколько позволяли приличия, добрались до отеля и почти что подбежали к лифту под понимающими взглядами ночного портье.
В спальне Минни первая сбросила на пол пиджак от костюма. Туда же полетела военная форма Артура. Усадив ее на кровать, он опустился на пол и снял с нее ботинки, целуя ее маленькие ступни и лодыжки. Еле скрывая нетерпение, Артур помог ей избавиться от верхней одежды, и Минни, все еще смущенная, юркнула под одеяло в панталончиках и неглиже. Раздевшись за несколько секунд (военная привычка!) Артур нырнул в постель поближе к ней, и вскоре панталончики и прочие ненужные атрибуты присоединились к одежде на полу.
Задыхаясь от желания, Артур привлек жену к себе, и Минни полностью отдалась его ласкам и его страсти. Больше не было напряженности, подспудной тревоги или беспокойства. Напротив, Минни охватило предвкушение уже испытанного блаженства. Но если она думала, что ее ожидает повторение пройденного, то как она ошибалась!
Артур ласкал и любил ее все так же бережно и нежно, но чуть настойчивее были его прикосновения, чуть горячее поцелуи, чуть смелее вели себя его руки. Ласково, но уверенно коснувшись ее колен, он устроил Минни поудобнее, и, подчиняясь ему, она вдруг ощутила какую-то особую негу. Жажда власти над собой вспыхнула в ней с новой силой, и она приникла к мужу с такой готовностью и желанием, что он с восхищением посмотрел на нее. В ту ночь новая раскрепощенная Минни испытала блаженство и восторг, которым не было сравнения, даже с божественной музыкой.
Так прошла целая неделя. Полностью поглощенные друг другом, Минни и Артур и думать забыли об окружающем мире. Они могли быть в Блэкпуле, а могли быть и в Шотландии, или на необитаемом острове или даже на Луне. Вполне привыкшая к подобному поведению обитателей апартаментов для новобрачных прислуга три раза в день сервировала стол в гостиной и исчезала. Каждый раз, когда Минни просыпалась в блаженной истоме, у Артура уже был готов поднос с яствами, который он подавал ей прямо в постель. У Минни проснулся волчий аппетит, и даже Артур ел больше обычного. Он не мог налюбоваться на жену, таким счастьем и здоровьем сияло ее смуглое лицо.
Как то, по прошествии недели, насытившись любовью, Минни с шаловливым выражением на лице, положила ладонь на грудь мужа. Артур взглянул на нее с беспокойством. Он уже знал, что эта озорная улыбка – предвестник какой-то каверзы.
– Милый, а ведь это нечестно…, – протянула она, лукаво прикусив нижнюю губу.
Артур смотрел на нее, настороженно приподняв брови. Минни игриво выводила пальчиком узоры на обнаженной груди мужа.
– Ну вобщем… я для тебя как раскрытая книга, – она хихикнула от сравнения, – ты всю меня видел…и касался.... а я?
– Тааак, – медленно произнес Артур, все еще выжидая, но прекрасно понимая, к чему она ведет.
– Ну… мне ведь тоже хочется … все… увидеть, даже если не потрогать…, – Минни покраснела от своей смелости, но останавливаться не собиралась.
– Потрогать! – Артур даже подпрыгнул на кровати.
– Ну ладно, ладно, – успокоила его Минни, – только посмотреть, ну хоть одним глазком.
– Ты же изучала Давида, – хмыкнул Артур, – значит имеешь общее представление. И он нарочито тяжело вздохнул.
– Каменный Давид ведь мне не муж, я же не донна Анна! – Минни подперла щеку рукой, было так забавно наблюдать смущение ее морского волка. – А мне живого, твоего Давида хочется увидеть, – она надула губки, – а то ведь несправедливо, я так вся у тебя на виду.
Слово «справедливость» всегда действовало на Артура магически, и лукавая Минни себе это уже уяснила.
– Ох, Минни! – вздохнул Артур.
Ну не представление же устраивать, как-то все это неловко, неэстетично. Он любил во всем гармонию и красоту. И, кажется, придумал!
– Ладно, – сказал он примирительно, – твое желание для меня закон, любимая! – глаза его блестнули.
Обвернувшись большим банным полотенцем на манер римского патриция, он накинул на Минни знаменитый пенюар и понес ее в ванную комнату. Там, усадив ее на краешек доселе избегаемой ими джакузи, он открыл до отказа оба крана. Холодная и горячая вода, весело журча и перемешиваясь, быстро заполнила купель, и Артур бросил в нее пригоршню измельченного мыла, тут же наполнившего купальню густой ароматной пеной. Скинув пенюар, Минни соскользнула в глубину купели и притаилась у стенки, затаив дыхание и приоткрыв рот.
Артур, как-то сразу посерьезнев от волнения, медленно сошел в купалню и выбросил наружу мокрое полотенце. У Минни перехватило дыхание от стройности его мускулистой худощавой фигуры. Все так же медленно Артур подошел к жене, взял за руку, повернув ее ладонью вниз и притянул к себе. У Минни перехватило дыхание. Она прикоснулась к чему-то нежному и мягкому, и одновременно сильному и твердому и посмотрела вниз. Потом подняла к мужу сияющие нежностью и любовью глаза.
Артур привлек ее к себе. Что-то особенное случилось между ними. Больше не было тайны, больше не было никаких преград, они действительно стали одним целым, супругами, не просто любовниками.
– Какая же ты умница, Минни! – прошептал он ей на ухо, прижимая к себе.
Минни проснулась, когда рассвет еще только угадывался над темнеющим мениском моря. Ночь была теплой, и они оставили дверь на балкон распахнутой. Артур спал, как всегда, ничком, уткнувшись носом ей в плечо. Его правая рука так уютно обнимала ее, что Минни блаженно вздохнула. Только подумать, ведь всего навсего они женаты две недели, и знакомы всего три, а роднее, ближе этого человека нет никого на всем белом свете. Минни почувствовала укол совести. Двадцать пять лет она прожила с лелеявшими ее родителями, и вот те на – вся их любовь и забота, вроде бы и не в счет! Нет, конечно же она продолжала их любить, но центр ее жизни, ее «мы», ее семья теперь мирно сопел у нее под ухом. Любовь к мужу горячей волной заполнила ее грудь. Минни снова блаженно вздохнула и потянулась от ощущения полного, совершенного счастья.
И тут ее взгляд упал на чуть светлеющий проем балкона, на море, притаившееся снаружи.
Через две недели он уплывет, покинет ее на целых шесть месяцев.
Почему, почему никто не предупредил ее, что она так прирастет к нему?! Почему говорили о чем угодно – симфонии, страхе, боли, стыде, восторге, но только не о той всепоглощающей близости, полном единении, которая установилась между ними почти что сразу? Почему не предупредили, что каждое расставание будет рвать по живому, отрывать от себя свою же плоть, самое родное и близкое?!
Минни почувствовала, что проваливается куда-то в бездну, в бездну отчаяния и безысходности. Контраст с недавним ощущенем полного счастья был настолько велик, что она не удержалась и судорожно всхлипнула.
Артур тут же проснулся и с тревогой вопросительно заглянул жене в глаза.
Минни снова виновато всхлипнула:
– Люблю тебя! – и уткнулась носом ему в грудь.
Артур молча обнял ее. Он все понял.
Нежными долгими поцелуями и ласками ему удалось успокоить жену, и Минни, все еще шмыгая носом, уснула у него на груди.
Зато теперь не спал Артур. Его скулы заострились, глаза сузились, как всегда случалось в минуты принятия серьезных решений. Взгляд упал на обложку непрочитанной вечерней газеты, брошенной на пол перед кроватью. В зарождающемся утреннем свете можно было явственно прочитать заголовок на первой странице обложки, напечатанный крупным жирным шрифтом «Правительство предупреждает: вторая англо-бурская война начнется через три месяца».
Тонкая линия губ растянулась в благодарной улыбке: Провидение подсказывало ему решение.
Минни проснулась в полдень и сладко потянулась, но тут же вспомнила о переживаниях прошедшей ночи. Настроение испортилось. Где же Артур? Его не было рядом с ней в постели, хотя он заботливо оставил для нее поднос с едой и кофе. Не было его ни в ванной, ни в гостиной комнате. Сердце у Минни забилось в панике. Она заметалась по апартаментам и уже собралась было позвонить в колокольчик портье, как взгляд ее упал на записку, оставленную на подносе с завтраком, которую она в волнении не заметила.
Крупным красивым почерком Артура было написано:
«Любимая, я уехал с утренним поездом в адмиралтейство по срочному делу. Не хотел тебя будить. Не скучай, милый Помпончик! Вернусь к вечеру. Твой Ушастик».
Минни подняла с пола вчерашнюю газету и ахнула.
