Поправив на плечах легкую накидку, Минни критически оглядела себя в зеркале и осталась довольной.
Высокое, до самого потолка, огромное четырехугольное зеркало, обрамленное вычурными позолоченными загогулинами у самого входа в Ливерпульскую филармонию,выглядело несколько аляповато. Тем не менее, оно надменно взирало на крутящуюся у его подножья разношерстную публику: величаво выдвигающихся матрон, в сопровождении чад и почтительных отцов семейств, подтянутых, в щегольских темно-синих форменных костюмах, морских офицеров, возбужденную, холеную, и не очень, молодежь: весело щебетавших девушек и бросавших на них украдкой взгляды молодых людей. Собственно, у Главного зеркала, как его все называли, можно было встретить лишь представителей среднего класса.
В филармонии редко появлялась прислуга, матросы или фермеры, им это было не по карману, а если кто-то из них и пожелал бы приобщиться к «высокому искусству», предупредительные стюарды тут же направляли их наверх, на галерку, по узкой боковой лестнице, дабы своим простонародным говором и манерами не смущали они почтенную публику.
Что же касается представителей высшего класса, то те, выныривая из недр внушительных экипажей, проходили мимо Главного зеркала, не останавливаясь и не удостаивая его вниманием, и, по двум парадным лестницам, устланным темно-бордовыми ковровыми дорожками, устремлялись прямо в заказные, а часто и именные, ложи. В этих ложах были свои собственные элегантные овальные зеркала в стиле рококо, шампанское и хрустальные бокалы.
Сегодня в филармонии давали варьете, и Минни с матерью удалось притащить на концерт отца. Страдавший подагрой старый Ричард Стоттерт, кряхтя и мысленно чертыхаясь, равнодушно проковылял мимо Главного зеркала, с тоской вспоминая об оставленных дома мягких шлепанцах, еще нечитанной хрустящей вечерней газете и любимой трубке с янтарным мундштуком. Он с недоумением наблюдал за другими пожилыми мужчинами, суетливо занимающими места в партере и амфитеатре: неужели кто-то из них пришел сюда по собственной воле, или их всех притащили в качестве сопровождающих жены и незамужние дочери?
Тяжело вздыхая, Ричард Стоттерт покорно дожидался у восьмого ряда партера Минни с матерью, которые задержались у Главного зеркала.
Его жена, Эдит, все еще статная, несмотря на солидный возраст и девятерых детей, дама, рассеянно поправляла поясок на шелковом, элегантном темно-коричневом платье с гипюром и кружевами, наблюдая за дочерью, которая кокетливо рассматривала себя в зеркале. Хорошенькая брюнетка, с прямым носиком, густыми вьющимися волосами, у Минни была маленькая, но ладная фигура. Несмотря на тонкую талию, Минни не казалась худышкой, благодаря округлым бедрам и овальной форме лица с пухлыми смуглыми щечками. Но самыми примечательными и притягательными в ее внешности были большие глубокие темно-медовые глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Они мгновенно завораживали и, если на то было желание их хозяйки, могли сразить наповал.
Минни нельзя было назвать красавицей, но ее живость, миловидность и эти бездонные глаза привлекали к ней толпы поклонников с самого первого бала дебютанток, когда восемнадцатилетней барышней она, в первый раз, выпорхнула на мраморный пол ежегодного бала под патронажем мэра Ливерпуля лорда Дарби. Самая младшая дочь Ричарда и Эдит Стоттерт с тех пор пользовалась неизменной популярностью у лучших женихов Ливерпуля и даже графства Ланкашир. Но тот дебют состоялся целых шесть лет назад. Минни уже исполнилось двадцать четыре, и хотя поток поклонников знаменитых глаз не иссякал, Эдит Стоттерт с беспокойством стала задумываться о судьбе младшей дочери, упрямо не желавшей выбирать спутника жизни.
Минни, тем временем, стратегически взбивала кружева, обрамлявшие ее смуглые, оголенные плечи, чтобы подчеркнуть зажатую корсетом грудь. Этот важный атрибут часто доставлял ей беспокойство: Минни казалось, что у нее чересчур маленькая грудь. Длинное, с небольшим шлейфом,облегающее платье, сшитое на заказ из шелковистого льна с металлической ниткой, украшенное кружевами, ей очень шло. Платье было светло-пастельного медового цвета, подчеркивая прелесть и глубину ее глаз.
Минни поправила на нежной шейке одну-единственную нитку розового жемчуга – подарок брата Макса, и только собиралась оторваться от зеркала, как сердце у нее екнуло и ушло куда-то в натертый до блеска пол. В глубине зеркала она увидела приближающуюся статную фигуру во фраке. Мужчина двигался плавно, величаво, но не надменно, с тем самым видом хозяина мира, по которому можно сразу же определить представителя Британской аристократии. Это был ее недавний поклонник достопочтенный Чарльз Стэнли, баронет и сын герцога Дарби. Недавний и отвергнутый.
Минни почувствовала, как ее щеки заливает краска. Краем глаза она заметила, что мать, с сожалением покачивая головой, отвернулась и направилась к отцу, дабы избежать встречи с Чарльзом Стэнли, оставив ее одну пожинать плоды собственного легкомыслия и, как считала Эдит, глупости. Щеки Минни горели. Ей было стыдно. Она из рук вон плохо поступила с Чарльзом, ей не было никакого оправдания! Он же повел себя самым безукоризненным образом, проявляя к ней и к ее семье такое же уважение, как и прежде, и это еще больше добивало Минни и заставляло ее чувствовать себя кругом виноватой.
Чарльз Стэнли подошел к ней, с почтением склонив голову, и осторожно пожал ей руку своей – холеной и мягкой.
– Мисс Стоттерт.
– Мистер Стэнли.
– Минни.
– Чарльз.
– Как удачно, что я вас встретил.
«Удачнее некуда!», – подумала Минни, но вслух ответила учтиво. – Мне всегда приятно вас видеть, Чарльз!
Полноватое белокожее лицо баронета, украшенное маленькими усиками,осветила вежливая улыбка.
– Вы собираетесь послезавтра на ежегодный бал?
– Я еще не решила, – ответила Минни, уже зная, что за этим последует.
– Я послал вам приглашение на бал, и все еще надеюсь, что вы согласитесь, чтобы я вас сопровождал.
– Я его получила, благодарю вас.
Чарльз внимательно и печально посмотрел на нее.
– Уверен, что мое приглашение отнюдь не единственное, как всегда. Но раньше именно я имел честь сопровождать вас, мисс Минни.
Минни вздохнула. Да, раньше она часто выбирала в кавалеры именно его. Конечно же его происхождение и титул ей импонировали, что уж греха таить. Дочь состоятельного владельца сети аптек и производителя газированной воды – и баронет, сын герцога. Кому бы не было приятно ухаживание такого поклонника! Да еще с завидным постоянством. Рядом с ним не оставалось никаких шансов другим – сыну начальника порта или молодому адвокату (с блестящим будущим, как уверяла познакомившая их сестра Лиззи) или кузену мужа сестры Мэгги, студенту-правоведу из Оксфорда, приехавшему проведать двоюродного брата и утопшего в Минниных глазах. И они, и полдюжины других, менее значительных ухажеров, проявляли удивительную изобретательность и прыть, дабы завоевать сердце ускользающей наяды, обеспечивая постоянной работой районного почтальона Стоттертов.
Иные поклонники не выдерживали тягот долгой осады, быстро раскалывались и признавались в любви, становясь, как положено, на одно колено, предлагая руку и сердце, и также быстро получали отказ. Но отказ был с подвохом – полушутливым. Растерянные и запутавшиеся, бедные поклонники продолжали крутиться около кокетки в надежде на перемену погодных условий, так что Миннин антураж не уменьшался.
С Чарльзом Стэнли было по-другому, солидно. Они были знакомы уже целых два года, когда он, наконец-то, решился сделать предложение. Минни, по-привычке, отшутилась и попросила его отложить серьезное объяснение. Он подчинился, но Минни, легкомысленно рассказав о новой победе дома, очень быстро осознала свою ошибку. На нее стали давить: деликатно, осторожно, но она все сильнее ощущала недовольство и недоумение родни. Отец в ее дела не вмешивался, и был бы совсем не против, чтобы любимое чадо осталось жить с родителями: в конце концов, обеспечить ее они смогли бы. Но женская половина семейства – сестры, невестки и, в особенности, мать совершенно искренне не понимали упорства Минни. Вполне справедливо они рассуждали о том, как глупо отказываться от такой великолепной партии, какой счастливой сделает Минни Чарльз Стэнли, какой богатой, наполненной событиями и светскими раутами будет ее жизнь. Пренебречь таким союзом для себя, в конце концов, для семьи – ведь какие возможности открыл бы этот брак для семейного бизнеса, начинающих свои карьеры братьев! Верх эгоизма и глупости!
Минни стала замечать шушуканье за спиной, вздернутые вверх недоуменные плечи, удивленные, а иногда и хмурые, взгляды. Скорее всего, с ее веселым и добродушным нравом, Минни легко перенесла бы недовольство семьи, но, как это часто бывает, именно незначительная деталь, легкая сплетня, вывела ее из равновесия и заставила совершить серьезную ошибку.
Жарким прошлогодним июльским днем она собиралась с друзьями на прогулку, но задержалась в своей комнате дольше обычного и совершенно случайно подслушала разговор, между гостившими у родителей двумя замужними сестрами, устроившими чаепитие в смежной комнате.
– А куда это упорхнула наша кокетка? – спросила Лиззи.
– Кажется, на лодочную прогулку, – низкий голос принадлежал Мэгги.
– С Чарльзом?
– Не думаю, ее ждала целая ватага в нескольких экипажах.
– Неужели она сделает такую глупость и откажет Чарльзу?
– Это будет очень в ее духе. Будто ты не знаешь Минни – классическое избалованное младшее чадо! Вроде бы умна, образована, начитана, – а вот на тебе, вполне способна разрушить свою собственную жизнь! И, главное, кто кем пренебрегает! Если подумать, что лорд Дарби и его супруга вполне благосклонно смотрят на этот брак и готовы с нами породниться!
– Да, мама рассказывала взахлеб, как Минни блистала на званом обеде у лорда Дарби, кажется даже спела свои любимые романсы! Мама уверяла, что леди Дарби почти что назвала ее дочерью при всем честном народе!
– Ну что ж, останется старой девой, постареет, померкнет, будет ловить жалостливые взгляды родни и нянчить наших внуков, хоть какая-то польза!
Именно это саркастическое замечание суховатой и язвительной Мэгги и поразило Минни в самое сердце. Бледная, поджав губы, она вышла из своей комнаты, задумчиво прошла мимо смутившихся и покрасневших сестер к подъезду.
В тот же вечер она ответила согласием на предложение Чарльза Стэнли.
Так уж получилось, что Чарльз заехал к Стоттертам с двумя редкими томами Диккенса, которые у него некоторое время назад попросила Минни. От ужина он отказался, карету не отпустил, и Минни вышла его проводить. На крыльце, несколько замешкавшись, он все же решился на разговор. Глядя куда-то вбок, он сказал:
– Мисс Стоттерт, Минни, вы меня попросили отложить начатый нами важный разговор, и я послушно молчал уже целых два месяца. Может быть сейчас не совсем подходящее время, но не могли бы вы все же прояснить ситуацию? Вы обдумали мое предложение?
Вечерело, и лицо Минни было скрыто тенью большого розового куста, иначе Чарльз заметил бы ее потухшие глаза, сжатые губы, беспомощно опущенные плечи. Набравшись духу, словно прыгнув в ледяную воду, она ответила:
– Я обдумала, Чарльз, и пришла к положительному решению.
Этого Чарльз Стэнли явно не ожидал! Дернувшись, он повернулся к Минни:
– Вы согласны стать моей супругой?!
Вместо ответа Минни только кивнула головой.
– Так это… так это просто замечательно! – Чарльз Стэнли осторожно взял Минни за ладошку и пожал ее. – Я завтра же попрошу вашей руки у мистера Стоттерта, вы уж его подготовьте, хорошо?
Сердце у Минни екнуло.
– Завтра у папы, кажется, визит доктора, вы ведь знаете, у него подагра, давайте лучше в субботу?
Чарльз внимательно посмотрел на нее. Минни улыбалась какой-то натянутой неестественной улыбкой.
– Как вам будет угодно, Минни, – и он отпустил ее сухую ладошку.
«И это все? Вот так все закончилось? Я стала невестой?!» – отчаянно стучало в голове у Минни.
Видимо сообразив, что чего-то не хватает для торжественности момента, Чарльз неловко подхватил Минни под плечо и чмокнул ее в поджатые губы пухлым и неожиданно влажным ртом. Его усики неприятно оцарапали ей верхнюю губу.
«Мой первый в жизни поцелуй!» – Минни готова была разрыдаться от отчаяния.
Каким-то образом дождавшись на крыльце отъезда экипажа Чарльза и даже махнув ему рукой, Минни промчалась через гостиную, бросив на ходу изумленным родителям и сестрам «я ответила согласием Чарльзу», вверх по лестнице, в свою комнату, заперла ее на ключ и упала лицом на кровать, дав волю рыданиям.
Она прорыдала весь вечер и хорошую половину ночи. В ее комнату стучали и скреблись родители и сестры, но она гнала всех прочь.
Чего же им надо?! Они все ведь именно этого хотели! Пусть оставят ее в покое, дадут ей оплакать свои наивные девичьи мечты, свои грезы любви, свои смутные надежды на нежность восторга, на что-то особенное и неизведанное, всегда остающееся за страницами любовных романов! Сколько ночей провела она, фантазируя о романах Эммы и мистера Найтли, или полковника Брэндона и Марианны, разыгрывая в лицах их прикосновения, поцелуи, свадьбу и, самое главное, то, что будет после. Об этом «после» ей было известно не так уж много, так сказать, в общих чертах, и оно манило сладкой истомой, неизведанностью прекрасного. Сколько раз засыпала она в надежде и уверенности, что и с ней случится, вот-вот произойдет необыкновенное, это волшебство, прекрасная, восторженная влюбленность. Но – нет, не случалось, проходило мимо.
И вот теперь все кончено. Ей достались влажные вялые поцелуи безукоризненно воспитанного баронета, его колкие усики, его пухлое тело. Уж лучше бы она сбежала с сыном своего зубного врача, предлагал же он ей, три года назад! По крайней мере, с ним можно было бы не церемониться. А как же откажешь в исполнении супружеских обязанностей осчастливившему твою семью баронету? Уткнувшись носом в подушку, Минни вдруг представила, как будет видеть лицо бедного Чарльза на соседней подушке пять, десять, двадцать, сорок лет, почувстовала его пухлые вялые руки на своем теле и взвыла.
Заснуть ей удалось только к утру, но лучше бы она не засыпала! Приснился ей страшный сон. Будто заперта она в комнате без окон и дверей, а стены медленно и неуклонно на нее надвигаются, совсем как в страшных рассказах По, она мечется, но нет выхода, а стены все ближе и ближе… Минни проснулась, чуть не задохнувшись, с беззвучным криком и колотящимся сердцем.
Спустилась она только к обеду, осунувшаяся, бледная, с черными кругами под глазами. Сестры уже разъехались, за столом царило молчание. Минни медленно крутила ложкой в тарелке супа. Молчание прервал отец:
– Минни, детка, если тебе так не хочется…
– Остановись, отец! – строго перебила его мать. – Это обычные девичьи слезы. Я тоже проплакала не одну ночь перед свадьбой с тобой.
– В самом деле? – пораженно спросил Ричард Стоттерт.
– Представь себе! И ничего, прожили жизнь счастливо, девятерых воспитали, как никак! И у нее все пройдет.
– Мне казалось, ты была в меня влюблена, – смущенно проговорил Ричард.
– И рассудила, каким хорошим человеком ты был, – улыбнулась мать, потрепав его по руке. – Минни, ты только подумай, какой будет твоя свадьба, о ней напишут во всех газетах, какие будут на тебе украшения, платье!
Минни ее словно не слышала, думая о чем-то своем, печальном.
– Минни, я полагаю, что Чарльз вскоре навестит нас? – ласково спросил Ричард.
– Да, папа, в субботу, – еле слышно выдохнула она.
– Значит завтра? – встрепенулась мать. – Что ж ты молчишь, надо же подготовиться к такому важному визиту, может быть и леди Дарби приедет!
– Уже завтра…? – пролепетала Минни, ее глаза сразу же наполнились слезами, и она убежала в свою комнату, так ничего и не поев.
Минни снова прорыдала весь вечер, часам к девяти у нее началась нервная икота, и Ричард Стоттерт не выдержал. Строго отмахнувшись от протестовавшей жены, он ворвался в комнату Минни, присел к ней на кровать и обнял ее. Минни, все еще рыдая, повисла у него на шее.
– Ну-ну, будет-будет, – ласково утешал ее Ричард, высмаркивая ее носик своим большим мужским носовым платком, – я тебя, маленькая моя, в обиду не дам никому! Не разрешу нашим бабам сделать тебя несчастной. Думаешь не знаю, откуда уши растут у этой истории? Сейчас же напишем письмо с отказом, и отправим с прислугой.
– Правда, папа, папулечка?! – Минни не верила своим ушам. – А что же мы скажем?
– Что-нибудь придумаем! Скажем, что ты не готова выйти замуж, что согласилась, так как лучше него никого нет, но поняла, что семья и дети не для тебя. Что ты хочешь остаться жить с нами, поддерживать родителей в старости.
Минни с тревогой заглянула отцу в глаза.
– Это я так, для отговорки, чтобы подсластить пилюлю! – успокоил ее Ричард.– Наломала ты дров, конечно же, своим согласием! Бедный Чарльз, чем он заслужил такое оскорбление… Хоть бы со мной посоветовалась!
Минни снова захлюпала носом. Действительно, почему она не открылась отцу?
– Вы оба помутились разумом, – ворчала разочарованная мать. – Мало того, что отказываетесь от такой партии, так еще и со скандалом!
Но скандала не случилось. Чарльз Стэнли, получив утром послание от Минни, принял отказ стоически и, почему-то, уверил себя, что все это временно, и их союз все же состоится. О ее недавнем согласии не было известно никому. Видимо, Чарльз сам не был уверен в чувствах Минни к нему и решил подождать официальной помолвки, прежде чем рассказывать семье и друзьям. Тем не менее, он ответил в письме, что вполне понимает и восхищается привязанностью Минни к родителям, и что его предложение остается в силе. Минни бы предпочла, чтобы он его забрал совсем, но и так можно было перевести дух.
С тех пор обе семьи продолжали встречаться на светских раутах и концертах. Чарльз вел себя с Минни подчеркнуто вежливо и предусмотрительно, но несколько отдалился, и стал реже показываться в их общих компаниях. Минни быстро оправилась, вновь обрела свою искрометную беззаботность, и даже была благодарна Чарльзу, что он помог ей лучше узнать себя, свои желания и надежды. Она поняла, что никогда больше не пойдет на компромисс, что либо она действительно останется жить с родителями, либо влюбится без оглядки, как ей всегда мечталось. Последнее, правда, что-то никак не происходило.
И вот, почти что через год, Чарльз Стэнли, удостоверившись, что у Минни и в самом деле нет другой серьезной привязанности, вновь предпринял попытку к сближению, прислав ей приглашение на ежегодный Ливерпульский бал. И сейчас он стоял перед ней у Главного зеркала, почтительно склонив голову. Минни вдруг разозлилась, что ей приходится все время оправдываться. Она уже овладела собой после первого смущения, и даже улыбнулась.
– Да, в прошлом году именно вы сопровождали меня на бал, я прекрасно помню, Чарльз. И да, я получила несколько приглашений. Я подумаю и дам вам знать, – и с этими словами Минни горделиво откланялась, дав понять, что разговор окончен.
Ричард Стоттерт,тем временем, устал стоять на больных ногах и уже уселся рядом с женой, оставив для Минни крайнее место у прохода, хотя обычно она сидела между родителями. Кто бы мог предположить, что этот приступ подагры старого Стоттерта сыграет в жизни Минни такую важную роль?
От встречи с Чарльзом Стэнли и всех нахлынувших воспоминаний у Минни испортилось настроение. И почему это Чарльз не оставит ее в покое? Или найдет себе невесту, женится, и Минни сможет избавиться от этого гнетущего чувства вины за нанесенную ему обиду? В конце концов, сколько лет ей еще страдать и чувствовать себя виноватой?! Что за наказание?! Расстроенная, Минни прибавила шагу, так как уже прозвенел третий звонок колокольчика, и почти подбежала к восьмому ряду партера.
Боковым зрением, она увидела, как вслед за ней спешит к своему месту кто-то еще, в форме лейтенанта военно-морского флота. Чтобы не столкнуться с офицером, она резко повернулась и, запнувшись каблуком за ступеньку, чуть было не упала. Минни тихо вскрикнула, и тут же офицер, ловко и грациозно, «как пантера», почему-то промелькнуло у Минни, подскочил к ней и удержал ее, подхватив под локоть сильной и мозолистой ладонью.
Минни обернулась, вежливо улыбаясь, но слова благодарности застыли у нее на губах. Кто-то там, совсем наверху, наверное, тоже зазвонил в колокольчик, и темно-медовые роковые глаза наконец-то нашли себе достойного противника.
В лицо Минни словно фонтан брызнули невозможного голубого цвета искры и ослепительная улыбка, полная такого восхищения, что у Минни перехватило дыхание. Никто из ее поклонников никогда не смотрел, либо не смел смотреть на нее такими глазами! Минни показалось, что эта пара пронизывающих голубых глаз, как молния, осветила уже темнеющий зал. Завороженная, она пролепетала какие-то слова благодарности, а офицер, не отвечая, продолжал смотреть на нее с восхищением, какой-то странной нежностью, и что-то еще, непонятное и волнующее, было в этом взгляде. Минни совсем растерялась.
Незнакомец, наконец, отпустил ее локоть, и Минни бессильно опустилась в свое кресло в полном смятении. Рядом с ней, уютно устроившись, мирно посапывал отец. Минни подобрала выпавшую из его рук программку и стала ее рассеянно перелистывать, но что было в ней написано, уяснить никак не могла.
Незнакомый офицер занял свое место непосредственно за ней. Минни ощущала (хотя как это могло быть?!) что его взгляд ласкает ее оголенные плечи и нежную шейку, опускается вниз к покрытой кружевами груди. Тело вдруг стало жить своей, отдельной от разума, жизнью. Ей показалось, что ее кожа покрылась пупырышками, и она с испугом прикоснулась к плечам, но они были по-прежнему гладкими. Вдруг изогнулась ее спина, затвердели грудки, а там, где-то внизу заныло так сладко, что Минни еле удержалась от стона. Вначале ее охватило смятение, что же это происходит, в самом деле?! Она ведь даже не знает этого человека, как такое может быть? Неужели.... Неужели она наконец-то влюбилась? Вот так, как в самых шаблонных романах, с первого взгляда? И тут, как по волшебству, со сцены зазвучала ария Далилы, ее любимая, такая чувственная, такая призывная.
Repond a ma tendresse!
Repond a ma tendresse!
Ответь на мою нежность!
Минни перестала бороться с собой. Откинувшись в кресле, закрыв глаза, всем телом чувствуя присутствие незнакомца, его взгляд, она отдалась этим необыкновенным и новым волнующим ощущениям под волшебную музыку Сен-Санса.
«Боже, сделай так, чтобы это блаженство никогда не кончалось, останови время, пусть это мгновение продолжается вечно!»
Что же было еще такого особенного, неразгаданного в его взгляде? Что-то ускользающее, негромкое, подспудное… Ах вот оно – обещание, обещание прекрасного, неизведанного.
Кончилась ария Далилы, раздались бурные аплодисменты, и Минни очнулась от наваждения. И тут ее охватила тревога. А вдруг ей все показалось, а вдруг она нафантазировала и ничего особенного не было в улыбке и взгляде незнакомца? А если и того хуже – все это было, но закончится концерт, они разъедутся, и она никогда в жизни его больше не увидит? Она его и разглядеть-то как следует не успела! Минни охватила паника. Надо было что-то предпринять, что-то сделать, чтобы не потерять его навсегда, но что и как?
И тут ей пришел в голову дерзкий план. Неподобающий для молодой девицы на выданье, смелый и бесшабашный. Благо фигура мирно спящего отца заслоняла ее от бдительного ока матери. У нее на головке была заколка с бутоном чайной розы. Если ее отстегнуть, она упадет прямо к ногам офицера. Незнакомец вполне может разгадать ее хитрость, ну и пусть! Дерзать так дерзать!
Стараясь незаметно поправить локон над ушком, Минни потянулась к заколке. К счастью, застежка легко отошла, и, с глухим стуком, заколка упала где-то позади. Минни затаила дыхание. Почти сразу же сзади раздался шорох, и глубокий грудной голос, от которого мурашки пробежали по спине, тихо произнес прямо у нее над ухом:
– Мисс, вы обронили заколку.
Минни медленно обернулась, стараясь казаться рассеянной. Она потянулась, чтобы забрать заколку, но офицер удержал ее руку в своей, мозолистой и твердой.
– Лейтенант военно-морского флота Артур Генри Рострон.
– Минни Стоттерт. Этель Минни Стоттерт, – поправилась она.
И тут лейтенант нежно поцеловал ей руку.
Ахнув и выхватив цветок, Минни отвернулась. Понял! Он все понял! Ее решимость улетучилась, как могла она так себя унизить! Но голубые блестящие глаза и грудной низковатый голос продолжали ее преследовать весь оставшийся вечер, а нежный поцелуй жег ей пальцы. Собственно, что именно давали в тот вечер в филармонии, кроме голубых глаз и Сен-Санса, Минни не имела никакого представления. Так же как и Ричард Стоттерт, мирно проспавший и концерт, и разразившуюся рядом с ним драму. Его растолкали перед самым занавесом.
Не отрывая взгляда от натертого паркета, Минни помогла отцу выбраться из кресла, а когда все же осмелилась оглянуться, лейтенанта уже не было видно в толпе. Минни как будто осиротела. Все кончено! Мимолетное знакомство не состоялось. Но она все же была благодарна Рострону – так, кажется, его звали, за прекрасные минуты, несбывшийся мираж любви.
Вместе с родителями, Минни грустно пробиралась к выходу.
– Мэм, разрешите обратиться! – раздался позади звонкий низковатый голос.
Минни вздрогнула. Быть того не может! Стоттерты остановились, не сразу сообразив, к кому же обращается стройный худощавый молодой лейтенант в темно-синей флотской форме, и фуражке, по уставу зажатой в левой руке.
А обращался он к Эдит Стоттерт.
– Лейтенант военно-морского флота Британии Артур Генри Рострон. Имею военные награды. Разрешите познакомиться с вашей дочерью!
Такого еще никогда не бывало! Обычно, молодые люди, жаждавшие познакомиться с девушкой, должны были найти общего и всеми уважаемого знакомого, который бы их представил друг другу. Ошеломленное семейство Стоттертов перекрывало дорогу выходящим из театра людям. Лейтенант вопросительным жестом указал на высокое викторианское окно у самого выхода, и они все невольно подчинились, отделившись от общего потока зрителей.
– Простите мне мою дерзость, но я здесь в театре никого не знаю, чтобы меня представили, – его голубые глаза светились под густыми, соломенного цвета бровями. – Мисс … и он повернулся к Минни вопросительно, ничуть не выдав того, что они уже знакомы.
– Этель Минни Стоттерт, – сказала она смущенно, принимая игру. – Меня все зовут Минни.
– Миссис Стоттерт, – снова обратился лейтенант к Эдит, – вы позволите мне пригласить мисс Минни завтра на прогулку? – Голубые глаза пронзили Эдит насквозь, она даже смутилась.
– Но что скажет моя дочь? – произнесла она с некоторым сожалением, зная, какое разочарование предстоит этому молодому офицеру, который, самым невероятным образом, успел ей понравится за эти несколько минут.
– Я согласна! – ответила Минни быстрее, чем того позволяли приличия.
Эдит с изумлением воззрилась на дочь, а на лице не менее удивленного Ричарда Стоттерта появилась понимающая улыбка.
– Если вы мне дадите ваш адрес, я заеду за мисс Минни после ланча? – радостно выпалил лейтенант, его невозможные глаза теперь излучали такую радость, что улыбнулась даже суровая Эдит.
Тем не менее, неизвестно с кем она дочь отправлять на прогулку не собиралась.
– Нет, – твердо сказала Эдит, – раз уж вас некому представить, то мы должны сами с вами как следует познакомиться. Приходите завтра в два часа дня к нам на ланч, а там уж мы и решим насчет прогулки. – И Эдит достала из сумочки визитную карточку.
– Почту за честь! – лейтенант красиво щелкнул ботинками, радостно забирая карточку. И добавил просто и непосредственно. – Большущее вам спасибо!
Он пожал руку всем троим и проводил их до экипажа. Заботливо и ловко помог залезть в карету Ричарду с его подагрой, подсадил Эдит и Минни. При этом не позволил себе с Минни никакой вольности, как то пожать ей украдкой ручку, или прикоснуться, и Минни это очень понравилось. Уже когда все уселись, лейтенант вдруг спросил:
– Не приходится ли вам родственником молодой Максвелл Стоттерт, Макс, как мы все его зовем?
– Макс?! – с удивлением воскликнула Эдит. – Так это же наш сын, старший брат Минни! Что же вы сразу не сказали, что вы – друг Макса?!
– Мы хорошо знакомы, еще с колледжа. Мир тесен, – улыбнулся лейтенант, – а не сказал, чтобы не повлиять на ваше решение.
Стоттерты смотрели на него с удивлением. А он, повернувшись к Минни, сказал просто и прямо:
– Я так счастлив, что увижу вас завтра!
– Я буду ждать вас, – ответила Минни тихо, и сама не поверила, что произнесла эти слова.
Дверцы кареты закрылись, и она отъехала от театра. Минни обернулась. Лейтенант смотрел им вслед – долго, пока карета совсем не скрылась из виду.