Альфред Леманн
Иллюстрированная история суеверий и волшебства
Гипноз и аутогипноз
Общая характеристика гипноза
Из всех душевных и телесных изменений, вызываемых внушением, кажется, всего легче получается сон. Многие люди делаются сонными и начинают зевать от одного вида такого состояния у других. Понятно, почему большинство людей легко поддаются усыплению, когда им описывают явления сна: расслабление членов, отяжеление век, замедление дыхания и т. п. Если рассказ сопровождается удобным положением тела, причем устраняется все рассеивающее и отвлекающее внимание, то обыкновенно субъект очень скоро чувствует расположение ко сну, если, конечно, не будет думать о другом и тем препятствовать действию внушения. Такими способами можно усыпить 90 % всех людей, хотя и здесь, конечно, сказываются индивидуальные различия в восприимчивости к внушению, почему и не все одинаково легко поддаются усыплению.
Сон, вызванный путем внушения, называется гипнозом. От нормального сна он отличается присутствием внимания. В обыкновенном сне внимание совершенно уничтожается, при гипнозе же оно односторонне сосредоточивается на личности гипнотизера и исходящих от него внушениях. Таким образом, получается лишь частичный сон, так как до сознания еще доходят впечатления из той области, на которой сосредоточено внимание. Впрочем, глубина гипнотического сна может быть различна: чем крепче он становится, тем меньше внешних впечатлений доходит до сознания гипнотизированного. При наиболее легкой форме гипноза перестают действовать хорошо огражденные внешние чувства: зрение, вкус, обоняние, может быть, также мышечное чувство, между тем как слух и осязание еще сохраняют впечатлительность. При более глубоком сне загипнотизированный воспринимает только слуховые впечатления. Наконец, при сильном гипнозе является феномен «изолированного состояния», заключающийся в том, что гипнотизированный слышит только то, что говорит гипнотизер – весь остальной внешний мир для него не существует, так же как для спящего в нормальном сне.
Этой односторонней концентрацией внимания на внушении, в связи с полной обособленностью личности от всего остального, объясняются все явления гипноза. Последний отличается прежде всего чрезвычайным усилением восприимчивости к внушению, которая становится тем сильнее, чем глубже сон. Это понятно, так как восприимчивость эта на том именно и основана, что индивидуум утрачивает способность владеть вниманием и оно сосредоточивается в одном направлении. Чем глубже сон и чем меньше число работающих органов чувств и число представлений, оставшихся в распоряжении загипнотизированного, тем менее он способен найти в своем сознании мотивы для произвольного направления внимания, другими словами, восприимчивость к внушению растет пропорционально глубине сна. Пока гипноз легок, индивидуум (хотя частично) владеет своим душевным строем и может распоряжаться вниманием в пределах еще доступного ему круга представлений. В этом состоянии индивидуум воспринимает не всякое внушение и может сопротивляться представлениям, которые ему пытаются навязать. Характерной чертой такого поверхностного гипноза является невозможность управлять произвольными движениями: глаза не открываются, члены находятся в каталепсии, т. е. бессильны – они сохраняют то положение, которое им придано; зрительные, обонятельные и вкусовые впечатления, по-видимому, тоже не могут быть вызваны по произволу. Постепенно, по мере усиления гипноза, способность контроля и управления вниманием ограничивается и, наконец, совершенно исчезает: восприимчивость к внушению достигает высшей степени.
Словесное внушение не есть единственное средство вызывать гипнотический сон. Многие гипнотизеры заставляют пациента смотреть на блестящий предмет или применяют так называемые магнетические пассы, которые состоят из ряда равномерных и правильно чередующихся поглаживаний по телу субъекта. Во всех этих методах, вероятно, действуют перемежающиеся повторные впечатления, которые имеют в себе нечто снотворное. Многие люди могут привести себя в гипнотическое состояние, прислушиваясь постоянно к однообразно повторяющемуся шуму, вроде падения дождевых капель, тиканья часов и т. п. По-видимому, даже упорная, невыносимая боль может вызвать род гипнотического сна. Такие методы иногда не требуют даже присутствия гипнотизера – субъект впадает в гипноз сам собой, и тогда явление носит название аутогипноза, отличающегося от обыкновенного тем, что заснувший не сохраняет сношений даже с одним лицом. Такое состояние не свободно от опасности, так как индивидуум становится совершенно недоступен внешнему миру и с большим трудом может быть пробужден. Лица, часто подвергавшиеся гипнозу, впадают в него от одного желания его или представления о нем. Психическое содержание таких аутогипнотических состояний определяется теми впечатлениями, которые владели вниманием в момент засыпания. Эти представления могут послужить исходной точкой самовнушений и производить такое же действие, как и внушение со стороны гипнотизера.
Теперь нам предстоит подробнее остановиться на разнообразных изменениях, вызываемых в разных психических областях. Мы увидим, что все они могут быть легко объяснены, если считать гипноз частным сном при очень повышенной восприимчивости к внушению, являющейся последствием односторонней концентрации внимания. При этом мы рассмотрим состояние чувств, воспроизведение представлений, произвольные движения и органические изменения; конечно, все это в пределах того, что необходимо для нашей специальной темы, т. е. суеверий.
Само собой разумеется, что существует разница между «уснувшими» и «бодрствующими» во время гипноза чувствами. Первые не воспринимают внешних впечатлений, и такая недеятельность их может дойти до полной анестезии, при которой индивид не чувствует ни малейшей боли даже при сильных ранениях организма, так что при глубоком гипнозе можно так же безболезненно производить малые операции, как под хлороформом. Напротив, «бодрствующие» чувства, особенно слух, достигают во время гипноза такой высокой степени впечатлительности и остроты, что воспринимают раздражения, неуловимые в нормальном состоянии. О значении этого явления при передаче мыслей было говорено выше. Повышается восприимчивость не только слуха: посредством внушения гипнотизера, а у лиц, часто гипнотизируемых путем самовнушения, могут быть также возбуждены и гиперестезированы чувство осязания и зрения. Это явление, т. е. гиперестезия внешних чувств, играло большую роль в истории суеверий, послужив главной исходной точкой признания у сомнамбул высших магических сил.
Хотя спящие чувства недоступны новым внешним впечатлениям, но в их сфере могут возникать ясные воспоминания. Слова гипнотизера, проникая в сознание загипнотизированного, вызывают зрительные, вкусовые и обонятельные ощущения, подобно тому, как при нормальном сне сильный шум может послужить исходной точкой для сновидения. И как в нормальном сне грезы принимают характер галлюцинации, потому что индивид не имеет над ними власти и не может их контролировать, так и у загипнотизированного по той же причине внушенные образы получают характер галлюцинаций, с яркостью действительных явлений. Обыкновенно принимают, что галлюцинации могут быть внушены только при глубоком гипнозе, но это не совсем правильно. Раз какое-нибудь внешнее чувство не функционирует, то все возникающие в его области субъективные образы могут стать галлюцинациями. Я лично убедился, что даже в самых легких степенях гипноза можно вызвать вкусовые и обонятельные галлюцинации, если обставить дело так, чтобы испытуемый не мог проверить представления с помощью еще бодрствующих чувств. Загипнотизированный с удовольствием пьет вино из пустого стакана и с довольным видом вдыхает отвратительные запахи, о которых ему внушено, что они приятны. Можно было предположить, что в данном случае мы, в сущности, вовсе не имеем дело с галлюцинацией и что данное лицо только из любезности делает вид, будто верит словам гипнотизера; однако мы имеем положительное доказательство галлюцинаторного состояния гипнотизированного, так как чувство удовольствия выражается на его пульсовой кривой, записанной плетисмографом. Если же мы при тех же условиях пожелаем вызвать зрительную галлюцинацию, то это не удается, так как при легком гипнозе субъект еще слишком хорошо владеет представлениями в этой области. Правда, он чувствует, что его глаза действительно несколько отуманены, но все же он еще достаточно бодр, чтобы смеяться над попытками гипнотизера внушить зрительную галлюцинацию при легком гипнозе, это удается лишь тогда, когда перестают функционировать осязание и мышечное чувство, так что индивид теряет сознание состояния своего организма.
Память при гипнозе обыкновенно обостряется. Многие, даже совершенно незначащие происшествия, о которых лицо в нормальном состоянии утратило всякое воспоминание, очень ярко всплывают при гипнозе. Это явление также, вероятно, зависит от односторонней концентрации внимания. Если приказать спящему припомнить что-либо, то приказание исполняется, потому что внимание идет прямо к указанной цели, не путаясь в побочных представлениях, как это бывает в нормальном состоянии. Таким образом, во время гипнотического сна мы имеем гиперемнезию, т. е. обостренное состояние памяти, после же пробуждения от глубокого гипноза полную амнезию, т. е. абсолютное забвение всего происшедшего во время гипноза. Однако при повторении гипнотического сна воспоминание о предыдущем гипнозе снова появляется. Естественно, что в гипнотическом сне можно гораздо легче внушить известные поступки и определенные органические изменения, чем в бодрствующем состоянии. На этом основана важная роль гипнотизма в терапии.
Особый интерес представляет явление двойной личности – состояние, которое легко может быть получено при глубоком гипнозе. Выше мы уже упоминали, что самосознание личности слагается из суммы ощущений, получаемых в каждый данный момент от всех органов индивидуума. Каждое изменение в состоянии организма производит соответствующие изменения в этих ощущениях, и вследствие того до известной степени изменяется знание личностью своего «я». Небольшое нездоровье может, напр., очень энергичного и трудолюбивого человека сделать несклонным к работе. С возвращением здоровья возвращается и жизненная энергия, и трудолюбие. Для некоторого изменения в нашем «я» нет нужды даже и в таких ничтожных нарушениях здоровья. В парадном мундире с высоким воротником человек чувствует себя иначе, чем в удобном рабочем костюме, в тяжелых ботфортах – иным, чем в легких бальных сапогах. Даже те, кто не придает никакого значения платью, испытывают его влияние, так как оно вызывает известные кожные ощущения и, таким образом, до известной степени видоизменяет личность человека. В глубоком сне, как нормальном, так и гипнотическом, все эти внутренние ощущения прекращаются, и с ними временно исчезает и самосознание личности. Если у загипнотизированного вызвать путем внушения ряд органических ощущений, не свойственных его собственному «я», то в нем параллельно с этим рождается галлюцинация такого рода, что он сознает себя другим лицом. При опытах это делается так, что пациенту внушают, что он школьник, генерал, проповедник и т. п., и он будет действительно чувствовать, мыслить и действовать, как соответствующее лицо, приспособляясь к имеющемуся у него запасу представлений. Никакой актер не сыграет так превосходно роли другого лица, потому что актер сознает, что он играет комедию, что он в действительности не то лицо, которое он изображает, тогда как загипнотизированный не изображает постороннего, а в известной мере сознает себя именно таким лицом. Насколько значительны могут быть изменения, сопровождающие такого рода внушения, видно из того, что даже почерк загипнотизированного изменяется при этом в соответствии с характером изображаемого им лица. Очень наглядно это явление выразилось в эксперименте, сделанном известным писателем об оккультизме, Кизеветтером, над одним человеком, которому он внушил, что он Фауст, сидит и пишет в своей башне в Маульбронне. Моментально почерк молодого человека изменился и принял средневековый характер, совершенно не похожий на его обыкновенный почерк, как это видно из приложенного здесь образчика.
Рис. 89
Подобные опыты повторялись неоднократно и всегда давали положительные результаты. У многих лиц можно достигнуть того, что внушение исполняется не только во время гипноза, но и после пробуждения. Для этого загипнотизированному приказывают сделать то или другое спустя известное время после пробуждения. Если объект вообще пригоден для такого рода опытов, то он в указанное время исполняет приказ так же точно, как сделал бы это во время гипнотического сна. Приведу следующий пример.
Одному молодому студенту я сделал во время гипноза внушение, что он после пробуждения не будет в состоянии зажечь спичку в лаборатории, где производились опыты. Внушение подействовало, и результат даже превзошел мое намерение; в течение полугода студент не мог сделать этого, даже когда я сам просил его, если в моем тоне слышалось малейшее сомнение. Вне лаборатории зажигание спички не представляло для него никакого затруднения. По прошествии полугода, окончив работу в лаборатории, он перестал посещать ее, так что я его редко видел, и постепенно его странность изгладилась. Но пока это явление продолжалось, оно было очень неприятно для данного лица, так как он служил часто предметом насмешек. Этот пример очень поучителен: если внушение неприятного свойства обнаруживает такую стойкость, то внушения противоположного характера, действие которых приятно для данного лица, должны сохраняться еще дольше. Поэтому больной, получивший сильное гипнотическое воздействие от чудотворца-врача, может всю свою жизнь верить в свое скорое выздоровление и чувствовать себя лучше, хотя бы на самом деле в состоянии его здоровья и не было никакого улучшения.
Значение гипноза дня суеверий
Существенное значение гипнотических явлений для суеверия состоит в том, что они много способствовали укреплению известных верований и воззрений. Эти воззрения, которые, по-видимому, находили себе подтверждение в явлениях гипноза, были очень разнообразны, и так как причины, лежащие в основе этих явлений, были неизвестны, то на них смотрели именно сообразно с господствующими теориями. Так, напр., врач часто применял к больному гипнотическое внушение, и сам не зная, в какое ненормальное состояние приводит он своего пациента. Поэтому суеверные воззрения, которые в такой значительной мере соприкасались с врачебным искусством, находили себе все большее подтверждение в гипнотических феноменах. Не меньшее значение имели явления и при процессах ведьм, причем на них смотрели как на действие дьявола. Наконец, в последнее время самовнушение играло немалую роль в чудесах спиритических сеансов: здесь, разумеется, приписывались духам те явления, которые коренились в ненормальном состоянии сознания медиума. Мы в кратких чертах перечислим здесь гипнотические явления, наблюдавшиеся в разные времена при разных обстоятельствах.
Гипноз при врачевании. «Священный сон» древних большей частью сопровождался помазыванием и поглаживанием тела. Теперь мы знаем, что такие манипуляции суть одно из средств вызвать гипнотический сон, в который, вероятно, и впадали больные. Поэтому излечение везде, где оно было возможно, являлось, вероятно, результатом самовнушения. Пациент верил, что получит исцеление от богов, и глубокая вера оказывала свое действие. То же самое мы можем наблюдать и в наши дни у разных чудесных врачевателей с такими же результатами. Под именем «животного магнетизма» гипнотизм уже занимает целый отдел в истории медицины. Первые зародыши этой теории мы находим в применении Парацельсом древнего учения о взаимном притяжении однородных предметов. Все, что, по его мнению, проявляет притягательную силу, Парацельс называл магнитом. Из этой теории непосредственно проистекло оригинальное врачевание симпатическими средствами. Теория Парацельса получила дальнейшее развитие в руках Ван Гельмонта и Роберта Флуда и ими приведена в систему; с другой стороны, она приобрела и много противников. Самым энергичным сторонником этого учения явился Франц Антон Месмер, родившийся в 1733 г. в Ицнанге на Боденском озере. Он получил воспитание в монастыре и должен был изучать теологию, что ему, однако, не нравилось, так как он чувствовал наклонность к философии. Затем он получил разрешение изучать права и для этого поехал в Вену, но через шесть лет это занятие ему надоело; он начал изучать медицину и в 1766 г. получил диплом доктора медицины за диссертацию «De influxu planetarum in homeinem». В этой работе он приводит ряд положений, заимствованных у Парацельса и Ван Бельмонта, о взаимодействии разных тел. Он утверждает, что существует взаимодействие между планетами, землей и одушевленными телами. Причиной этого явления должно считать разлитую повсюду, необычайно тонкую жидкость, воспринимающую, разносящую и передающую всякое движение. Это взаимодействие совершается по неизвестным пока еще законам. Способность животного тела воспринимать влияние небесных светил и взаимно влиять на окружающие предметы будет всего понятнее, если сравнить ее с магнетизмом, а потому ее и можно назвать «животным магнетизмом».
Месмер находил часто подтверждение своей теории при лечении больных. Наружность он имел внушительную, пристальным взором и ручными пассами он погружал своих пациентов в гипнотический сон, делавший их очень восприимчивыми к его врачебным внушениям.
Так как он не знал причин этого явления, то считал его следствием исходящего из его тела магнетизма. Но не все поддается лечению «магнетическим способом», и Месмер не был в состоянии выполнить некоторых своих обязательств; поэтому он принужден был покинуть Вену и в 1779 году прибыл в Париж, где он так широко сумел себя разрекламировать, что скоро получил огромную известность. Пациенты являлись к нему в таком числе, что он не был в состоянии всех их магнетизировать самолично. Ввиду этого был устроен знаменитый «baquet» – чан с водой, из которого во все стороны расходились железные полосы и за них держались больные.
Рис. 90. Ф. А. Месмер
Сам Месмер в это время торжественно ходил кругом под звуки музыки, в сопровождении ассистентов, и магнетизировал больных, пока одни не впадали в гипноз, а другие не получали истерических припадков, которые назывались «кризисами». Но, так как подобные припадки не всегда кончались благополучно и в некоторых случаях имели своим последствием даже смерть пациентов, то правительство назначило две комиссии, которые должны были высказать свое мнение о теориях и лечении Месмера. Обе комиссии дали очень неблагоприятное для него заключение. По их мнению, никакой магнетической силы не существовало, а все дело основано было на воображении и подражании; «кризисы» же представляют большую опасность для здоровья. Мнение это было повсюду опубликовано; все потеряли доверие к Месмеру, который удалился из Франции и умер в 1815 году в Меерсбурге на Боденском озере.
Однако с крушением Месмера не погибло его учение, так как многие его последователи и ученики продолжали разрабатывать способы магнетической терапии. Не прибегая к рекламе, они делали научные наблюдения и потому открыли многие важные явления гипнотизма. Однако теория «животного магнетизма» еще долго держалась рядом с возникающим и развивающимся научным объяснением гипнотических явлений. Даже на первом конгрессе для разработки экспериментальной психологии, бывшем в Париже в 1889 году, после долгих прений, в которых принимали участие все выдающиеся деятели в области гипнотизма, было признано, что нет возможности установить, чем существенно отличаются явления гипноза от состояния, вызванного магнетическими пассами. Первым ответил точно на этот вопрос Альберт Молль в своей работе «Соотношение в гипнозе» («Rapport in der Hypnose», Берлин, 1892). Он доказывает многочисленными опытами, что нет никакого различия между душевными состояниями, вызванными посредством тех или других приемов, и что животный магнетизм, как научная теория, должен сойти со сцены.
Рис. 91. Baquet Месмера
Maleficium Taciturn itatis (Заговор молчания). В протоколах процессов ведьм записано нередко, что обвиняемый как будто не замечал мучений пытки, во всяком случае ничем не выдавал своей боли, упорно отмалчиваясь на все вопросы. Это явление называлось «заговором молчания» и считалось очень сильным доказательством вины, так как, очевидно, только с помощью дьявола обвиняемый мог получить такое бесчувствие.
Как понимали дело в этом случае, видно лучше всего на примере, взятом из «Cautio criminalis» Фридриха Спи (1631). «Один священник, присутствовавший обычно при пытках несчастных грешников, однажды увидал такого, который не хотел или не мог ответить на предлагаемые ему вопросы и висел на дыбе неподвижно с закрытыми глазами. Чтобы убедить судей, что это молчание достигнуто колдовством или что черт заткнул ему глотку, он дал такой совет: временно приостановить допрос и завести веселый разговор о посторонних предметах. Когда судьи действительно заговорили о другом и несчастный человек почувствовал, что муки пытки вдруг прекратились, то он открыл глаза, чтобы узнать, в чем дело, а может быть, в надежде на окончание пыток. Священник, очень довольный успехом опыта, воскликнул: „Смотрите, господа, когда мы болтаем о посторонних вещах, он просыпается, а когда он должен был признаваться в колдовстве, то, вместо того чтобы отвечать на вопросы, он спал. Сомневаетесь ли вы теперь еще, что он заколдован? Разве возможно, чтобы этот плут выдержал такие пытки без помощи дьявола, который его усыплял? Теперь давайте-ка попробуем еще немножко над ним наши инструментики».
Из этого рассказа, который, прежде всего, может служить примером разумного и человеческого отношения при допросах, нельзя решить, был ли пытаемый в обмороке или дело обстояло иначе, но в других актах говорится ясно, что несчастные весело болтали, точно не замечая и не ощущая ни малейшей боли при пытках. Это, конечно, невозможно при обмороке, значит, здесь было такое состояние, при котором субъект мог слышать вопросы и отвечать на них, но был совершенно нечувствителен к боли. Здесь мы наверное имеем перед собой гипнотическую анестезию, вызванную страхом или болью. Так как в то время, конечно, не подозревали, что такие состояния вполне естественны, то их приписывали козням дьявола или волшебству. Ф. Спи, вообще очень горячо протестующий в особенности против бессмысленных жестокостей, применявшихся к обвиняемым, тоже, конечно, не понимал истинной сущности дела, но во всяком случае он был гораздо ближе к истине, чем инквизиторы. О maleficium taciturnitatis он говорит следующее:
«Я знаю, что многие несчастные на пытке впадают в обморок, а эти безбожные люди говорят, что они заснули. Другие, я знаю, заранее решали не сказать ни слова и всеми силами старались удержаться, пока побежденные болью с закинутой головой и закрытыми глазами приходили в полное изнеможение. Разве это сон? Но ведь философы и врачи объясняют нам, что человек может от невыносимой боли, на пытке, впасть в оуепенение, при котором он будет походить на спящего или даже скорее на мертвого». Итак, Спи не верит в подобного рода сон, но мы должны допустить, что акты судов все же содержат долю истины и что во многих случаях они, вероятно, имели дело с гипнотической анестезией.
Транс. Английское слово: обозначает состояние, при котором душа углублена во внутреннее созерцание и не доступна внешним раздражениям. То же самое значение имеет греческое слово «экстаз» – собственно восторг. Таким образом, состояние, называемое в настоящее время трансом, сходно, по крайней мере, с тем, что называли экстазом; другой вопрос – тождественны ли оба состояния на самом деле, так как под словом «транс» еще и теперь подразумевают весьма различные явления. Если мы исключим те случаи, где причиной этих феноменов было применение наркотических веществ, то окажется возможным установить три главные группы. 1-я есть аутогипноз в том виде, какой может вызвать в себе каждый нормальный человек после некоторой подготовки. Две остальные гораздо более редкие группы состоят из специальных форм гистероэпилептических припадков, которые носят название «одержимости» и «экстаза». Так как нам известны характерные черты этих различных состояний, то мы, казалось бы, легко могли отличить их друг от друга. Затруднение, однако, состоит в том, что в чистой форме они встречаются лишь очень редко. Даже между нормальным аутогипнозом и наиболее резко выраженными истерическими явлениями можно найти всевозможные переходные формы; последние и наблюдаются всего чаще, и к ним-то именно обыкновенно и прилагается название транса. Чтобы сколько-нибудь выяснить себе сущность этих явлений, мы рассмотрим лишь состояние транса, как оно проявляется у нормального человека. Впоследствии, когда мы познакомимся ближе с типичными истерическими явлениями, мы приведем несколько примеров сложных комбинаций истерии с гипнозом.
Рис. 92. Пифия на треножнике
В древности несомненно знали форму аутогипноза, которую мы теперь зовем трансом, но ее смешивали с другими родственными явлениями под общим названием экстаза. О Пифии, жрице дельфийского храма, рассказывали, что под влиянием одуривающих паров, выходивших их земли, она приходила в состояние экстаза. Если история с парами не совсем басня, то мы имеем здесь дело с наркозом, т. е. с отравлением в форме временного беспамятства, которое хотя похоже на транс, но не тождественно с ним. Скорее можно допустить, что ближе к этому состоянию подходят те, о которых говорится в книге «De mysteriis» под названием энтузиазма и экстаза. Как в наше время состояние транса есть необходимое условие для проявления пророческой способности медиума, так энтузиазм, или экстаз, был необходим прежним магикам. Так как в дальнейшем изложении книги «De mysteriis» об энтузиазме прямо говорится, что он возбуждался посредством призывания богов, т. е. психическим путем, то в этом случае дело, конечно, шло об аутогипнозе. Экстатическое состояние, которое автор мистерий противополагает энтузиазму, было, однако, вероятно, однородно с ним, а также вызывалось обращением к демонам, т. е. психическими же средствами.
В более позднее время описание различных состояний делаются обстоятельнее, так что становится легче судить, о чем именно идет речь. Когда Сведенборг говорит, что для общения с духами нужно находиться в некотором состоянии, среднем между сном и бодрствованием, причем человек сохраняет только одно сознание, что он не спит, то мы не сомневаемся, что ученый натуралист дает нам описание гипнотического состояния, и притом совершенно ясное. То состояние, которое он называет «обуреванием духа», есть, конечно, наступивший во время прогулки аутогипноз. В других случаях мы видим применение именно гипнотизирующих способов вместе с созерцанием, полным погружением в одну мысль.
Еннемозер в своей магии цитирует из более раннего автора Алланиуса формулу, применявшуюся афонскими монахами в XIV столетии для приведения себя в восторженное состояние: «Затвори дверь и воспари духом над всем суетным и временным, затем опусти бороду на грудь и направь свои глаза с полным напряжением на середину живота возле пупа. Стесни дыхательные проходы, чтобы не дышать легко. Старайся внутри себя найти место сердца, где обитают все духовные силы. Сначала ты найдешь темноту и неподвижную твердость. Если же ты выдержишь так дни и ночи, то достигнешь, о чудо, неизреченного блаженства, потому что дух увидит то, чего никогда не знал: он увидит между собой и сердцем сияющий воздух».
Несмотря на мистический способ выражения, легко понять, что здесь речь идет об искусственно вызванном аутогипнозе. Среди множества рецептов для развития медиумизма, которыми практические янки обогатили новую литературу, можно найти предписания, поразительно напоминающие средневековые способы. Приведу лишь один пример из Морзе («Practical Occultism», Сан-Франциско, 1888). Этот автор, считая совершенно правильно транс чистым аутогипнозом, советует кандидату в медиумы прежде всего заботиться о полном телесном и душевном здоровье, затем попросить какого-нибудь надежного друга почаще его гипнотизировать, или приводить в состояние месмерического транса, согласно указаниям, приводимым в книге. Привыкнув к такому состоянию, можно уже приступить к вызыванию его в себе без посторонней помощи.
«Если другой может вызвать у тебя транс (т. е. гипноз); то почему бы тебе не сделать этого самому? Что другой для тебя может сделать, того можешь достигнуть и ты сам. Нужно только знать, как достигнуть этого. Для сосредоточения мыслей ты должен привести себя в некоторое возбуждение, оградив от внешних раздражений, влияний и впечатлений; это шаги, необходимые для приведения себя в состояние транса. Затем, приняв предосторожности относительно внешнего мира, заключись в самом себе и сосредоточь весь дух на замкнутом внутреннем состоянии, ограждая себя от внешней жизни и чувственных восприятий, желаний и дел обыденной жизни. Если ты в состоянии все это исполнить, то ты стоишь на правильном пути к тому, чего намерен достигнуть».
Здесь, таким образом, как средство для приведения себя в состояние транса, рекомендуется также созерцание, размышление, погружение в собственные мысли, совершенно как у неоплатоников, квиетистов Афона или индийских факиров, желающих впасть в состояние восторга. Относительно характера этого состояния не может быть двух мнений: это, конечно, аутогипноз. Но чего же достигают, приходя в такое состояние? Ответ столь же краток, как и выразителен: всего, чего желает человек. Ожидание индивида и действует как самовнушение. Индийские сектанты, йогины, ощущают небытие, нирваны, неоплатоники и квиетисты видят божественный свет. Сведенборг видел рай и ад, так что мог подробно рассмотреть мельчайшие подробности их устройства и жизни духов.
Рис. 93. Религиозный экстаз
То же бывает, вероятно, со многими спиритическими медиумами, которые в состоянии транса отвечают на религиозные вопросы. Так как вопросы присутствующих действуют на медиума как внушения, то получается тот известный результат, что ответы всегда подходят к религиозным воззрениям присутствующих.
Но это составляет лишь одну сторону деятельности новейших трансовых медиумов. Не менее интересны те из них, которые не уносятся в небеса, а ближе принимают к сердцу земные дела, так как в этом случае хоть сколько-нибудь можно контролировать правильность ответов. Обнаружилось, что нередко такие медиумы говорят о вещах, о которых в нормальном состоянии они сами не имеют понятия и которые случайно известны только одному или двоим из присутствующих. Во всех хорошо проверенных случаях такого рода выяснено, что главную роль здесь играет свойственная состоянию транса гиперемнезия и гиперестезия. То, что человек знал, но совершенно забыл, может при благоприятных условиях вспомниться опять в гипнозе. Большинство чудесных сообщений почерпается, конечно, из психического багажа медиума, причем этот последний вполне правдиво может утверждать, что в бодрствующем состоянии он ничего этого не знает. В случаях, касающихся частных дел того или другого лица, иногда действительно можно с точностью установить, что они медиуму были вполне неизвестны. Но в таких случаях на первый план выступает чрезвычайное обострение чувств, дающее медиуму возможность уловить неощутимые для других невольные движения спрашивающего, выдающие ожидаемый им ответ.
