Альфред Леманн
Иллюстрированная история суеверий и волшебства
Цицерон приводит много тому примеров в вышеупомянутом сочинении.
«Фламиний не послушался предсказаний, и это стоило ему и его войску жизни. Год спустя, Павел повиновался предсказаниям и при Каннах подвергся той же участи. Такова судьба всех пророчеств. Я хорошо помню множество предсказаний халдейских астрологов Крассу, Помпею и Цезарю; все они должны были умереть в глубокой старости у своего очага в полном блеске славы и величия. После этого для меня составляет предмет большого изумления, как могут еще находиться люди, верящие таким вещам, опровергаемым ежедневным опытом».
Удивление Цицерона вполне понятно. Раз человек убедился, что пророчества исполняются редко и случайно, то он, конечно, будет свободен от суеверия: но все же Цицерон не прав, утверждая, что предсказания исполняются только случайно, так как дело гораздо сложнее. Если люди, несмотря на ежедневный опыт, все же продолжают верить в предсказания, то это возможно только потому, что они очень мало обращают внимания, или даже совсем не замечают массы ложных предсказаний. Конечно, когда дело касалось событий государственной жизни или больших предприятий, то ошибочные гадания скрыть было трудно, но зато всегда можно было увернуться, сославшись, напр., на какое-нибудь упущение в процессуальных подробностях при совершении обряда, вследствие чего гадание, конечно, теряло силу, или в толковании оказывалась двусмысленность, на которую обращалось внимание только впоследствии. Наконец, как замечает Цицерон, старались как-нибудь заставить забыть о происшествии. В случае же удачного гадания успех не так легко забывался, как вследствие стараний о том гадателей, так еще и потому, что в данном случае результат совпадал с установившейся верой.
Рис. 65. Гадание по внутренностям жертвы (гаруспиции)
Таким образом, мы видим, что вера в предсказания постоянно поддерживается ошибками наблюдения, или точнее памяти. Раз у нас существует предвзятое мнение о достоверности гаданий, то мы пропускаем и легко забываем все, что с этой уверенностью не совпадает. Поэтому всякая «статистика на память» совершенно ничего не стоит, так как подтверждает всегда то, что нам угодно и чего мы от нее ждем. Если бы гадания в настоящее время играли такую же видную роль, как при Цицероне, то тщательная запись результатов, вероятно, убедила бы самого доверчивого человека, насколько не достоверна «статистика на память». К счастью, теперь уже невозможно собрать такой материал. Тем не менее мы можем до известной степени пользоваться в этом деле цифрами. В последнее время было предпринято статистическое исследование числа галлюцинаций. Исследователи по самому свойству предмета должны были прибегнуть к опросу, т. е. к памяти опрашиваемых, и при этом им пришлось убедиться в том, что вообще на нее нельзя полагаться и что статистика, основанная на подобного рода материале, не имеет никакой цены. Мы еще раз вернемся к этому предмету в главе о нормальных галлюцинациях.
Всем до сих пор сказанным еще не исчерпывается значение ошибок наблюдения в вопросе о происхождении и поддержании суеверий. Мы видели только отдельные примеры того, что такие погрешности частью служат источником новых суеверий, частью же способствуют к поддержанию уже существующих, возникших на другой почве. Мы можем более не останавливаться на этом вопросе, потому что в дальнейшем изложении мы найдем еще много подтверждений вышесказанного. Везде, даже в самых сложных случаях, с полной очевидностью выяснится преобладающее значение, которое имеют ошибки наблюдения в деле происхождения и поддержания суеверий.
Явления дрожания и их магическое действие
Явления дрожания
Всем известно, что какой-либо член человеческого тела, наир, вытянутая рука, не может находиться в полном покое, не имея какой-либо внешней поддержки. Незначительные непроизвольные дрожательные движения членов бывают весьма различной величины у отдельных лиц. У стариков и больных это явление часто бывает выражено настолько резко, что видно издалека, и упомянутые субъекты не могут поднести ко рту сколько-нибудь полный стакан, не расплескав части содержимого. У молодых и здоровых людей, напротив, дрожания почти не заметны и при обыкновенных условиях никто на них не обращает внимания и не сознает их. Однако, если бы кто вздумал отрицать это явление, то пусть возьмет палку и прицелится ею, как из ружья, в какую-нибудь точку; он убедится, что конец палки движется вокруг цели. Факт этот был давно известен, но никто не подозревал, что эти ничтожные движения при известных обстоятельствах могут произвести очень большие действия. Такого рода эффекты были наблюдаемы не раз, но так как причина была неизвестна, то их приписывали различным магическим силам. Таким образом, столь обыденное явление, как непроизвольное дрожание членов, послужило источником целого ряда суеверий. Нам предстоит, присмотревшись ближе к этим суеверным представлениям, доказать, что факты, лежащие в их основе, суть лишь измененная форма непроизвольных дрожательных движений.
Рис. 66. Сфигмограф
Для того, чтобы сделать это, мы должны пересмотреть все факторы, могущие так или иначе влиять на дрожательные движения, а также все видоизменения, которым последние могут подвергнуться при действии различных сил. В видах получения точных графических изображений, Прейер построил чрезвычайно чувствительный аппарат, названный им пальмографом, отмечающий не только силу колебаний, но и их направление вверх и вниз, направо и налево, вперед и назад. В тех случаях, когда нет необходимости именно в регистрации движения во все стороны, – что на самом деле редко бывает нужно, – можно пользоваться сфигмографом, применяемым в физиологических лабораториях для исследования пульса (рис. 66).
Аппарат этот состоит из 3-х частей: из приемника М, пишущего аппарата S и барабана С, на котором пишут. М состоит из металлической чашки s, переходящей в тонкую трубку r, на конец которой надета резиновая трубка, соединяющая М с S. Верхнее отверстие s затянуто каучуковой пленкой, в средине которой прикреплена легкая деревянная пуговка k. Пишущий аппарат устроен аналогично и состоит также из металлической чашки, удлиненной внизу в трубочку и на которую сверху тоже натянута каучуковая перепонка. Над чашкой S к подставке h прикреплен гибкий и длинный стальной рычажок v, вращающийся в точке h очень свободно.
В другой точке он опирается на маленькую пуговку, укрепленную в средине каучуковой пленки, затягивающей чашечку S, а заостренный его конец прикасается к цилиндру С, имеющему, посредством часового механизма, равномерное вращательное движение вокруг оси. Действие всего аппарата легко понятно. Самое легкое давление на пуговку k передается посредством сжатия воздуха в чашечку S и приводит в соответствующее колебание ее каучуковую пленку, движение которой передается рычажку vue очень увеличенном размере воспроизводится его концом. Если поверхность цилиндра покрыть сажей, то кончик рычага чертит тонкую белую линию на черном фоне, когда барабан С приведен в движение.
Показания аппарата тем чувствительнее, чем тоньше и подвижнее обе резиновые пластинки, поэтому необходимо при разных опытах, результаты которых должны быть сравниваемы, позаботиться о том, чтобы толщина и напряжение пленок были одинаковы. Большое значение для точности записей имеют качество и величина резиновой трубки, соединяющей обе чашечки. Когда воздух или жидкость движутся толчками вдоль эластичной трубки, то сопротивление стенок ее сглаживает отдельные толчки и передает только равномерное колебательное движение. Чем длиннее трубка, тем резче выражен этот эффект. Поэтому, если нужно записать тончайшие колебания, то трубка должна быть наивозможно короче; иначе будут переданы только более значительные колебания, а все мелкие оттенки исчезнут. При некоторых опытах нам придется прибегнуть к этому способу. Пользуясь этим аппаратом, мы можем вследствие точности, с которой он записывает малейшие движения в увеличенном виде, замечать дрожания, безусловно невидимые простым глазом. Если пуговку слегка придавить к артерии руки, или еще лучше шеи, то на цилиндре весьма точно воспроизводятся колебания пульса. Таково происхождение кривой В на рис. 61. Если же чашечка М укреплена неподвижно и вертикально, и рука вытянута, указательный палец лежит на пуговке, то на барабане появляется в высшей степени неправильная линия, доказывающая, что рука не находится в совершенном покое. Рис. 66–69 и 12–13 представляют собой такие кривые, соответствующие различным видоизменениям дрожательных движений. Рисунки эти получены от безусловно здоровых субъектов, мужчин и женщин. Необходимо поближе познакомиться с этими кривыми, чтобы выяснить точнее причины таких движений.
Рис. 67
Рис. 68
Рис. 69
Рис. 70
Было уже ранее сказано, что при этом аппарате дрожания по всем трем измерениям записываются на одной кривой. Пуговка к при движениях направо и налево, взад и вперед имеет очень незначительное движение, но при дрожаниях вверх и вниз делает гораздо большие колебания, что ясно отражается на записываемых кривых. Самые крупные колебания при всех этих опытах зависят прежде всего от дыхания, так как рука следует за движением грудной клетки. Рис. 67 показывает кривую такого происхождения. При нормальном состоянии человек делает одно дыхание в промежутке 3–5 секунд.
Вертикальные линии на чертеже показывают разделение на секунды. Каждым 3–4 секундам соответствует подъем волны, которая сама состоит из неправильноволнистой линии, а вся кривая походит на морские волны после бури, когда валы еще высоко ходят, а легкий ветер морщит их поверхность. Крупные волны здесь соответствуют дыхательным движениям, а мелкая рябь – другим разнообразным влияниям. Эти вторичные волны сравнительно малы и малочисленны, так как для данного опыта была взята соединительная трубка длиной в 10 метров. При такой постановке опыта все мелкие дрожания сглаживаются, а остаются только крупные дыхательные волны. При очень тихом дыхании, или при полной задержке его, большие волны (рис. 67) совершенно исчезают, что, конечно, еще более подтверждает выше приведенные объяснения. На рис. 68–70 и 73–74 совсем не видно больших дыхательных волн, потому что человек, желающий короткое время удержать руку в спокойном состоянии, невольно задерживает дыхание.
Что же, однако, причиняет остальные мелкие колебания? Некоторые из них зависят от сердечных толчков. При каждом сердечном сокращении каждая точка тела получает изнутри толчок вследствие внезапного наполнения кровеносной системы. При благоприятных обстоятельствах бывает иногда отчетливо видно, даже издали, что дрожание руки точно совпадает с пульсовым толчком. Если сравнить на рис. 68 обе линии А и В, из которых В есть кривая пульса, а А – кривая дрожания руки, то мы увидим в них большое сходство. Даже мелкие колебания на нисходящем колене пульсовой кривой В отражаются на кривой А. Кривая рис. 68 начерчена через час после обеда, когда организм вполне отдохнул и я находился в полном покое. Наверное поэтому влияние пульса и выступило так отчетливо на кривой дрожания. Когда мышцы и нервы утомлены, то мозг теряет долю своего влияния и мускульные сокращения совершенно затемняют пульсовые колебания. Такого рода кривую мы имеем на рис. 69, записанном в полночь, после очень беспокойного дня.
На этом рис. пульсовые волны совершенно не заметны, колебания имеют более широкие размахи, линия очень неправильна и зазубрена. Малые цифры на рисунках указывают число колебаний в секунду; по ним также можно судить, что беспокойство при записывании рис. 69 было значительно более сравнительно с рис. 68. Еще большее число дрожаний мы видим на рис. 70, записанном после того, как рука в продолжение нескольких минут находилась в вытянутом горизонтальном положении, которое считается одним из самых напряженных и сопровождается усиленным дрожанием. Отсюда мы можем заключить, что дрожание члена прямо пропорционально степени утомления нервов и мышц.
Мы разобрали, как дыхание, кровообращение, мышечная усталость отражаются на непроизвольных движениях. Теперь нам предстоит рассмотреть влияние другой более обширной и важной категории причин, которые не только вызывают определенные формы дрожания, но в известной мере влияют на направление прочих движений. Мы говорим о влиянии различных состояний сознания, которое известно из опыта обыденной жизни.
Непроизвольные движения вызываются отчасти известным настроением духа, отчасти, при достаточном сосредоточении внимания, сознательными представлениями или о движении вообще, или такими, которые обыкновенно ассоциируются с движениями. Правильность такого заключения можно легко подтвердить примерами. Каждое усиленное напряжение вызывает дрожание; так страх и нетерпение заставляют дрожать; при подобных психических состояниях явление может принять такие размеры, что становится видимым без всяких аппаратов. Так, когда во время экзаменов голос отвечающего дрожит, то это очевидно только видоизменение того же явления. По мере увеличения волнения, растут и дрожания и могут перейти в очень сильные толчки. Но даже и тогда, когда явление не настолько сильно, чтоб быть видимым посторонним, сам субъект может легко его ощущать. Всякий знает, что привычная, вполне усвоенная работа часто не удается, когда человек очень спешит. Напряжение, опасение опоздать, заставляет дрожать руки и требуемые работой тонкие движения не удаются. Не только неприятные ощущения, но и приятные вызывают непроизвольные дрожания. Таков смех: обусловленное им потрясение распространяется не только на диафрагму, но, смотря по его силе, и на все тело.
Рис. 71. Аппарат Прейера
До сих пор мы коснулись только одной стороны предмета. Выше было сказано, что есть дрожания, вызываемые только представлением об известном движении, или о предмете, связанном с движением (идеомоторный принцип Карпентера). Это может быть доказано простым опытом. Повесьте свинцовый шарик в дюйм диаметром на шнурок, – в крайнем случае могут служить карманные часы на легкой цепочке – и держите этот импровизированный маятник в вытянутой руке; он понемногу начнет качаться. Направление и форма качания определяются представлениями, имеющимися у лиц, подвергаемых опыту. Я десятки раз повторял эксперимент и, если не встречал упорного сопротивления со стороны испытуемого лица, то всегда с успехом. Например, проводя пальцем под маятником, говорят, что он будет двигаться по указанному на- g. правлению, и это исполняется.
Если палец переходит в круговое движение, то маятник следует за ним.
Еще лучше удается опыт с лицами, которые не знают его сущности, или если он облечен в несколько мистическую форму. Я, напр., говорил, что маятник всегда движется по направлению оловянной полосы, положенной под ним, перпендикулярно к стальной полосе и описывает круг над стеклянной пластинкой. Все это исполнялось в силу той же причины. Направление движения определяется представлением об известном движении.
Остается третья группа дрожательных движений, вызываемых не столько мыслью о самом движении, сколько представлением о предметах или актах, связанных с известным видом его. У человека с нормальной речью каждое представление о каком-нибудь имени или слове теснейшим образом связано с соответствующими движениями органов речи. Поэтому совершенно правильно говорят, что мысль – это беззвучная речь. Это явление особенно часто обнаруживается в привычке шептать фразу перед тем, как ее написать. Если обратить на это внимание во время процесса писания, то можно всегда уловить движения языка. То же самое наблюдается, когда долгое время мысль сосредоточена на одном слове. Впоследствии мы увидим, какие удивительные результаты могут получиться от этого. Соответственным образом наши представления о писанных словах очень часто связываются с небольшими движениями ручной кисти.
Прейеру удалось очень остроумным способом начертить на доске эти маленькие письменные движения. Применяемый им аппарат (рис. 71) очень прост: он состоит из длинного, легкого, тонкого рычажка ав, соединенного в точке в очень свободным шарниром с изогнутой иглой, конец которой прикасается к таблице Т. Рычажок в точке а крепко привязывается к тыльной стороне ручной кисти, или держится наподобие писчего пера в напряженно вытянутой руке. Если в таком положении лицо, подвергаемое опыту, живо представит себе написанное слово или цифру, то игла начертит на закопченной доске некоторую фигуру. Такого происхождения фигуры на рисунке 72. Так как и остальные причины, вызывающие дрожания, продолжают действовать, то полученные кривые очень сложны и в них (смотря сбоку) довольно трудно узнать задуманную букву или число. Все же приблизительное очертание настолько сходно, что влияние задуманного на полученную фигуру очевидно.
Еще одна из форм воздействия представлений на непроизвольное движение обнаруживается в постоянно наблюдаемой склонности соблюдать в движениях такт и ритм. Это можно видеть даже на маленьких детях, которые подпрыгивают в такт музыке, не учившись еще танцевать. Многие взрослые не могут слышать музыки, не отбивая такта движениями головы или ног. Поэтому невольно является вопрос, не отразится ли эта тесная связь между слуховыми впечатлениями и ритмическими движениями в форме дрожаний. Опыты вполне подтвердили это предположение и, кроме того, доказали, что характер и способ влияния такта на получаемые кривые у разных лиц находятся в тесной зависимости от темперамента их. Кривые рис. 73 и 74 суть результаты таких опытов. На рис. 73 кривые получены от лица, слушавшего бой метронома: А соответствует 120 ударам в минуту, а кривая В – 40 ударам.
Рис. 72
Медленный, полусонный такт в 40 ударов вызывает ровные, пологие волны кривой В, а в три раза быстрейший такт придает линии А нервный, порывистый характер.
На рис. 74 мы видим такого же рода явления, но иначе изображенные. Под каждой кривой имеется правильная линия, начерченная самим метрономом; подъемы соответствуют бою его. Можно заметить, как при медленном такте (36 в минуту) каждый удар вызывает большую резкую волну (испуг), а быстрый такт (117 ударов) производит ряд незначительных, но постоянных дрожаний.
Рис. 73
Рис. 74
До сих пор речь шла о влиянии на непроизвольные движения ясно сознаваемых представлений, так как только при этом условии возможно было установить и доказать связь между дрожанием и психическими процессами; но опытным путем обнаружено, что и неосознанные душевные состояния имеют такое же действие. Некоторые лица, например, во время оживленного разговора могут писать и чертить фигуры, указывающие на строй мыслей, очень далекий от данного разговора; в этом случае, очевидно, в душевной деятельности существуют такие мысли, которые не сознаются и не ощущаются, а проявляются лишь в виде непроизвольных движений[65]. Об этом нам придется еще вести речь, когда мы коснемся вопроса о вторжении бессознательного в область сознательной жизни. При рассмотрении вопроса о влиянии непроизвольных движений на происхождение суеверий, очень трудно будет разделить случаи, где такие движения зависели от сознательных или от бессознательных психических процессов. Так как на самой форме движений различие исходных точек нисколько не проявляется, то только очень тщательным разбором одновременного состояния сознания можно будет приблизительно определить, лежит ли их источник в сознательной или бессознательной областях. Хотя при последующем изложении я, главным образом, принимаю во внимание только случаи первого рода, т. е. происхождение движений под влиянием сознательных представлений, но не нужно упускать из виду и возможного воздействия неосознанных процессов, так как они могут вызывать точно такие же явления.
Магические движения
Под этим именем мы разумеем такого рода передвижения неодушевленных предметов, причину которых в разные времена приписывали действию магических сил, так как нельзя было отыскать более простого объяснения. Все видели передвижения, но так как причинявшие их лица сами не сознавали своих действий в этом направлении, то объяснение приходилось искать во вмешательстве сверхъестественных сил, таинственно скрытых в известных людях или в существах высшего порядка. В исторической части нашей книги мы познакомились с двумя группами таких движений, именно там были описаны колебания волшебного прутика и столоверчение в его различных формах. Постараемся доказать, что в обоих случаях сущность дела заключается в проявлении непроизвольных движений. После всего сказанного мы не усмотрим ничего чудесного в гаданиях посредством кольца, сведения о котором у нас сохранялись со времен императора Валента. Кольцо, подвешенное на нитке, при держании ее в вытянутой руке, непременно придет в движение и именно в том направлении, которого ждет испытующий. Если он ожидает, напр., имени, то кольцо, касаясь букв, расположенных по краю чаши, сложит как раз это имя, о котором он больше всего думает. Все это вполне понятно после того, как мы установили, что направление движения зависит от представления о нем. То же самое можно сказать о волшебном прутике. Этому снаряду придавали различную форму, но чаще всего бралась вилообразная раздвоенная ветка тополя или орешника. Видоизменение того же аппарата допускалось в форме топора, заключенного в полено и удерживаемого в равновесии на конце пальца. Применяли также и решето различными способами. В зависимости от снаряда, самый способ носил название рабдомантии, аксиномантии или коскиномантии. Но везде основной принцип был один и тот же: снаряд приходил в движение и указывал место, направление или лицо, о котором шла речь. Из всего этого до настоящего времени уцелел один только волшебный прутик и основанная на нем рабдомантия, поэтому только о ней мы и будем говорить, хотя, конечно, те же объяснения с полным правом могут быть перенесены и на остальные методы. На основании известных нам вышеизложенных опытов мы знаем, что прутик приходит в движение, если держащее его лицо ожидает этого и кроме того именно в ожидаемом направлении. В противном же случае прутик сохраняет полную неподвижность.
Рис. 75. Шеврёль
Это знал еще патер Лебрен в конце XVII столетия и вывел совершенно правильное заключение, что «причина движения есть воля человека, а направление определяется его желаниями».
Другими словами, Лебрен, за полтора столетия до Карпентера, дал указания на идиомоторные движения, хотя только в одном частном случае.
Совершенно независимо от Карпентера, дал такое же объяснение Шеврёль в 1853 г., указав, что ожидание известного колебания со стороны прутика есть его главная причина. Так как опыты патера Кирхера выяснили, что прутик не наклоняется ни к воде, ни к металлу, если не находится в руках человека, то не может быть сомнения, что при соответствующих случаях двигательные импульсы исходят действительно из человеческого сознания. Но если так, то все-таки остается загадочным, каким образом прутик может указывать воду и руду? Что такие рассказы не сплошная выдумка, можно уже думать потому, что и в наше время еще действуют «водяные искатели», к помощи которых обращаются даже весьма образованные люди всякий раз, когда нужно рыть колодец.
Вблизи одного большого города местный врач указывал мне большое число колодцев, вырытых исключительно по указаниям «водяного искателя». Многие из них находились на местах, где трудно было ожидать воды, и где, кроме того, попытки обойтись без помощи искателя оказались бесплодными.
Объяснение этих удивительных фактов, вероятно, приблизительно следующее: «водяные искатели» суть обыкновенно старые колодезные мастера, вследствие долговременной практики приобретающие общее представление о расположении водяных жил.
Искатель, так сказать, чутьем и почти инстинктивно узнает, где следует быть воде, и его неясные мысли приводят в движение прутик во время его изысканий. Если бы его допросить, по каким признакам он определил присутствие воды, то, вероятно, вопрос остался бы без ответа. Он сам не знает почему, но на соответственном месте возникает ожидание движения и прутик колеблется. Мы увидим впоследствии, что нечто подобное вполне возможно и нередко бывает, а пока ограничусь одним случаем, в котором я сам был действующим лицом.
Рис. 76
Рис. 77
Я познакомился с одним из таких искателей воды, который пожелал меня убедить, что прутик колеблется без всякого усилия с его стороны, и поэтому предложил произвести опыт в моем присутствии. Я старался следить и усвоить его приемы. Я, конечно, не мог видеть незначительных движений руки, но колебания ветви были выражены ясно. Затем он предложил мне самому сделать опыт, хотя предупредил, что удача мало вероятна, так как уже многие действовали по его указанию, но, за исключением одного случая, всегда безуспешно. Впрочем, никакого вреда, – по его мнению, – от попытки быть не могло. Мастер отправился в сопровождении многих свидетелей, и место, где прутик пришел в движение, было обозначено по возможности незаметно. Затем я стал на место, откуда он отправился, и мне было указано приблизительно направление. В результате получилось, что в моих руках ветка пришла в движение на расстоянии аршина от того места, где это произошло и у водоискателя. На самом деле, когда я прошел часть пути, то мне вдруг представилось, что именно здесь должно произойти колебание ветви. Как только явилось представление, сейчас же наступило и самое движение. Но каким же образом мысль явилась на настоящем месте? Что здесь имело значение нечто, выступившее из области бессознательного, не подлежит сомнению. Может быть я руководился смутным представлением о времени, приблизительно прошедшем после ухода водоискателя, и это неясное ощущение руководило мною при выборе места. Одно могу сказать, что мне внезапно пришла в голову мысль о том, что прутику пора шевелиться. Во всяком случае этот опыт служит доказательством, что источником непроизвольных движений служат смутные чувства и представления индивидуума, происхождение которых он сам не сознавал. Очень близко к волшебному прутику по своей сущности подходят современные и более сложные аппараты: психограф и планшетка. Путем повторных опытов можно убедиться, что они приходят в движение вследствие незаметных дрожательных колебаний, вызванных известными представлениями. Если положить руки на аппарат и упорно думать о каком-нибудь слове, то это слово скоро оказывается написанным. Если такой аппарат попадает в руки медиума, то, несомненно, движения вызываются бессознательными представлениями и этим одним объясняются те удивительные сообщения о вещах, о которых сам медиум не имеет понятия и которые легко могут породить у несведущих присутствующих мысль об участии высших существ.
От волшебного прутика, психографа и планшетки уже не далеко до столоверчения и стуков. Разница между этими двумя предметами состоит только в том, что маленькие предметы и снаряды приводятся в действие одним лицом, тогда как для передвижения массивных столов необходимо содействие многих лиц, что, конечно, весьма осложняет дело. Не подлежит, однако, сомнению, что и здесь источником двигательной силы служат непроизвольные дрожательные движения всех участников. Очень скоро после того, как мода на столоверчение распространилась по Европе[66], английский врач Джемс Брэд, прославившийся своими исследованиями в области гипноза, доказал, что стол приходит в движение только тогда, когда этого ждут участники; если же внимание их отвлечено на другой предмет, то движения не происходит. В том же 1853 году его соотечественник, физик Фарадей, доказал при помощи остроумно придуманного индикатора, что руки присутствующих сообщают столу ряд маленьких толчков, которые, несмотря на ничтожную величину каждого из них, в совокупности приводят в быстрое движение тяжелые столы. Хотя таким экспериментальным путем была установлена главная причина явления, но понадобились еще исследования для устранения кажущихся противоречий.
Казалось бы, вероятнее было допустить, что когда за столом сидят несколько лиц и каждое из них сообщает столу ряд мелких толчков, то эффект их будет взаимно уничтожаться и стол останется в покое, чем что толчки непременно должны суммироваться. Конечно, стол может прийти в движение только в том случае, если все слагающие импульсы будут происходить одновременно и в одном направлении. Маленький ребенок, рядом ничтожных подергиваний за канат, может привести в движение тысячефунтовый церковный колокол, но для этого толчки должны быть часты и следовать в одном направлении. Из опыта известно, что столоверчение не всегда удается; следовательно, успех попытки зависит от каких-то особых обстоятельств. Для выяснения всего этого я, при самых разнообразных обстоятельствах, записал движения рук участников сеансов, как до наступления движений стола, так и во время их. Мне кажется, что полученные при этих опытах кривые могут разрешить вопрос.
Рис. 78
Чтобы не отвлекать внимание читателей, на этих рисунках мною приводятся только типические кривые, а все более сложные случаи не упоминаются (рис. 76 и 77). Кривая А записана до начала движений стола, В – во время движений. Между ними существенная разница: 1) кривая В равномернее и более приближается к прямой. 2) На ней меньше малых волн, но вместо них волны большого размера. Эти данные как будто противоречат тому, что можно было ожидать; в самом деле, казалось проще было бы допустить, что люди, у которых руки так дрожат, что приводят в движение стол, не могут удержать вытянутой руки в спокойном состоянии; однако опыт показывает обратное. Кривая В рис. 76 несколько походит только на кривую рис. 68, записанную после полного часового покоя. Еще следует обратить внимание на то, что кривые В могут быть разделены на две группы, из которых одна (рис. 76) имеет пять колебаний в секунду, другая (рис. 77) только четыре. Мы видели, что при всех других опытах число колебаний у нормального человека гораздо больше – от шести до десяти в сек. – и только при движениях стола оно падает до пяти у одной группы участников и до четырех у другой. Бывают, конечно, и промежуточные цифры, но их мало и я поэтому оставляю их в стороне. Кроме того, мои опыты выяснили, что это деление на две группы наступает тем раньше, чем легче удается участникам привести в движение стол. Очевидно, что это разделение имеет какое-то значение и при внимательном рассмотрении мы найдем, что, по-видимому, именно в нем и заключается главная причина движений.
