Альфред Леманн
Иллюстрированная история суеверий и волшебства
Допустим, что число дрожаний у всех участников приблизительно одинаково (как это и бывает обыкновенно в начале сеанса), тогда все они будут действовать или в одном направлении, или прямо противоположно. В обоих случаях движение не может получиться, в последнем потому, что сумма толчков, действующих в одном направлении, в следующий момент парализуется такой же суммой их в противоположном. Когда же участники разделяются на две группы с разным числом колебаний в секунду, то дело пойдет иначе. Взгляд на рис. 78 объяснит это вполне. А есть кривая с 5, В с 4 колебаниями в секунду. Если обе группы движений сообщаются столу, то равнодействующая всей их суммы получается в виде кривой С. Только два раза толчки суммируются и действуют в одном направлении, в остальных случаях они, суммируясь, действуют в противоположном, так что в продолжение значительной доли секунды взаимно уничтожаются. После такого заметного равновесия следует сильный толчок. И только тогда участники получают представление о движении в известном направлении, а мы знаем, что присутствие такого представления весьма определенно влияет на дрожательные колебания и усиливает их в данном направлении. Поэтому крайне вероятно, что стол приходит в движение только тогда, когда непроизвольные дрожания участников сделались уже настолько разновременными, что могут сообщить ему сильные толчки, разделенные промежутками покоя.
Это объяснение требуется, однако, лишь для тех случаев, когда между присутствующими нет медиума, особенно развитого в спиритическом смысле. Такой медиум всегда очень скоро проявляет решительное влияние, так что в сущности остальные участники делаются совершенно излишними. То же самое бывает, когда, при отсутствии известного медиума, какое-нибудь одно лицо приобретает сразу преобладающее влияние на движение стола, т. е. проявляет выдающиеся медиумические способности. Приведенное объяснение не годится также для тех случаев, когда предметы приходят в движение без прикосновения к ним. Очень тонкими аппаратами, описывать которые здесь не место, я убедился, что дрожания не передаются ни через воздух, ни через плотные тела; поэтому движение предметов без прикосновения к ним не может быть объяснено бессознательными дрожаниями. Мы видели, что такого рода проявления требуют уже очень высокого развития медиумизма, а поэтому мы и отложим беседу об этом предмете до главы, где вопрос о медиумизме будет рассмотрен всесторонне.
Остается сказать еще несколько слов о формах, принимаемых движением стола при различных обстоятельствах. В том, что музыка влияет на них и что стол танцует в такт музыке, не будет ничего удивительного, если мы вспомним сказанное выше о влиянии такта и ритма на непроизвольные движения. Гораздо интереснее вопрос о стуках, которыми стол дает ответы на заданные вопросы. Это последнее явление происходит весьма различно в присутствии медиума, или без него. Во втором случае стол очень часто не дает понятного ответа, по крайней мере на такие вопросы, на которые не может ответить никто из присутствующих. Здесь проявляется по-прежнему влияние представлений о движении на само движение. Если представления участников не совпадают и никто из них не имеет преобладающего влияния, то обыкновенно не бывает никакого определенного результата. Я неоднократно наблюдал, что при неуверенности участников первые движения были очень нерешительны, пока не получилось нечто вроде начала какого-нибудь слова. Тогда дело шло живее, потому что представления участников делались определеннее; конечные буквы слова выходили очень быстро. При начале каждого слова нерешительность повторялась, пока не получался намек на фразу всем ясную, и тогда конец ее выбивался очень быстро и решительно. Если же вопрос был такого рода, что допускал различные ответы, то с трудом и только случайно можно было подобрать подходящие буквы, чаще же всего получалась бессмыслица, или если получился понятный ответ, то последний, насколько это можно было проверить, не совпадал с действительностью.
Совсем иначе идет дело, когда участвует медиум, или один из присутствующих получает преобладающее влияние; такое лицо совершенно овладевает столом и ответы начинают сообразоваться с настроением и особенностями медиума. В этих случаях проявляются или бессознательные представления самого медиума, или сообщения, получаемые им через чтение и передачу мыслей присутствующих. В результате получаются те необычайные сообщения, о которых мы знаем из отчетов о спиритических сеансах. Однако и здесь впечатление чудесного зависит от незнакомства с соответствующими психологическими явлениями.
Чтение и передача мыслей
Возможность чтения мыслей открыта американцем Броуном, который тогда же дал в общем удовлетворительное объяснение этому явлению, но, как человек практический, пожелал извлечь пользу из своего открытия, давая публичные представления и, конечно, не особенно стараясь о том, чтобы его объяснение стало общеизвестным. Через несколько лет американский врач Бирд в Нью-Йорке написал небольшую брошюру о «психологических основах чтения мыслей». Затем, когда Бишоп и Кумберлэнд познакомили Европу с этим явлением, Карпентер в Англии и Прейер в Германии, независимо друг от друга и не зная сообщений Бирда, дали вполне однородное объяснение феномена. По их мнению, основа его лежит в непроизвольных дрожательных движениях. Для более точного объяснения опишем ход самого процесса чтения мыслей.
Мысль, которую нужно «прочитать», или, вернее, угадать, бывает различного рода: приходится, например, отыскать спрятанный предмет, или угадать задуманное слово, фразу, число, или даже целый сложный план путешествия. Способ действия угадывающего видоизменяется в зависимости от вида задачи, но всегда необходимо, чтобы одно лицо (руководитель, проводник) сосредоточило все внимание на том, что должно быть угадано. С этим лицом угадывающий непременно должен войти в соприкосновение, взяв его за руку, или приложивши его руку ко лбу, или – что, конечно, всего эффективнее – держась с ним за два конца палки. При искании предмета, угадывающий идет или скоро, или медленно, шаг за шагом, то колеблясь и постоянно меняя направление, то быстро устремляясь прямо к определенному месту. Впрочем, опыты очень часто не удаются. Если должно быть угадано число, то проводник должен сосредоточить внимание на каждой отдельной цифре; угадывающий, соединившись по одному из упомянутых способов с проводником, пишет цифры на доске, сделав предварительно несколько разнообразных движений мелом по воздуху. Если предстоит угадать план поездки, то угадыватель становится перед картою, а руководитель должен сосредоточить все внимание сначала на точке отправления, затем на первой станции, затем на второй и т. д. Сущность разгадки всех этих действий кроется в том, что постоянная концентрация мысли на том именно, что должно быть угадано, вызывает целый ряд непроизвольных более сильных движений; так что, – например, при искании предмета, – не угадчик руководит проводником, как может показаться с первого взгляда, а обратно. Если первый направляется не туда, куда следует, то чувствует известное сопротивление. Если он идет правильно, то и руководитель идет свободно, давая только небольшие невольные, и со стороны незаметные толчки в те минуты, когда угадчик готов уклониться от настоящего пути. Напротив того, при ошибочном направлении ищущий все время испытывает известное сопротивление, ослабевающее только тогда, если он случайно нападет на правильный путь. Тот же процесс происходит, когда угадывается план поездки, и во всех случаях, где нужно избрать определенное направление. Непроизвольные, незаметные дрожательные движения руководителя наводят угадчика на известный след.
Итак, для процесса чтения мыслей нужно только приобрести навык ощущать непроизвольные движения человека. Очень часто подобные эксперименты удаются у лиц вполне неопытных, если проводником избрано лицо, мало способное владеть своими мышечными движениями даже при незначительных душевных движениях; а такие лица встречаются очень часто. Для доказательства я могу привести типический, почти всем удающийся, опыт. На столе раскладывают ряд карт, а затем просят кого-нибудь, лучше всего субъекта нервного, сосредоточить внимание на одной из них. Взяв его за руку и медленно прикасаясь к каждой карте, экспериментатор на задуманной карте обыкновенно ощущает столь ясное пожатие, что не может быть никакого сомнения в том, что выбрана именно эта карта. Если объяснение всего выше описанного верно, то должно случаться и обратное, т. е. отгадчик делается бессильным, попав случайно на проводника, который действительно умеет владеть своими мышцами. Нередко бывает, что после целого ряда неудачных опытов с одним лицом, ход дела совершенно изменяется, как только будет переменен проводник. Прейер говорит, что он не раз был проводником знаменитейших отгадчиков и ни разу никто не был в состоянии узнать его мысли, так как он умел не выдать себя ни малейшим движением. Следовательно, объяснение верно.
Гораздо труднее угадать задуманное число. Мы уже знаем, как представление о какой-нибудь цифре или фигуре вызывает в руке движения письма, но они так неясно выражены, что могут быть восприняты только особо приспособленными аппаратами. Если роль аппарата Прейера, описанного выше, примет на себя угадчик, то он должен напряженно следить за движениями руки, чтоб угадать число или букву, что, конечно, требует большого навыка.
Какую роль в древней магии играло чтение мыслей, трудно сказать. Мне не приходилось встречать упоминания о подобных явлениях, что, конечно, не служит доказательством их отсутствия. В наше время, в несколько скрытом виде, искусство это применяется некоторыми профессиональными спиритическими медиумами. Во многих больших городах имеются такие спиритические медиумы; обыкновенно это легко гипнотизируемые сомнамбулы, которые за известную плату берутся установить сношения между живыми и мертвыми. Медиум и его заказчик садятся к легкому столику и кладут на него руки. Заказчик должен сосредоточить все свои мысли на умершем и стараться вызвать перед собою его образ. Очень скоро стол выбивает имя духа и затем с ним устанавливается полный разговор. Жюль де ля Турет доказал, что в этом случае происходит не что иное, как видоизмененный опыт чтения мыслей, при котором стол служит связующим звеном между двумя лицами. Непроизвольные движения медиума приводят стол в движение, постукивание же управляется сопротивлением, ощущаемым со стороны заказчика. Таким образом, содержание разговора есть только отражение мыслей последнего, сообщения получаются те, которых он ожидает. Эти профессиональные, оплачиваемые фокусы имеют лишь тот интерес, что ими доказывается, какими простыми способами можно еще и в наше время вводить в заблуждение несведущих и доверчивых людей.
Рис. 79. Кумберлэнд
Перенос мыслей. Как уже было описано выше, на спиритических сеансах медиумы, честность которых несомненна, сообщают иногда вещи им наверное неизвестные, но иногда знакомые лишь кому-либо одному или немногим из присутствующих. Мы уже говорили, что иногда такой результат зависит от внезапного возникновения забытого представления; мы возвратимся к этому, когда будем говорить о вторжении бессознательного в область сознания; иногда же это просто чтение мыслей, если существует непосредственное соприкосновение медиума с тем из присутствующих, кто знает о данном предмете. Однако известны случаи, где оба объяснения, по-видимому, не годятся и где как будто приходится допустить непосредственное воздействие мыслей одного лица на мысли другого. Общество Soc. for Physical Research (S. P. R.), основанное 25 февраля 1882 года, одной из первых своих задач поставило исследование вопроса о том, насколько возможно подобное явление прямой «передачи мыслей». В июне того же года учрежденная для этого комиссия, под председательством физика проф. Баррета, могла уже сообщить результаты целого ряда опытов по этому вопросу. Разосланные вопросные листы привели к открытию семьи священника Крири, где из пяти дочерей четыре старших могли без непосредственного соприкосновения угадывать мысли остальных. Такою же способностью обладала и молодая девушка, служанка этого семейства. С последнею комиссия делала многие опыты, и хотя они не всегда удавались, но все же результаты оказались настолько благоприятными, что отнести их удачу исключительно на счет счастливой случайности оказалось невозможным.
Отчет об этих опытах, опубликованный в «Proceedings of S. P. R.», т. 1, возбудил большой интерес. Всюду: во Франции, Германии и Америке начали делать такого рода опыты. Первоначально в качестве воспринимающих мысли лиц (перципиентов) фигурировали молодые девицы в бодрствующем состоянии, но затем их стали гипнотизировать, так как при этом условии опыты, по-видимому, удавались лучше. В следующее десятилетие число такого рода сообщений весьма увеличилось (большинство их опубликовано в «Proceedings of S. P. R.»). Кроме того, французский физиолог Рише обнародовал свои исследования по этому предмету в отдельной работе, под заглавием: «Экспериментальные исследования в области передачи мыслей», появившейся в 1891 году вторым изданием.
Нельзя отрицать, что всеми этими сообщениями, по-видимому, доказывается возможность передачи мыслей на небольших расстояниях; в действительности, однако, многие из опытов должны быть признаны не имеющими никакого значения. Так, некоторые опыты по своей краткости не исключают возможности случайного совпадения, в других случаях исследователи – лица совершенно неизвестные и их имя не может служить ручательством в том, что были приняты все предосторожности для обеспечения от обмана со стороны подвергнутых опыту субъектов. Что такой обман вполне возможен в течение довольно долгого времени, выяснилось потом из заявления сестер Крири, которые сознались, что, по крайней мере иногда, пользовались заранее условленною между ними системою знаков. Следовательно, доверять вполне всем сообщениям ни в коем случае нельзя, а многие из них надо вовсе откинуть. Кроме работ Рише, имеется еще ряд достоверных опытов, произведенных под руководством проф. и м-с Сиджвик. Эти исследователи делали опыты исключительно над двузначными цифрами, что давало возможность вычислить вероятность случайных угадываний. Всего приведено у них 1300 случаев, среди которых оказалось 18 % вполне правильного переноса мыслей, т. е. такое число, которое далеко превышает возможность случайных удач, – таким образом факт передачи мысли, по-видимому, был установлен. При этом м-с Сиджвик доказала, что не каждый может быть лицом передающим или воспринимающим, – напротив того, для удачи опытов нужны особые условия для обеих сторон. Вследствие этого стали думать, что между двумя данными лицами возможно взаимодействие на расстоянии – телепатия, – и на счет этого свойства были отнесены многие загадочные феномены, наблюдавшиеся в спиритических сеансах. Однако предположения о природе телепатических сил до сих пор лишены всякого основания. Конечно, значение самого факта не умаляется от того, что его до сих пор не умеют объяснить. Мы к нему еще вернемся.
Рис. 80
Рис. 81
Если задать себе вопрос, не происходит ли телепатия через посредство органов чувств, то многое говорит за то, что мысль передается посредством звука. Действительно, опыты всего лучше удаются, когда передающий гипнотизирует воспринимающего, а при этом состоянии, как известно, внешние чувства чрезвычайно обостряются; особенно слух улавливает звуки совершенно недоступные бодрствующим. Поэтому воздействие на расстоянии имеет свои границы. При описанных выше опытах м-с Сиджвик, оба участника находились в одной комнате. Если они были в разных комнатах, то число удачных опытов падало до 9 %.
Когда же участники находились в разных домах, то ни один опыт не удался. Наконец, необходимым условием успеха является полнейшее сосредоточение передающего на передаваемой мысли, а при этом, как мы видели, почти неизбежны слабые движения органов речи; поэтому вполне допустимо, что крайне обостренный слух воспринимающего улавливает этот непроизвольный шепот и что телепатия может быть основана исключительно на передаче звука.
Для выяснения этого я совместно с врачом Ф. Ганзеном предпринял ряд опытов. Для избежания затруднительного постоянного гипноза я применял вогнутые зеркала. Если два вогнутых зеркала установить так, что их оси при продолжении совпадают, то каждый звук, исходящий из фокуса одного, собирается в фокусе другого. Если поместить в одном фокусе ухо воспринимающего, а в другом рот передающего, то первый слышит шепот гораздо лучше, чем если б он был даже вблизи второго. Таким образом, слух воспринимающего был искусственно обострен, как при гипнозе. Чтоб иметь возможность сравнить наши опыты с Сиджвиковскими, мы оперировали исключительно с двузначными числами. Мы нашли, что передающий только с большим трудом мог подавить слабые движения органов речи, если он некоторое время сосредоточивал мысль на задуманном числе. Он мог держать рот плотно закрытым и, по-видимому, не издавать ни малейшего звука, но если только ему сильнейшим напряжением воли не удавалось подавить движения языка и голосовых связок, то воспринимающий, находясь в соответственном фокусе, слышал легкий шепот, в котором он легко угадывал ту или другую цифру. Всего нами сделано было 1000 опытов, и результат оказался удачным в 33 %. При этих опытах несомненно заслуживают внимания также ошибки, сделанные воспринимающим. Если составить таблицу их, то можно заметить, что чаще всего ошибки делаются в тех случаях, когда в названиях чисел смешиваются согласные[67]; если мы применяли слова, сходные с английскими, то ошибки получались у нас чрезвычайно сходные с Сиджвиковскими. Это только доказывает, что передача мыслей в английских опытах происходила так же, как и у нас, т. е. что в основании ее лежал невольный шепот, который правильно или неправильно понимался воспринимающим. Сделавши вычисление, приводить которое здесь не место, я получил, что такое объяснение в 4000 раз вероятнее всякого другого. Так как английские опыты ничем существенно не отличаются от других подобных, то можно с большою достоверностью предположить, что так называемая передача мыслей основана исключительно на непроизвольном шептании. Впрочем, при многих опытах успех основан только на чистой иллюзии. Так, напр., Рише и многие другие пытались передавать воспринимающему лицу рисунок, который воспринимающий должен был воспроизвести. В работе Рише и «Proceedings of S. P. R.» мы находим множество таких попыток, но в большинстве случаев при всем желании трудно найти сходство копии с оригиналом. А как легко иногда можно случайно получить отдаленное сходство, видно, например, из следующего случая. Однажды г. Ганзен пытался передать рисунок, тщательно подавляя в себе непроизвольные движения речи. Я (воспринимающий) действительно ничего не слыхал, но почему-то в моем сознании возникла некоторая фигура (рис. 79, А), которую я нарисовал на бумаге и передал Г. Он в ней нашел заметное сходство с оригинальным рисунком (рис. 79, В). Конечно, некоторое отдаленное сходство найти можно, но, к сожалению, я думал не о свече, а о кошке. Почему я не окончил рисунка, я не помню; но если бы прибавить еще несколько черточек, то получился бы детский рисунок кошки (С). Таким образом сходство получилось иллюзорное; оно есть плод фантазии наблюдателя, а не результат передачи мыслей.
При опытах Рише и других в том же роде сходство не больше. Достаточно одного примера. В одном из опытов Рише над сомнамбулой она нарисовала фигуры А, В, С (рис. 80) и объяснила так: «чаша с фонтаном, а в средине нечто для цветов». Оригинал представлял рака. Конечно, при взгляде на рисунок никому не придет в голову рак, и только зная оригинал, можно вообразить некоторое сходство. Если б оригинал изображал цветок на столе, или выплывающего из волн кита, пускающего фонтаны, то и с этим можно было бы найти сходство. Рише видит в этих рисунках доказательство переноса мыслей; но на самом деле они подтверждают только хорошо известный нам закон ошибок: мы склонны преувеличивать сходство незнакомого предмета с известным.
Сон и сновидения
Сон
Из всех нарушений нормальной деятельности сознания самое частое есть, конечно, сон. Каждый человек проводит приблизительно Уз часть суток во сне; поэтому такие периодические перерывы сознательной жизни должны считаться явлением нормальным. Во сне душевная жизнь человека совершенно изменяет свой характер, сравнительно с состоянием бодрствования. В грезах человек чувствует в себе способности и дарования, которыми вовсе не обладает наяву: переносится в далекие незнакомые страны и входит в сношения с отдаленными или уже давно умершими людьми. Эти особенности, по-видимому, уже в древности обратили на себя внимание людей; и в наше время, пожалуй, не существует такого низко стоящего племени, которое не придавало бы большего или меньшего значения снам. И так как только в течение последних десяти лет психологические исследования внесли немного света в эту темную область, то понятно, что в древние времена сны были объектом разнообразных толкований и послужили источником бесчисленнейших суеверий, к разбору которых мы и приступим.
Различные грезы и сновидения, как известно, сопровождают многие «подобные сну» состояния, но так как нормальный сон самая частая и обыкновенная причина их, то мы сперва приступим к разбору этого явления, а затем перейдем к другим сходным с ним состояниям; при этом разборе, однако, мы не будем останавливаться на различных гипотезах о сне, так как они не имеют значения для объяснения сновидений.
Из опыта обыденной жизни нам известно, что сон есть состояние покоя; физиологические и психологические исследования подтверждают это, доказывая, что во сне все телесные и душевные функции ослабевают. Характерные черты этого состояния следующие: прежде всего полное расслабление глазных, а затем и других произвольных мышц. Если сон захватил человека в сидячем положении, то постепенно тело опускается, голова наклоняется вперед, вследствие расслабления спинных и шейных мышц. Каждому известно неприятное ощущение толчка, получаемого при этом. Сотрясение обыкновенно настолько сильно, что оно пробуждает, но затем весь процесс повторяется опять, пока человек наконец или не впадет в глубокий сон, или усилием воли не приведет себя в бодрое состояние. Во время бодрствования мозг рассылает во все мускулы постоянные импульсы – скрытая иннервация, – и этим вызывается некоторый мышечный тонус. При наступлении сна тонус этот ослабевает, все тело опускается и голова падает прежде всего, так как удержание ее в вертикальном состоянии требует значительного напряжения мышц. Однако усиление волевой энергии может вновь поднять иннервацию, заменить собою то, что теряется вследствие расслабления тела.
Уже по этому явлению мы можем судить, что понижение деятельности не ограничивается мускулатурой, но распространяется и на нервную систему. Это в особенности относится к двум важнейшим функциям растительной жизни: дыханию и сердцебиению. Первое становится реже и глубже – вместо 18–20 раз в минуту при бодрствовании, 14–15 во сне. Сердечная деятельность также падает и притом на одинаковое число ударов во всех возрастах. У детей со 100 до 89, у взрослых с 70 до 60, т. е. вообще около 10. Далее, содержание углекислоты в выдыхаемом воздухе уменьшается, что указывает на падение обмена веществ; но так как последний составляет причину теплоты тела, то параллельно с этим ограничивается теплообразование, и температура тела должна понизиться. Действительно, у здоровых людей она падает ночью на1/2 градуса и поэтому нужно усиленно покрываться одеялами для избежания охлаждения кожи.
Подобно телесным функциям отдыхают во сне и душевные. Спящий не знает, что вокруг него происходит, пока сильное чувственное раздражение не разбудит его. Самая заметная и, может быть, самая существенная особенность сонного состояния есть изолированность спящего от внешнего мира вследствие понижения способности восприятия впечатлений. Если назвать силу внешнего явления, необходимую для восприятия «пределом раздражения», то можно сказать, что во сне «предел раздражения» отдаляется, вследствие чего сознание наше во время сна ограждено от многих впечатлений, легко доходящих до него в бодрствующем состоянии. Такое отсутствие внешних раздражений уже само по себе способствует понижению психической деятельности. Когда говорят, что один спит чутко, а другой крепко, то этим обыкновенно хотят характеризовать сравнительную силу внешнего фактора, необходимую для пробуждения субъекта. Такие же колебания крепости сна можно наблюдать не только у разных лиц, но и у одного и того же в различные часы ночи. Под утро человека легче разбудить, чем ночью. Таким образом, чем крепче сон, тем больше должно быть внешнее раздражение для пробуждения. Кольшютер и Михельсон воспользовались этим признаком для измерения крепости сна. По практическим соображениям для этих опытов были избраны звуковые раздражители, так как слух есть единственное доступное во время сна чувство и звуковые раздражения легко поддаются точному измерению. Физика нас учит, что сила звука при ударе твердых тел прямо пропорциональна весу правильного тела – напр., шара и высоте его падения, поэтому стук производился шарами, бросаемыми с известной высоты на твердую подкладку. Сила звука при падении шарика массой 1 грамм с высоты 1 сантиметр может быть названа грамм-сантиметром (г-см), а поэтому, заметив, при какой силе звука испытуемый субъект пробуждается, можно выразить в граммо-сантиметрах крепость его сна в данную минуту.
Рис. 82
На рис. 82 изображены результаты некоторых наблюдений, произведенных немецким врачом Михельсоном при соблюдении всех необходимых предосторожностей.
Кривые Au В относятся к двум лицам. На горизонтальной линии означены часы сна, на вертикальной его глубине в 1000 г-см. Кривая А, относящаяся к здоровому человеку, показывает, что сон очень легок в первую 1/2 часа, затем быстро усиливается, достигая наибольшей крепости в конце первого часа; после того убывает, сначала так же быстро, а потом очень постепенно с приближением к часу пробуждения. Такова была кривая сна у многих нормальных людей, которых исследовал Михельсон. Кривая В относится к нервному, переутомленному человеку и показывает, что здесь в первые часы сон далеко не так крепок, как у здоровых, и достигает наибольшей силы только к концу 2-го часа; напротив, утром он крепче, нежели сон нормального человека.
Эти интересные исследования наглядно доказывают нам, насколько во время сна наше сознание делается, смотря по обстоятельствам, более или менее доступным для внешних раздражений. Для того чтобы разбудить спящего, нужен шум в 25 000 г-см, тогда как в бодрствующем состоянии тот же человек наверное услышал бы шум в 1/1000 г-см.
Следовательно, не может быть сомнения, что во время сна восприятие, а вместе с тем (по причинам, о которых будет сказано ниже), вероятно, и вся сознательная жизнь значительно понижены. Психическая деятельность, так же как и физическая, затихает. Часто говорят, что утомление есть единственная причина сна: когда энергия организма истощилась, то наступает сон, во время которого вновь накопляется энергия. Но на самом деле, как показывают многие наблюдения, это не так. Известно, например, что интересное занятие может отогнать сон, несмотря на усталость. С другой стороны, нередко люди, не привыкшие оставаться наедине со своими мыслями, легко засыпают, даже не будучи усталыми, при отсутствии внешних раздражений. Известно также, что большинство людей нелегко засыпают после утомительной и возбуждающей работы. Если эта работа была умственная, то деятельность мышления не сразу успокаивается; после же трудной физической работы долго не удается уснуть вследствие тягостного ощущения в членах, как бы от неудобного положения. Но всего больше мешают сну различные душевные волнения. Кто в детстве не проводил много бессонных часов в ожидании какого-нибудь праздника, а затем, наконец заснувши, ежеминутно не просыпался с вопросом, не пора ли вставать? Есть ли такой счастливец, который бы не испытал в своей жизни, как горе и заботы прогоняют сон? Все это доказывает, что сон находится в тесной зависимости от психического состояния человека; пока душевная деятельность идет правильно и оживленно, сон не наступает. Но так как правильный ход умственных процессов зависит главным образом от сосредоточения внимания, то настоящая причина наступления сна лежит в утомлении и ослаблении внимания. Всем известен факт, что всего легче можно заснуть, если не останавливать внимания на чем-либо определенном, а позволить мысли легко переходить с одного предмета на другой; такое порхание мысли многими справедливо называется «сном наяву» и на самом деле легко переходит в нормальный сон.
Не имея возможности более подробно останавливаться на разборе этого положения, мы тем не менее впоследствии убедимся, что своеобразная душевная деятельность, проявляющаяся во сне, всего легче может быть понята, если за причину его принять очень слабое функционирование внимания. Этим же ослаблением внимания легко объясняется и вышесказанное отдаление предела раздражения. Мы знаем, что даже во время бодрствования внешние раздражения тем труднее достигают сознания, чем слабее работает внимание. Так как во сне внимание ослабляется, а в глубоком сне и вовсе исчезает, то раздражения редко могут вызывать впечатления, т. е. предел раздражения повышается. Отдаление предела раздражения, вероятно, происходит не одновременно и не в равной степени для всех органов чувств. Известно, что внешнее раздражение невольно привлекает к себе внимание; чем более орган чувства доступен внешним влияниям, тем большее число впечатлений он получит и передаст сознанию и тем долее внимание будет держаться в области данного чувства. Опыт учит нас, что при засыпании внимание прежде всего перестает возбуждаться теми органами чувств, которые могут механически оградить себя от внешних впечатлений: вкусом, зрением и обонянием. Затем, вероятно, следует осязание и чувство температуры; последними остаются мышечное чувство и слух. Этот последний способ сношения с внешним миром никогда не уничтожается вполне; многие лица знают по опыту, что можно находиться в полусне и достаточно отдохнуть, продолжая вместе с тем слышать все окружающее. Такой своеобразный, частичный сон имеет, по-видимому, свойство сохранять восприятие только известного рода звуков. Во всяком случае, сомнительно, можно ли подобное состояние назвать нормальным сном, о котором мы теперь говорим.
