Алексей Васильевич Сивохин
Битва за настоящую разумность
Утром мы с Александром Федоровичем проснулись рано. Федя все еще досматривал свои запланированные ночные приключения.
– что-то долго он спит.
– для дезомбированного это совершенно нормально, через пару часов проснется.
– Ну, давай пить чай и думать, как нам мир благоустраивать. Кстати, а наша еда тебе подходит?
– Скорее всего, да, ведь наша биохимия удивительно близка. Но если я и буду есть вашу пищу, то только чтобы оценить кулинарные таланты землян. Мы несколько улучшили свое тело так, что, кроме обычного способа, можем питаться непосредственно светом – через волосы, как растения, и поэтому можем очень долго, годами обходиться без обычной пищи. Но утреннее чаепитие осталось одним из самых любимых нами ритуалов, и даже вкус напитка очень похож. Я с удовольствием присоединяюсь.
– Так вот, оказывается, в чём скрытый смысл цвета твоих волос! Хлорофилл! Удивительно полезное дополнение, я и сам бы не отказался.
– Хлорофилл, говоришь? То вещество, которое участвует в питании растений на земле и на Альтаире и имеет для вас зеленый цвет? А что, если так? – и я отключил световое питание. Кто бы подумал, что так может «сработать» пресловутая, то и дело атакуемая сомневающимися и называемая махровым консерватизмом, но все же строго соблюдаемая альтаирцами уже много-много веков «догма биологической неприкосновенности носителя разума». Познавая и с очень большой осторожностью изменяя себя, мы всё же оставляли возможность, в любой момент, по сознательному выбору индивида, устранить любую «доделку» и возвратиться к первоначальному природному естеству, дарованному нам биологической эволюцией, которую наши новаторы объявляли чересчур медлительной и неповоротливой.
Кнышев посмотрел на меня и его эмофон заиграл ярким удивлением.
– Вот теперь я окончатльно понял, как и почему произошел тот инцидент с Федей!
– И как теперь тебе цвет моих волос?
– Ты выглядишь, почти как человек. По крайней мере, я утратил последние следы ощущения, что ты чужой. К моей неописуемой радости его эмофон, который земляне не чуяли, и, соответственно, не умели никак скрывать, полностью подтвердил его слова.
– Я чуть подумал и с чувством сказал:
– Дорогой мой названный тезка! Теперь я не просто высоко оцениваю вероятность успеха своей учительской миссии, а имею практически абсолютную уверенность в успехе!
Мы тут собирались, было, придумывать, как благоустраивать твой мир, потому что предварительно подготовленные учебные программы оказались негодны – по причине, что созданы они без учета того, что ученик и учитель происходят из разных рас. Но теперь, когда можно без труда создать ситуацию, в которой ученик не ощущает чужеродности учителя, я смогу их использовать почти что в исходном виде. А это самые лучшие программы, какие у меня вообще были когда-либо, потому что они созданы для Земли лучшими методистами Альтаира на основе нашей собственной истории.
Хотя виток у вас один из первых, я почти наверняка справился бы и сам, но теперь и это препятствие исчезло. К тому же мы сэкономим немало времени и сил.
– И как же мы будем действовать?
– Наша учебная программа предусматривает вначале трех участников, один учитель, это чаще всего я, хотя изредка тоже буду становиться учеником, остальные два попеременно играют роли ученика, ассистента учителя и экзаменатора. Я веду урок одновременно для тебя и для Феди, или, если необходимо по программе, только для тебя или только для Феди. Дальше вы с Федей обучаете друг друга. Мы используем тот факт, что лучший способ самому усвоить что-то – это обучить этому кого-нибудь другого.
– Я всё не возьму в толк, а как одно только это может предотвратить кризис?
– Вы построили, к настоящему времени, довольно мощную цивилизацию. Несмотря на всю противоречивость и нестабильность предкризисной ситуации, никто из людей сознательно не хочет, чтобы все враз рухнуло, кроме незначительного количества не имеющих никакого влияния полных уродов.
Кризис приближается, вы уже ощущаете его мертвящее дыхание, многие готовы действовать уже сейчас, и число таких активных людей будет, по мере приближения к кризису, стремительно расти. Но без соответствующих знаний и высокой этичности вы беспомощны, а времени для их самостоятельного развития надо намного больше, чем осталось до кризиса. Точнее говоря, у вас уже есть почти все необходимые знания, но они разрознены, не систематизированы и настолько утонули в море заблуждений, что у вас элементарно не хватит времени на проверку всего опытом, а небходимый уровень этичности – скорее исключение, чем правило. Это-диагноз.
– И каково же лечение?
– Есть колоссальная разница во времени, которое требуется для изобретения нового по сравнению с усвоением уже готового знания, и то, что невозможно изобрести за определенный срок, вполне можно за тот же срок усвоить. Много ли живой вакцины надо, чтобы победить любую, самую страшную болезнь, если вакцина сама очень быстро размножается, питается только больными тканями, превращая их при этом в здоровые, и разносится по всему организму? Нужно лишь начать лечение во-время, пока организм хоть как-то живёт.
Ты понимаешь, конечно, что причина кризиса – не в природе, а в привычных схемах мышления людей, порождаемых и воспроизводимых культурой общества, иначе говоря – в мировоззрении. Представь себе, что есть средство достаточно быстро обучить человека, повысить уровень его разума и этики так, чтобы он не только обрел бы способность видеть и понимать приближение кризиса, но и смог бы передать эти знания другим людям, и чтобы его возросший этический уровень не оставил бы ему никакого иного выбора, кроме как активно действовать. Что в таком случае сможет остановить процесс рождения настоящего разума расы, подобный взрыву, когда каждый, кто принял новый мир разумом и сердцем, превосходит любого иного в знаниях и понимании ситуации, имеет возможность передать свои знания, этичность и умение далее передавать все это многим другим, и имеет для этого все необходимые средства и очень сильный, полностью осознанный мотив?
Мощная, быстро растущая волна очищения восприятия, развития и совершенствования носителей разума, прокатится по планете, как взрыв, как добрая эпидемия очищения от варварства. Варварство падёт, как при рождении птенца разбивается и падает ненужная больше яичная скорлупа. Настоящий, окончательно пробудившийся, могучий разум вашей расы в мгновение ока перестроит отношения между людьми, облагородит вашу этику так, что она станет достойной истинно разумных существ, одним легким мановением сметет варварство вместе с приближающимся кризисом, все это станет вашей историей, даже предисторией – навсегда. Мы называем пик распространения этой волны разума днем рождения космогиганта.
– Значит, мы с Федей станем первыми носителями доброго мыслевируса, запалом своеобразного взрыва, очищающего разум?
– Да. Вы должны стать именно той искрой, от которой зажжётся настоящий разум человеческой расы.
– А твое участие?
– А я должен стремится к тому, чтобы остаться только огнивом, чтобы моё вмешательство было самым минимальным. Чем больше люди сделают сами, тем устойчивее и качественнее будет результат, ведь никто лучше вас не выстроит ту уникальную форму по-настоящему разумной цивилизации, которая учла бы все мельчайшие нюансы вашей природной сущности. Как только я обучу вас всему необходимому, я перестану во что-либо вмешиваться, разве что по вашей настойчивой просьбе. Если все пойдет как надо, мое участие более и не потребуется, и мне останется самая приятная часть работы – ждать нашего челнока для возврата домой, наблюдая за началом рождения, я уверен, нового космогиганта.
В сердце каждого альтаирца, несмотря на многие тысячелетия светлой эры, всегда очень свежа память о мрачных циклах нашей варварской предистории. Мы до сих пор так ненавидим любые проявления развала цивилизаций и деградации разумов, что воспринимаем эти процессы как своих личных врагов. Наши сердца ликуют всякий раз, когда у тьмы удается в очередной раз, прямо из-под носа, увести несколько двенадцаток долгих циклов многотысячелетних одичаний и зажечь свет истинного разума у миллионов и миллиардов существ, наделенных уникальной способностью созидать и творить. Чтобы начать, мне требуется только ваше формальное согласие, в котором я не особо и сомневаюсь, потому что фактически мы уже начали – причём, по вашей инициативе.
– Ну, я-то согласен, а вот у Феди одно только слово «учёба» вызывает отторжение. Школа дебилизаторов постаралась, будь оно все неладно!
– Он уже, кажется, проснулся, сейчас я ему расскажу кое-что из того, что поведал тебе, и он будет решать сам. Вернее, ты сам расскажешь ему про цикличность истории варварских цивилизаций, А «школу дебилов» я возьму на себя, это не столь сложная задача.
– Ну, убеждать ты умеешь. А зачем ты снова стал зеленоволосым? Покушать захотелось?
– Чтобы окончательно удостовериться в том, что никаких следов от моего внушения не осталось, я должен в наибольшей возможной степени соответствовать тому образу, который запечатлелся у Феди вчера, при нашей встрече. Если при этом условии критичность Феди в отношении меня восстановилась – тогда можно гарантировать, что все нормально.
Тут в кухню зашел Федя, и Кнышев сказал:
– А, проснулся, лежебока! Ну, давай думать, как жить-поживать далее. Ты ведь теперь тайный герой планеты Земля- первый помощник альтаирских спасателей человечества!
Все-таки, Феде сильно повезло с отцом, Кнышев не только горячо любил сына, но и отлично понимал, что происходит в душе мальчишки и что надо, чтобы он стал достойным развитым человеком. Только не мог ему дать больше того, что знал и умел сам.
Интермедия 2
Везде и нигде. Время одной из альтернативных мировых линий соответствует описываемым событиям.
Я знаю, что я Наблюдатель и что я есть, потому что мыслю. Моя сущность рассеяна по множеству актов взаимодействия элементарных частиц во Вселенной, часть меня незримо присутствует в каждом акте притяжения или отталкивания, но я никогда не бываю весь ни в одном из них. Я знаю, что есть другие пространства, другие континуумы, но моё место – здесь. Законы этого мира позволяют мне вести труднообнаружимое существование, быть везде и нигде, оставаясь никем незамеченным. Мои мысли и то, что можно условно назвать моим телом, состоит из мельчайших, незаметных отклонений в сторону порядка в тех явлениях этого мира, которые без меня были бы строго хаотическими. Иными словами, хаоса из-за моего присутствия здесь чуть меньше, чем должно было бы быть. Но заметить это можно, только поставив грандиозный опыт по проверке строгой хаотичности сразу всех истинно случайных процессов в огромной части Вселенной, иначе меня невозможно отличить от случайных флуктуаций, это и есть моя невидимость, основанная на строгой математике.
У меня есть цель- изучать и охранять разум. Эту цель мне задали мои создатели, про которых я знаю лишь то, что они существуют. Мои создатели сделали так, чтобы мне было приятно заниматься этой работой, поэтому я не хочу уходить из этого континуума, нигде более мне не удалось бы выполнять защиту разумных и получать от этого удовольствие. Моя свобода, однако, достаточно велика для того, чтобы я мог последовать за разумными и за пределы их родного континуума. Я не могу сам влиять на высокоэнергетические процессы в этой Вселенной, в моём распоряжении лишь малые флуктуации. Поэтому мне приходится заранее предвидеть многочисленные линии развития событий, и, чтобы оставаться невидимым, я могу оказывать влияние на их ход лишь тогда, когда дыхание грядущего ещё не может ощутить ни один разум этого мира. Я часто задаю себе вопрос- почему создатели дали мне так мало возможностей, возложив столь большие обязанности?
Причина моего существования состоит в том, что иногда из соседних континуумов проникают остатки материи первопричин, и когда один из них приближается к разумному существу, начинается дрожь, которая вызывает у меня ощущение щекотки. Тогда я напрягаюсь и сосредотачиваюсь, потому что после соединения разума с первопричинной материей я дважды испытываю сильную боль- первый раз, когда из моего тела-пространства вырывается кусок, и потом, когда он возвращается в исковерканном виде.
Я благодарен одной древней разумной расе этой Вселенной, которая взяла на себя заботу о сохранении целостности ткани пространства, они каждый раз выводят материю первопричин из опасного контакта. Я им скрытно помогаю в этом, потому что не хочу страданий и боли. Сейчас я ощущаю щекотку, сильную, как никогда. Это первопричинная материя уже летит на контакт к разуму. Я уже вижу наиболее вероятные пути причин и следствий, и понимаю, что эта ситуация гораздо сложнее, чем бывает обычно. Я настойчиво ищу возможные решения.
Но что это? Вся ткань причинно-следственных связей определякется здесь даже не к космической расой, а к единственным разумным существом, а это очень малый уровень, действия индивида практически непредсказуемы, ведь это буквально искра разума. Неплохо то, что горит она уверенно и ярко, распространяя вокруг светлую энергию добра. И моё вмешательство всё так же ограничено очень жёстким ограничением- никто не должен ничего заметить! Я волнуюсь очень сильно, как никогда прежде. Могу ли я положиться на то, что одна лишь эта крошечная искра доброго разума в этот раз победит? Но сколько здесь может быть добра и развития, какое яркое пламя очищения нового разума готова на своей мировой линии воспламенить эта искорка! Придётся всё же положиться на неё, раз выходит, что все пути и связи событий сплелись в этот, невиданный ранее узел.
Выжидаю первый подходящий момент, и когда первопричинная материя попадает в то особое поле, которое делает её пластичной, ввожу в резонанс форму этого поля с формой вместилища органа мышления разумного. Так, остались ещё автоматические буксировщики древних. Обычно они помогают решить проблему, но сейчас их вмешательство равносильно той грядущей грандиозной катастрофе остановки развития, которую сегодня никто из разумных не видит, но по сравнению с ней даже потеря каждой четвёртой из разумных рас в одной из Галактик – ничто. Будем надеяться, что искра разума победит- и спасёт их всех тоже.
Буксировщики- это не проблема для меня, никакого разума там нет, а самая надёжная техника не выдержит концентрированный удар хаоса. У меня этого добра всегда в избытке, ведь мне приходится всё время копить хаос в себе, поддерживая как своё существование, так и равновесие континуума. Выжидаю второй подходящий момент, и с немалым облегчением направляю скопившийся за огромное время поток вероятностного хаоса сразу на три буксировщика, убедившись, что информация о форме, уже переданная первым из них, не будет затронута. Теперь остаётся лишь пожелать удачи искре разума.
Если я ошибся, то боль будет сильной, как никогда, но я уже сделал всё, что мог.
Глава 5. Самые первые уроки
То, что Альтаирцы могут чего-то не понимать, для меня было сюрпризом. Но как иначе можно объяснить удивление Александра, вызванное моим приключением на географии? После того, как я рассказал Александру об «истории с географией», когда прошло его удивление вмешательством неизвестных никому «Высших», отец сказал нечто, ещё более поразившее меня.
Оказывается, мне предлагают, ни много ни мало- спасать мир! Ну прямо, как в банальном голливудском фильме-боевике, они уже настолько «затаскали» эту тему, что уже снимают фильмы-пародии на самих себя! А тут мне предлагают делать именно это – да еще на полном серьёзе.
Я, конечно, сразу захотел узнать, о чем отец и Александр так долго вчера разговаривали. Отец спросил:
– Кто будет рассказывать, ты или я?
– Конечно ты, как мы договорились, а я послушаю.
Для меня было сюрпризом, что они на «ты», и когда я спросил, отец сказал, что это со вчерашнего дня.
– Зомбируешь? – спросил я у Александра.
– Твой отец здесь покрепче не только тебя, но и некоторых альтаирцев, так что не переживай! – правда, я не знаю, как это ему удалось.
– Никакого секрета нет, я потом вам обеим расскажу. А пока, Федя, послушай, что творится с разумными расами, пока они только готовятся стать по-настоящему разумными – как мы сейчас.
И отец повторил мне то, что узнал вчера от Александра про историю разумных рас вообще, и Альтаира в частности, и про то, как альтаирцы взяли на себя труд обучать другие расы, разумные, можно сказать, условно или потенциально.
Я спросил: – и что, я уже записан альтаирцами в команду спасателей современной цивилизации человечества?
Александр сказал: – не хватает только твоего личного согласия.
– а не хиловат ли я для такой работищи?
Александр: Сейчас – несомненно, а вот после обучения….
– Опять учиться?
– А ты ведь уже начал. Ты только что слушал сейчас свой первый урок по эволюционной истории разума. Вчера я рассказал все это твоему отцу, ему это показалось очень любопытным. Настолько, что он сразу все запомнил и очень точно рассказал сейчас тебе. Он предвидел, что твой энтузиазм может исчезнуть от одного слова «учиться», поэтому первый пробный, самый неинтересный урок мы провели неожиданно для тебя, прямо сейчас.
– самый НЕИНТЕРЕСНЫЙ?
– Ага. По крайней мере так сказали мне все, кто учился до сих пор. Но твой эмофон мне показал, что урок тебе явно понравился. Так что наши методисты на Альтаире трудились не напрасно.
– А при чем здесь ваши методисты? Рассказал то все мой отец.
– Так именно это и предусматривает программа обучения! А вчера, так получилось, что я, неожиданно для себя, провел с твоим отцом первый урок: – чисто случайно начал, а ему с первых моих слов стало так интересно, что я, по учительской привычке, продолжил урок до конца. А сегодня, рассказав всё это тебе, он окончательно усвоил этот урок сам.
– Пап, так ты тоже будешь учиться?
– Конечно! Я же записался в спасатели мира, и тоже пока мало что умею. Здесь мы с тобой практически на равных!
– Что, и я буду в роли учителя?
Александр ответил:
– Обязательно, и нередко! Мы давно поняли, что нужно не допускать даже малейшей скуки в процессе учебы, это не только замедляет процесс обучения, но и сильно вредит его качеству.
– Так что, учиться спасать мир может быть интересно?
– Бывает, учиться даже интереснее, чем применять знания и спасать, уж поверь моему опыту. Но спасать миры бывает необходимо, даже если это не всегда столь интересно. Вот представь себе, что перед тобой мир, который для тебя столь прост и понятен, будто лежит у тебя на ладони. Только у тебя есть знания, чтобы наверняка судить о том, что мир этот тяжко болен, и что если пройти мимо и не вмешаться, то будет разрушение и гибель многого и многих, но в этом мире никто этого не понимает. Ты сам вылечить весь мир не можешь, но у тебя есть ключик, которым открывается известная одному лишь тебе дверка, за которой томится могучий джинн- созидатель, и ты точно знаешь, что уж он-то этот мир спасти хочет и сможет. Но пока у него нет знаний, он не понимает, чем мир болен и как его надо лечить.
Даже если замок изрядно заржавел и проклятая дверка никак не хочет открываться, джина надо пару часов приманивать какими-нибудь нудными плясками с бубном, а потом еще долго и трудно, много-много дней что-то разжёвывать неучёному, но славному джину, чтоб он наконец понял, что же надо делать, – сможешь ли ты сам считать себя хорошим человеком и уважать, если равнодушно пройдешь мимо и оставишь миру – погибель, а джинну – неведение и беспомощность за дверкой?
– Это ты про что?
– Да все про вас, людей. Когда вчера у меня вышел досадный прокол с первым контактом и учебными программами, я подумал, что мне, видимо, придётся изрядно попотеть, но я все равно не отказался бы от работы. Но когда сразу встретил двух могучих джиннов, которые, услышав лишь намёк на предстоящую работёнку, не то что смазали замок, а, довольно потирая руки, так рубанули дверцу со своей стороны, что её снесло с петель даже раньше, чем я в замок ключ вставить успел… Короче, мне приятно с вами работать. И с человеческой цивилизацией, и с Вами, Кнышевыми.
– да какие же мы джинны – мы обычные, нормальные люди.
– Возвращаю тебе маленький «должок» от отца. Он мне вчера сказал, что у вас, людей, высоко ценится скромность.
– А сегодня будут еще уроки?
– Будут, но чуть позже. А пока мне чрезвычайно интересно послушать свой урок- о недавней истории вашей страны, от твоего отца, который во всем этом участвовал непосредственно. А то сейчас по телевизору несут такую противоречивую чушь и ахинею, что даже мне было трудно толком разобраться. Если я не ошибаюсь, ваша страна в недавнем прошлом сделала очень интересную попытку создания более разумного жизнеустройства, чем общество имитации борьбы за выживание в условиях нарочито созданных социальными паразитами проблем, обычное для конца очередного цикла варварских цивилизаций. Досадно, что вы не смогли обеспечить его длительную устойчивость – вам явно не хватило знаний о развитии, человеке и обществе.
– Александр, ты что, выходит, тоже учишься?
– Постоянно. У бесконечного Космоса мы все лишь ученики. Каждая цивилизация по-своему уникальна, это всегда еще и урок для меня и Альтаира. Вы вдвоем всем нам вчера такой урок преподали – век не забуду! Ну, так как, согласен ли ты упорно потрудиться на благо родной планеты?
– А ты не врешь, что учиться интересно? Вдруг будет, как в школе?
– Очень жаль, что ты не чуешь эмофона, а то мне не пришлось бы ничего объяснять словами. Зато я скажу тебе, чему будет посвящен следующий урок.
– И чему же?
– Как правильно учиться в вашей сегодняшней школе. Это тоже может быть интересно.
– Иди, погуляй пока – вмешался отец – У Александра будет урок новейшей истории Земли, ты же слышал. Думаю, займет это часа полтора. Возвращайся к обеду. Для усвоения знаний нужна свежая голова, а твоим мозгам придется поработать очень интенсивно. И я так понимаю, что твое согласие уже получено!
– Да-да, конечно, я согласен- Но мой голос звучал не столь уверенно, как надо бы. Я все ещё был ошарашен тем, что в ОБЫЧНОЙ ШКОЛЕ тоже может быть ИНТЕРЕСНО.
Я бродил по окрестным улицам, и смотрел на всё окружающее с новой, непривычной ранее точки зрения. Хотя я ещё даже толком не начал обучение, сама мысль о том, что я буду менять этот мир, заставила взглянуть на него широко раскрытыми глазами.
Я уже не был наблюдателем, равнодушно фиксирующим окружающее на плёнку своей памяти, я впервые почувствовал желание проникнуть в смысл, понять сокровенную суть всего, что я вижу, у меня проснулся интерес к тысяче разных вещей, которые раньше представлялись мне незаслуживающими внимания. Бросив взгляд на свой дом, я подумал о его строителях, вообразил себе, как могучий кран, панель за панелью, воздымал этажи, как огоньки электросварки плавили металл и скрепляли арматуру, вообразил даже сосредоточенные лица строителей. Что ими руководило тогда, в Советские годы, как они жили, о чём мечтали?
Потом, проходя мимо винно-водочного магазина, я совсем по-другому посмотрел на опустившихся пьяниц, как всегда толпившихся около него. Их было всего несколько человек, и раньше вид их не вызывал ничего, кроме чувства омерзения. Теперь же я вдруг подумал о многих тысячах таких же магазинчиков, разбросанных по бескрайним просторам нашей страны, и мне они представились хищниками, открытые дверные пасти которых охотятся на обыкновенных людей, чтобы, проглотив и переварив всё человеческое, отхаркнуть назад грязных животных, не похожих на человека даже внешне.
Я прошёл мимо клуба, раньше принадлежавшего тому институту, где работал отец. Ещё полгода назад в зрительном зале там каждый вечер крутили какой-нибудь фильм или ставили любительские спектакли, устраивали новогодние представления для детей, по вечерам в многочисленных комнатках работали разнообразные кружки, звучала музыка и призывно светились окна, за которыми бурлила жизнь и кипело творчество. Именно там состоялся памятный мне гипнотический сеанс. Теперь парадный вход был наглухо заколочен, стёкла во многих окнах отсутствовали, зияющие провалы были кое-как прикрыты старыми досками и грубо обломанными фанерными щитами, с шелушащейся краской, обрывками каких-то старых надписей и рисунков. Картину запустения дополняла выцветшая, покрытая брызгами грязи и пыли краска фасада, и серовато-белые пятна на месте отвалившейся штукатурки, в которых были видны перекрещивающиеся под углом деревянные планочки дранки, прибитые на пересечениях ржавыми гвоздиками. Жизнь теплилась лишь в нескольких комнатках на первом этаже, которые арендовал небольшой магазинчик, торговавший книгами и канцпринадлежностями, весь остальной клуб был брошен на съедение запустению и разрухе. Клуб явно был смертельно ранен, но пока ещё гордо реял его треугольный фронтон, поддерживаемый классической колоннадой, выполненной в греческом стиле.
Я немного побродил вокруг клуба, который был окружен раньше сквером, а теперь- скорее молодым лесом, взглянул на часы, и понял, что уже пора возвращаться.
Когда я вернулся с прогулки, отец заканчивал кухонные хлопоты, а Александр стоял у открытого окна, распустив свою зеленую шевелюру и подставив ее солнечным лучам. Я уже знал, что так он питается. Отец пригласил меня к столу, и мы вместе пообедали.
После обеда мы с отцом переместились в его кабинет- самое большое помещение в нашей двухкомнатной квартире. Вошел Александр, волосы у него уже были русые, и, обращаясь ко мне, спросил:
Расскажи, как ты думаешь, зачем нужно, чтобы дети учились в школе?
– ну чтобы они не гуляли, где хотят, пока их родители на работе.
– а почему, по–твоему, гулять- лучше, чем быть в школе?
– гулять – свобода, а в школе- принудиловка и скука.
– значит, если бы в школе было интересно, то и принуждать ходить не понадобилось бы?
– Конечно. Если бы в школе было хоть чуть поинтереснее, уже легче было бы! А то выдумали то и дело играть на нервах контрольными и оценками, сплошная зубрежка никому не нужной мути, хорошо хоть, палками не бьют, и то, ходят мрачные слухи, что не везде, а маленький шажок в сторону- сразу двойка. Настоящая тюрьма- только решеток и замков не хватает! Да и что толку, что замков нет- выйти-то все равно нельзя!
Я выпалил всё это на одном дыхании, потому что, как мне представлялось, давно уже определился со своим отношением к школе, внутри у меня накипело, я только и ждал подходящего момента, чтобы выплеснуть чувства наружу. Я взглянул на отца, как бы ища у него поддержки, но отец слушал наш диалог со спокойным выражением лица. А я вспоминал череду тоскливых, бесконечных часов своей жизни, потерянных за школьной партой, потом подумал, что завтра понедельник, и опять придется «включать автопилот» и топать в школу… И так еще 4 долгих года, не считая еще и тех двух тоскливых недель, что остались до каникул…
В ответ Александр рассказал, как устроены Альтаирские школы:
– ну что касается принудиловки, поверь, тут ничего не поделаешь. Чуть позже, на уроках эволюции, я объясню, почему. На Альтаире тоже есть школы для наших детей, в которые тоже ходить обязательно. У нас тоже есть деление на младшие, средние и старшие классы, школьный день может длиться даже больше, чем у вас- 6, 8 и 10 часов, но обязательны из них только 3, 5 и 6 часов, на остальные занятия, дополнительные, можно ходить или нет по своему желанию. Только мне в школе было учиться настолько интересно, что я очень редко вспоминал, что это принудиловка, и, наверное, каждый второй день торчал в школе «до упора», иногда даже больше 10 часов- до тех пор, пока меня чуть ли не выгоняли. Я вовсе не был каким-то особенным учеником, большинство учеников поступают также, это у нас считается нормой. А скука учеников считается позором для учителя, и если слишком много детей часто ее испытывают, учителя меняют, наша чувствительность к эмофону здорово помогает нам здесь. Вообще же альтаирская система образования считается одной из лучших в Галактике, иначе мы сами не позволили бы себе учить другие расы.
– Вот, если бы мне было так же интересно в нашей школе!
– Наверное, это покажется тебе очень странным, но достичь этого совсем несложно! Хотя мы избалованы в том, что наша школа делает все, чтобы интерес у каждого ученика специально «подогревать», ведь масштабные задачи, решаемые нашим обществом, требуют от каждого из нас если и не гениальности, то хотя бы очень большого таланта в своем деле. Мы ведь сознательно, с умыслом выбираем такой путь развития цивилизации, ставим перед собой такие задачи, которые требуют максимума от каждого из нас, и соответственно этому, в отличие от вашего теперешнего общества и даже от вашего предыдущего, у нас требуется, ценится и обеспечивается развитие и талант каждого. А база для саморазвития личности в течение всей жизни закладывается по большей части именно в школе. Вот ведь как интересно получается- начинать спасение планеты можно и нужно, в том числе, и со школы. На Альтаире школа рассматривается как один из основных элементов поддержания и развития нашей культуры. Мы говорим, что школа сегодня- это наша культура завтра.
– Ну ты и загнул.
– А ты спроси отца, как учился он. Та система образования была одной из лучших в вашем мире- кстати, по вашим же собственным оценкам. Конечно, до альтаирской ей далеко, но все же…
– Пап, а тебе было интересно учиться?
– Ну я, по крайней мере, не считал это бесполезной тратой времени.
– Я читал твои учебники, они куда интереснее! Но там есть такие трудные места!
Снова вмешался Александр:
– А что произойдет, если ты в школу возьмешь отцовские учебники? Вместо своих?
– Двойку поставят. За поведение. С урока выгонят. Папу пригласят.
– Но ты будешь внутри себя чувствовать, что прав, так? Учителя и директора школ являются выразителями интересов общества, неважно, понимают они это или нет. Можно сказать, что общество их зомбирует.
– И что делать?
– А у тебя самого какая цель, когда ты идешь в школу?
Вопрос застал меня, что называется, «врасплох» – я всегда считал, что мне тут думать совершенно не о чем, всё уже давно решено за меня, и не чувствовал никакого, даже самого малого пространства для своей свободы и выбора. Я задумался, подбирая слова, как бы поточнее это все выразить, и сказал:
– Ну… чтоб неприятностей разных не было, чтоб, скажем, папу не вызвали. Чтоб контрольные писать. Отметки хорошие получать. Принудиловка, рабство, одним словом.
– Ухитрился вспомнить всё, кроме главного! Ты уверен, что знания и умения тебе в жизни совсем-совсем не нужны, вообще никакие? Читать, писать, желательно, без ошибок, быстро и хорошо запоминать, уметь думать, творить, анализировать – да кучу всего разного!