Разум планеты Земля был обнаружен экспедицией плазмоидов с Тельца совсем недавно, 1B12 стандартных периодов тому назад, когда, пролетая вблизи данного района, специальный исследовательский рой тельциан выявил явное несоответствие в данных дистанционного зондирования Солнца. В диапазоне низких частот (до гигагерц) система испускала настолько мощное электромагнитное излучение, что Солнце могло рассматриваться только как двойная звезда. Однако этому противоречил ряд других данных, особенно измерения орбитальных скоростей предполагаемых небесных тел, проведенные с использованием эффекта Допплера на оптических частотах, которые показали, что в этой системе, наряду с практически неподвижным относительно соседних звёзд источником очень яркого излучения, имеются несколько других, гораздо более слабых, со сравнительно высокими скоростями орбитального движения. По этим данным система Солнца совершенно точно и однозначно определялась как планетная система с одним центральным светилом.
Восприятие аномального электромагнитного излучения природными рецепторами плазмоидов показало наличие информационной составляющей, однако, попытки прямого общения с помошью обычного для плазмоидов телепатического контакта на электромагнитных волнах успеха не имели. Поначалу причину неудачи искали в принципиальной несовместимости базовых понятийных словарей, но действительная причина стала понятна после проведенной дополнительной обработки аномальных радиосигналов с помощью перестроения исследовательского роя в конфигурацию логического процессора. (Наиболее близкая земная аналогия этому – компьютерный анализ спектров сигналов и подбор ключа при компьютерной дешифровке, с поправкой на то, что тельцианский суперкомпьютер состоял из самих тельциан, телепатически объединившихся в некое подобие специализированной компьютерной сети, что привело к формированию единого суперразума роя). Информационное содержание было частично воспринято на уровне логики, и выяснилось, что электромагнитное излучение порождается не самими носителями разума, а созданной ими техникой, огромная мощность излучения которой компенсирует недостаточную чувствительность и избирательность принимающей аппаратуры. Так как подобная техника справедливо считается примитивной, уровень развития разума был оценен как варварский. Тип жизнеформ самих разумных существ был определён как порожденный эволюцией химического типа на базе полимерных соединений углерода, и были также получены данные о размерах и формах существ.
Незапланированный контакт с варварской цивилизацией существ неплазмоидного типа в задачу посланцев Тельца не входил, рой плазмоидов продолжил свой путь и покинул район, предварительно передав собранную информацию во Всегалактический банк данных по сверхсветовому каналу связи, открытому с помощью направленной транспространственной антенны, выстроенной также из существ роя.
Эти данные были извлечены ассоциативной памятью компьютеров Всегалактического банка при планировании экспедиции Альтаирцев, ассоциирование произошло по причине близости Солнца к одному из участков планируемого маршрута.
Мы с самого начала ошиблись, придав слишком большое значение исключительному сходству внешнего облика землян с нашим собственным, сделав на основании него совершенно неверный вывод о генетическом родстве наших рас, что породило целую серию ошибочных выводов и решений.
Первое ошибочное решение заключалась в том, что мы единодушно включили в программу нашей экспедиции изучение и, при необходимости, обучение разума Земли в программу нашей экспедиции, несмотря на то, что мы не успевали, как обычно, предварительно выслать автоматический зонд для сбора дополнительной информации. Вместо этого решено было получить необходимую дополнительную информацию с помощью специально сконструированных радио- и телеприёмников, принимая передачи с Земли уже во время экспедиции. Эти приёмники были в рекордные сроки разработаны и изготовлены в Альтаирском институте робототехники, прямо перед нашим стартом с Альтаира на основе информации, помещённой Тельцианами во Всегалктический банк данных. Причиной этих поспешных действий стали наши эмоции, мы сочувствовали родственной, как мы все считали, расе и не хотели откладывать оказание помощи, тем более, что отчёт Тельциан позволял с высокой вероятностью предположить близость земной цивилизации к кризису и одичанию.
Мы были настолько уверены в том, что имеем дело с копией цивилизации Альтаира на варварской стадии развития, что едва не сделали вторую ошибку, наверняка ставшую бы роковой – мы сначала планировали выслать на Землю учителя – стажёра. Только в последний момент, непосредственно перед стартом, это решение было пересмотрено, так как при конструировании аппаратуры для приёма земных передач выяснилось нечто странное. Специалисты робототехнического института сообщили нам, что звуковые устройства землян воспроизводят лишь часть слышимого нами звукового диапазона, а телевизор не расшифровывает определенные устойчивые помехи посылок, имеющиеся в большей части передач. Тогда мы сочли это лишь дополнительными признаками несовершенства вашей техники, хотя, например, разговор альтаирцев с помощью земной приемопередающей радио- и телевизионной аппаратуры поддержать полноценно было бы невозможно, но всё же решили послать на Землю опытного учителя.
Могли ли мы тогда предположить, что сумма наших ошибок лишь по счастливой случайности, коей явилось вмешательство неких высших сил, не станет причиной провала этой миссии? Был серьёзно осложнён уже самый первый контакт, в процессе которого я совершил досадный акт недружественного поведения и допустил другие, не столь грубые нарушения инструкций, о чем я до сих пор сожалею. Однако, нарушения не имели необратимых негативных последствий, даже сыграли некоторую положительную роль в ускорении контакта и преодолении заблуждения о генетическом родстве уже в ходе выполнения мной миссии, что, разумеется, не снимает с меня ответственности.
Предваряя начало непосредственного изложения фактологии событий я хотел бы отметить, что перед самым первым контактом, за несколько стандартных часов до него, субъект контакта – Федор Кнышев – был специально подготовлен к различиям в нашей внешности более существенным, чем те, о которых мы знали заранее, и которые могли бы ещё больше осложнить контакт. О факте подготовки Феди к контакту я узнал только на следующий день, из разговора с ним. Кроме того, сам Федор и его отец, по типу личности оба оказались весьма подходящими людьми для оптимального восприятия наших учебных программ. Это можно было бы расценить как необычайное везение, потому что весь курс обучения и учебные программы мы разрабатывали, исходя из совершенно ложной посылки о генетическом родстве.
Интересно также то, что точка моей высадки, выбранная случайно из числа более чем тысячи подобных мест, оказалась в парке, названном по имени гения-одиночки, чьи идеи предварили, а возможно, и породили досрочный выход землян в ближний космос, несмотря на примитивный общий уровень цивилизации. Перемножение оценок вероятности только этих двух событий, рассматриваемых как случайные, приводит к невообразимо малой величине, практически не отличающейся от нуля, что позволяет предположить с высокой вероятностью вмешательство Высших, кто бы или что бы это ни было.
Есть и другие знаковые совпадения, строгая численная оценка вероятности которых затруднена, однако интуитивно очевидна. Например, время прибытия нашей экспедиции оказалось таким, чтобы мы успели, почти в последний момент, предотвратить очередной кризис, причем состояние планетарных ресурсов свидетельствует в пользу того, что именно данный виток максимально благоприятен для воздействия. Другие «совпадения», никак не формализуемые в рамках математической статистики, явно свидетельствуют в пользу вмешательства свыше. Если провести оценку по комплексно- предположительной методике, высокая вероятность превращается в неизбежную уверенность – имело место точечное вмешательство Высших, что придает всей работе с обучением земной цивилизации нулевой приоритет. Возможно, что это сам ВЕЛИКИЙ КОСМОС смотрит на нас!
Существование в одной Галактике столь похожих, но неродственных разумных рас нужно признать уникальным явлением. Весьма вероятно, что именно перспективы нашего сотрудничества, в полной мере возможного только после того, как земной разум выйдет из младенческого варварского состояния, и явились причиной столь явного вмешательства.
Перехожу к изложению фактологии событий. Наша миссия строилась по стандартной схеме – двукратный облёт всех запланированных объектов по оптимальной траектории, сначала происходит высадка учителей разумов, а при повторе маршрута, через стандартное время обучения, учителя возвращаются на космический корабль-челнок и направляются домой. С Землей ситуация с самого начала отличалась от обычного стандарта – первооткрыватели разума тельциане относились к другому типу существ и были в чем-то схожи скорее с определенным классом технических устройств землян, чем с самими разумными аборигенами, к тому же разум Земли был обнаружен буквально накануне нашего старта. Поэтому, еще на подлёте к Земле, я попытался получить всю возможную дополнительную информацию с помощью приемников, имитирующих технические устройства землян. Как я уже отмечал, эти приемники специально для моей миссии были разработаны и построены в альтаирском робототехническом институте, чтобы назначенный учитель получил дополнительные возможности для подготовки к миссии на Земле уже в полёте.
Мы все поразились и порадовались исключительной точности и объёму информации, размещенной в Галактическом инфобанке, и отправили на Телец благодарность по стандартной Галактической форме. Это достижение тельциан нужно признать выдающимся ввиду полной несовместимости жизненных условий тельциан с земными. Однако меня всё больше настораживали новые факты, которые я обнаруживал, изучая теле – и радиопередачи с Земли. Непонятным было то, что радиопередачи велись на более чем сотне естественных языков. Если бы ваша техника была настолько несовершенна, что не могла полностью передать весь диапазон слышимого вами звука, вы не стали бы адаптировать столь много естественных языков, а изобрели бы несколько искусственных, как это и было в начальный период развития радиотехники, когда для решения похожей проблемы использовали азбуку Морзе.
Должен с огорчением признать, что земная техника, в конечном счёте, оказалась адекватней наших фантазий, проистекших из заблуждения о генетическом родстве. Ввиду того, что ваша раса не может ни воспроизводить, ни слышать ультразвук, он не мог использоваться вами в общении, и вы совершенно естественно не включили ультразвук в диапазон сигналов, передаваемых по радио. Наш телевизор был аналогом вашего черно-белого, потому что мы не смогли понять и расшифровать ту часть телевизионного сигнала, которую ваши специалисты называют «цветовыми поднесущими». Ваша техника устроена так, что черно-белый телевизор нормально принимает и цветной телесигнал – только без подавляющих цветосигнал фильтров слегка, почти незаметно, рябит изображение, что мы и приняли за те самые «устойчивые помехи», при этом сами цвета черно-белый аппарат, конечно, не показывает.
Надо ли говорить, что на подлете к Земле я только и делал, что смотрел телепередачи и слушал радио. Сейчас, задним числом, я понимаю, что интуиция уже тогда предупреждала меня о том, что не всё столь гладко, но я отмахивался от таких мыслей, приписывая их естественной усталости от напряжённой подготовительной работы, которую учителя обычно проделывали в более спокойной обстановке, задолго до начала экспедиции. Для просмотра я в первую очередь выбирал то, что было необходимо для выработки стратегии оптимального обучения земного разума – политику, новости, художественные фильмы, – и все это еще больше убеждало меня в нашем близком родстве.
Я практически не смотрел научно-популярных передач и фильмов, свысока и заранее игнорируя все те «научные» заблуждения, к которым могли прийти аборигены на варварской стадии развития своего разума. Как выяснилось потом, если бы я более внимательно присмотрелся к научно-популярным передачам, досадное заблуждение о нашем генетическом родстве вмиг бы развеялось.
Земная музыка мне тогда не понравилась, ведь без вибраций с частотами выше 1A12 килогерц она казалась мне до странности примитивной. Позже Федин отец сконструировал устройство, правильно преобразующее частотный диапазон и корректирующее ритм звучания, и я смог наладиться поистине чудесным талантом земных композиторов, завоевавшим впоследствии признание на всём Альтаире.
Сумма наших заблуждений, накопленных к моменту первого контакта, едва не привела всю миссию к полному провалу уже в тот момент, когда я и Федор Кнышев впервые увидели друг друга. Пока Федя шел позади меня и спокойно о чем-то размышлял, заметной эмоауры вокруг него не было, к тому же восприятию запахов препятствовали расстояние и ветер. Я впервые почувствовал какой-то слабый всплеск эмофона удивления после того, как меня осветила земная повозка, который вскоре сменился сложным ароматом, сопровождающим эффект узнавания «небывшего прошлого» (На Земле это называют ощущением «дежа вю»)– и потом эмоаура снова почти исчезла. Я размышлял так – шел он один, вдруг удивился, что впереди кто-то есть, понял, что все нормально, такой же человек, мимолетно вспомнил какую-то похожую ситуацию, – и успокоился.
В земном переводе моего отчета нет необходимости полностью воспроизводить описание сцены первого контакта, его детали уже описал Фёдор. Я сохраню здесь лишь то, что проливает дополнительный свет на факты, связанные с нарушением мной инструкции – чтобы не оставить даже тени возможности для какого-либо непонимания в будущих отношениях между нашими цивилизациями. Хотелось бы также лишний раз предостеречь от самонадеянности других наших, да и ваших будущих контактёров с неизведанным Разумом. А последующий разговор со старшим Кнышевым, которого Федя практически не слышал, я воспроизведу здесь полностью.
Оказалось, что земляне и альтаирцы являют исключительный пример практически полного совпадения в части химизма и психологии эмоций, однако земляне совершенно лишены нашей возможности чуять эмоауру обонянием. Поэтому для полного понимания произошедшего при первом контакте землянам нужны дополнительные сведения по особенностям восприятия химоэмофона альтаирцами.
Одна и та же эмоция имеет множество оттенков, и, соответственно, запах эмофона тоже имеет оттенки. Запахи, как и эмоции, бывают приятными и неприятными. То, насколько приятен запах эмофона, удивительно хорошо соответствует вашему и нашему общему представлению о положительных и отрицательных эмоциях, а также о приятных и неприятных запахах. Запах радости можно сравнить с самыми изысканными духами, эмофон веселого смеха порождает запах, похожий на интенсивный аромат полевых цветов, эмофон любви исключительно прекрасен и не сравним ни с каким из воспринимаемых землянами ароматов. Удивление пахнет довольно приятно, печаль порождает гамму нейтральных запахов, типа уксуса, или нафталина, горе пахнет неприятно, хотя и не особо отвратительно, напоминая, скажем, горелую резину. А вот страх, гнев, злость для нас пахнут примерно так же, как для вас нечистоты на помойке, только еще интенсивнее и противнее. Неудивительно, что мы в нашей культуре наложили практически полный запрет на эти три эмоции.
Я оборачиваюсь лицом к Федору на троллейбусной остановке под фонарем. Чувствую, как он начинает прямо благоухать удивлением. Силу запаха связываю с его молодым возрастом – у нас ведь подростки – альтаирцы тоже сильно эмонируют. У меня на тот момент не было абсолютно никакого представления о связи силы эмоций и эмоауры у землян, ведь у альтаирцев это соотношение тоже меняется. Я не понимаю, что у Феди не простое удивление, а удивление весьма сильное, слишком сильное для обыкновенной случайной встречи с незнакомым человеком. Я (ошибочно) объясняю все тем, что Федя, видимо, хорошо знает всех людей, живущих поблизости, а я тут точно не живу, и Федя, вероятно, удивлен по поводу моего присутствия. Чтобы уменьшить сомнения Феди по поводу присутствия «непонятного», лишнего человека, спрашиваю о троллейбусе, как будто я здесь действительно оказался случайно. Неожиданный эффект – его и без того подозрительно сильное удивление ещё больше усиливается!
Его последующие вопросы и эмофон говорят мне о том, что, хотя я сам все еще воспринимаю Федю как слишком долговязого для своих лет и странноватого, но все же почти что альтаирца, во мне он, по мере внимательного изучения, все больше и больше видит полного чужака! Где мне тогда было понять, что если бы он, скажем, увидел мою черно-белую фотографию, он тоже отнесся бы ко мне как к земному низкорослому дяде со странностями, но альтаирцы только после контакта с землянами узнали и теоретически поняли такое явление, как восприятие мира в цвете. Цветное зрение- это уникальный дар, эволюционная особенность людей Земли, далеко не все даже эволюционно близкие человеку земные млекопитающие животные видят цвета. Таким образом, слова Феди о цвете моих волос и лица сначала оказываются за рамками моего понимания.
Конечно, в земных радио- и телепередачах мы часто слышали о цветах и знали их названия, но совершенно не воспринимали и не понимали действительного смысла этого. Мы, участники экспедиции «Окраина-5», при подготовке к путешествию решили, что очень похожие на нас аборигены исповедуют некую религию, культ цветного бога, у которого то три, то семь лиц, а то и больше, каждое своего «цвета». Мы считали, что аборигены обожествляют буквально каждую деталь узоров и многие предметы, связывая с ними одно из мистических лиц бога цвета. Краске мы ошибочно придавали функцию чего-то типа вашей святой воды, только очень липкой, и считали, что при подборе предметов и нанесении узоров люди действуют по неким мистическим правилам сочетания лиц цветного бога, по типу алхимии или астрологии. В составе нашей экспедиции, к сожалению, не было специалистов, которые смогли бы разоблачить эту «теорию».
Сейчас я очень хорошо понимаю, что у землян эти наши «высокоученые» рассуждения могут вызвать только смех. Смейтесь громче, люди, один из самых лучших эмобукетов в мире порождается добрым смехом, рассеивающим вражду и заблуждения разума! А тогда я решил, что мои волосы как-то нарушают религиозные чувства землян в данной местности в отношении их понимания местных ликов цветного бога, а в таких ситуациях всегда лучше сразу, прямым вопросом, выяснить, в чем дело. Поэтому я сказал, что пришелец и не понимаю, что не так с моим «цветом». Я не мог и подумать, что этими словами окончательно раскрываюсь, и что по цвету моих волос и лица и очень многозначному слову «пришелец» любой землянин тут же заподозрит истину!
Когда я почувствовал нестерпимо сильный, отвратительный запах Фединого страха, я понял, что окончательно раскрыт – именно как инопланетник, а не просто как приезжий из отдаленного уголка Земли. У нас, на Альтаире, так вонять считается просто неприличным, соответствующему управлению эмоциями и особенно химоэмофоном мы обучаемся в самом раннем возрасте. Взрослые альтаирцы пользуются подобным эмофоном, только чтобы умышленно нанести оскорбление, чего мы давно и довольно успешно научились избегать в нашем обществе, для нас подобная эмовонь – это в какой-то мере аналог ваших «непечатных» выражений. Поэтому я сделал ему замечание, которое, по сравнению с силой его вони, видилось мне более чем корректным. На земном языке нечто аналогичное можно было бы выразить словами «Да не ругайся на всю округу так громко и неприлично! Веди себя потише!»
Федя ответил, с моей точки зрения, довольно резко, начал злиться, и я начал терять ясность мысли от почти невыносимого эмозапаха и едва сдерживаемых чувств от, как мне тогда показалось, чудовищного, неспровоцированного словесного оскорбления, сказанного мне в ответ. Для меня не было никакой возможности понять, что замечательная фраза «как умею, так и воняю», которая по всем земным и альтаирским меркам тянет на «отлично» за юмор и находчивость, была простым отражением назад моего же собственного, дикого для Феди, непонятного упрека вообще непонятно в чем! Ведь мое заявление «вонять страхом» было для Феди примерно тем же, чем для меня его «волосы зеленого цвета». Однако для культуры альтаира его заявления вместе с эмофоном можно было трактовать только однозначно – как дерзость и явное умышленное оскорбление, все равно как если бы землянин – в примере выше – грубо ответил бы «Пошел на …! Не учи меня, как материться! Я орал бы еще громче, да не могу!»
Это всё взятое вместе – сверхнаглое, по моим ошибочным представлениям, поведение Феди, его эмовонь, адская смесь из миазмов страха и злости, которая давно уже изжита на Альтаире, где так эмонируют разве что грудные дети, лишь подтверждало исходную неверную посылку, что предо мной – совсем некультурный Альтаирец. Я обдумывал тактику дальнейшего поведения, сдерживая понятное каждому Альтаирцу желание телепатически умиротворить Федю, и безуспешно пытаясь понять, что мог бы означать конец его фразы о том, что я не различаю цвета.
И вдруг эмовонь внезапно исчезла, и я смог мыслить гораздо яснее. Запахи, особенно такие сильные, мгновенно не улетучиваются, и это однозначно свидетельствовало, что я только что был в бессознательном состоянии, был беспомощен и полностью зависел от Феди! Посмотрев на него и увидев протянутую руку, я успокоился, не обнаружив ничего угрожающего.
Только теперь я смог собрать и переосмыслить заново всю информацию: предыдущее высказывание Феди по поводу его нечувствительности к запаху эмоций и моей неспособности видеть цвета, наши наивные «расшифровки цветной религии», и замечания техников по поводу земного радио. То, что Федя в разговоре ни разу не использовал частот, не воспроизводимых земным радио, стало той каплей, которая прорвала покров заблуждения, я наконец понял, что мы не генетические родственники землянам, а удивительно, до невероятия схожие, но совсем неродственные расы.
Я понял также, как оказался без сознания. Видимо, из-за нечувствительности к эмофону люди поначалу сдерживают не сами эмоции, а лишь их внешние проявления, и только с возрастом набираются опыта в реальном управлении ими. Поэтому адская смесь миазмов страха и злости Феди росла до тех пор, пока я не потерял сознание, а свою естественную защитную реакцию- телепатическое внушение- я сдерживал только сознанием.
Я ещё раз проанализировал разговор с Федей, и понял, что в бессознательном состоянии всё же не смог сдержать телепатического посыла на умиротворение. Так как мой разум был блокирован, это было рефлексом, я телепатически внушил Феде на эмоционально-подсознательном уровне «не бойся меня, крошка, я же твой друг» – точно так же, как автоматически сделали бы это мои природные инстинкты для успокоения любого невменяемо-испуганного ребенка на Альтаире. Но при столь внезапно отключившемся разуме я не имел никакой возможности предотвратить инстинктивный ответ на такой жуткий эмофон. Внушение было для меня неприятным сюрпризом, и теперь я просто обязан был устранить все последствия.
Ещё раз обдумав всю ситуацию, я вдруг понял всё значение того факта, что у Феди было в распоряжении несколько десятков секунд моей бессознательности для самостоятельных действий, до того момента, когда на него подействовало моё внушение. Я с удивлением отметил, что за это время Федя, очень сильно испугавшийся меня, не убежал и не причинил мне никакого вреда, точно зная, что перед ним полный чужак, более того, увидев, что моё состояние внезапно ухудшилось, пересилил свой страх перед чужаком и начал, очевидно, раздумывать об оказании мне какой-нибудь помощи! Абориген – то оказался совсем не столь прост и далеко не так уж и дик! Ещё не совсем взрослый, а не только раскусил меня почти мгновенно, но и испугался по-настоящему далеко не сразу, хамство, которое я приписал ему исключительно из-за эмофона, оказалось моим вымыслом, а испугавшись, не только сам сумел сдержать сильный страх и свою инстинктивную агрессивно- защитную реакцию, но даже сам начал налаживать отношения, неплохой шуткой возвратив мне мой же непонятный для него упрёк!
После столь показательного развенчания заблуждения о генетическом родстве землян и альтаирцев, положенного в основу предварительных проработок всех моих планов и учебных программ, разработанных для землян на основе альтаирской истории, у меня пропало ощущение рутинной легкости возложенной на меня учительской миссии. Я вдруг почувствовал себя одиноким чужаком, оказавшемся на чудесной планете, полной еще нерастраченными ресурсами. И единственным, безусловно дружественным представителем разумной варварской расы оказался загипнотизированный мною же подросток. Про аборигенов, которых до того я считал родными альтаирцами, только на варварской стадии развития, как оказалось, я знал даже меньше, чем ничего!
Дальнейшие события были оценены мной поначалу как невероятное, неправдоподобное, какое-то чудовищное везение. Если бы я, как это было запланировано, специально провел негласный отбор нескольких кандидатов для открытого контакта и обучения, даже среди очень большой массы людей мне вряд ли удалось бы отыскать лучший вариант, чем Федя с отцом. Потом, после Фединого рассказа о его странной истории с географией, я заподозрил вмешательство Высших, хотя обычно они столь деликатны, что при их вмешательстве остается только легкий налет подозрения. Но здесь было то, что можно назвать прямым указанием на вмешательство, по крайней мере, я не припомню другого случая, чтобы Высшие заявили о себе столь же определенно.
Как я уже заметил, семья Кнышевых вообще идеально подходила для контакта, особенно с учетом тех дополнительных сведений, которые я вскоре получил про земную цивилизацию от Фединого отца.
… При первой встрече, когда Кнышев – старший надел очки, я почувствовал эмоауру сильного удивления, совсем как у Феди. Но далее, вместо отвратительной вони страха, пришел прекрасный аромат чрезвычайно сильного и доброго любопытства. Поэтому разговор с Фединым отцом я начал с того, что окончательно убедил его в своем Альтаирском происхождении. Все это оказалось неожиданно легким делом, как будто Федин отец, Александр Федорович Кнышев, давно уже ожидал появления каких-нибудь нелюдей.
Я сразу сосредоточился на различии диапазонов восприятия наших органов чувств, для начала продемонстрировал диапазон звучания своего голоса, огромный, совершенно недоступный для землянина. Затем попросил выключить ультразвуковую пугалку для грызунов, мне мешал и отвлекал ее противный звон. Но окончательно убедил его рассказ о конфузе с цветными богами, он по-доброму засмеялся и сказал – человек такого придумать точно не смог бы! Он мне и объяснил – теоретически, конечно – что такое цвет. После чего мы оба весело посмеялись!
О такой неслыханной удаче, как взаимный смех почти в самом начале контакта представителей биологически чужих разумных рас, я и мечтать не смел, к тому же прекрасный запах нашего доброго смеха, долго еще витавший в комнате, резко улучшил мое настроение. Я осознал, что в культуре мы в чем-то, если не учитывать гигантский разрыв в уровне её развития, оказались даже ближе, чем в генетике – и начал вновь обретать потерянную было уверенность. Так как мы случайно оказались тезками (хотя свое земное имя –Александр – я выбрал себе сам), Фединого отца я буду здесь именовать Кнышевым.
Меня буквально жгла моя оплошность, поэтому первым же серьезным разговором стало обсуждение того, что я поневоле сотворил с Федей. Я пересказал Кнышеву все, что произошло с момента нашей встречи на троллейбусной остановке.
Кнышев сказал:
– И чем это грозит Феде, кроме того, что он вроде как стал твоей комнатной собачкой?
В эмофоне Кнышева и его голосе почувствовался легкий укор, мне стало очень стыдно за «комнатную собачку», и я даже подумал, что хорошо, что люди не чуют эмофона. Я решил сразу намекнуть, что дезомбирование возможно, и сказал:
– Если Вы точно и логично объясните ему неестественность его поведения так, чтобы он её четко осознал сам, и сразу уложите спать, его немного поразвлекают фантасмагорические сновидения, а к утру все развеется. Не знаю, точно ли так все происходит у землян, но, по данным исторических хроник, у необученных альтаирцев все происходило именно так.
– Кстати, а где он?
– Помните, я сказал ему, что нам надо поговорить наедине? Для него сейчас мои пожелания – это все равно, что приказ.
– И он знал об этой вашей способности к телепатическому внушению с гипнозом?
– Конечно, я же сразу сказал ему!
Кнышев: Ну, Федька совсем неглупый парень, хотя сейчас Ваша мимолетная просьба перевесила его, взятые вместе, любопытство и осторожность. Сильно! Ладно, с этим я попробую разобраться сам, когда мы закончим и к чему-то придем, а утром проверим результат, хорошо?
– Идет.
Хотя я сказал это бодрым голосом, но был совершенно неуверен в столь быстром успехе, снятие эффекта зомби требует некоторых специальных навыков и умений. Однако, как показало недалекое будущее, все мои сомнения оказались напрасны.
Затем Кнышев-старший перехватил инициативу, заговорив про эмофон, и тут сразу же проявились его недюжинные способности. Я почуял эмоауру дружелюбия и легкой сострадательности, и он спросил:
– И как сделать так, чтобы Вам не было противно со мной общаться, если мои эмоции для Вас пахнут?
Трудно передать только словами всю силу моего ответного удивления, эти слова меня просто поразили. За нехитрой на первый взгляд фразой скрывался огромный объем мгновенно проделанной и очень качественной во всех отношениях работы мысли, которая сделала бы честь даже альтаирцу. «На входе» у Кнышева был только мой короткий рассказ о происшествии с Федей, который вполне мог бы породить недружелюбие ко мне и, из-за давления эмоций, сделать мышление Кнышева закрытым, невосприимчивым к новой информации. Однако вместо этого он, решительно успокоив, даже подавив все эмоции, сумел, за ничтожно малое время, усвоить и полностью интегрировать в свою схему устройства мира новую КАТЕГОРИЮ, не имевшую никаких аналогов в известном ему мире – запах эмофона и все, что с ним связано. Затем он тут же, мгновенно(!) изменил свою картину восприятия мира, сразу и ЦЕЛИКОМ включил, полностью интегрировал в нее ТОЛЬКО ЧТО усвоенную категорию. Практически мгновенное включение нового знания произошло настолько полно, что ОБЩИЕ принципы этого знания оказались сразу же, по сути тоже мгновенно, доступны для применения в предельно КОНКРЕТНОЙ ситуации. Он сразу подумал обо мне и о себе, о нашем общении, и проявил высокую, неспровоцированную ничем – ни мной, ни несуществующими еще традициями – ЭТИЧНОСТЬ, поставив на первое место МЕНЯ – полного чужака – и МОИ удобства. И эта развитость мышления и его этичность, породившая ТАКОЙ мотив действий – у представителя ВАРВАРСКОЙ цивилизации, которая переживает ускоренное сползание в общесистемный кризис и вот-вот впадет в дикость. Это было настолько невероятно, что я еще раз быстро «прокрутил» в памяти весь наш не столь длинный диалог – и лишний раз убедился, что я ни словом, ни намеком не обмолвился ранее о собственном эмофоне Кнышева – старшего. После небольшой паузы, когда моё удивление развеялось, я ответил: