Алексей Наумов
В поисках Счастливчика
Папа почесал затылок и обернулся к ребятам.
– В сущности, это не важно, – заявил он. – Нам нужно просто обойти озеро и посмотреть, нет ли ту кого-нибудь зелёного и любопытного, верно?
Но ребята не улыбнулись.
– Пап, – спросил Серёжа, – а когда ты был здесь двадцать лет назад, ты же не видел никаких родственников Счастливчика?
Папа немного смутился.
– Нет, – ответил он. – Не видел.
– Так может, их здесь и нет, – сказал мальчик. – Мы же не знаем наверняка. Мало ли откуда тогда принесло малыша течением. Он мог просто скатиться в реку с берега, совсем в другом месте.
– Я уверен, что они живут именно здесь, – твёрдо сказал папа. – Это глухое, заповедное место, где редко бывают люди. Если какому-то редкому виду и жить на болотах, то только тут. Здесь идеальные условия! Что же касается того, что я их не видел, то это ничего не значит. В тот раз я не видел ни одного лося и кабана, но их тут великое множество. Нет, друзья мои, мы должны искать здесь. За мной!
Немного приободрившись, ребята снова пустились в путь. Поплутав ещё около часа в зарослях заболоченного берега, они наткнулись на отличную кабанью тропу, которая была ничуть не хуже тропинки и вела вдоль берега озера, на некотором отдалении.
– Это то, что нужно, – обрадовался папа. – Завтра мы пойдём прямо по ней и посмотрим, что из этого получится.
– А когда мы поплывём на лодке? – спросила Варя.
– Я проплыву немного сегодня вечером и завтра утром, – ответил папа.
– А мы?!
– Увы, – ответил папа, – лодка слишком мала для трёх человек. К тому же, как оказалось, она немного спускает, и долго на ней не продержишься. Я буду пробираться вдоль берега и причаливать где возможно, чтобы подкачать её и пытаться что-то увидеть. Но, честно говоря, я не очень рассчитываю на этот способ. Гораздо вернее, всё обойти пешком, а затем, сплавать в те места, куда мы не смогли добраться.
Они повернули обратно и поспели как раз к ужину, который приготовила мама.
– Вы пока начинайте, – сказал папа, – а я надую лодку.
– Почему бы тебе не накачать её после ужина, дорогой, – спросила мама.
– Дело в том, – замялся папа. – Словом, я забыл насос…
– И как же ты собираешься её накачать?
– Ртом, – ответил папа, – как гигантский воздушный шарик. Конечно, это потребует некоторых усилий, поэтому, я сделаю это на пустой желудок. Приступайте, я мигом управлюсь. В молодости мы никогда не брали насос – это же лишний вес!
Мама скептически оглядела старую резиновую лодку, которую папа вытряхнул из рюкзака, и стала раскладывать еду. Он бодро взялся за дело, и лодка вскоре затрепетала и начала увеличиваться в размерах, но потом, папа стал делать большие паузы, а в какой-то момент и вовсе сел на песок рядом с лодкой.
– Что-то мне нехорошо, – сказал он. – Голова кружится… Это с непривычки…
Отдохнув немного, папа снова принялся надувать лодку, но, сколько он не пыхтел, она оставалась всё такой же полусдутой, а сам папа выглядел далеко не самым лучшим образом. В конце концов, он лёг рядом с непокорной лодкой и закрыл глаза.
– Как же мне раньше удавалось её надувать? – бормотал он. – Чудеса…
– Может, ты всё-таки перекусишь немного, – предложила мама.
– Что-то я уже не хочу есть, – ответил папа. – Эта лодка забрала все мои силы. Но, нельзя отступать!
Он снова набросился на неё и дул что есть силы, но лодка не поддавалась.
– Мне нужна помощь, – сказал папа слабым голосом. – Я больше не могу.
Тогда за лодку взялся Серёжа и надул её четверть, но затем, сам лёг рядом с папой, борясь с головокружением.
– Наваждение какое-то, – бормотал папа. – Варвара, помоги нам.
Варя подошла к лодке и через 5 минут они уже лежали втроём, у всё ещё не до конца надутой лодки.
– Даже не смотрите на меня, – сказала мама. – Я не буду пробовать!
Ещё через четверть часа, отдышавшись, весёлая троица вновь атаковала лодку и, наконец-то, полностью её надула. С вымученной улыбкой, папа с трудом встал и сделал несколько нетвёрдых шагов к костру и едва не упал.
– В следующий раз, – сказала мама, поддерживая его под руку, – прошу тебя, обязательно бери насос. Ты чуть не лопнул, пока её накачивал. А дети, ты посмотри на них? Безобразие…
– Отличная разминка для лёгких, – ответил папа, тяжело плюхаясь на землю и вяло ковыряясь ложке в своей миске. – Ой, что-то опять голова кружится…
Но через полчаса, когда папа окончательно пришёл в себя, он снова был неудержим.
– Определённо, накачивание лодки на время, это отличное упражнение, – говорил он. – Вполне себе олимпийская дисциплина. Предлагаю начинать с этого упражнения каждое утро! А что, сплошная польза! Знаете, как мы все окрепнем?
Мама в ужасе закатывала глаза, а ребята пихали папу локтями.
– Какие же вы неспортивные, – сказал папа. – Всего малюсенькая лодка… Ладно, оставим это на вашей совести.
– Пап, уже стемнело, – сказала варя. – Может, ты уже не поплывёшь никуда сегодня?..
– Пожалуй, уже не стоит, – спохватился папа, оглядываясь вокруг. – Ничего не видно…
– Тогда расскажи историю! Что там было дальше?
Глава 19
– Дальше? – не сразу понял папа. – Ах, ты про Луиджи! Что ж, дайте мне вспомнить, что там было дальше. Так-так-так… а на чём я остановился?
– На том, – сказал Серёжа, – что Художник пошёл спать, а Луиджи недоумевал, что происходит, и почему его учат не рисовать, а готовить еду.
– Ага, – воскликнул папа, – именно так! Но Луиджи не знал, что на самом деле, Художник нарочно всё это подстроил, чтобы ещё раз испытать решимость юноши, а сам он, вовсе не спал, а работал над своей новой картиной. Когда он спустился через два часа вниз, то застал юношу чистящим картошку к ужину.
– Отлично, – сказал он. – Мы сделаем чудесное картофельное пюре, а к нему, зажарим утку.
Скрепя сердце, юноша любезно согласился, потому что помнил свое обещание, данное Художнику, делать все, что он пожелает.
«Ничего, – решил он, – я заставлю этого обжору научить меня всему, что он знает!..»
Художник же пребывал в восторге от своей маленькой игры и той роли, которую он себе отвёл. Надо сказать, что он и вправду очень любил покушать и путешествовал по другим странам не только ради новых пейзажей и сцен, но и ради новых рецептов и вкусов. Последняя его находка – удав, фаршированный кроликами, страусиными яйцами и морскими ежами, под медово-мятным соусом, которого подавали целиком, на огромной спиралевидной деревянной тарелке, поразил его глубоко в сердце, как и удивительные закаты той гостеприимной страны.
«Я проверю решимость этого юноши, – думал он, – а заодно, хорошенько поем… Его рыба была изумительной. Посмотрим, как он справится с уткой и картофельным пюре…»
Юноша справился на отлично. Его пюре было воздушным и нежным, а у утки получилась такая замечательная хрустящая корочка, что Художник съел три порции и еле выбрался из-за стола.
– Чудесно, – сказал он, еле дыша. – Просто превосходно. Отдохни с дороги, а завтра, приготовь мне на завтрак большой омлет с начинкой.
– Но… – снова хотел возразить юноша, однако осёкся.
– Что такое, – сказал Художник. – Ты хотел, что то возразить?..
– Нет, нет, что вы, – невероятно галантно ответил Луиджи. – Завтра ваш королевский омлет будет ждать вас.
– Из семи яиц, не забудь! – капризным тоном напомнил Художник, решая играть свою роль до конца. – Всё, я пошёл спать. Чао!
– Чао, – ответил юноша, широко улыбаясь, хотя в душе был готов задушить этого толстяка.
Художник ушёл к себе и на этот раз действительно лёг спать, потому что всегда вставал очень рано и сразу же начинал работать. Что до юноши, то он занял одну из комнат роскошного дома и сидел там, печально глядя в овальное окно на темнеющее внизу озеро, на далёкие звёзды и мрачный Заколдованный лес. Он снова стал сомневаться, в правильности своего решения, но потом, решил, что ему не стоит волноваться.
«В конце концов, я всегда могу уйти, – подумал он. – Если этот обжора не научит меня ничему, кроме как готовить омлеты и печь пироги, я покину его дом и пойду своей дорогой. Я и без него неплохо научился рисовать в Волшебном лесу. Не такой уж он и великий, этот Художник, который только и делает, что пишет маслом по хлебу…»
С такими мыслями, Луиджи лёг в кровать и замечательно проспал до утра, а на заре, поднялся, умылся и соорудил такой омлет, что даже сам удивился, откуда он умеет так готовить. Это было произведение искусства, в которое он, помимо всего прочего, добавил свежих креветок, которых выбросила за ночь из нарисованного моря и дольки апельсина, что росли в нарисованной на обоях апельсиновой рощи.
– Надеюсь, тебе это понравится, толстяк, – пробормотал Луиджи, ставя омлет на стол и дважды звоня в хрустальный колокольчик.
– Уже иду, – послышался голос художника. – Уже иду! Я только что проснулся и сразу же услышал этот дивный запах! Ты прирождённый повар, Луиджи, прирождённый!
От таких комплиментов, кровь бросилась Луиджи в голову, но он сдержался и приветливо поздоровался. Омлет очень понравился Художнику, и он нахваливал его весь завтрак, меж тем как юноша, внимательно рассматривал его шевелюру, так как на ней, он увидел мельчайшие капли свежей краски.
«Да ты хитришь, – догадался юноша. – Ты вовсе не спал, а трудился всё утро. То-то мне показалось, что в доме пахнет красками, и кто-то ходит наверху. Так-так, да ты играешь со мной, проверяя меня, не сбегу ли я. Ну, что же, давай поиграем…»
Начиная с этого момента, Луиджи стал особо ревностно исполнять все пожелания Художника, при этом, всё время оставаясь любезным и вежливым, даже когда тот попросил его сделать ему супа с клёцками в два часа ночи. Художник не мог нарадоваться на расторопного юношу и поражался его выдержке. Через две недели такого испытания, Художник сдался и однажды утром всё рассказал юноше. Тот притворно изумился и, даже, немного вознегодовал, но быстро простил своего учителя.
– Теперь я вижу, что ты полностью готов к учёбе, – сказал Художник. – Пойдём, я кое-что покажу тебе.
Они прошли на третий этаж дома, и Художник открыл небольшую дверь, ведущую в большую студию.
Луиджи с восторгом разглядывал различные мольберты, полотна, горы кистей и мешки красок. И сам запах мастерской художника пьянил его точно вино, и он готов был расплакаться от счастья. Художник не мешал юноше, а только наблюдал за ним и остался доволен его реакцией.
– Это не простая студия, друг мой, – сказал он некоторое время спустя. – У неё есть одна особенность. Её специально создал для меня один чародей с Востока, которому я нарисовал изнанку тьмы.
– В чём же её особенность, – удивился юноша, ещё раз оглядываясь и не видя ничего примечательного.
– Я тебе покажу, – ответил Художник. – Смотри.
Он взял кисть, обмакнул её в краску и быстро нарисовал на холсте небольшую пташку, которая тут же весело зачирикала и стала чистить пёрышки.
– Сможешь повторить? – спросил художник, лукаво улыбаясь.
– Ха, – засмеялся юноша. – Легко! Я нарисовал тысячи вещей в лесу и все они оживали.
Луиджи взял кисть и рядом с первой птичкой нарисовал свою, необычайно похожую, но, увы, она не ожила, а так и осталась картинкой.
– Что такое?! – глазам своим не поверил юноша. – Как же так?! Почему?!
Он быстро нарисовал рядом ещё одну птичку, и ещё, и ещё, но всё было напрасно. Тогда, слегка дрожащей рукой, он нарисовал яблоко, и тщетно попытался взять его в руки. Увы, яблоко оставалось лишь рисунком на холсте. Холодный пот выступил на лбу у юноши, и он проворно нарисовал самый обычный камень, но и тот не желал становиться реальным. В полной растерянности, он обернулся к усмехающемуся художнику.
– Что случилось? Почему я разучился рисовать?! – спросил он.
– А ты умел?.. – последовал негромкий ответ.
– Конечно! – воскликнул юноша. – Я прошёл весь Волшебный лес, рисуя себе еду и оружие. Я нарисовал дверь в твой дом и вошёл в неё. Только сегодня утром, я нарисовал 7 наседок, которые снесли яйца для омлета. Да, я умею рисовать!
– Та в чём же дело, – заботливо спросил художник. – Что случилось?..
– Я не знаю, – ответил юноша. – Может, это колдовство?.. Ну, конечно же! Как я сразу не догадался! Это тот маг с Востока заколдовал эту комнату и поэтому я не могу рисовать. Уф…
Юноша облегчённо выдохнул и оттёр пот со лба.
– Ты прав в одном, мой юный друг, – негромко сказал художник. – Эта комната действительно заколдована, но совсем не так, как ты думаешь. В этой комнате, магия Заколдованного леса не действует… Тут, действует лишь магия настоящего Искусства…
От волнения, у юноши слегка закружилась голова.
– Так что же, получается, что на моих полотнах всё оживало только потому…
– … что кругом был Заколдованный лес, – закончил Художник. – Это лишь магия, но стоит тебе выйти наружу и твои картины перестанут быть живыми, если только…
– Если только что? – с волнением спросил юноша. – Умоляю, ответьте?!
– Если только ты не станешь подлинным Мастером своего дела, – ответил Художник. – Потому что настоящее Искусство это и есть Жизнь, друг мой.
С этими словами, Художник нарисовал на холсте своё яблоко и, взяв его в руки, с хрустом вонзил в него зубы.
– Немного кисловато, – посетовал он. – Никак не научусь рисовать абсолютно сладкие яблоки. Хочешь попробовать?..
Юноша стоял молча, осознавая, что все его честолюбивые мечты о том, что он уже стал великим художником, в один момент рухнули. От отчаянья и боли, он готов был разрыдаться, но Художник поспешил утешить его.
– Нет ничего не возможного, Луиджи, – сказал он, кладя руку ему на плечо. – Если один человек способен на что-то великое, то и другой способен повторить это, и даже превзойти. Я потратил долгие годы, чтобы развить в себе это мастерство, и я готов поделиться им с тобой, потому что я вижу в тебе огромный талант, который рвётся наружу. Ты проделал большой путь, и он многому тебя научил, теперь, ты там, куда мечтал попасть, чего же ты грустишь. Берись за работу и трудись прилежно и отважно и все твои самые сокровенные мечты обязательно сбудутся. Так устроен этот мир, таковы его законы. Ты должен ясно видеть свою цель, и смело идти к ней невзирая ни на какие препятствия, и верить в свою мечту даже тогда, когда для этого, как будто бы, нет никаких оснований. Это путь крохотного зёрнышка, которое мечтает стать однажды огромным деревом и делиться своей прохладной тенью. Это путь маленькой серой гусеницы, которая мечтает однажды стать яркой бабочкой и порхать точно живой цветок. Это путь таланта, который мечтает однажды стать великим и вдохновлять новые таланты на новые подвиги. Всё в твоих руках, Луиджи, ты только должен сделать выбор.
По мере того, как Художник говорил, сердце юноши вновь наполнялось надеждой и когда его наставник умолк, его глаза горели, и на щеках алел румянец.
– Да, я сделаю это, – сказал он. – Я буду учиться прилежно и отважно и потрачу на это столько времени, сколько понадобиться и научусь писать так же хорошо, как и вы, учитель.
– И ты не будешь обзывать меня Обжорой?.. – улыбнулся Художник, который случайно услышал, как юноша в гневе назвал его так.
Юноша густо покраснел и отрицательно замотал головой.
– Вот и отлично, – сказал Художник. – А сейчас, давай выпьем кофе и приступим к нашему первому уроку. И, не переживай, кофе я сварю сам. Я вовсе не лентяй, как ты мог подумать…
Они наскоро выпили по паре чашек чудесного кофе с шоколадом и горстью миндальных орешков и снова поднялись в мастерскую, где художник преподал юноше первый урок мастерства. Теперь, они каждый день по многу часов проводили вместе. Иногда, юноша просто помогал Художнику в его работах, а иногда, художник целиком посвящал своё время юноше. Они по очереди готовили еду, соревнуясь кто приготовит лучше и Художник почти постоянно выигрывал, так как имел огромный опыт. Но юноша не расстраивался из-за подобных пустяков. Он понимал, что это лишь небольшое развлечение, чтобы скрасить часы долгой, кропотливой работы. Помимо часов, которые юноша проводил в мастерской, он, по настоянию художника, должен был каждый день подолгу созерцать неподвижную воду на лесных озёрах, огонь, горящий в костре и звёздное небо. Поначалу, юноша не понимал, зачем ему нужно это делать. Он предпочитал рисовать, а не тратить понапрасну драгоценное время, но художник настаивал на этом и страшно злился, если обнаруживал, что юноша проводит недостаточно времени за подобным занятием.
– Ты должен постичь безмятежность воды, чтобы твоя рука обрела спокойное величие, – объяснял он юноше. – Ты должен понять силу огня, чтобы твоя душа горела ровно и сильно, не угасая раньше времени, и не сгорая слишком быстро. И ты просто обязан проникнуть в тайну звёздного неба, которое даст тебе ответы на все твои самые сокровенные вопросы и всегда будет твоим самым лучшим другом и самым мудрым наставником.
Художник повторял эти слова каждый вечер, когда они беседовали после ужина, потягивая ароматный чай и постепенно, юноша начал понимать, что имеет ввиду Художник. Теперь он подолгу и с удовольствием смотрел на безмятежную гладь лесных озёр, с наслаждением любовался языками пламени, пляшущими на сухих поленьях, и с трепетным восторгом вглядывался в бесконечное звёздное небо, смиренно постигая его ошеломляющее величие.
Художник радовался переменам, происходящим в юноше, и всячески помогал ему, понимая, однако, что истинное мастерство придёт к тому только с опытом.
– Не бойся ошибаться, друг мой, – часто говорил он юноше, когда тот с досадой смотрел на неудачное полотно. – Успех лежит на другом берегу реки неудач и нельзя не намокнуть, преодолевая эту преграду. Тот, кто боится замочить ноги, никогда не станет великим. Вперёд, друг мой, только вперёд.
И юноша шёл вперёд, отважно смешивая краски, кропотливо нанося мазки, неуклонно шлифуя свой природный талант, заставляя его сиять всё новыми и новыми гранями. Дни шли за днями, недели сменялись неделями, вслед за весенним солнцем приходила осень и так, в труде и учёбе, прошло не много ни мало, а 5 лет. За эти годы юноша сильно изменился и возмужал. Этот был уже не тот дерзкий Луиджи Оттимо, который считал себя великим, просто потому, что ему так хотелось, нет, теперь, это был молодой мастер, который стремительно рос и прокладывал свой собственный путь. Художник, который искренне привязался к юноше, понимал, что приходит время расставания, ибо всё, что он мог дать ему, он уже отдал, а остальное, юноша должен был добыть самостоятельно. Он собирался объявить о своём решении со дня на день, но, то ли от волнения, то ли от того, что он долго сидел у недавно нарисованного им айсберга, его прихватил страшный радикулит и он слёг, не в силах ни сесть, ни встать. Что только не перепробовал Луиджи, чтобы поставить художника на ноги, всё было тщетно. Он хлестал поясницу Художника крапивой, прикладывал пчёл, давал горькие отвары, тепло укутывал и даже приносил горячий песок из специально нарисованной пустыни. Ничего не помогал. Художник целыми днями лежал в постели, теряя надежду и чувство юмора и, к исходу третьей недели, извёл и себя и юношу бесконечными жалобами.
– Так, хватит, – не выдержал однажды утром Луиджи. – Нужно срочно что-то предпринять. Я уверен, есть ещё какое-то средство, которое мы ещё не пробовали. Вспоминай.
Художник грустно покачал головой, но Луиджи был непреклонен и настаивал, заявив, что в противном случае не будет приносить еду. Перспектива лежать голодным (а еда была единственным развлечением Художника за всё это время, если не считать рисование мух и пауков, которые их ловили) ужаснула Художника, и он принялся усиленно думать. Когда же подошло время обеда, и из кухни донёсся волшебный запах черепахового супа, который никто не спешил ему принести, Художник прозрел.
– Я вспомнил, Луиджи, я вспомнил, что мне точно поможет! – закричал он.
– И что же, – спросил юноша, который был поблизости, ожидая такого предобеденного прозрения.
– Чёрный папоротник, – сказал Художник. – Это редчайшее растение и его можно встретить только в Заколдованном лесу, да и то придётся тебе здорово поискать. Он растёт, как и все деревья в округе, корнями вверх и корни его такие маленькие и неприметные, что их трудно заметить. Они похожи на двух обнявшихся человечков, вот таких.
Художник быстро нарисовал, как выглядят корни Чёрного папоротника, и сунул бумажку в руки Луиджи.
– Ты должен найти его и принести сюда. Мы разотрём его с дёгтем, добавим немного керосину, и у нас получится бальзам невероятной целительной силы и такого же невероятно противного запаха. Поспеши, друг мой, но перед уходом, не забудь принести мне большую тарелку супа. Я что-то проголодался…
Луиджи принёс Художнику целую кастрюлю и в придачу к ней вдоволь хлеба, ветчины и сыра, подозревая, что поиски Чёрного папоротника могут затянуться.
– Спеши, друг мой, – напутствовал его Художник, прихлёбывая суп. – Спеши и возвращайся с корнем, а иначе, я никогда не встану на ноги, а мне так хочется отправиться в новое путешествие.
Не теряя ни минуты, Луиджи прихватил свою старую дорожную сумку, краски, кисти, холсты и направился в Заколдованный лес.
«Художник сказал, что Чёрный папоротник обычно растёт на берегах лесных озёр, – размышлял Луиджи, бодро шагая по тропинке. – Я знаю множество озёр в округе, но нигде мне не попадались такие растения, а это значит, что мне нужно пойти туда, где я ещё не был или был очень давно. Пойду ка я вниз, в ту сторону, откуда я однажды пришёл сюда. Я помню, что на моём пути к дому Художника я встречал множество небольших озёр, быть может, удача улыбнётся мне там…»
