– По такому случаю я не возражаю, чтобы ты покурил, – сказала Айко. – Только выйди через чёрный ход.
– Ладно, я сейчас.
Тану взял со стойки коробок спичек, обогнул стойку и вышел через чёрный вход, где, прислонившись к мусорному баку, с наслаждением закурил. Он смотрел на кирпичную стену и думал…
А о чём, собственно, он думал?
Тану внезапно поймал себя на мысли, что не думает ни о чём, а просто стоит, тупо уставившись в стену, и курит.
«Но ведь такого не может быть, – подумалось ему, – не может ведь человек ни о чём не думать! Или за все эти годы мы уже научились жить, не думая? Может, к этому они и стремятся? К тому, чтобы разучить нас думать? Лишить собственных мыслей? Лишить самого сокровенного – возможности мыслить, возможности хотя бы в собственных мыслях быть самими собой? А что дальше? Что дальше? Они лишат нас личности? – он выкинул окурок. – Да, видимо, к этому всё и идёт».
Как только Тану вошёл внутрь, он почувствовал сильный запах кофе, словно его пролили. То ли Айко опять рассыпала гущу, то ли кто-то из посетителей уронил чашку, но в этом случае было бы слышно её раздражённое ворчание, а то и ругань, в то время как в кафе было тихо, очень тихо.
Первым, что увидел Тану, был разбитый кофейный аппарат. Куча раскуроченного металла лежала на полу в луже разлитого кофе, а у окна за столиком сидела Айко. Её лицо было бледным, губы словно истончились, а в глазах застыл невыразимый ужас.
Тану подсел к ней и тихо спросил:
– Что здесь случилось?
Айко вздрогнула и посмотрела на него. Она явно хотела что-то сказать, но у неё ничего не получалось.
– Что здесь случилось?
Руки женщины были скрещены на груди, и только тут Тану заметил, что между пальцев правой ладони стекает кровь. Айко молча протянула ему правую руку. Тану протянул руку навстречу и, когда женщина разжала пальцы, ему на ладонь упал её вырванный язык. Он был скользкий, ещё тёплый и, как показалось мужчине, даже шевелился. Мужчина вскочил, словно его ошпарили кипятком, швырнул язык на пол, а Айко открыв рот, выпустила из себя струю крови, после чего упала лицом на пол.
– Это она? – вскрикнул Тану, схватив Айко за плечи, но та не шевелилась.
Несколько прохожих заметили их и, остановившись возле витрины, стали заглядывать внутрь. Тану заметался, как дикий зверь, понимая, что, если сейчас вызовут полицейских, то во всём обвинят его. Он бросился к чёрному ходу, чуть не споткнувшись о кофейный аппарат, ударился плечом о стойку, но даже не почувствовал этого и, выскочив наружу, бросился в тёмный грязный переулок.
Пробежав метров двести, Тану почувствовал, что задыхается. Он огляделся в поисках места, где можно спрятаться и увидел несколько больших чёрных мешков, стоявших у контейнера. Он отшвырнул один из мешков в сторону и с ужасом, что под ним спит бездомный.
Грязный, оборванный бродяга приподнялся и недовольно посмотрел на Тану.
– Тебе чего?
– Я… это…
– Что значит «это»? – спросил бродяга.
– Мне… это… в смысле, – сбивчиво принялся объяснять Тану, – это… мне…
– Спрятаться, что ли, надо? – догадался тот.
Тану кивнул, а бродяга, стукнув по стенке мусорного контейнера, сказал:
– Туда полезай и сиди тихо.
Тану открыл крышку и, вздрагивая от омерзения, залез в вонючий контейнер, где по нему тут же начали ползать полчища тараканов. Крышка закрылась, и он услышал звук задвигающегося засова.
– Сиди тихо, – напомнил бродяга и хрипло закашлял.
Насекомые ползали по лицу, щекотали усиками ноздри, залезали под одежду, но Тану, закрыв глаза, сидел тихо и изо всех сил старался не обращать на них внимания.
Вскоре он услышал крик:
– Эй, ты?
– Кто? – крикнул бродяга.
– Ты, кто же ещё! Или здесь ещё кто-нибудь есть?
– Да вроде нет никого, – ответил бродяга.
– Поговори мне ещё! – пригрозил голос. – Ты здесь никого не видел?
– Да много кого.
– Кого?
– Тараканы, крысы, а с час назад собака пробегала, – ответил бродяга. – Знаете, смешная такая, на жену мою покойную похожая! Вы не поверите, вот я её зову, а она…
– Да замолчи ты! Людей не видел? В смысле, мужчину?
– Нет, а должен был?
– Да пойдём! – сказал третий голос. – Не было тут никого.
– Пойдём, – согласился первый голос.
– А что за мужик-то? – спросил бродяга.
– Неважно, – ответил голос.
Тану сидел, затаив дыхание. Через какое-то время по крышке контейнера постучали и он услышал голос бродяги:
– Тебя искали?
– Не знаю, – глухо ответил Тану и тут же выплюнул таракана, заползшего в рот.
– Тебя, тебя, – довольно сказал бродяга. – Ты убегаешь, они прибегают…
Он замолчал, а Тану, стукнув по крышке изнутри, крикнул:
– Выпусти!
– Кого?
– Меня!
– А разве здесь кто-нибудь есть? – спросил бродяга.
Тану словно видел, как этот грязный человек оглядывается вокруг с удивлённым видом и приговаривает:
– Как будто голос чей-то слышу, а никого нет… Чудеса… Чудеса…
– Выпусти меня!
– Вот! Опять! – вскрикнул бродяга. – Ничего себе! Сколько лет уж живу, а такого со мной не было! Надо, пожалуй, хлебнуть. А ты, – его голос стал серьёзным, – сиди тихо, а не то…
Тану не знал, что бродяга имел в виду, но мысль о том, что ему придётся сидеть в вонючем контейнере, в темноте, в вони и вместе с тараканами, внезапно взбесила и он, упав на спину, принялся бить ногами в крышку и кричать:
– Выпусти! Выпусти! Выпусти!
Некоторое время бродяга не отвечал, но вскоре крики Тану вывели его из себя и он рявкнул:
– Сейчас! Сейчас я тебя выпущу! Вот только…
Голос оборвался, а следующим, что Тану услышал, был плач:
– Не надо… Не надо… Прошу вас… Нет… Нет… Прошу вас, не надо…
Что-то ударилось о стенку контейнера. Даже сквозь металл Тану слышал, как бродяга захрипел; послышалось бульканье, хруст, сухой треск, а потом наступила тишина. Даже тараканы, ползавшие по Тану, перестали шевелить усиками.
Услышав звук отодвигаемого засова, Тану закрыл глаза и вжал голову в плечи. Ему было страшно – то, что напугало и, как он подозревал, убило бродягу, сейчас заглянет внутрь…
Однако крышка не открылась, и он продолжил сидеть в темноте и вони.
Тану не знал, сколько точно прошло времени, но, если судить по ощущениям, никак не меньше часа. Наконец, решив, что, что бы там не приходило, оно уже ушло, Тану осторожно отодвинул крышку и, привстав на полусогнутых ногах, выглянул наружу.
Первым, что он увидел, была голова бродяги, висевшая на верёвке прямо перед ним. Тану словно отбросило назад от омерзения и страха. Тяжело дыша, он прислонился к стенке контейнера и посмотрел в мёртвое лицо. Глаза бродяги были широко открыты, из разорванных артерий капала кровь, а рот перекосило в предсмертном крике.
Присмотревшись получше, Тану увидел, что то, что он принял за верёвку, не верёвка, а кишки, один конец которых туго обтягивал голову, а второй был привязан к пожарной лестнице.
Тело бродяги было разорвано на части и отдельными его кусками лакомились огромные жирные крысы. Их было много, очень много – Тану никогда не видел столько. Крысы, как по команде, повернулись к Тану, посмотрели на него красными глазами и вернулись к трапезе.
«Надо вылезать».
Перекинув ногу, Тану вылез из контейнера и, осторожно ступая между крыс, пошёл дальше по переулку.
Писк.
Тану оглянулся: крысы сидели и смотрели на него, словно провожали. Даже голова бродяги, как ему показалось, развернулась и смотрела вслед.
«Но ведь такого не может быть! – подумал Тану и мотнул головой. – Нет, такого не бывает».
Он закрыл глаза, а, когда открыл, крысы на него уже не смотрели, а голова висела, отвернувшись к стене. Тану вздохнул, вытер лицо потной ладонью и пошёл домой, чувствуя, как с каждым шагом холодеет сердце.
Что он ей скажет?
Пошла прочь?
Нет, он не может.
Вернее, не сможет.
Почему?
Страшно?
Очень…
Тану осторожно вошёл в квартиру и тут же услышал тихое пение. Печальная мелодия словно прикасалась к сердцу, успокаивала, баюкала, убеждала в том, что всё будет хорошо, что не нужно волноваться, что нужно просто довериться ей.
«Ей? – спросил Тану самого себя и тут же ответил: – Да, но сначала я с ней поговорю».
Он вошёл в комнату и увидел девушку. Скрестив ноги, она сидела на полу и пела, не раскрывая рта. Её глаза были закрыты, но Тану чувствовал, что она смотрит на него. Не глазами, а как-то иначе.
Он сел рядом с ней и пение оборвалось. Девушка открыла чёрные глаза и посмотрела на него.
– О чём ты хотел со мной поговорить? – спросила она.
– Откуда ты знаешь, что я хотел с тобой поговорить?
– Какая разница? – улыбнулась девушка. – Я знаю и этого достаточно.
Тану взглянул в полностью чёрные глаза и спросил:
– Айко?
– Да, – кивнула девушка.
– Зачем?
Она провела рукой по шее, груди, а потом, прикоснувшись к Тану, погладила его по щеке.
– Я же говорила тебе, чтобы ты никому обо мне не рассказывал.
– Она была хорошей женщиной.
– Я знаю, – улыбнулась девушка. – Тебе жалко её?
– Да.
Девушка закрыла глаза и прошептала:
– Ты сам виноват.
– Ты что, не могла поступить иначе?
– Могла, – гладя себя по волосам, ответила девушка. – Я могла вообще её не трогать.
– Тогда зачем?
– Ты не послушал меня.
– А я обязан?
– Да.
– Почему?
– Ты пожалел меня. Ты подобрал меня. Ты привёл меня в свой дом.
– И что теперь?
– Теперь ты мой.
– Что это значит? – вскрикнул Тану.
Он попытался вскочить на ноги, но девушка молниеносно положила ладони ему на плечи. Тану почувствовал, как его ноги ослабели, и со стоном упал на колени перед ней.