Александр Амфитеатров
Мои встречи с Сологубом и Чеботаревской

Так, в лице Чеботаревской ушел на тот свет едва ли не самый ожесточенный, прямолинейный и откровенный из всех врагов М. Горького, – по крайней мере, тогдашних: с того времени М. Горький натворил много такого, что в интеллигенции почти на нуль свело число его друзей и поклонников и бесчисленно размножило количество врагов и презирателей. Ненависть Чеботаревской истекала не из личных причин. Правда, когда-то Горький задел ее и Федора Кузьмича грубой пародией, но – «мы это давно простили», сказала мне Анастасия Николаевна в первой же нашей беседе. По правде сказать, только от нее тогда и узнал я, что была такая пародия, оскорбительная для семейных отношений писательской четы, очевидно, публикою она была мало замечена и не понята.

Я и теперь не знаю этой вещи Горького, но, должно быть, в ней был скрыт какой-нибудь особо интимный яд, раз она уязвила так остро и надолго.

Нет, Чеботаревская ненавидела Горького исключительно политически, как зыбкий и двусмысленный символ соглашательской двойственности, как первопочин и главный тогдашний орган «оподления русской интеллигенции», – выражение Д. С. Мережковского. Известное письмо последнего к Гергардту Гауптману, оглашенное вскоре после ухода за границу, Чеботаревскую восхищало. Я же хотя признавал печальную справедливость резких укоров, обрушенных Мережковским на «оподлителя», однако – по остаткам прежней нежности к Горькому (кого я любил больше, чем этого человека?!) – находил, что Дмитрий Сергеевич в своих суждениях о Горьком уж слишком «выражается». А Чеботаревская, бледная, ломая стиснутые руки и с глазами как свечи, упрямо твердила: