– Ты ни в чём не виновата, но платить за это только тебе! – грубо сказала старуха. – Такое бывает. Виноват один, а платить за всё другому. Кто сказал, что должна быть какая-то справедливость? Дожила ровнёхонько до тридцати лет, а всё в справедливость веришь.
– Так, – Ане явно не нравился этот разговор, но бабушка ошиблась лишь на один год с её возрастом. – Давайте спокойнее. Вы что-то там можете видеть, я так понимаю? Если вы что-то видите, то скажите прямо…
– Прямо, да криво! – перебила бабка. – Я не вижу ни прошлого, ни будущего. Да и с настоящим зрение у меня тоже не очень стало…
Вот это для Ани уже стало сюрпризом.
– То есть, я зря сюда пришла? – спросила женщина.
– Конечно, зря! – ответила бабка. – Счастья это тебе не принесёт, точно говорю и без предсказаний. Ты сама всё увидишь и сама себе на свой вопрос ответишь.
Ане заинтересовалась, но не торопилась с продолжением темы разговора, благо бабка пока сама успешно вела беседу.
– Степан, сволочь такая! – громко закричала старуха. – Опять у двери подслушиваешь? Уходи!
За дверью кто-то недовольно сказал:
– Я не сволочь…
– Ты ещё не передумала? – старуха резко обратилась к женщине.
– Нет, – нетвёрдо сказала Аня.
– Тогда я введу тебя в состояние, в котором ты ярче будешь понимать время прожитое, и ты отправишься в тот день, который тебя интересует, – сказала колдунья строгим, учительским голосом. – На прошлое повлиять ты не сможешь, но что-то узнаешь. Только помни, что если увидишь того, кого там быть не должно – не зови его с собой сюда! Запомни это! Строго настрого! Поняла? Не зови сюда никого, не выпускай. Никого. Точно усекла?
Аня неуверенно кивнула, тогда старая женщина переспросила:
– Что ты поняла? Самое важное. Быстрее только давай думай, скоро уважаемые клиенты придут…
– Поняла, что буду понимать…
– Не это!
За окном завыл ветер. Видно безветренное утро быстро решило сменить настроение. Аня, недолго думая, высказала новое предположение:
– Не смогу повлиять…
– Опять мимо! Самое главное, что? – старуха будто была готова прогнать незваную гостью.
– Не звать никого…
– Вот это и главное! – со злой усмешкой сказала бабка.
И начала колдовать.
Точнее, делать вид, что колдует. Она махала руками, что-то шептала, один раз даже плюнула через левое плечо. Движения её были чёткими, и, казалось, не имели никакого смысла. Она зажигала и гасила церковные свечки, резала какие-то чёрные волосы на зеркале, тоже жгла их, бросала под стол немолотый горошек или мышиный помёт, и приговаривала слова:
– Ходит-бродит покойничек, мучается, волосья раскидывает по загробному миру, желая дотронуться до живучести, а сделать ничего не может. Даже сама смертушка-смерть ему не поможет. Пусть сон-потусторонье ему жилище. Только в окно он взглянет, как в прошлое путь откроется. Холодной водой оно умоется, привидится, да отстанет. Останется покойничек покойничком, тенью тянучей, в углах дотла сгоревших домов могучей, наваждением сна деньского, а живые пусть по эту сторону мучаются…
Аня перестала следить за логикой слов. Ей стало скучно. Она взглянула в единственное окно, что было в почти пустой комнате. За окном было серо и пасмурно, начал накрапывать дождь, но ветер стих: ветви яблонь стали неподвижными, отражаясь в окне чёрной паутиной…
А старуха вновь сожгла какие-то волосы, противно запахло, и Аня, резко, без намёка на сонливость или усталость, быстро провалилась в сон, даже не успев хлопнуться головой об стол, на противоположном краю которого сидела колдунья.
Сон был лёгким, поначалу спокойным, очень вязким. Женщина перестала чувствовать своё тело, и когда она очнулась, то эта лёгкость не пропала. Но небольшая комната старухи куда-то исчезла, зато Аня оказалась в своей квартире. Был день. За окном крупными хлопьями падал снег, который тут же таял, превращаясь в слякоть. Ане не было страшно, она понимала, что сейчас ей всё это снится. Хоть сон и был максимально детальным, сложно было сконцентрировать своё внимание на какой-нибудь мелочи. Сознание постоянно прыгало, переключая внимание на разные нюансы дня из прошлого…
Окно её кухни, на подоконнике уже почти завядшие цветы. Последние цветы, которые подарил ей Стас в честь прошедшего восьмого марта. В прихожей она услышала свой голос, на который она, будто переносимая потоком ветра, проследовала, и увидела саму же себя. В тот день она собиралась уехать к парикмахеру, после чего пройтись по магазинам, оставив мужа дома одного на несколько часов.
– Стас, ну посмотри кран на кухне, пожалуйста! – сказала Аня мужу, отпирая входную дверь. – А то сантехника вызову!
– Я-то посмотрю! – грубо ответил Стас. – Но делать ничего не буду, я не сантехник. Вызовешь мужа на час. А то и на два. Иди уже!
Аня крикнула самой же себе:
– Нет, не оставляй его!
Но Аня из прошлого просто молча захлопнула дверь. Она обиделась. Их отношения в то время были немного напряжёнными, казалось, они потеряли друг к другу интерес. Нежность стала грубостью. Или это просто был стресс из-за работы и перед вроде бы обдуманным решением завести ребёнка. Всё-таки возраст, да и пора уже. Тикали часики, отбирая силы плодоспособности. Это было их общее решение, и оно требовало ещё немного смелости и усилий для достижения цели. Ну а пока было раздражение, снять которое должен был один выходной день, проведённый друг без друга.
После того, как закрылась дверь, Аню будто закружил воздушный вихрь густого воздуха, направивший её к ногам Стаса, который вальяжно сидел на кресле. Он читал журнал. Женщина попыталась докричаться до мужа:
– Стас, ты слышишь меня? Стас! Не выходи из дома сегодня, пожалуйста! Стас! Ты слышишь меня?!
Но мужчина её не слышал. Он продолжал читать журнал. Немного хмурил брови, быстро водя взглядом по статье о чём-то очень интересном. Как бы Аня хотела забраться в его мысли, но боялась, что в данный момент в них не было ничего, кроме слов, собирающихся в предложения и формирующие чужую мысль. Скрывающаяся за всё теми же буквами, что знают и филологи и все выпускники начальной школы. Якобы философия мировоззрения, объясняющая всё. Но совершенно непригодная в быту. «Тайны века», «Совершенно секретно (но только не для вас, дорогие читатели)», «Великие предсказания»…
Аня смотрела на него и думала о том, что не таким уж он был совершенным мужчиной, который остался в светлых фрагментах её памяти. Может быть, стоило в тот день уехать навсегда? Неужели ей хотелось всю жизнь слушать размышления о том, какие на самом деле сложные игры творятся в мире и что от нас скрывают. Горы – это пни огромных деревьев, а земля хоть и не совсем плоская, но близка именно к такой форме. И ведь мало кто об этом всём догадывается, а Стас всё знает, потому что много читает и умеет анализировать. Как же это было глупо. От этого самодовольства стоило бежать, даже если не брать в расчёт другие моменты, которые Ане так не нравились. Особенно её задели мечты Стаса о новой машине сразу же после того, как они решили завести ребёнка, ведь на его рождение понадобится немало средств. А эти его размышления о том, что женщина всегда должна делать по дому, по мнению вед, и в каких аспектах быта Аня эти правила не соблюдает. Нет, он не обижал её. Он просто думал, что он понимает всё: женщин, мироустройство, жизнь. Но разве этих заблуждений достаточно для развода? Нет, конечно же нет. Он хороший. Не пьёт, не курит, громко не ругается. Разве только эти упрёки, что капающей на макушку водой из крана срывали вуаль спокойствия с души Ани. Зато сейчас он лежит где-то дома, двигает одной рабочей рукой из стороны в сторону, сминая простыню. И не думает. Ни о мироустройстве, ни о жизни.
На какое-то мгновение Ане показалось, что в углу комнаты кто-то стоит и наблюдает за тем, как она наблюдает за Стасом. Будто приглядывает, как бы она ничего лишнего не «нанаблюдала» здесь. И это ощущение чужого присутствия стало действовать на нервы, прокатившись по ним острым приступом тревоги.
Но оборачиваться у Ани не было ни желания, ни сил – осознанное передвижение в пространстве требовало невероятных усилий, вся сонливая лёгкость куда-то пропала, и женщине начало казаться, что этот сон растворяет её в себе, пытаясь навсегда оставить в этой паутине прошлого. Аня снова попыталась докричаться до мужа, но тот вновь её не услышал.
Пока женщина боролась с подступающей паникой, у мужчины зазвонил мобильный телефон. Стас немного подскочил от неожиданности, потом склонился над журнальным столиком, рассматривая дисплей смартфона. Аня не увидела, определился ли номер.
Стас принял вызов.
– Алло, – Стас улыбнулся, услышав в трубке женский голос. – Рад тебя слышать. Дорогая.
Аня в тот день ему не звонила, да и обращение «дорогая» было забыто ей уже как пару лет. Она могла предполагать, что у мужа была любовница, но он почти никогда не давал ей повода для ревности. Либо у него просто хорошо получалось скрывать стороннюю связь. Либо Аня просто не хотела в это верить.
– Настя, тебя плохо слышно, со связью что-то! – сказал в трубку Стас, подойдя к окну. – Слышно тебя, говорю, плохо! Ты что, плачешь? Что случилось? Что? Она пыталась тебя… есть? Я правильно понимаю? Откусила? Закрыла? Что? Не понимаю!
Было заметно, что Стас сильно занервничал. Он подошёл к шкафу, начал оттуда вытаскивать джинсы, кофту.
– Понял! – после некоторого молчания крикнул он в трубку. – Постарайся успокоиться, я сейчас приеду! Я быстро! Жди!
Мужчина впопыхах оделся и выбежал из квартиры, а Аня осталась одна в своём прошлом. Уставшая, растерянная. Разочарованная. Всё оказалось очень примитивно – её муж был обычным изменником, который торопился к своей любовнице, у которой, похоже, начала безобразничать её… собака?
Из-за этой фигни муж не справился с управлением. Улетел в кювет. Впрочем, самая очевидная правда. Аню не смутили те вещи, которые он сам и озвучил – плохая связь и не такие вещи с пониманием собеседника может сотворить. Но стало любопытно, что это за Настя? О ней стоило бы разузнать у колдуньи, когда это наваждение закончится…
Слишком необычно реалистичное наваждение.
Но сон не хотел на этом обрываться. Пустая комната, которая ещё пока не превратилась в палату для тяжелобольного, оказалась такой большой и такой важной деталью прошлого Анны. Прошлое, которое не стоило тревожить. Прошлое, такое же пустое и неуютное, как и эта комната, которая была необъяснимо огромной в этом сне, где густой воздух не давал полноценно шевелиться и дышать, сдавливая лёгкие и отбирая силы. А может это просто была обида. Если бы Аня могла себя лучше контролировать в этом тугом пространстве прошлого, то она наверняка бы разрыдалась. Но она знала, что на это у неё ещё будет время: долгие посиделки на кухне, разглядывание себя в зеркале ванной комнаты.
Нужно было возвращаться в реальность, но женщина не знала, как это сделать. Она не могла сконцентрировать своё внимание на руках, как в том совете из какого-то женского журнала, где говорилось, что если вы хотите проснуться во сне, то попытайтесь сосчитать, сколько пальцев у вас на руке или откройте книгу и попытайтесь прочесть в ней текст. Но с руками тут была явная проблема. Их не было. Не было, и всё. Аню это никак не расстроило, она спокойно приняла свою эфемерную личность. А добавило уверенности в том, что это действительно сон, то, что она не смогла прочесть ни строчки на брошенном мужем журнале. Даже не получилось толком рассмотреть фотографии из статьи, которую читал Стас – лица людей на них были очень знакомыми, но было совершенно непонятно, кто на них изображён.
Аня поняла, что это всего лишь глубокий сон и подсознание ей подбросило то, о чём она в глубине души догадывалась, делала не подтверждённые фактами предположения. Да, с бабки стоило спросить о законности и возможном вреде от тех методов, которые позволили ввести Аню в такое состояние.
Но, как бы то ни было, женщина никак не могла проснуться. Даже ощущения в груди будто бы стали неприятнее, стало всё труднее и труднее дышать. Или это подступала настоящая паника. Совсем не хотелось остаться в этом сне навечно.
– Отпустите меня! – взмолила Аня, не надеясь услышать ответ на свою вымученную сдавленными голосовыми связками просьбу.