– Не думаю, Костин, – ответил Носов. – Район поисков расширен, выйти просто так незамеченными они не могли. Территория находится на особом контроле. По всей глубине прифронтовой зоны установлен строгий контрольно-проверочный режим. Кроме твоей группы в этой полосе рыщут еще пятнадцать оперативных групп. Во всех населенных пунктах, на станциях, на пересечении дорог, в местах сосредоточения военнослужащих усилена проверка документов. Им невозможно выйти, не обнаружив себя!.. Где-то же они должны проколоться!
– Я не исключаю, товарищ полковник, что они могут действовать под видом конвоя. Так проще, кто остановит конвой, который транспортирует пленных диверсантов. Они так по всем нашим тылам могут пройти и их вряд ли кто остановит.
– Мы остановим, а иначе нельзя. Если они захватили полуторку, значит, она им нужна.
– Я тоже так думаю, – произнес Костин, – они явно хотят ее использовать.
– Давай, не будем ломать голову. Наша задача зачисть район. Кстати, у тебя кто-то работает с этой медсестрой?
– Работают, товарищ полковник.
Носов положил трубку. Несмотря на ночь, Александр приказал привести к нему арестованную Яковенко. Двое суток проведенных ей в камере изменили ее. Перед ним сидела совершенно другая женщина с бледным осунувшимся лицом. Ее пышные волосы рассекала на две половины седая прядь.
– Присаживайся, – произнес Костин. – Я даже не знаю, как тебя называть – Галиной или Верой.
– Мне теперь все равно, капитан. Похоже, жить мне осталось не так долго, поэтому мелочиться не стоит.
– Вера! Меня интересует офицер, которому ты звонила в штаб фронта. Кто он, его должность?
– Я не знаю его. Мне передал связной номер телефона и время связи с ним. Сама я его не видела.
– Кто этот связной?
– Я не знаю. Он назвал пароль и передам мне номер телефона. Вы можете меня убить, но я его действительно не знаю. Я не исключаю, что он просто заходил в штаб в это время для разговора со мной.
– Это ты передала ему информацию о Художнике?
– Да. Я передала ему, что Художник ранен и что его отправляют в область.
– Кто этот офицер, которому ты дала этот пакетик.
– Это Лесник. Он прибыл из-за линии фронта. Ему нужна была встреча с Учителем. Я передала ему его просьбу.
– Курить хочешь? – спросил ее Александр. – По-моему ты куришь?
Он протянул ей пачку папирос. Она взяла одну и закурила.
– Давно не курила. Вот что я тебе скажу, Костин. В заброшенном карьере, что в пяти километрах от города складирована взрывчатка. Ее там, около трехсот килограмм.
– Откуда ты это знаешь?
– Я случайно слышала разговор Хмелева с Художником. Эту взрывчатку оставили при отступлении немцы.
Они еще поговорили, покурили и Костин сам отвел Веру в камеру.
***
Грузовик остановился около заброшенного карьера. Лесник выбрался из кабины и, сев на подножку полуторки, закурил. Вслед за ним из кузова выбрались диверсанты.
– В штольне карьера, в ящиках взрывчатка. Давай, мужики, грузите ее в кузов. Только будьте осторожны, сами знаете, что это не кирпичи.
– Откуда она здесь? – поинтересовался у него Гаврилов. – Неужели кто-то специально ее оставил для нас?
– Твое какое дело, – грубо ответил Феоктистов. – Выполняй приказ и меньше задавай вопросов.
Погрузка заняла не так много времени. Уставшие и потные диверсанты уселись в тени от машины.
– Давай, готовь рацию. Будем выходить в эфир. Ты меня понял?
– До выхода еще три часа, – возразил ему радист. – Куда гнать, командир, успеем.
– Ты что не понял? Я сказал, готовь рацию.
Забросив антенну на дерево, радист, включил приемник и начал настраивать станцию на прием и передачу сообщений. Он долго крутил ручки настройки, пока не услышал знакомые ему позывные.
– Готово, командир, – кратко доложил он Феоктистову. – Они к приему готовы.
– Сначала прими, потом ответим, – тихо произнес Лесник. – Зачем лишний раз светиться.
Радист, открыв блокнот, с карандашом в руке сел на пригорке и стал дожидаться сообщения из центра. В какой-то момент он встрепенулся и быстро принялся записывать. Закончив прием, он снял наушники и протянул Леснику листочек бумаги, испещренную колонками цифр.
– Вот возьми, командир.
Феоктистов взял листок и занялся дешифрованием полученного сообщения.
На лице диверсанта промелькнула едва заметная ухмылка. Лесник сложил листок блокнота вдвое и поднес к нему огонек зажигалки. Некоторое время он, молча, наблюдал за тем, как пламя пожирает буквы.
– Получен новый приказ, – произнес Феоктистов. – Сейчас идем в Яровичи. Там размещается штаб армии. Захватываем его, берем все документы и уходим.
– Что-то я не понимаю тебя командир? – нахмурившись, заговорил Гаврилов. – У нас ведь было задание взорвать склады в прифронтовой полосе, а сейчас мы должны напасть на штаб и взять оттуда документы. Штаб ведь не просто в глухом лесу стоит, там в Яровичах, по всей вероятности и охрана есть. Сейчас особисты шарят по лесам, разыскивая нас и поэтому, наверняка, охрана усилена! Мы и двух километров не пробежим, как нас они заблокируют. Одно дело взорвать склады и совсем другое дело нападать на штаб армии.
Феоктистов ждал подобного неудовольствия, а потому заранее подготовил нужный ответ:
– Не переживай, Гаврилов, все продумано. Мы войдем в штаб под видом конвоя поздно вечером, когда там народу будет мало. Перебьем охрану, войдем вовнутрь, возьмём все, что нам нужно, и так же незаметно скроемся. Штаб стоит на самом краю населенного пункта, рядом лес. Пока они опомнятся, мы будем уже далеко.
– А что, у нас есть другой вариант? – поинтересовался радист, обращаясь к Гаврилову и Леснику. – Думаю, что тот, кто задумал эту операцию плохо представляет какой сейчас год.
Диверсанты с интересом наблюдали за этой небольшой перепалкой между Гавриловым и Лесником.
– Я не привык обсуждать полученные приказы. Раз приказали, значит нужно выполнять.
– Слушай, Лесник! Можно ведь захватить какого-нибудь штабного офицера, и уйдем в лес, – предложил Гаврилов. – Это менее опасно, чем нападать на штаб армии.
– Струсил? Может ты и прав, что это менее опасно, чем само нападение. Но где гарантия, что этот человек что-то знает?
– Я понимаю, что выбора у нас нет? – спросил Феоктистова Гаврилов.
– Нет, если хочешь еще пожить. Здесь я командир и я решаю, что делать группе. Скажут рвать склады, значит – рванем. Если ты еще раз возникнешь со своими вопросами и предложениями, то я, просто, убью тебя. Думать о себе нужно было раньше, а не поднимать руки и не сдаваться немцам в плен.
Феоктистов посмотрел на примолкших диверсантов и забрался в кабину полуторки.
– Поехали, – приказал он, и машина медленно двинулась в сторону Яровичей.
***
Костин устало снял с головы пилотку и вытер рукой вспотевший лоб. Второй день зачистки леса не дал никаких результатов. Диверсанты словно призраки растворились в этих лесах и болотах.
«Наверняка их сюда забросили не для того, чтобы они отсиживались в лесу, – рассуждал Костин, сидя в кабине грузовика. – Вот мы вчера приехали к карьеру, но взрывчатки там не обнаружили. Выходит, они нас и здесь опередили. Для чего им нужна взрывчатка? Взрывать мосты? Но ведь к мостам не подойти, дороги и тропы заминированы, плюс усиленная охрана, просто так не проберешься. Они снова поменяли код, и последние их радиограммы расшифровать, еще не удалось. Всего десять человек, а сколько с ними возни».
Александр посмотрел на сосредоточенное лицо Захарова.
– О чем думаешь, сержант? – спросил его Костин.
– Наверное, о том, о чем думаете и вы, товарищ капитан. Мотаемся по лесу, ищем их, а они, может быть, сидят где-нибудь рядом с нами и смеются.
– Все может быть, Захаров. Вот только где их лежбище. Ты прав, знал прикуп, жил бы в Сочи, слышал подобное выражение.
– Откуда, товарищ капитан. Неграмотный я, вот научился лишь баранку крутить, вот она меня и кормила до войны.
Машина выкатила на поляну. Яркое солнце ударило в глаза, заставив Костина, закрыть глаза. Он не сразу понял, что произошло. Машина резко вильнула и резко остановилась.
– Стреляют! – выкрикнул Захаров и буквально вывалился из кабины, захватив с собой ППШ.
Пулеметная очередь, словно швейная машинка, вспорола борт автомобиля, оставив на нем не ровный ряд отверстий. В ответ раздался не стройный оружейно-автоматный залп. Александр заметил, что пулемет ведет огонь из полуразрушенного строения, которое находилось в метрах шестидесяти левее его.
– Прикрой меня огнем! – выкрикнул он, обращаясь к Захарову.
Быстро работая локтями, Костин пополз к развалинам. Пулемет бил короткими злыми очередями, прижимая к земле поисковую группу «СМЕРШ». Недалеко от развалин в редком лесочке стоял брошенный кем-то автомобиль.
«Неужели это те, которых так долго мы ищем. Похоже, пулеметчик прикрывает отход основной группы», – подумал Костин.
До строения оставалось метров двадцать, когда Костин вскочил на ноги и сделал первую перебежку. Понимая угрозу, пулеметчик сосредоточил свой огонь на нем. На какую-то секунду – другую, пулемет замолчал и, воспользовавшись этим, Александр метнулся вперед. В этот момент за его спиной взорвалась граната.
«Ну, теперь ты мой», – подумал Костин.
Он буквально нырнул в оконный проем и оказался внутри здания. Рядом за стенкой огрызался ручной пулемет. Александр хорошо слышал, как клацает при выстрелах затвор пулемета. Он достал из-за пояса гранату, но затем снова засунул ее за пояс. Прижавшись к стене, он сделал несколько шагов. Пули ударили в стену в десяти сантиметрах над его головой. Это стреляли по зданию солдаты из его поисковой группы. За шиворот гимнастерки Александра посыпались крошки от штукатурки.
«Так меня и свои бойцы кончить могут», – подумал он, прижимаясь к стене.
В соседнем помещении, у оконного проема стоял пулеметчик. Прижав к плечу приклад пулемета, он вер огонь по залегшим у дороги солдатам. Рядом с ним, на ящике сидел мужчина в советской форме и набивал патронами очередную ленту. Рядом с ним, у стены на земле лежал его автомат ППШ.
– Руки! Руки вверх! – закричал Костин.
Мужчина обернулся на его крик. Его рука потянулась к автомату, и Костин, нажав на курок, просто расстрелял его из автомата. Пули буквально пришили мужчину к стене. Пулеметчик повернулся к нему и молча, поднял руки вверх. Его маленькие, словно у рыси глаза, пылали злостью.
– Не стреляйте! Я сдаюсь, – скорей прошептал он, чем произнес.
Александр смерил его взглядом. Перед ним стоял мужчина лет тридцати. Длинные нечесаные волосы спадали ему на глаза. Небритое лицо с впалыми щеками… Над головой снова засвистели пули и Костин, невольно, пригнул голову. Он на какой-то миг потерял третью фигуру диверсанта из поля зрения и тот бросился на Александра, сбив его с ног. Они катались по пыльному полу, стараясь ухватить, друг друга за горло. Наконец, Костину удалось подмять диверсанта под себя, и он несколько раз ударил его в лицо. Мужчина застонал от боли и потерял сознание. Александр поднялся на ноги и стал отряхиваться от пыли. В этот момент в проеме окна показалась мощная фигура водителя Захарова.
– Жив? – спросил он Костина.
– Как видишь, а где пулеметчик? – спросил он водителя.
– Вон он лежит. Хотел бежать, тока вы здесь катались по земле. Я его и скосил.
– Берите этого, в машину его.
Закинув за плечи автомат, Александр направился к машине.
***
Костин сидел на подножке грузовика и морщился от боли. Наклонившись над ним, стоял Захаров и перебинтовывал ему левую руку. Одна из пуль нанесла ему касательное ранение предплечья.
– Что ты там возишься? – спросил его Костин. – Бинтуй быстрее…
– Я привык все делать на совесть, – в тон ему ответил сержант. – Вот видите, товарищ капитан, вас и ранило то так – шутя. А ведь могло…
Он не договорил, Александр оттолкнул его руку и стал натягивать на себя гимнастерку. Сейчас он уже не сомневался, что их машину обстреляли диверсанты, на которую они случайно наткнулись. Он еще раз взглянул на солдатские книжки и сунул их в полевую сумку.
– Грузи их в машину, – приказал Костин солдатам, указав им на трупы диверсантов и пленного.
– Товарищ капитан! А что их возить с собой, давайте бросим их здесь в кустах. И нам легче и воронам будет, чем полакомиться.
– Отставить разговоры! – жестко произнес Александр. – Выполнять приказ!
Он толкнул рукой в спину диверсанта и рукой указал ему, чтобы тот лез в кузов. Мужчина скрипнул зубами и зло посмотрел на Костина.
– Чего скрипишь зубами, сука! Так значит, ты все еще воюешь, гад!
Рука Александра скользнула по кобуре. Заметив это, тот быстро забрался в кузов и сел у ног, лежавших в кузове трупов своих товарищей.
Предателей Костин ненавидел всеми фибрами своей души. Еще летом 1941 года он с тремя пограничниками и приставшими к ним десятком красноармейцев выходили из окружения. В лесном массиве, под Минском, за прорванной немцами линией обороны, они наткнулись на остатки полевого военного госпиталя. Всех раненых бойцов, врачей, предатели из полка «Бранденбург -800» расстреляли в упор и искромсали штыками, а у двух изнасилованных медсестер были отрезаны груди. Рядом с одной валялся забытый ими кинжал, с гравировкой на клинке «Meine Ehre heisst Treue» и чем-то вроде молний на рукоятке. Здесь же эти нелюди и обедали. На соседней полянке, рядом с родником, истоптанным сапогами, были разбросаны обертки от галет и консервные банки.
Очередной раз, Костин столкнулся с ними в том же 1941 году, уже в разведке. Возвращаясь из ночного поиска с «языком», группа заблудилась. Под утро они вышли небольшому селу. Между ним и залегшими на опушке густого ельника тремя разведчиками, дымилось легким туманом озеро. Александр хотел послать в село бойца, но не успел. По дороге к селу запылил бронетранспортер со знакомыми знаками на бортах. За ним в метах сорока двигался покрытый тентом грузовик. Послышалась команда, полицаи устремились к домам. Через несколько минут у околицы села уже стояли два десятка селян: женщин, стариков и детей.
Из кабины грузовика вышел офицер в фуражке с высокой тульей. На офицере был черный мундир. Он что-то зачитал и махнул рукой.
– Тра-та-та, – сухо застрочил пулемет, установленный на бронетранспортере.
Когда все было кончено, солдаты и полицаи стали добивать раненых. Закончив свое дело, они погрузились в машину.
Сейчас этот диверсант, злыми глазами смотрел на Костина. Рука капитана в очередной раз потянулась к кобуре, но он вовремя сдержался. Нужно было еще допросить этого вояку. Тот, словно почувствовал грозившую ему опасность, отвел глаза в сторону и стал забираться в дальний угол кузова полуторки.
***
Допрос продолжался уже четвертый час. Из показаний пленного диверсанта следовало, что их группа из пятнадцати человек вторую неделю продвигалась на запад, с надеждой перейти линию фронта. У них в отряде имелась радиостанция, и они раз в три дня выходили в эфир. Два дня назад, при очередном радиосеансе, они получили приказ выйти к дороге и атаковать русские подвижные группы СМЕРШ, которые приступили к зачистке лесного массива. Сегодня штурмфюрер СС Вальтер Хорх, возглавлявший их группу, приказал им выйти к дороге и обстрелять любую русскую машину, которая покажется на этой дороге. Их группа в количестве пятерых человек устроила засаду. В результате боя они потеряли четверых солдат, а он попал в плен.
– Скажи, как ты считаешь, почему вашей группе приказали атаковать русские машины? – переспросил его Костина. – И откуда вы узнали о зачистке леса поисковыми группами СМЕРШ?
Диверсант сглотнул слюну и немного помолчав, произнес:
– Я думаю, что нашей группе поставили задачу отвлечь ваше внимание от какой-то другой группы, направленной сюда, для выполнения более важной задачи. А иначе, трудно понять подобный приказ.
Костин тоже думал об этом. Его размышления подтвердил этот пленный диверсант.
«Значит я прав. Группа Лесника готовят какую-то акцию и сейчас они просто хотят, чтобы все наши группы бросились преследовать эту диверсионную группу, забыв о другой группе. Интересно, что это за объект, который должна атаковать группа Лесника?»
Пленного диверсанта увели, а Костин снял трубку и попросил дежурного соединить его с полковником Носовым.
– Как у тебя дела? – спросил его полковник. – Мне сообщили, что вашу машину обстреляли, что есть раненные бойцы?
– Так точно, товарищ полковник. Одного убили и двоих ранили. Мы захватили одного в плен. Это диверсант из группы штурмфюрера СС Хорха. У нас здесь в лесах бродила еще одна диверсионная группа численностью в пятнадцать человек. Так вот им приказали выйти к дороге и обстреливать все наши машины.
– Интересно. Отправь это пленного к нам в Управление.
– Хорошо, товарищ полковник, завтра же отправлю. Я голову себе сломал, все думаю, что они хотят. Мосты, маловероятно, станцию – туда даже птица не пролетит, остаются только фронтовые склады и штаб….
– А, может, они хотят ударить в другом месте и сейчас пытаются стянуть все наши силы в этот район? – сделав паузу, произнес полковник. – Короче, думай Костин. У меня вся надежда на тебя. И еще, ликвидируй эту бродячую группу . Я пришлю тебе взвод солдат, думаю, что этого будет достаточно.
– Понял, товарищ полковник.
Костин положил трубку и посмотрел на часы. Убрав документы в сейф, он направился домой.
Утро выдалось пасмурным. Солдаты выстроились в цепь и по команде старшего лейтенанта двинулись вглубь леса. Собаки, натасканные по поисковые работы, с силой тянули за собой проводников. Лес наполнился лаем собак и криками проводников.
– Не уйдут, – уверенно заявил старший лейтенант. – Район оцеплен, повсюду выставлены посты. Мышь не проскочит!
В действиях солдат чувствовалась сноровка и большой опыт, что подобные акции для них не в новинку. Старший лейтенант новым кителе и новых сапогах, с фасонистыми длинными и узкими голенищами, шел в первой шеренге бойцов. Он иногда останавливался и криками подгонял отстающих солдат. Вторая цепь держалась позади в полусотне метров от первой. Впереди показалась большой, заросший кустарником овраг. Бойцы осторожно спустилась на самое дно оврага и двинулась вверх по склону. Вторая цепь, как требовал того боевой опыт и инструкции, терпеливо дожидались, когда первые взберется по противоположному склону на равнину, после чего двинулась вновь.
***
Костин шел позади солдат, поглядывая по сторонам. Вскоре они наткнулись на оставленную диверсантами стоянку. Судя по разбросанным по кустам пустым банкам, брошенным цинкам с патронами, они снимались с место довольно поспешно. Александр нагнулся и поднял блестевший в траве кинжал. «Любовь – Богу, честь – никому», – прочитал он гравировку на лезвии. Костин ухмыльнулся и сунул кинжал за голенище своего сапога.
– Лейтенант! – обратился Костин к старшему лейтенанту. – Может, ускорим движение?
– Мы и так движемся довольно быстро, товарищ капитан. Скорость здесь не нужна, нужна внимательность и осторожность. Да и опасно двигаться быстро, можно нарваться на минное поле или растяжки. Мы недавно уже потеряли двух солдат. Вот, так же, как вы говорите, ускорили темп и как результат – два трупа.
Костин промолчал. Эти люди не первый раз прочесывали лесные массивы и хорошо знали, как нужно это делать. Собаки вели проводников уже верховым чутьем и все поняли, что преследуемый ими враг где-то близко. Где-то впереди в метрах ста от Костина раздался треск пулемета, к которому присоединились автоматы и винтовки.
– Суки! Они стараются перебить наших собак! Сдавайтесь, вы окружены! – на ломанном немецком языке, громко прокричал старший лейтенант. – Сдавайтесь! Гарантируем вам жизнь!
Пулемет замолчал. В лесу стало непривычно тихо. Ни пения птиц, ни стрекота кузнечиков. Лес, словно в предчувствии кровавой разборки, затаился.
– Сдавайтесь! – снова выкрикнул старший лейтенант.
Пока было тихо, несколько солдат подползли к позициям диверсантов на бросок гранаты. Тишину леса снова разорвала пулеметная очередь. Пули впились в ствол толстой березы, за которой укрылся Костин, содрав с нее бересту. И в туже минуту, раздалось несколько взрывов гранат. Солдаты бросились вперед и смяли диверсантов. Через минуту другую все стихло.
Александр подошел к мертвому диверсанту и ногой отшвырнул в сторону «Люгер», который лежал рядом с ним. В стороне, корчась от боли, лежал раненый диверсант.
– Мне нужен ваш радист, – обратился Костин к раненому диверсанту и посмотрел на старшего лейтенанта. – Перевяжите ему ногу.
Старший лейтенант подозвал к себе бойца и что-то сказал ему. Тот достал из кармана индивидуальный пакет и, присев на корточки, стал перебинтовывать ногу раненому.
– Он убит, – ответил диверсант, когда ему перевязали ногу. – Вон он лежит около кустов.
– А это, кто? – спросил Костин и рукой указал на убитого, около которого лежал «Люгер». – Это ваш командир?
– Да. Это штурмфюрер.
– Лейтенант! Этого я забираю с собой, – произнес Костин. – Похороните убитых.
Александр повернулся и приказал двум солдатам отконвоировать диверсанта к его машине.
– Товарищ капитан! А может их всех и в овраг, – неожиданно предложил Костину старший лейтенант. – А что, сними возиться. Это же сволочи…
– Не стоит, лейтенант. Начнутся проверки, солдат много… Лучше закопайте.
– Спасибо. Наверное, вы правы…
Костин пожал ему руку, и направился вслед за конвоем.
«Нужно поработать с пленным, он, похоже, много знает, – подумал Александр. – Не исключено, что группа могла поддерживать связь с диверсионной группой Лесника, чтобы скоординировать совместные операции».
Машина остановилась около районного отдела СМЕРШ. Костин выбрался из кабины грузовика.
– Покажите арестованного медикам, – приказал Александр, подбежавшему е нему дежурному по отделу. – Что нового?
– Звонил полковник Носов. Просил вас перезвонить….
– Хорошо.
Через пять минут Костин уже был у себя в кабинете и набрав номер, попросил связиста соединить его с начальником Управления контрразведки.
***
Феоктистов долго бродил по лесу, пока не заметил маленький дом. Около дома, сидел мужчина в советской военной форме, на его плечах была накинута плащ-палатка. Прежде чем подойти к нему, он передернул затвор пистолета и сунул его за пояс.
– Извините, вы не подскажите, как выйти на дорогу в сторону Мозыря. Я что-то сбился с пути.
Мужчина вздрогнул и посмотрел на Феоктистова, который раздвигая густые ветви орешника, вышел на полянку.
– Боюсь ошибиться, но до дороги отсюда далеко.
Это была условная фраза, которую должен был произнести резидент. Феоктистов, молча, подошел к военному и протянул ему руку. Офицер словно не заметил жеста диверсанта. Он поднялся с завалинки и, достав из кармана папиросы, закурил.
– Как там? – спросил он Феоктистова, имея в виду – Германию. – Большие разрушения. Я ведь сам из Силезии.
– Не знаю, Учитель, я там не бывал.
– Вы забрали взрывчатку?
– Да. Кому ее передать?
– Пусть пока будет у вас, Лесник. Задача немного поменялась. Работаем в трех точках. Вы берете на себя артиллерийские склады, ваши люди нападают на штаб армии.
Лесник невольно ухмыльнулся. Учитель заметил его ухмылку.
– Я что-то смешное сказал?
– Я вчера получил новое задание из центра. Мне предписано совершить налет на штаб армии и, захватив документы, возвращаться назад. Скажите, чей приказ выполнять мне?
На лице Учителя явно читалось удивление и замешательство. Он, похоже, не был готов к такой постановке вопроса.
– Скажите, я еще раз спрашиваю вас, чей приказ мне выполнять – ваш или центра?
– Я решу этот вопрос, – твердо ответил Учитель. – Ваша задача выполнить любой приказ. Вам это понятно? О начале операции вы получите дополнительное указание. А сейчас, вам нужно залечь на дно. Вашу группу усиленно разыскивают поисковые группы СМЕРШ. Запомните, залечь и никакой активности. Это вам понятно?
– Я догадывался, что все эти военные, что бродят в лесу не грибы собирают. И где я должен залечь?
– Это хорошо, что вы не потеряли чувство юмора. А сейчас, расходимся. Встретимся через два дня на этом месте. Направитесь к своим людям через тридцать минут. Не пытайся следить за мной…
Резидент повернулся и бодро зашагал по тропинке. Вскоре его силуэт растаял среди зелени леса. Феоктистов докурил папиросу и направился к месту стоянки его группы.
«Как все быстро меняется, – подумал он. – Сначала одна задача, затем вторая вводная, а сейчас – новая».
Он не сразу нашел место, где его ждали диверсанты. Наконец среди зелени леса он учуял запах дыма и направился в ту сторону, откуда он исходил. Через несколько минут он увидел своих людей, которые сидели около небольшого костра и о чем-то тихо разговаривали.
***
– Зачем он приезжал? – спросил Феоктистова Гаврилов. – Что ему нужно?
Лесник не ответил. Все эти вопросы и само поведение подчиненного, вызывали у него постоянное отторжение к этому человеку.
– Ты что, не слышал, о чем я тебя спросил? – повторил Гаврилов. – Мы здесь все под одним Богом ходим, чего темнить?
– Это ты с кем так говоришь? Со мной? – спросил его Феоктистов, наступив на пулемет, что лежал у ног Гаврилова.
– Что убить хочешь? Думаешь, за меня тебе «Железный крест» на грудь навесят?
Феоктистов посмотрела на лица подчиненных и замолчал. Они явно не приветствовали его вспышку гнева.
– В машину! – скомандовал он. – Чего расселись!
Все быстро забрались в машину, и расселись вдоль бортов грузовика.
– Куда едим?
– Пока вперед, там скажу, – ответил Лесник, передернув затвор автомата.
….. Они уже вторые сутки укрывались в небольшом заброшенном доме, который находился не так далеко от лесного массива. Похоже, раньше этот дом использовали в качестве «Охотничьего домика». Сейчас, одна из стен была обрушена бомбой, стабилизатор которой до сих лежал в метрах тридцати от дома.
– Всем отдыхать! – приказал Феоктистов, взглянув на часы. – Ночью уходим.
– И куда пойдем? – снова задал ему вопрос, Гаврилов. – Может, хватит мотаться. Здесь хоть крыша над головой есть, а в лесу кроме комаров и мошек лишь звезды над головой.
– Куда нужно, туда и пойдем, – огрызнулся Феоктистов.
Гаврилов промолчал, он снял с плеча автомат, положил около ног пулемет и, сев в углу комнаты, принялся чистить оружие. Один из диверсантов захотел запалить костер, но Лесник разбросал сучья и ветки по сторонам.
– Ты что! Запалить нас здесь хочешь? – прошипел командир. – Или соскучился по петле? Гаврилов в охранение, остальным отдыхать!
Мужчина приподнялся с земли и, зло, посмотрев на Феоктистова, вышел из дома. Отойдя метров на пятьдесят от дома, он лег в высокую траву.
«Вот сволочь! – подумал он. – Всем отдыхать, а ты Гаврилов в охранение».
Летнее солнце, запахи разноцветья кружили голову. Он лег на спину и стал рассматривать облака, которые медленно плыли по синему небу. Память почему-то вернула его в июль 1941 года. Расчет его орудия окопался на окраине сожженного немецкой авиацией деревеньки. Тогда день очень походил на этот: синее небо, жаворонки в небе, запах трав, плывущий по полю пшеницы, которое желтело перед ними. К нему подошел командир расчета.
– Гаврилов! Ты почему лежишь? Все работают, роют окопы, а ты валяешься. А ну, встать! Быстро копать окоп.
Он дошел до товарища, который уже выкопал укрытие и взял у него лопату. Немцы появились внезапно, они шли цепями по нескошенному полю, не стреляя. Шли тихо, и от этой тишины всем стало страшно. Первая по ним ударила пехота. Кто-то поджег пшеницу, и это заставило немцев отойти назад.
– Сейчас попрут, – произнес командир расчета и словно в подтверждении его слов, по ним ударили минометы.
Мины падали сначала далеко в стороне, утюжа окопы пехоты. Где-то недалеко заревели моторы, и на поле выкатилось около десятка танков. Танки шли на предельной скорости и расстояние между батареей и ними быстро сокращалось.
– Огонь! – скомандовал сержант и орудие грозно рявкнув, выкинуло из себя стальную болванку.
Второго выстрела не последовало. Снаряд, выпушенный из немецкого танка, опрокинуло орудие, и разбросал в разные стороны расчет. Гаврилов лежал недалеко от орудия и силился поднять голову. Было уже тихо, и лишь была слышна гортанная речь немецких солдат, которые добивали тяжелораненых бойцов. Кто-то заслонил ему солнце, он открыл глаза. Перед ним стоял немецкий солдат. Он был молод, его тонкая шея как-то неестественно торчала из ворота кителя. Он поднял автомат и направил его на Гаврилова.
– Найн, – вспомнив первое попавшее ему немецкое слово, произнес он.
Немец усмехнулся и что-то крикнул своим товарищам. К гитлеровцу подошел офицер и что-то сказал солдату. Так он попал в плен. Затем была варшавская разведшкола, две выброски в тыл Советской армии. Это был его третий рейд по тылам Красной армии.
***
Костин всю ночь допрашивал пленного диверсанта.
– Я не радист. Вы его убили в бою. Правда, я его иногда подменял, это когда его ранили, но основным радистом был не я.
– Если хочешь жить, то должен помочь нам. Сообщишь, что тот радист погиб при стычке с НКВД.
– А если они не поверят?
– Поверят, ведь ты единственный человек владеющий шифром. Выбирай сам, работаешь на нас или стенка. Что ты торгуешься? Давай, решай!
– Хорошо.
Утром, получив разрешение полковника Носова, он приказал радисту выйти в эфир. Радист сел за рацию и взглянув на Костина и лейтенанта, который контролировал передачу, начал отстукивать радиограмму.
– Все, – произнес радист и посмотрел на Александра.
– Хорошо, – ответил Костин и приказал увести пленного.
Через полчаса к нему в кабинет вошел лейтенант.
– Товарищ капитан! Во время передачи радист сообщил о том, что работает под контролем.
– Вырежьте это место и отправьте в эфир. Будем ждать ответа от немцев.
– Есть, ждать ответа.
«Что ответят немцы? Поверят ли они радиограмме?» – подумал Костин.
Он встал из-за стола и подошел к окну. Он невольно вспомнил свой первый день работы в этом кабинете, как долго стоял у окна, размышляя о превратности судьбы. Ему молодому капитану пророчили великолепное будущее, после его перевода на работу в Центральный аппарат СМЕРШ. Но московская жизнь продлилась совсем недолго. Однажды к нему в кабинет вошел генерал-полковник Виктор Абакумов, в сопровождении начальника отдела.
– Кто это? – спросил Абакумов у полковника и рукой указал на Костина.
– Это наш новенький сотрудник, капитан Костин, – ответил начальник отдела. – Он у нас чуть больше двух недель. Очень опытный сотрудник, за ним более десятка ликвидированных немецких групп диверсантов.
Генерал-полковник смерил Костина своим взглядом и повернулся к полковнику.
– Скажите, полковник, разве у нас уже кончилась война или мы переловили и ликвидировали все диверсионные группы?
– Нет, товарищ генерал-полковник
– Тогда почему он здесь, в Москве, протирает штаны? Его место там, где нужно очищать нашу территорию от немецко-фашистских прихвостней и предателей. Пусть едет на фронт. Он там нужнее, полковник.