Александр Леонидович Аввакумов
СМЕРШ – 44
– Кто это? – спросил лейтенанта, Лесник.
– У него свое задание, – ответил лейтенант и махнул рукой.
Из-за деревьев выехал грузовик. Он остановился около офицера и все по его команде стали загружаться в кузов автомашины. Незнакомец присел рядом с Лесником и окинул всех своим изучающим взглядом. Похоже, его как Лесника интересовали люди, с которыми придется выполнять задание. Немец-водитель задернул полог, и в фургоне стало темно. До аэродрома никто из них не вымолвил ни одного слова. Машина остановилась и все стали ждать команду лейтенанта.
– Выходите! – громко скомандовал лейтенант.
Все стали по одному покидать кузов автомашины. Незнакомец, пропустив вперед Лесника, выбрался из машины последним.
– Командиром группы назначается Лесник, – стараясь перекричать шум работающего авиационного двигателя, произнес лейтенант. – Вам это понятно?
Все промолчали, лишь курсант Гаврилов скорчив оскорбительную мину на своем лице, задал вопрос:
– Почему, Лесник, а не я? Полковник три дня назад обещал мне эту должность.
– Когда вернетесь, тогда и спросите это у полковника. А пока, ваш командир – Лесник.
Гаврилов дернулся, словно от удара электрическим током. Он хотел что-то сказать, но вовремя остановился, заметив на себе пристальный взгляд Лесника, в глазах которого отчетливо читалась ненависть.
– В самолет! – громко скомандовал лейтенант.
Дюралевый корпус самолета мелко дрожал. Он словно опытный атлет готовился к старту. Наконец он вздрогнул всем своим корпусом и побежал по взлетной полосе, подпрыгивая на неровностях. Все почувствовали, как машина оторвалась от земли и, взревев моторами, стала набирать высоту. Где-то внизу, судя по вспышкам, проходила линия фронта. Из кабины вышел штурман и посмотрел на Лесника, давая тому понять, что скоро нужно будет покинуть самолет.
– Приготовиться! – скомандовал командир группы. – Проверить снаряжение.
Лесник прильнул к окошку. Его взгляд приковали разноцветные пунктирные линии, которые тянулись от земли к их самолету.
«Линия фронта, – подумал он. – Это же стреляют по самолету».
Словно в подтверждении его мыслей, самолет резко клюнул своим носом. Комок тошноты уперся в его горло. Штурман открыл дверь самолета и отошел в сторону. Сильный порыв ветра ворвался внутрь фюзеляжа, заставив самолет резко дернуться в сторону.
– Шнель! – скомандовал пилот.
Они выстроились в цепочку и стали медленно продвигаться к двери. Первым покинул самолет незнакомец. Лесник, мысленно перекрестился и, оттолкнувшись ногами, полетел в темноту. Резкий рывок вернул его к действительности. Над головой раскинулся белый купол парашюта. Он попытался рассмотреть, что у него под ногами, но ничего кроме черноты не было видно. Сильный порыв ветра подхватил его парашют и потянул, куда в сторону. Ему повезло, он приземлился на небольшом пяточке среди враждебного ему леса. Он быстро освободился от парашюта и, погасив купол, начал копать яму. Завалив парашют землей, он поднялся на ноги и, достав фонарик, трижды мигнул в темноту. Заметив вспышку, он направился вглубь леса.
***
Группа приземлилась довольно удачно, без потерь и телесных повреждений. Быстро собрав парашюты, они их зарыли их в лесу. В течение часа, вся группа собралась на опушке леса. Убедившись, что все прошло в штатном режиме, они по приказу Лесника углубились в лес.
«Странно, почему не слышно и не видно русских? – подумал Феоктистов, он же Лесник. – Неужели, они прозевали нашу высадку? Если это так, то нам точно здорово повезло…».
– Привал! – громко скомандовал он и, сбросив с плеч тяжелый мешок, повалился на влажную от тумана землю. – Можно перекусить!
Когда группа закончила прием пищи, он внимательно осмотрел поляну и собрал остатки пищи. Феоктистов вырыл в густых кустах небольшую яму, куда сложил пустые консервные банки и замасленную бумагу. После чего аккуратно прикрыл её вырезанным куском дерна.
«Мелочей в диверсионной работе не бывает, на месте остановки не должно остаться ни клочка бумаги, ни брошенной спички, ровным счетом ничего такого, что могло бы указывать на присутствие здесь людей. Небрежность может стоить жизни», – вспомнил он слова инструктора.
Радист стоял рядом с ним и возился с ремнями от мешка с рацией. Для удобства, он, то подтягивал слегка разболтавшиеся ремешки, то наоборот, ослаблял их; остальные диверсанты, молча, дожидались приказа к дальнейшему движению. Не отыскав на месте остановки ничего такого, за что можно было бы упрекнуть подчиненных, Лесник коротко скомандовал:
– Вперед!
Азимут движения был взят на северо-восток, где располагался поселок железнодорожников и узловая станция. Выстроились в привычном порядке: Лесник, как командир отряда шел первым; за ним, радист, Бондаренко и еще трое диверсантов, а замыкал строй, держа автоматы наготове, Гаврилов с Курбановым. Группа двигалась, молча, лишь поглядывая иной раз по сторонам. Недалеко от этих мест раньше были деревенские выселки, и многие сельчане уходили в этот лес за ягодами и грибами. Феоктистов не исключал и такую случайность, что кто-нибудь из-за местных жителей мог из-за кустов проследить их путь. Командир достал карту и на ходу, начал ее внимательно рассматривать. Лесник, молча, взмахом руки, указал направление, и группа снова двинулась дальше.
Вскоре они вышли небольшую узкую проселочную дорогу, укатанную машинами и телегами. Лес стал редеть.
– Лесник! Еще далеко топать? – спросил его радист, лоб которого был мокрым от пота.
– Нет. Еще километра три от силы. Устал? – поинтересовался он у него.
Радист промолчал и, поправив на спине рацию, двинулся дальше. Наконец они вышли к КПП и остановились около шлагбаума, перегораживающего дорогу. Около шлагбаума стоял дежурный, – сержант лет двадцати в полевом обмундировании и в пилотке, залихватски надвинутой на самое ухо. За плечами сержанта болтался ППШ. В нескольких шагах от шлагбаума была установлена брезентовая выцветшая палатка, рассчитанная на четыре человека.
– Спокойно, – тихо произнес Феоктистов, – говорить буду я. Запомните – главное, не дергаться. Не думаю, что нас уже хватились и ищут. Обычное оперативное мероприятие, больше рассчитано на неопытных людей.
– Отделение, стой! – громко скомандовал он и, разгладив складки на гимнастерке, направился к часовому.
***
Феоктистов подошел к посту и широко улыбнувшись, произнес:
– Приветствую, сержант! До райцентра далеко?
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – нейтральный голосом произнес часовой, продолжая внимательно рассматривать офицера. – Вы откуда, товарищ старший лейтенант? Если не трудно, предъявите документы.
Лесник улыбнулся и, расстегнув пуговицу на гимнастерки, стал доставать документы.
– Вот возьмите. Мы из Особого отдела двести девяносто первого стрелкового корпуса. Набегались мы тут по этим лесам за дезертирами и полицаями. Как у вас здесь – спокойно? Ничего подозрительного не заметили?
– Как сказать, когда как. А так, служить можно, ответил часовой, рассматривая предъявленные Лесником документы.
Судя по его лицу, а особенно по губам, он был не слишком силен в чтении.
– Что-то непонятно? – спросил его Лесник. – Какие здесь могучие леса, в них не только человеку легко укрыться, но даже спрятать целую армию.
– Я вот из Казахстана, – ответил часовой. – У нас леса там нет – одни степи.
Лесник улыбнулся.
– Я вот сам с Поволжья, у нас леса пониже буду. А здесь, куда не глянешь, везде чаща! Ориентироваться трудно… Ладно местные жители помогали, подсказали. Вот и хорошо, покалякали я с вами немного, отвел душу. Ты меня извини, но нам дальше идти нужно, в штабе ждут! Чего стоим-то, сержант? Поднимай шлагбаум, не обходить же его стороной!
Сержант сунул документы Лесника в полевую сумку.
– Назовите пароль, товарищ капитан. Вы, наверняка, должны его знать, у вас и рация есть.
– Какой еще пароль? – возмутился Феоктистов. – Ты шутишь что ли, сержант? Поднимай свое бревно! Не кустами же нам пробираться в райцентр! И еще, я тебе не капитан, а старший лейтенант или ты плохо видишь?
Сержант сорвал с плеча автомат и передернул затвор.
– Никаких шуток, товарищ старший лейтенант! Приказ задерживать всех, кто не знает нового пароля.
– Что там за дела, – стал разыгрывать возмущение Феоктистов. – Мы из леса, откуда мы можем знать ваш новый пароль. Или ты считаешь, что нам его должна была принести на хвосте сорока? Ты что не читал документы, которые я тебе предъявил? Ты там видел подпись самого товарища Зеленина! Ты что, на передовую захотел?
– Я сказал – пароль или буду стрелять! – жестко произнес сержант.
– Ты что, под трибунал захотел?! Ты меня боевого офицера хочешь расстрелять! Мы трое суток по лесу лазили, а у вас вдруг пароль поменяли! Как мы можем знать этот пароль?
Сержант продолжал стоять на пути, не желая отступать в сторону.
– У меня свои приказы. Прошу предъявить всем документы!
– Послушай, сержант, тут ведь… – шагнул вперед Феоктистов.
– Назад! – вскинул боец автомат на уровне груди. – Еще шаг и я стреляю на поражение! Предъявите ваши…
Договорить сержант не успел: Гаврилов выстрелил первым. Пуля пробила грудную клетку сержанта, и тот медленно повалился на землю. Из палатки показался боец, в белой нательной рубашке. Лесник нажал на курок автомата. Пули буквально переломили его пополам.
– А, а, а! – закричал солдат и, схватившись за живот, повалился рядом с палаткой.
– Уходим! – крикнул Феоктистов и устремился в глубину леса.
Из оврага, что находился рядом с дорогой, показалась довольно большая группа красноармейцев, которая рассыпалась в цепь и двинулась вслед за диверсионной группой. По стволам застучали пули. Прикрывая друг друга длинными очередями, бойцы все ближе стали подбираться к отступающим диверсантам.
– Расходимся в стороны, а иначе нам всем конец! – приказал Феоктистов. – Точка сбора номер три!
Выпустив длинную очередь в двух красноармейцев, пытавшихся приподняться, он вскочил и сделал быстрый рывок за соседнее дерево и снова огрызнулся короткой очередью, заставив бойцов крепко вжаться лицом в землю.
***
Диверсанты уходили в лес все глубже и глубже. Они бежали, петляя, как зайцы, стараясь оторваться от преследовавших их красноармейцев. Хорошо натренированные в разведшколе, они явно превосходили своих преследователей. Пули стучали по деревьям, сбивая сучьи и ветки. Лесник обернулся и дал короткую очередь из автомата. Он заметил, как упал боец, как вслед ему ударила автоматная очередь, которая угодила в сосновый ствол, от чего дерево брызнуло чешуйчатой корой. С макушки дерева сорвались сотни длинных сухих иголок, которые закружились в быстром танце.
Откуда-то сбоку гулко ударил ручной пулемет. Толстая, вековая сосна стойко приняла на себя удар пуль. Одна из сбитых веток пролетела у самого уха Феоктистова, заставив его вздрогнуть и пригнуться. Он перекатился в низину и укрылся в кустах. Заметив перебегавшего красноармейца, Феоктистов нажал на курок. Он скорее почувствовал, чем увидел, как одна из пуль сорвала с головы бойца пилотку, заставив его упасть на землю и укрыться за стволом дерева.
«Испугался, сука – подумал он. – Это вам не по мишеням стрелять, здесь и убить могут».
Воспользовавшись коротким затишьем, Лесник устремился в сторону оврага. Пробежав метров двадцать, он укрылся за стволом поваленного дерева и быстро сменил опустевший магазин автомата. Передернув затвор, он выпустил очередь в красноармейцев, заставив их прижаться к земле.
– До чего же вы настырные, суки! – глухо выругался Феоктистов. – Ну, давай, что вы там залегли!
С левой стороны от него, отстреливаясь, бежал Курбанов. В след за ним, устремилось два красноармейца, вооруженные винтовками, которые стреляли по ногам, стараясь захватить его живым. Неожиданно он, споткнулся и с криком повалился на землю.
«Неужели попали, – подумал Феоктистов. – Это уже плохо».
Укрывшись за бугорком, Курбанов ударил по красноармейцам длинной очередью, заставив сначала их залечь, а затем отползать назад к кустам. С другой стороны, оторвавшись от преследующих бойцов, юрко петлял по лесу Бондаренко.
Феоктистов понял, что у красноармейцев небольшой боевой опыт, поэтому они действуют осторожно и не уверено. Диверсанты умело прорывались к крутому и глубокому оврагу. Лесник снова поймал в прицеле автомата красноармейцев и нажал на курок. Два красноармейца с криками боли повалились в траву. Другие, опасаясь разделить их участь, залегли и стали вести ленивый огонь, боясь продолжать преследовать отходящую группу немецких диверсантов. Воспользовавшись этим затишьем, диверсанты пересекли овраг.
– Хрен они теперь нас достанут! – выкрикнул Курбанов Леснику. – Сопляки! Командир! Ты видел, как я того высокого срезал? Только он поднялся, а я его короткой очередью в грудь! А я, сразу в сторону и за другое дерево, чтобы не засекли, а оттуда во второго и сразу за бугор! Не умеют они воевать!
Курбанов не врал, – в бою он был одним из лучших в разведывательной школе, что стало определяющим фактором для его перевода в группу Феоктистова. Обладая мгновенной реакцией, он всегда стрелял первым, умело использовал естественные укрытия, что запросто мог соперничать с пулей.
– Командир! Ты знаешь, о чем я подумал… Конец, думаю, мне! Сколько раз за линию фронта ходил, но никогда так хреново, как здесь, не было. А потом думаю, а вот выкусите! Еще поживем! – произнес Курбанов и с наслаждением показал кому-то кукиш.
Из зарослей орешника вышел Гаврилов, который стал нетерпеливо махать им рукой, давая понять, что следует поторапливаться. Красноармейцы, потеряв диверсантов из вида, ошиблись направлением и стали двигаться в другую от них сторону леса.
– Где остальные? Ты их видел? – спросил Гаврилова Лесник. – Неужели погибли?
– Не знаю, я никого больше не видел, – ответил Гаврилов. – Может и погибли, если не попали в плен.
Неожиданно Курбанов остановился, а потом крепко вцепился ладонями в рукав Феоктистова.
– Ты чего, Курбанов? – спросил его Лесник. – Я смотрю, у тебя кровь? Что с тобой?
– Кажись, зацепили меня, суки! Кто же знал, что так будет… Шальная пуля… Ведь уже оторвались… Послушай, «Лесник», не бросай меня…Мне немного отлежаться, а там я быстрее прежнего побегу. Царапина у меня.
Слабеющие пальцы заскользили по гимнастерке Феоктистова, и Курбанов упал прямо у ног командира. Лесник присел на корточки и неодобрительно покачал головой:
– В спину тебе попали, Курбанов, в спину. Извини, браток, сам знаешь. Так что не обессудь, закончилась на этом наша дружба.
Феоктистов вытащил из голенища сапога финский нож. Глаза Курбанов расширились от ужаса.
– Послушай, командир…, – поднял он руки. – Не убивай! Ты знаешь, я никого не выдам!
Договорить Курбанов не успел. Острое лезвие вонзилось в его грудь.
– Что там с Курбановым? – спросил у Лесника Гаврилов.
– У него все хорошо. Был ранен, пришлось от него избавиться. Проколоться нам нельзя, Гаврилов!
Из кустов вышли еще три диверсанта.
– Живы?
– Кажись. Шерстяной погиб, пуля ему полчерепушки снесла.
– Больше ждать никого не будем, пошли! Выберемся за периметр оцепления, там будет легче.
– Закопать бы его надо, – произнес Бондаренко. – Как-то все это не по-человечески, человек все же….
– Время нет устраивать пышные похороны. Закопают, кому надо, – тихо ответил Феоктистов. – Надо уходить…
Группа быстро выстроилась в цепочку и углубилась в лес.
***
Истекали третьи сутки поиска немецкой диверсионной группы. Первым не выдержала этой нагрузки закрепленная за группой полуторка. Не доехав до города километров двенадцать, грузовик несколько раз дернулся и заглох. Костин выбрался из кузова автомобиля и подошел к водителю, который склонился под поднятым капотом.
– Что случилось, Захаров? – спросил его Александр. – Надолго застряли?
– Вы что сами не видите, что случилось, товарищ капитан? Похоже, движок накрылся, – выругавшись матом, ответил шофер. – Придется пешком вам топать до города. Я же не могу бросить на дороге машину.
– Может, исправишь, мы подождем? – спросил его офицер и посмотрел на злое лицо Захарова.
– Нет, я здесь ничего сделать не могу. Здесь нужно менять двигатель! – словно подводя окончательное решение, произнес водитель. – Доберетесь до города, пришлите сюда техпомощь, а я пока поковыряюсь.
– Хорошо, Захаров, – пообещал ему Александр и отдал приказ «всем спешиться». – Я оставлю с тобой бойца, мало ли что может случиться.
Бойцы нехотя покинули кузов автомобиля и молча, направились вслед за Костиным. Снова заморосил дождь. Стало постепенно темнеть.
– С дороги не сходить! – громко скомандовал Александр, – можно нарваться на мину, здесь их, похоже, море!
Достав из кармана гимнастерки папиросу, он закурил. Где-то вдали послышался шум автомобильного двигателя. Узкий луч фар, словно нож, разрезал сумрак.
– Освободите дорогу! – приказал Александр.
Он вышел на дорогу и поднял руку. Он вовремя сумел отскочить в сторону, «Виллис» обдав его грязью и водой, промчалась мимо него. Именно эту машину и ее пассажиров они так безуспешно искали все эти дни. Машина направлялась в сторону города. Костин с надеждой посмотрел назад – дорога была пустой.
«Интересно, что они делали здесь? Неужели радист выходил в эфир? – подумал он. – Значит, плохо мы искали этих людей и машину, как в лесу, так и в городе».
В город группа прибыла в полной темноте. Распустив бойцов, Александр направился в отдел. Зайдя в кабинет, он набрал номер телефона. Полковник Носов был еще на работе.
– Разрешите доложить, товарищ полковник?
– Чего спрашиваешь? Что у тебя?
– Товарищ полковник, диверсанты уже в городе. В лесу искать их бесполезно. Нет их там.
– Кто в городе? – спросил у Александра Носов. – Ты можешь нормально доложить, а не тараторить.
– Я говорю о немецких диверсантах.
– А сейчас подробнее, Костин, – произнес полковник.
Александр стал докладывать ему о машине, которая попалась им по дороге в город.
– Может, ты ошибся? – спросил его Носов. – Было уже темно, и ты мог легко перепутать машину и этого капитана?
– Нет, товарищ полковник, я не мог ошибиться, это точно была та машина. Значит она в городе. Сейчас у нее крыло заднее помято.
Костин замолчал, он ждал, что скажет ему его начальник.
– Перекрывайте все выезды из города. Все машины марки «Виллис» для проверки сопровождать в комендатуру. Предлог? Придумай сам. Ты понял меня, капитан?
– Так точно, товарищ полковник.
Костин положил трубку и стал снимать с ног мокрые и облепленные глиной сапоги.
***
Утро выдалось пасмурным. Сильный восточный ветер гнал по небу темные свинцовые тучи, которые иногда, словно уставшие от тяжести, сбрасывали на землю скупые крупные капли дождя. Порыв ветра распахнул настежь форточку и смел со стола, лежавшие бумаги. Они разлетелись по кабинету, покрыв пол, словно листьями осенью землю. Костин наклонился и стал поднимать их с пола. Собрав бумаги, он сел за стол.
«Что могут делать в городе диверсанты? – спросил он себя. – В городе нет ни одного стратегического объекта. Конечно, их интересует узловая станция, диверсия на которой парализует поставки военных грузов для фронта. Что еще? Думай, думай, Костин. Склады? А почему бы нет! То, что их охраняет батальон НКВД, наверное, они об этом знают. Наверняка у них есть свой человек на этих складах, а иначе, что им здесь делать?»
Он встал из-за стола и снова подошел к окну. За окном, во дворе на плацу, выстроилась комендантская рота. Лейтенант Козырев им что-то говорил, похоже, инструктировал. Именно силами этой роты они должны будут прочесать город, как гребнем в поисках диверсантов.
«Может, я ошибся? – спросил себя Костин. – Может, полковник Носов был действительно прав – было темно, и я мог ошибиться. Нет, Костин, ты не мог ошибиться. Машина точно в городе».
Раздался стук в дверь.
– Войдите, – громко выкрикнул Александр.
В кабинет вошел водитель Захаров и, вытирая грязные руки ветошью, попросил у него разрешение обкатать отремонтированную им полуторку.
– Хорошо Захаров, одна нога здесь, а другая…
– Есть, товарищ капитан, – громко произнес он, приложив руку к пилотке. – Я махом.
Захаров вернулся через час. Загадочно улыбаясь, он вошел в кабинет Костина.
– Товарищ капитан! Я нашел «Виллис», – произнес он. – Она стоит в сарае, здесь недалеко от комендатуры.
– Погоди, сержант. Давай с самого начала, – удивленно произнес Костин. – Как ты ее нашел?
Александр еще находился в шоковым состоянии от этой новости.
– Так вот я возвращаюсь в комендатуру, проезжаю по улице Коммунаров, смотрю, ворота частного сарая раскрыты настежь, а там стоит наш «Виллис».
– Почему ты решил, что это наша машина? Ты что проверил сарай? – спросил его Александр.
– Мы же ищем легковой автомобиль с поврежденным задним крылом или нет? Если ищем, то значит это она. Давайте, съездим и проверим.
– Хорошо. Возьми с собой Сатарова и Дроздова. Я сейчас возьму оружие и поедим.
Прошло несколько минут, они уже тряслись в полуторке, которая, разбрызгивая грязь и воду, мчалась по улице. Машина, свернула в небольшой переулок и остановилась перед старым, покосившимся от времени домом.
– Товарищ капитан, вон тот двор с зелеными воротами. Там во дворе есть сарай, там и стояла эта машина.
– Сатаров и Дроздов зайдете с тыла. Не шуметь, попробуем взять их живыми. Я с Захаровым войду через калитку. Задача ясна?
Убедившись, что бойцы с успехом преодолели забор, отделявший сарай от соседнего дома, Александр направился к калитке.
***
Сарай стоял рядом с полуразрушенным домом. Судя по окнам, дом был необитаем.
– Хозяева есть? – громко выкрикнул Захаров и застучал в калитку.
Дверь соседнего дома приоткрылась, и во двор вышел мужчина, одетый в старый засаленный пиджак и синие и галифе.
– Чего стучишь? – так же громко выкрикнул он. – Чего нужно? Не видишь, что ли нет там хозяев? Их еще в сорок первом бомбой убило.
– Воды, хозяин, не дашь? Мотор вот закипел, – обратился к нему Захаров и показал мужчине пустое жестяное ведро.
– Заходи, колодец за домом, – примирительно произнес мужчина. – Только не испачкай воду в колодце бензином. Надеюсь, ты меня понял?
– Как не понять, конечно, понял. Чистое у меня ведро, не переживай, хозяин – ответил Захаров.
Мужчина, рукой смахнул не видимый глазу сор и сел на завалинку. Он достал из кармана кисет, бумагу и быстро свернул цигарку.
– Один живешь? – спросил его Костин, присаживаясь рядом с ним. – Может, моих покуришь?
Александр протянул мужчине пачку папирос. Тот с усмешкой взглянул на пачку и отвел руку Александра в сторону.
– Не, – ответил мужчина, – слабые они. Ты извини командир, но я свое покурю.
– Вот ищу, где можно снять комнату. Ты случайно отец – не сдаешь? – обратился к нему капитан. – Мне ненадолго, на неделю не больше.
– Не, – ответил мужчина. – Вон сходи к соседям у них и дом больше чем у меня, может они и пустят.
Он указал рукой на большой добротный дом, что стоял напротив его строения.
– А кто еще здесь сдает комнаты? Эти, наверняка, не сдадут….
Из-за угла дома появилась фигура Захарова с полным ведром воды.
– Картошкой не богат, хозяин? – спросил его водитель. – Мы и купить можем, деньги у нас есть.
Мужчина с недоверием посмотрел на Захарова.
– Одному картошка нужна, другому угол. Вот что солдатики, идите своей дорогой. Ничего у меня для вас нет…
Он не успел договорить, увидев в руке Костина пистолет, направленный ему в грудь.
– Только не ори, мужик! Руки подними! – приказал ему Александр. – Оружие есть?
– Откуда оно у меня? Убери свой пистолет, стар я с тобой бороться.
Костин по-прежнему держал пистолет на уровне груди. Мужчина со злостью посмотрел на офицера и медленно поднял руки.
– В доме кто есть?
– Нет, – тихо произнес мужчина. – Кому быть, живу один.
– Тогда зайдем, поговорим, – произнес Костин и ткнул стволом пистолета в бок мужчине.
Мужчина, кряхтя словно старик, встал с завалинки и, бросив окурок цигарки на землю, направился в дом. Сатаров и Дроздов открыли дверь сарая, но он оказался пустым. Бойцы прошли вслед за Костиным в дом и прошли в комнату. Александр сразу же обратил внимание на стол, на котором стояли металлические кружки, пустая бутылка из-под водки и остатки закуски.
– Где гости? – тихо спросил Костин мужчину. – Говори!
– Какие гости? У меня не было гостей? Я живу один, можете поинтересоваться у соседей, если не верите мне!
Александр сел за стол и посмотрел на хозяина.
– А теперь, слушай меня внимательно, мужик. Твои гости являются немецкими диверсантами. Сейчас идет война, и любое пособничество врагу приравнивается к предательству. Ты надеюсь, понимаешь, о чем я говорю. Все правильно – о трибунале. А там всего два шага до стены.
– Я ничего не знаю! – снова залепетал мужчина. – Я живу один, и у меня в доме никто не проживает.
– Дело твое, я тебя предупредил, – произнес Александр. – Сатаров, остаешься здесь. Я пришлю сюда Козырева.
Они посадили мужчину в машину и поехали в комендатуру.
***
Прошедшая ночь не внесла никаких изменений. Выехавшие из дома диверсанты – не вернулись. Костин вошел в кабинет лейтенанта Сатарова. Посреди кабинета сидел, понурив голову, арестованный Леванов. Лицо мужчины было в корке запекшейся крови.
– Ну что, Ливанов? Не надумал говорить? – спросил его капитан. – Зря, ты так. Кто они тебе – родственники или друзья?
– Я уже все вам рассказал, гражданин начальник, – ответил Леванов. – Не врать же вам?
– Врать? Врать мне не нужно, Леванов. Врать вообще, ты знаешь, не хорошо. За ложь, знаешь, что бывает? Вот-вот, все правильно – стенка. Да и так тебя в лучшем случае расстреляют, а в худшем – повесят. Так что, думай, Леванов, думай. Голова и дана человеку, чтобы он ей думал, а не поедал пищу. Что тебе плохого сделала Советская власть, что ты стал помогать фашистам? Расскажи, я ведь это все равно узнаю, не сегодня, так завтра.
Арестованный улыбнулся. Однако, запекшаяся на лице кровь, сделала из его улыбки какую-то страшную гримасу. Он тяжело вздохнул и с вызовом посмотрел на офицера.
– А что, она мне дала ваша Советская власть? Что? За что, меня ваша власть на север отправила лес валить? Что я ей сделал такого, что она лишила меня всего, что заработал мой отец? Молчите, начальник? Так я вот вам и скажу – подлая ваша власть, подлая. А вы меня спрашиваете, что мне сделала плохого ваша власть?
Сатаров вскочил с места и, размахнувшись, ударил мужчину в лицо.
– Ах ты, сука немецкая! – заорал он в лицо Леванову. – Если бы не начальник, ты бы сейчас лизал бы мои сапоги!
– Погоди, Сатаров, сядь, успокойся…
– Мальчишка! – тихо произнес арестованный. – Ты даже нормально бить не научился. Меня не такие люди молотили, но сломать не смогли.
Сатаров снова вскочил, но Костин взмахом руки остановил его.
– Да что вы с ним, товарищ капитан, сюсюкаетесь? – произнес Сатаров и сильным ударом снова опрокинул арестованного на пол.
Костин сразу понял, затеянную оперативником комбинацию, известную среди оперативного состава, как «злой и добрый следователь».
– Сатаров! Ты за что его ударил? Больше его при мне не трогай! – громко произнес Костин. – Выйди вообще из кабинета, раз не умеешь разговаривать с задержанным человеком!
– Товарищ капитан! Так он ведь против Советской власти….
– Я сказал, выйди….
Сатаров зло посмотрел на арестованного и направился к двери.
– Ты не лежи на полу, вставай, – произнес Костин. – Пол грязный, да и говорить с тобой в таком положении трудно… Что не нашел контакта с Сатаровым? Ты на него не обижайся – молодой он, горячий. Ты сам понимаешь – война. Сейчас скажешь лишнее – расстрел, промолчишь – тоже расстрел. Предлагаю просто поговорить по душам. Как ты на это смотришь?
Леванов поднялся с пола и сел на табурет. Он со злостью посмотрел на капитана.
– Агитировать за Советскую власть будешь, начальник? Не стоит, тратить время, меня не переубедишь. Семьи, у меня нет, поэтому пугать меня не стоит. Не боюсь я ни вас, ни вашу власть.
Костин усмехнулся. Начало разговора явно не клеилось.
– Выходит, семьи у тебя нет? – спросил его Костин. – Вот видишь Леванов, семьи у тебя нет, а вот друзья-фашисты есть. Сидишь, смотришь на меня исподлобья, словно волк. Сейчас ты зол на весь белый свет, что ж, злись, мне на это просто наплевать. Мне же все равно, расскажешь ты или нет, меня за это в отличия от тебя, не расстреляют. У меня, таких людей как ты, все камеры забиты.
Капитан достал папиросы, спички и положил их на стол. Заметив взгляд арестованного, он сразу догадался, о чем тот подумал.
– Курить хочешь? – спросил он Леванова.
– Если угостите…
Они закурили. Леванов неожиданно для Александра спросил его:
– Скажи, начальник, если я расскажу тебе все, что изменится? Думаете, что завтра кончится война, и люди станут счастливыми?
– Это, смотря, что ты расскажешь. А вдруг мне будет не интересно? А то, что война скоро закончится, я убежден.
Леванов сделал глубокую затяжку и раздавил папиросу в пепельнице.
– Я, не немецкий агент и не связной. Я никогда не занимался политикой, вот она мной почему-то занималась всегда. Слушай, весной ко мне заехал мой старый товарищ. Мы раньше вместе с ним отбывали срок в Ухте, я по 58 статье, а он за разбой. Бандитом он был. Я не сразу узнал его, он был одет в военную форму. Кстати у него на погонах столько же звездочек, как и тебя. Мы с ним не виделись с сентября 1940 года и вдруг, на тебе – пожалуйста.
– Можно я переночую у тебя, Леванов? – спросил он у меня. – Наверное, не откажешь, старому сидельцу.
Я посмотрел на него, не зная, что ответить. Видимо мое молчание, он расценил, как согласие.
– Почему же нет, проходи, располагайся. Всем чем богат…, – произнес я, пропуская его в дом. – А ты почему в форме?
Он усмехнулся.
– Со мной еще двое моих товарищей, – произнес он. – Не откажи им… Они могут переночевать и в сарае.
В ту ночь они лишь переночевали у меня, а утром уехали на машине. Я не знаю, как она называется, но машина не наша. После этого случая, он с друзьями ночевал у меня раза три или четыре. Я не спрашивал его, почему он в форме, так как хорошо его знал, что он мне все равно правды не скажет. Однажды, когда я копался в саду, я заметил его с красивой женщиной.
– Блондинка с ярко накрашенными губами? – спросил его Костин.
– Точно, гражданин начальник. Она что-то говорила ему и плакала. Потом, он меня попросил уточнить, завалил ли он одного человека или только «подрезал». Этого человека звали Виктором Хмелевым, он был офицер и служил в комендатуре. Когда я ему сообщил, что тот мертв, он, похоже, даже обрадовался этому.
– Как настоящая фамилия твоего товарища, – спросил Леванова Костин. – Он тебе не говорил, что произошло между ними?
– Нет. А я и не спрашивал, зачем мне все это. «Порешил», значит, так было нужно. Мне тогда показалось, что это он сделал из-за той женщины. А фамилия его – Чухрай Арсений Иванович. Он из Липецка.
