Александр Леонидович Аввакумов
СМЕРШ – 44
Они снова закурили. Леванов больше часа рассказывал Костину о своей жизни.
– Слушай, Леванов! Помоги нам, а мы поможем тебе. Твой товарищ по зоне служит немцам, как и его товарищи. Сейчас я тебя отпущу домой, если ты, конечно, согласишься помочь нам. Ну, а на нет и суда нет.
– А ты не боишься начальник, что я сорвусь и уйду в бега? Сейчас в лесах много таких, как я бродяг.
– Нет, не боюсь, Леванов. Дальше СССР не убежишь. Сколько не бегай, дальше стены не убежишь.
Леванов, молча, сидел на табурете, раздумывая какое решение ему принять. Наконец, он произнес:
– Хорошо, начальник. Надеюсь, что не обманешь…
– Если что, тебя таскали в СМЕРШ по старым твоим делам. Проверили – отпустили.
Вызвав Сатарова, он велел отвести арестованного в туалет, чтобы тот умылся, и отпустить домой.
***
«Виллис», угнанный накануне, минут сорок петлял по лесной дороге. Наконец по приказу Лесника машина остановилась.
– Готовься, скоро сеанс, – произнес командир, обращаясь к радисту. – А вы, двое, в охранение.
Радист, спрыгнул с машины и с легкостью поднял двадцатикилограммовую рацию. Прицепил к антенне небольшой груз, он стал забросить провод, как можно выше на дерево. Лесник отцепил от пояса флягу, сделал два небольших глотка и спросил у радиста:
– Когда у нас резервный сеанс связи?
– Через три часа, командир – отозвался он.
Широко размахнувшись, он, наконец, забросил антенну за крепкий сосновый сук и нацепил наушники.
– Время, – произнес радист и посмотрел на Феоктистова, ожидая оттого команды.
Лесник посмотрел на часы.
– Не спеши. На связь выйдем в резервное время, торопиться здесь не нужно. Если русские ищут нас, то они попытаются запеленговать рацию. Не будем облегчать им эту задачу. Через три часа, – повторил он.
Все посмотрели на командира, ожидая от того, дальнейших приказов.
– Давай, сворачивай рацию, поехали дальше, выйдем на связь из какой-нибудь заброшенной деревушки. Чего стоишь? – прикрикнул он на растерянного радиста. – Говорю, сматывай антенну.
– Я что-то тебя не понял, Лесник? – со злостью в голосе, произнес Гаврилов. – Куда поехали? Ты по-русски объяснить нам можешь?
– Я никому и ничего не должен, – также со злостью ответил Лесник. – И заруби себе на носу, что здесь командую я! Ты это понял?
Рука Лесника легла на автомат. Все стало ясно, что еще пара фраз и в дело пойдут автоматы. Радист, молодой человек в возрасте двадцати пяти лет, с обилием рыжих веснушек на лице, дернул за провод. Антенна, крепко зацепившись за ветку и поэтому, не желала поддаваться его усилиям. Пряча свое неудовольствие, радист поплевал на руки и полез на ствол, чтобы отцепить грузик. Наконец, ему удалось сорвать ее с сучка, и он стал осторожно спускаться на землю.
– Всем в машину! – скомандовал Феоктистов. – Этих подберем по дороге.
Диверсанты послушно полезли в «Виллис». Машина, петляя по дороге, помчалась кратчайшей дорогой, ведущей к деревне Красногорка. Оставив у машины водителя, они направились пешком в деревню. Мимо них, по дороге проехала какая-то полуторка. В переполненном кузове ехали красноармейцы.
– Что они кричат? – спросил Феоктистов у радиста. – Чему они веселятся?
– Советуют завести вас в лес и там расстрелять, – ответил радист. – Шутка, «Лесник». Я сам не понял. Наверное, радуются, что пока живы…
– Пусть не радуются, – улыбаясь, произнес Феоктистов, – на войне не место для радости.
Они сверли с дороги и, обойдя деревню, залегли около сожженного дома. Раздвинув куст черемухи, Феоктистов некоторое время наблюдал за неспешной почти мирной жизнью жителей деревни. Радист забросил антенну на дерево и приготовился к радиосеансу. Стало смеркаться. Феоктистов посмотрел на часы.
– Время, – коротко произнес он и протянул радисту шифровку.
«Центру. Приступаем к операции. Связь с группой установлена. Лесник».
Передача заняла не более двух минут. Свернув рацию, они направились в обратную сторону.
***
Костин проснулся с головной болью. Этот трехчасовой сон не только не принес ему облегчения, но еще больше усилил боль в голове. Александр подошел к столу и попросил дежурного соединить его с госпиталем. Он попросил дежурного врача, чтобы тот прислал ему лекарство от головной боли. Переговорив, он сел за стол и пододвинул к себе документы.
– Товарищ капитан, получите шифровку. Вот здесь распишитесь, – произнес вошедший в кабинет связист и попросил его расписаться в амбарной книге.
Отпустив связиста, Костин начал читать. Это был ответ на его запрос в центральный аппарат СМЕРШ. Прочитав сообщение, он отложил в сторону шифровку. Сейчас, он пытался разобраться в ее содержании. Александр снова взял ее в руки и перечитал:
Совершенно секретно.
Главное Управление «СМЕРШ» СССР.
На ваш запрос 24/ 1432 в отношении Хмелева Виктора Сергеевича, 1921 года рождения, уроженца и жителя города Москва, сообщаем:
– По данным адресного бюро НКВД города Москвы, Хмелев В.С. в прописке не значится. По опросам жильцов указанного вами дома, граждане Хмелевы никогда в нем не проживали. В школе номер 73 города Москва, ученик Хмелев В.С. не обучался. Среди студентов указанного вами учебного заведения, Хмелев В.С. не числится.
Дополнительно:
– Хмелев В.С. службу в в/ч 6758 не проходил. Подписи на документах, возможно, принадлежат лицам, погибшим в 1943 году. Требуется графологическая экспертиза.
Другими сведениями о Хмелеве В.С. ГУ «СМЕРШ» не располагает.
Начальник отдела
Капитан государственной безопасности
П.Я. Скворцов
Кто-то осторожно постучал в дверь.
– Войдите! – громко выкрикнул Костин, но дверь по-прежнему оставалась закрытой. – Заходите же!
В кабинет вошла медсестра и остановилась в дверях.
– Извините меня, товарищ капитан. Меня направил к вам начальник госпиталя, – тихо произнесла она. – Вот возьмите лекарства, они должны снять головную боль.
Она подошла к столу и положила перед Александром маленький бумажный пакетик.
– Спасибо, Вера. Теперь и умирать станет легче…. Раз и нет тебя, – произнес Костин и улыбнулся девушке.
– Вы все шутите, товарищ капитан. Я смотрю, вы весь в работе, даже не позвоните, не зайдите. Скажите, разве мы с девочками в чем-то виноваты перед вами?
– Время не хватает, Вера. Вот разгребу дела – обязательно зайду, вот тогда посидим, песни попоем.
– Будем ждать, товарищ капитан. Скучаем без мужского внимания….
– Да у вас там мужиков – море……
– Там больные, товарищ капитан. Им сейчас не до девушек…
Девушка развернулась и медленно направилась к двери. Проводив ее взглядом, Костин невольно вспомнил ее злой взгляд, при проверке госпиталя. Тогда она явно готова была порвать его на куски.
– Сатаров! – постучал Костин в стенку кабинета. – Зайди!
Когда в кабинет вошел офицер, Костин приказал ему установить наблюдение за госпиталем. Зазвонил телефон.
– Костин! Слушаю!
– Ты что кричишь в трубку, капитан, я не глухой! Слушай меня. Сегодня вечером был выход новой рации в эфир – позывной «Лесник».
– Неужели расшифровали?
– Да, они использовали старый шифр. Рассчитывают, что мы примем их выход в эфир за известную нам рацию.
– Что передали?
– Сообщили о том, что приступили к операции.
– К какой, товарищ полковник?
– А это ты должен узнать и ликвидировать группу.
Носов положил трубку.
***
Феоктистов, в форме старшего лейтенанта, стоял на обочине дороги и курил уже которую в течение часа папиросу. Рядом с ним, на обочине дороги, сидели два диверсанта в форме красноармейцев, вооруженные автоматами ППШ. Мимо них мчались грузовые машины, наполненные зелеными ящиками, в которых находились боеприпасы.
– Лесник! – обратился к Феоктистову Бондаренко. – Долго нам еще здесь загорать и глотать пыль, мы и так здесь торчим больше часа?
– Сколько нужно, столько и будете торчать, – зло ответил Феоктистов. – Если не понял, могу пояснить.
Бондаренко промолчал. Он хорошо помнил, как Феоктистов в приступе бешенства руками вырвал кадык у одного из курсантов разведшколы. Тогда немцы не только не арестовали его, а наоборот поощрили – дали ему увольнительную в город. Сейчас, глядя на сосредоточенное лицо Лесника, он понял, что лучше будет, если он, просто, промолчит. Время шло, а человека, которого они ждали – все не было и не было.
Мимо них промчалась очередная полуторка, окутав их клубами серой пыли. Неожиданно для них, машина резко вильнула и остановилась в метрах ста от них. Из кабины автомобиля выбрался офицер. Он надел на голову фуражку и, пройдя метров двадцать, остановился. Заметив это, Феоктистов медленным шагом направился в его сторону. Когда между ними осталось метров пятнадцать, командир диверсионной группы остановился.
– Какая жара, старший лейтенант? Сейчас бы дождя…, – произнес офицер.
– Дождя не будет, – ответил Феоктистов. – Дождь был вчера.
Лишь только после того, как офицер услышал отзыв, он подошел к Феоктистову.
– С удачным прибытием, Лесник, – произнес он и по-русски протянул ему руку. – Сколько вас?
– Десять человек, – не задумываясь, соврал Феоктистов. – Люди готовы к выполнению поставленной перед ними задачи.
Офицер с интересом посмотрел на стоявшего перед ним диверсанта. Лесник был широк в плечах, выгоревшие светлые волосы подчеркивали его правильные черты лица, небольшой прямой нос, зеленые глаза. Его манера держаться свидетельствовала о его силе и находчивости. Заметив на себе изучающий взгляд офицера, Феоктистов улыбнулся.
– Что вы меня так рассматриваете, словно я девушка?
Офицер промолчал, словно не услышав вопрос Лесника.
– Это хорошо, что вас десять. Если объединить наши две группы, то нас в общей сложности около двадцати человек. Конечно, штурмом нам фронтовые склады не взять, батальон НКВД – это батальон НКВД, но попортить настроение Москве, мы сможем.
На лице Лесника не дрогнул ни один мускул.
– Чтобы все получилось, вы должны провести нас на территорию складов. А там, мы сами решим, что делать дальше. Сможете?
– Это не возможно, Лесник. Очень жесткий контроль…
– Нет ничего невозможного, есть просто – неприятные решения. Задача, поставленная перед группой, должна быть выполнена. Я не могу вернуться с невыполненным заданием.
– Хорошо. Нужно подумать…. А в отношении неприятных решений, вы правы, – перейдя на вы, ответил офицер. Будем работать двумя группами – одна совершит налет на штаб дивизии или армии, а вторая на склады. Срок пять дней и не более…. Связь через Художника.
Они разошлись в разные стороны. Через минуту, машина, оставив пыльный след на дороге, скрылась за холмом.
***
Вызванная из областного центра рота НКВД вернулась обратно в город. Зачистка лесного массива, где десантировались диверсанты, положительных результатов не дала. Задержанные входе операции: дезертиры, полицаи и остатки немецких групп не имели никакого отношения к диверсионной группе.
Прибывший из Москвы, представитель центрально аппарата СМЕРШ полковник Журов, молча, ходил по кабинету начальника областного Управления, заставляя присутствующих на совещании офицеров крутить головой из стороны в сторону. Наконец он остановился и сел за стол.
– Вы, похоже, товарищи не все понимаете, что значит иметь в тылу подобную разведывательно-диверсионную группу немцев. Скоро фронт двинется вперед, однако мы не можем гарантировать командованию о том, что для немцев наше наступление будет неожиданным. Сейчас в штабе фронта работают наши сотрудники СМЕРШ, пытаясь выйти на «крота», который регулярно сливает немцам секретную информацию. Вы, наверное, догадываетесь, товарищи офицеры, что будет, если об этом узнают сотрудники штаба? Правильно, возникнет массовое недоверие одних к другим, а этого допустить нельзя.
Журов сделал паузу и посмотрел на полковника Носова, а затем перевел свой взгляд на капитана Костина. Под его тяжелым взглядом фигура начальника Управления полковника Носова словно сжалась и стала выглядеть в два раза меньше. Каждый ждал решительных выводов этого представителя Москвы, и каким он будет, никто не знал.
– Товарищ полковник! – произнес Носов и встал из-за стола. – Разрешите доложить?
Он явно хотел что-то сказать в свое оправдание, но Журов отмахнулся от него, словно от назойливой мухи.
– Сидите, Носов. Провалили всю операцию, а теперь пытаетесь оправдаться, – произнес Журов. – Может, вы на фронт захотели? Если так, то я это вам быстро устрою. Мне диверсанты нужны, а не ваши оправдания. Вы это поняли или нет?
– Так точно, товарищ полковник, – снова вскочив с места, выпалил Носов.
– Раз так, тогда все, за работу, товарищи. Докладывать мне о результатах каждые три часа. Кто выйдет на диверсантов будет представлен к правительственной награде – Ордену Красной Звезды.
«Похоже, пронесло», – подумал Костин.
Журов надел фуражку и направился к двери. Заметив Крылова, он подозвал его к себе.
– Капитан! Вы один из самых опытных сотрудников СМЕРШ, как мне представил вас полковник Носов. Насколько, я помню, вы даже окончили до войны школу НКВД? Это правда?
Костин вытянулся в струнку.
– Так точно, товарищ полковник.
– Тогда вы хорошо должны понимать тактику немецких диверсантов. Вас же обучали всему этому. Пораскиньте мозгами. Я очень надеюсь на вас.
– Спасибо за доверие, товарищ полковник.
Журов вышел во двор и направился к машине, которая ожидала его во дворе.
– Что он тебе сказал, Костин? – спросил Александра Носов, с ноткой ревности в голосе. – Ты что с ним знаком?
– Никак нет, товарищ полковник. Он сказал мне, что надеется на нас, что мы обязательно найдем этих диверсантов.
Машина полковника тронулась и исчезла за углом комендатуры. Носов снял с головы фуражку и вытер вспотевший лоб.
– Вот так и попадают в маршевые роты, Костин. Работаешь, работаешь и все насмарку. Иди, занимайся, капитан, – произнес Носов. – Чего стоишь? Я же сказал тебе Костин, чтобы ты занялся делом.
Александр повернулся и направился в полуторке, около которой стоял Захаров.
– Погнали, – произнес он водителю, забираясь в кузов машины.
– А что, не в кабину, товарищ капитан? Здесь же удобней?
– Зато здесь воздуха больше, сержант, да и думается лучше.
Машина дернулась и устремилась вперед. Развалившись в кузове на ватном старом матрасе, Александр смотрел в синее весеннее небо, которое было таким бездонным и бескрайним. Костин любил смотреть в небо и еще с детства грезил небом, мечтал стать летчиком, но как говорят «не срослось». Терапевту во время медицинского обследование не понравилась его сердце, что конкретно, он Костину не сказал, но вынес окончательное решение – не годен. Сосед по коммунальной квартире посоветовал ему поступать в школу НКВД. Он успешно прошел медкомиссию и был зачислен курсантом в учебное заведение.
Машина мчалась по узкой лесной дороге – это была кратчайшая дорога до города. Костин, снова вспомнил, что говорил Журов на совещании, а если конкретнее – о розыске «крота» в штабе фронта. Что его заставило вспомнить об этом, он и сам не мог сказать об этом. Среди документов, которые он изучал после смерти Виктора Хмелева, он встретил документ подписанный майором из штаба фронта. Фамилию он сейчас никак не мог вспомнить, но документ такой он видел точно.
«Вот приеду – поищу, – решил он про себя. – Посмотрим, что за майор?»
Машина резко вильнула и неожиданно остановилась, словно уперлась невидимую стену.
– Захаров! Что у тебя?
***
Александр приподнял голову, поперек дороги стояли два мотоцикла, около которых стояло три автоматчика, держа наизготовку оружие.
– СМЕРШ! Документы! – потребовал офицер, на погонах которого Костин увидел три звездочки. – Вы слышали команду!
– В чем дело, товарищ старший лейтенант! – спросил офицера водитель. – Какие еще документы?
– Что везешь?
– Вы что товарищ старший лейтенант не видите? Порожняком еду, – соврал Захаров.
Александр взвел затвор автомата. Он хорошо знал, что все посты НКВД и СМЕРШ сняты сегодня утром и эти люди, выдающие себя за патруль, не могут быть таковыми. Офицер, взглянув на водителя, ловко вскочил на подножку полуторки и заглянул в кузов. Последнее, что он увидел, было лицо капитана Костина. Александр ударил его прикладом по голове и когда тот по-женски охнув, повалился на землю, вскочил на ноги и длинной очередью буквально «скосил» двух солдат, стоявших у мотоциклов. Третий метнулся в кусты и скрылся среди них. Костин выпустил ему в след длинную автоматную очередь, стараясь предугадать в какую сторону мог побежать диверсант.
– Захаров собери оружие и документы, – приказал он водителю.
Спрыгнув на землю, Александр склонился над телом старшего лейтенанта. Он ловко связал ему руки ремнем, и они с Захаровым погрузили его в кузов полуторки.
– Товарищ капитан! А этих куда? – спросил Костина водитель.
Александр взглянул на тела убитых им диверсантов и махнул рукой.
– Оттащи их в сторону от дороги, они не убегут. Потом их подберут, – ответил капитан. – Мотоциклы тоже откати к кустам.
Машина выехала из леса и помчалась по дороге, таща за собой шлейф серой пыли. Полуторка остановилась около комендатуры.
– Этого в камеру! – приказал Костин дежурному по комендатуре. – Оправьте людей, там, на дороге – трупы бандитов и два мотоцикла.
Александр вбежал по лестнице и, набрав номер телефона, связался с полковником Носовым. Он кратко доложил начальнику происшествие.
– Вот что, Костин, займись вплотную этим лейтенантом. Похоже, они караулили тебя на дороге. Кто-то им сообщил о твоем возвращении в город. О результатах доложи.
Александр положил трубку, и снова подняв ее, он попросил дежурного привести к нему арестованного им диверсанта.
– Товарищ капитан! Арестованный вами офицер еще не пришел в сознание. Может доктора к нему вызвать?
«Видно сильно я приложился, если до сих пор без памяти», – подумал он.
– Не нужно, как очнется, позвони.
Прошло полчаса после звонка Костина. Александр по-прежнему сидел за столом и, рассматривая документы старшего лейтенанта, готовился к его допросу.
– Товарищ капитан, арестованный пришел в себя. Может ему перевязать голову?
– Не нужно. Давай, его ко мне.
Костин оторвался от бумаг и посмотрел на конвоира, который завел к нему в кабинет Коновалова, так значилась фамилия старшего лейтенанта в офицерском удостоверении личности. Лицо арестованного от запекшей крови, представляло что-то похожее на страшную маску. Лицо его заплыло и лишь в щелках глаз, сверкали его глаза.
«Приложился, – снова с укором для себя подумал капитан. – Мог и убить».
– Дежурный ответите его сначала в туалет, пусть умоется, потом заведете ко мне, – приказал он сержанту.
Через минуту-другую арестованный снова предстал перед капитаном.
– Садись! – произнес Костин и рукой указал арестованному на табурет. – Что скажешь, Коновалов? Это твоя настоящая фамилия или нет? Если начнешь валять «Ваньку», то я прикажу тебя расстрелять. Ты не слышал, что про таких врагов как ты, говорил наш «буревестник революции» – Максим Горький? Похоже, не слышал, если молчишь. Он сказал приблизительно так, что если враги не сдаются, то их нужно уничтожать. Ты меня, понял, это или нет, Коновалов?
По лицу арестованного промелькнула улыбка. Ему явно понравилось выражение Максима Горького. Взглянув на Костина, он снова улыбнулся.
– А мне плевать, на вашего «буревестника революции» и на вас тоже, гражданин начальник. Если хотите, можете расстрелять меня прямо сейчас. Я ведь не мальчик и хорошо знаю, что меня ожидает, если я вам и расскажу, что вы хотите. Рассчитывать на пощаду мне не стоит, ведь и я вас тогда на дороге бы, не пощадил.
– Конвой! Выведите арестованного и расстреляйте, – громко произнес Костин, обращаясь к конвоиру. – Чего стоите или вы не слышите моей команды?
К Коновалову подошел конвоир и толкнул его в плечо.
– А ну! Встать! – дрожащим от волнения голосом, произнес боец. – Что не понял? Пошел! Вперед!
Конвоир схватил его за ворот гимнастерки и потянул за собой. Лицо Коновалова побелело. Он явно не ожидал подобного исхода «разговора».
– Пошел! – закричал ему конвоир и ткнул в спину стволом автомата.
Александр сидел за столом и внимательно наблюдал за поведением арестованного. Он сразу заметил, как у того одеревенели от страха ноги, как трудно дается ему каждый шаг к выходу. Он оглянулся около двери, в надежде услышать отмену приказа, но сидящий за столом офицер уже не смотрел в его сторону.
– Погоди, – прохрипел мужчина. – Погоди…
Он явно надеялся, что его слова услышит сотрудник СМЕРШ. Однако лицо Костина было непроницаемо.
– В чем дело? – строго произнес он, заметив небольшую заминку у двери. – Вам, что не понятен мой приказ, боец? Я сказал – расстрелять, значит, к стенке его!
Это было обращение к молодому бойцу, который нерешительно топтался на месте. Костин встал из-за стола и, расстегнув кобуру, достал из нее «ТТ».
– Отойди в сторону! – приказал он конвоиру. – Я сам сейчас этого гада!
Александр схватил Коновалова за шиворот, он потащил его во двор комендатуры.
– Не убивай! – завопил тот испугано. – Я все расскажу!
– Мне не нужны твои сказки венского леса. Хватит, я наслушался их от твоих товарищей! Знаешь, как они здесь рассказывали наперегонки о ваших делах. Так что, если я тебя сейчас «кончу», я ничего не потеряю.
Костин блефовал. Коновалов явно не знал, что двоих его товарищей Костин застрелил еще в лесу. Ноги арестованного подкосились, и он снова потерял сознание в этот раз уже от страха. Александр отпустил его на пол и посмотрел на бойца.
– Тащи воду! – приказал он ему.
Прошла минута, и в коридоре появился конвоир с ведром воды. Костин выхватил у него из рук ведро и вылил его на Коновалова. Тот несколько раз фыркнул и открыл глаза.
– Будешь говорить? – спросил его офицер.
Тот, молча, кивнул головой и стал подниматься с пола.
***
После того, как арестованного Коновалова конвой отвел в камеру, Костин взял в руки протокол допроса и начал его перечитывать.
«Я родился в 1910 году в городе Пенза в семье священника. В 1937 году отец был арестован. Об аресте отца узнал из письма матери, так как находился в заключении. Я был осужден за кражу из магазина. Отбывал срок в Ухте. Был освобожден по отбытию срока в мае 1941 года. В июле того же года был призван в действующую армию. В августе наша часть попала в окружение, я еще несколько моих товарищей, решили дезертировать из армии. Ночью мы покинули подразделение, и ушли в лес в надежде дождаться немцев. На другой день, нас обнаружили немецкие мотоциклисты. Сопротивляться мы не стали и, бросив оружие, сдались. Месяц провел в лагере для военнопленных под Полтавой. Именно там, я дал согласие на сотрудничество с немцами, принял присягу, а затем был зачислен курсантом в полтавскую разведшколу. Там в школе прошел курсы радиста и подрывника. В декабре 1941 года в составе диверсионной группы был переброшен в район Истры. В задачу нашей группы входило уничтожение командного состава Красной армии. Нам удалось уничтожить штаб стрелковой дивизии и захватить его начальника и штабные документы. В ночь на 31 декабря 1941 года, наша группа успешно перешла линию фронта.
Три недели назад нашей группе было приказано остаться в данном районе и поступить в распоряжение некого Скворцова. Кто он, я не знаю. Связь с ним поддерживал мужчина, псевдоним которого – Художник. Настоящую фамилию я его не знаю. Он у нас был за старшего, носит форму советского офицера. Особая примета: татуировка на правой кисти руки – восходящее из моря солнце.
Закончив читать, Костин отложил протокол допроса в сторону. Ему еще не верилось, что он вышел на немецкую разведывательную сеть. Он хорошо понимал, что сейчас торопиться нельзя, но Центр требовал результат и как можно скорее.
«Если я сейчас позвоню полковнику Носову, то тот обязательно начнет меня торопить с реализацией, то есть к задержанию Художника. Никто не знает, как поведет себя этот человек, удастся ли взять его живым или нет? Однако, и тянуть с этим вопросом тоже нельзя, время поджимает».
Он поднял трубку и набрал номер.
– Дежурный! Как арестованный? Давай, его ко мне.
– Есть, товарищ капитан.
Раздался телефонный звонок. Он поднял трубку и приготовился к докладу, но неожиданно для себя услышал голос медсестры Веры:
– Здравствуйте, товарищ капитан! Это Вера из госпиталя. Как ваше здоровье? Вот сижу, жду, а вы все не приходите.
– Извините, Вера, но я очень занят. Я хорошо помню свое обещание, так что, ждите…
Девушка положила трубку.
«Зачем она позвонила? – подумал он. – Сейчас прокачаю эту тему».
Он закрыл глаза, стараясь представить образ девушки. Он хорошо помнил, как она осторожно ступая, вошла е нему в кабинет, как налила в стакан воды и поставила его перед Александром.
«Вот разгребу дела и непременно загляну в госпиталь. Хорошая девушка», – подумал Костин.
В кабинет завели Коновалова. Арестованный был бледен и, похоже, сильно напуган.
***
Лесник поднялся с лавки и, отодвинув в сторону занавеску, посмотрел на улицу. Час назад у него произошла первая встреча с Художником. Обменявшись паролем, они долго смотрели друг на друга.
– Ну, что – Художник? – обратился к нему Лесник. – Долго будешь молчать, и рассматривать меня, как бабу?
– А ты, как хотел? Думаешь, что я должен был броситься тебе на шею? Здесь все по-другому, здесь любая ошибка – смерть.
Лесник засмеялся.
– Вы здесь все такие напуганные, Художник или только ты? Меня пугать красными не нужно, я не первый день замужем.
– А я, тебя и не пугаю, Лесник. Жизнь тебя сама напугает так, что мало не покажется.
Художник, присел на лавку и, достав из кармана папиросы, закурил.
– А теперь слушай меня внимательно, Лесник. Это приказ. Остаетесь здесь до начала операции. О начале ты узнаешь от человека. Он найдет тебя….
– Что за человек?
– Я его не знаю, – ответил Художник. – Пароль прежний…
В комнату вошел Гаврилов и посмотрел на Лесника, ожидая от него команды.
– Проводи гостя, – произнес Лесник, – засиделся он у нас.
Гаврилов посмотрел на Феоктистова и сплюнул на пол. Ему не понравилось, что тот обращается к нему словно к слуге. Художник встал с лавки и молча, направился к двери. Они вышли во двор и направились к «Виллису», который стоял в конце улицы. Гаврилов на секунду остановился и, прикурив папиросу, направился вслед за Художником.
– Что не нравится мне ваш командир, – как бы, между прочим, произнес гость, обращаясь к Гаврилову, – слишком самоуверенный. Такие нахрапистые, как показывает практика, долго не живут. Это так или мне показалось?
– Согласен, – тихо ответил Гаврилов. – Он мне тоже не нравится…. Однако, начальству он нравится.
– Ладно, бывайте, – произнес Художник и, взглянув на сопровождающего, забрался в «Виллис».
Машина тронулась и, подняв облако пыли, быстро скрылась за пригорком. Гаврилов бросил окурок на землю, придавил его сапогом. Он вошел в дом и сел на табурет.
– О чем говорили? – поинтересовался у него Лесник.
– О погоде и посевных, – со злостью ответил Гаврилов. – Может тебе рапорт еще написать, о чем мы говорили?
Резкий и хлесткий удар в челюсть сбил его с табурета на пол. Он хотел подняться с пола, но несколько сильных ударов ногой, заставили его прижаться к полу и закрыть голову руками.
– Запомни одно – здесь я командир! Усвоишь – хорошо, нет – убью.
Гаврилов тихо застонал. Видимо один из ударов ногой угодил ему в почку, и сейчас его тело сковала резкая боль. Лесник ухмыльнулся и молча, вышел из дома.
«Сволочь, – подумал Гаврилов, – погоди, я еще с тобой разберусь. Два медведя не живут в одной берлоге».
***
Ночью снова был выход немецкой рации в эфир. Радиограмма была короткой, и связистам СМЕРШ не удалось запеленговать точку выхода рации в эфир. Утром Костину позвонил полковник Носов и сообщил о выходе немецкого радиста в эфир.
– Как у тебя? – поинтересовался он у Александра.
– Держу засаду. Пока пусто, товарищ полковник, – ответил Костин.
– Ищи, Костин, ищи! Они где-то рядом с тобой, – произнес полковник и положил трубку.
Александр посмотрел на часы, они показывали начало двенадцати ночи. Позвонив дежурному по комендатуре, он попросил его доставить арестованного Коновалова к нему. Прошло минут пять, и в кабинет ввели арестованного. Ночной подъем был для него, похоже, полной неожиданностью и он был в полной растерянности.
– Присаживайся, – предложил ему Костин и указал рукой на стул. – Сейчас я тебе задам несколько вопросов и оттого как ты на них ответишь, будет зависеть – доживешь ты до утра или нет. Ты меня понял?
Коновалов отрешенно посмотрел куда-то в угол кабинета и ухмыльнулся. Однако, его ухмылка была какой-то вымученной и не естественной.
– Я бы не стал на твоем месте ухмыляться. Я больше не намерен слушать твои сказки. Все что ты мне рассказал вчера – пустышка. Или мы с тобой находим общий язык или ….
Костин не договорил, так как Коновалов и без этого понял, что его ожидает в ближайшие часы. Капитан внимательно смотрел на арестованного диверсанта, стараясь понять, о чем тот думает.
– Ты знаешь, я только что разговаривал с Москвой, – произнес Александр. – Ты вовсе не Коновалов. Настоящий Коновалов погиб в 1942 году под Ржевом. Кто ты на самом деле?
У диверсанта затряслась нижняя губа, и как показалось Костину, он мог вот-вот расплакаться.
– Можешь молчать и дальше, мы тебя «откатаем» и по твоим пальчикам установим, кто есть кто, но, шансов у тебя уже не будет. Ты понял меня?
– Капитан! Меня уговаривать не нужно, я не женщина. Зачем тебе мои настоящие данные? Скажи я, и вы завтра арестуете всех моих родных – жену, детей, мать…. Зачем все это, в том, что я сдался в плен, а затем дал согласие на сотрудничество с немцами, их вины нет.
Диверсант ухмыльнулся, хотя судя по его ухмылки, ему было не до смеха.
– Капитан! Дай, закурить!
Костин, молча, протянул ему пачку папирос. Внутреннее состояние арестованного диверсанта подсказывало контрразведчику, что сидевший перед ним диверсант вот-вот разговориться и поэтому он не спешил задавать ему вопросы. Мужчина закурил. Он сделал глубокую затяжку и посмотрел на Костина.
– Пиши, капитан, – произнес диверсант. – Я не стану называть свои данные, они тебе не к чему. Я попал в плен в августе 1941 года. Попал, как попадали тогда тысячи наших бойцов и командиров. Сначала было окружение, когда вышли к нашим, то вся наша рота оказалась в фильтрационном лагере. Кого-то быстро вернули на фронт, а я застрял там на месяц. Все ждал, когда меня вызовут на допрос, а про меня похоже забыли. Почему так получилось, я не знаю. Но только, вскоре, я снова оказался в окружении вместе с сотрудниками Особого отдела нашего лагеря.
Диверсант замолчал и посмотрел на Костина. Александр пододвинул ему пачку папирос и коробок со спичками.
***
– Кругом были немцы, а мы без оружия. Наши отцы – командиры были полностью деморализованы. Они просто не знали, что им делать и кого бояться больше нас или немцев. Лагерь моментально разделился на две половины, кто-то стал предлагать нам перейти на сторону немцев, другие же стали уговаривать двигаться на восток, чтобы соединиться с нашими отступающими частями. Мой земляк из Пензы предложил мне сдаться в плен.
