полная версия

Александр Бахметьев
Американская свобода

После того как Шнайдера отпустили домой, у меня опять возникла проблема с соседом. Ко мне в камеру подселили сорокалетнего черного наркомана, который половину своей жизни провел в скитаниях по разным тюрьмам и лагерям. Звали его Тизи, кличка это или реальное имя было неизвестно. В очередной раз мне ''повезло'', причем настолько, что дышать в камере, находясь одновременно с ним, было просто невозможно. Он не следил за гигиеной, не менял робу и другую одежду неделями, отчего постоянно был ужасный запах. У нас состоялся с ним разговор по этому поводу, в ходе которого он категорически отрицал свою нечистоплотность и наличие запаха. Я решил, что проще будет переехать в другую камеру, а не пытаться перестроить его. Договорился с одним испанцем, которого знал уже достаточно долгое время, и после недели проживания с Тизи, заселился к нему.

У испанца так же, как и у моего предыдущего соседа, было федерального уголовное дело, связанное с продажей наркотиков. По имени его никто не называл, а обращались просто Колумбия, страна откуда он был родом. Вообще в тюрьме такое популярно, всех иммигрантов и выходцев из других стран, не называли по имени. Исключение составляли лишь те люди, которых было несколько из одного места, например, из Мексики, и чтобы хоть как-то их различать использовали настоящие имена. Меня испанцы называли ''Ruso'', что по-испански означает русский. Англоязычные просто ''Russia'', а те, кто знал меня лично, обращались по имени.

Колумбиец был идеальным соседом, точно таким же как Nef, о котором я рассказывал ранее. Он уже находился в тюрьме до этого, но после того, как вышел под залог, уехал в Колумбию, чего не имел права делать. В США он проживал в Бостоне, штат Массачусетс, а в Нью-Джерси у него было только уголовное дело, такая же история, как и у меня. После того, как он прилетел обратно в США из Колумбии, его повторно арестовали. С учетом того, что он нарушил условия содержания под залогом, и выехал за пределы страны, ему подняли новый залог до $1,000,000. Поэтому он и находился здесь в СИЗО, так как его родственники не имели недвижимости на такую сумму.

Через месяц после того, как я был в суде города Трентона, ко мне в тюрьму приехал Probation Officer (анг., инспектор осуществляющий надзор за осужденными), чтобы составить доклад для судьи, о моей личности и обстоятельствах жизни. На встрече также находился мой адвокат и переводчик. Вопросы задавались самые разные: по поводу детства, родителях, школы, университета, переезда в Америку, друзьях и так далее. Делалось это для того, чтобы максимально четко составить полную характеристику обо мне, которая будет представлена для судьи перед вынесением приговора. Спустя месяц после этого дня, я получил копию того отчета, которая предназначалась для меня. И по прошествии еще одного месяца, в назначенный день, у меня состоялся суд.

Уже знакомая процедура, подъем в пять утра, еще до открытия камер, затем три часа ожидания в общей камере. Ни поесть не дали, ни попить, туалета, раковины тоже нет. Наконец, зацепили в наручники и посадили в микроавтобус, но как это обычно бывает, не все шло гладко. Черный, которого вместе со мной должны были везти в суд, отказывался выезжать из тюрьмы. Причиной этому, стала пропажа его личных вещей в камере хранения. Никто их конечно же не крал, охранники, оформлявшие его в тюрьме в день задержания, просто ее выкинули, так как одежда была очень грязная и испорченная, поэтому для дальнейшего использования была непригодна. Чернокожий поднял скандал, и требовал с них хоть какие-то бумаги, подтверждающие этот факт. Спустя тридцать минут, конфликт был улажен, и мы выехали в сторону Трентона.

Вынесение приговора было назначено на десять утра. Я очень переживал, что из-за инцидента с черным, плюс пробок на дорогах, мы не успеем доехать и опоздаем, но, к счастью, все обошлось. Добрались вовремя, но в зал суда меня вызвали только к четырем часам вечера, хотя адвокат мне говорила, что назначено на десять утра. Так я и просидел практически весь день в стрессовом состоянии ожидания. Последнее время постоянно что-то случалось: то отмена или перенос даты суда, болезнь адвоката, отпуск у судьи, и так далее. Поэтому я с большой вероятностью был уверен, что и в этот раз должно произойти подобное. Но, видимо, звезды так совпали, или что-то другое, в общем суд у меня состоялся.

В ходе судебного заседания, которое продолжалось более часа, судья вынес приговор ''Time served'', что от английского означает ''Срок отбыл''. Мне засчитали все время, проведенное в предварительном заключении в ожидании суда, с момента задержания. Помимо этого, в федеральной системе, осужденным необходимо отбывать 85% всего срока. Federal Bureau of Prisons (англ., Федеральное бюро тюрем) рассчитывает это снижение за хорошее поведение, имеется в виду отбывание наказания без каких-либо нарушений. А также с учетом того, что прокурор снизил нанесенный мною ущерб, и я подписал соглашение о признании вины на более меньший срок, дальнейшую депортацию в Россию, и мой первый раз нахождения в тюрьме, судья был очень снисходительным по отношению ко мне, поэтому и принял такое решение. Мне также был назначен штраф $125,000.

После оглашения приговора, судья сообщил мне следующее, так как я не являюсь гражданином США, то в течении 72 часов, сотрудники иммиграционной службы должны будут забрать меня из Monmouth County и перевести в другую тюрьму для дальнейшего процесса депортации. Спустя несколько дней после суда, ко мне приехал человек из иммиграционной службы, и тут произошел один очень забавный случай. В тот момент, когда охранник в тюремном блоке назвал мою фамилию, у меня в голове просто все переклинило. Я был уверен, что меня сейчас заберут, и даже не подумал узнать у него поподробнее, почему он, собственно, позвал меня. Затем я отправился в свою камеру, и кинулся собирать вещи. Буквально через пять минут, я уже попрощался со всеми знакомыми, которые были очень рады за меня и желали удачи, и был готов к отправке, стоя с вещами около стола охранника. Он был очень удивлен, когда увидел меня, и сказал, что я никуда не уезжаю, мне просто нужно сходить в отдел, где оформляют всех заключенных, для какой-то там процедуры. После этого я просто обалдел, так как был готов уехать отсюда прямо сегодня, тем более, по срокам уже пошли третьи сутки с дня суда.

Причин, почему охранник вызывает заключенных может быть несколько. Во-первых, это свидания с родственниками или друзьями, но мне это точно не грозило, так как за все два года, проведенные в тюрьме, я единственный раз был там, когда ко мне приезжала моя знакомая из Майами. В штате Нью-Джерси, где я находился в данный момент, я никогда не бывал, а уж тем более не имел никаких знакомых, поэтому этот вариант отпадал сразу. Во-вторых, это больница, куда людей вызывали постоянно. Но лично я туда не ходил, так как там не лечили, точнее ждать приходилось как минимум несколько дней, перед тем как тебя туда вызовут, после отправки письменного запроса о болезни. Поэтому при простуде я всегда лечился способом с водой, по совету моего соседа Максима, из тюрьмы Hudson. Пил очень много воды в течении дня, и на следующее утро чувствовал себя гораздо лучше. Третья причина, почему охранник мог позвать к себе, так это с ''вещами на выход'', вот, собственно, почему я и собрался.

На самом деле меня вызвали для процедуры оформления иммиграционной службы ICE (U. S. Immigration and Customs Enforcement – Иммиграционная и таможенная полиция США). Сняли отпечатки пальцев, заполнили необходимые бумаги, а также спросили, боюсь ли возвращаться в Россию, так как я находился в США под статусом политического беженства. Но несмотря на это, меня все равно собирались депортировать, не зависимо от моего ответа. Иммиграционный офицер также сказал, что документы от службы U. S. Marshals, занимающейся федеральными заключенными, пришли с опозданием, поэтому перевести меня в иммиграционную тюрьму они смогут только через пару дней. Таким образом после суда, на котором с меня были сняты все обвинения, я отсидел в тюрьме Monmouth County еще пять дней, перед тем как меня забрали сотрудники ICE.

Глава 29. Иммиграционная тюрьма

.

С утра меня разбудил охранник, и сказал: ''Pack up your shit and get the f*ck out'', что переводится как ''собирай свое дерьмо и проваливай''. Теперь было ясно, что уже точно уезжаю. Хорошо, что пару дней назад я уже со всеми попрощался, так как камеры в тот момент были закрыты. Охранник пожелал мне удали, и сказал, чтоб я держался подальше от проблем. Вообще он был хороший мужик, даже несмотря на то, что постоянно всех посылал и материл. Делал это он не со зла, просто это была его манера общения. Причем не только у него, я замечал это за многими охранниками, работавшими уже довольно длительное время в тюрьме. Некоторые из них буквально жили на работе, находясь сменами по шестнадцать часов. Именно поэтому, общаясь и находясь вокруг заключенных практически каждый день, они сами начинали вести себя и разговаривать также. Кстати, хотел еще сказать, что в этой тюрьме был один русскоговорящий охранник, родом из Латвии, с которым мы частенько болтали, во время его смены. Он мне и рассказывал разные истории про это место, и делился новостями.

После того, как вся бумажная работа в Monmouth County была завершена, меня посадили в микроавтобус, и в сопровождении двух охранников, мы поехали в сторону города Newark, откуда я и приехал в эту тюрьму. На этот раз, при транспортировке, были только наручники. Уже ставшую мне привычной цепь вокруг груди, и браслетов на ногах, не было. Видимо после того, как с меня были сняты все обвинения, и уголовное дело считалось закрытым, я перестал быть для них серьезной фигурой.

По пути следования, мы заезжали в другие тюрьмы и забирали людей, как и я ожидавших процесс дальнейшей депортации. Затем нас отвезли в офис ICE и Homeland Security (англ., Министерство внутренней безопасности), находившийся в городе Newark, штата Нью-Джерси. Там уже непосредственно и были иммиграционные офицеры, занимавшиеся оформлением всех документов. Мне выдали бумаги, из которых стало ясно, что мой иммиграционный судья, в городе Орландо, еще год назад выписал мне депортацию. Это был судебный процесс, связанный с рассмотрением моей заявки на получение статуса политического беженства, который я и пропустил, потому что в тот момент уже находился в тюрьме. Конечно, я бы мог запросить новое судебное слушание, и оно бы состоялось, но все было бесполезно, так как совершенное мной экономическое преступление относится к разряду особо тяжких (приравнивают даже к убийствам). Согласно этому, я ни при каких обстоятельствах не могу претендовать на получение вида на жительство в США. Единственное, на что мне можно рассчитывать, так это на быструю депортацию, так как для этого уже имеется постановление судьи.

После этого офиса, всех находившихся людей рассортировывали в разные группы, что-то наподобие классификации. Только одного меня посадили в микроавтобус, и я с двумя другими охранниками отправился дальше. Конечным пунктом был «Elizabeth Detention Center», это иммиграционная тюрьма, которая находилась в непосредственной близости от аэропорта Newark. После того как с меня сняли наручники, я стал забывать, что я заключенный, так как это место кардинально отличалось от всех тюрем, где я бывал до приезда сюда. Даже произошел один случай, когда во время прохождения медицинского осмотра, девушка охранник, сопровождавшая меня до кабинета флюорографии, открывала дверь, и в этот момент я встал лицом к стене, как это было положено делать во всех тюрьмах. Она была удивлена моей дисциплине, выработавшейся за два года, и сказала, что здесь это делать необязательно, и посоветовала мне просто расслабиться.

Охранники, работавшие в тот день, были очень классные ребята. Я с ними долго разговаривал, в ходе процесса моего оформления. Меня спросили голоден ли я, и дали небольшой паек, предусмотренный как раз для этих случаев. Прямо там я получил средства личной гигиены: мыло, шампунь и полотенце. Затем смог принять душ и одеть чистую одежду. Мне выдали по три пары абсолютно новых носков, трусов, футболок. А также униформу, которая была такая удобная и комфортная, в отличии от тех, которые мне приходилось носить ранее, что совсем не чувствовалось что это тюремная роба. Отдельный плюс это конечно же обувь.

Например, в тюрьме Monmouth County с этим была огромная проблема, так как китайские тапочки, которые выдавали там, разваливались буквально через одну неделю. И чтобы получить новые, необходимо было ждать один месяц, и потом буквально толкаться у стола охранника, в толпе желающих их получить, чтобы успеть забрать свои, так как размеров и обуви на всех, разумеется, не хватало. Другой альтернативы, к сожалению, не было. Вот именно поэтому, находясь там в Monmouth County, я постоянно ходил в дырявых тапочках. Собираясь на прогулку в дождливую погоду, поверх носков я всегда одевал целлофановые мешки, чтобы не промочить ноги, так как через обувь постоянно сочилась вода. Один раз я даже помню, после очередного обыска, в ходе которого у меня забрали эти тапочки, по непонятной мне причине, две недели я ходил в сланцах. Охранники, на мои просьбы о получении новых, лишь разводили руками и советовали мне ждать. Их даже не волновал тот факт, что зимой в минусовую погоду, при снеге, на прогулку я хожу в сланцах. Находясь уже в иммиграционной тюрьме, я был очень рад получению такой хорошей и удобной обуви. У каждого разные ценности в жизни, в тот момент для меня это была обувь.

После того, как процесс оформления был завершен, меня отвели непосредственно в тюремное помещение. В нем находилось примерно пятьдесят человек. Пространство внутри было больших размеров, и напоминало что-то вроде армейской казармы. Все койки располагались рядом, здесь же находились раковины, туалеты и душевые. Никаких перегородок не существовало, это и было самое странное. Кто-то ''сидел'' по нужде, другие принимали душ, здесь же рядом, у мусульман на ковриках была молитва. Телевизоры работали очень громко, отчего после слияния со стоящим гулом, от разговоров, становилось невероятно шумно. Дневное освещение здесь отсутствовало, так как окон не было, заменой этому являлись лампы, которые светили очень тускло. Первое время, мне было очень непривычно без дневного света, и от мрака, царившего здесь, так как светильники со своей задачей явно не справлялись. Это помещение раньше являлось складом, но после того, как оно перешло в собственность иммиграционной службы, его переоборудовали под тюрьму. От всей этой скученности людей и общей обстановки было как-то не по себе. До приезда сюда я был в четырех разных тюрьмах и нигде не видел такого, так как во всех местах были камеры (имеется в виду тюремные), и там было как-то по-другому. Не скажу, что было лучше или хуже, просто по-другому.

Но вот что мне сразу бросилось в глаза, так это, конечно же, контингент людей, находившихся здесь. Никаких уличных банд, бомжей или наркоманов. Нормальные, вполне адекватные люди. Большую часть, разумеется, составляли испаноязычные, меньшую африканцы. Также здесь были выходцы из Индии, Пакистана и множества других стран. Не обошлось и без русскоговорящих, так как меня подселили на соседнюю койку рядом с литовцем. Еще, когда я находился на оформлении, только после приезда в эту тюрьму, меня спросили, есть ли какие-нибудь пожелания или предпочтения. Тогда я ответил, что было бы неплохо поселиться в одном месте с русскими, если таковые здесь находятся. Проверив через компьютер, русских они не нашли, зато удалось разыскать одного человека из Литвы, который, по моему мнению, должен был знать русский язык, и я оказался прав.

На тот момент, литовец находился в тюрьме уже четвертый месяц, после того как был задержан сотрудниками аэропорта, при прохождении паспортно-визового контроля, во время въезда в США. Из его рассказа выяснилось, что ранее он уже бывал в Америке и проживал некоторое время здесь. Но из-за того, что часто выезжал и возвращался в страну, его и не пустили в последний раз. Поэтому и арестовали, чтобы выслать обратно в Литву. Ехать обратно домой он не хотел, поэтому и подал заявку на получение статуса политического беженства, якобы из-за своих опасений возвращаться на родину. Его адвокат обещал помочь в данном вопросе, и в скором времени должны были начаться судебные слушания по его иммиграционному делу.

Таких ''беженцев'' здесь было огромное количество, никто так просто не хотел уезжать в свою страну. Я видел людей, которые находились в иммиграционной тюрьме более одиннадцати месяцев, и после очередного отказа судьи вновь подавали апелляцию. Буквально единицам, из всего большинства, каким-то чудом удавалось выигрывать судебные процессы и получать вид на жительство в США, остальных ждала только депортация. Наверно и я, будь на их месте, делал бы тоже самое и прикладывал все усилия, а также максимально от меня зависящее, чтобы остаться в Америке. Ведь не от хорошей жизни огромное количество людей уезжают из Мексики, Латинской Америки, Африки, и других стран третьего мира, где царит нищета и голод. Конечно, Россия, откуда я родом, далеко не самая процветающая страна, но в один список с вышеперечисленными она уж точно не входит. Именно поэтому, к своей дальнейшей депортации я относился просто и без всякого сожаления. Это я и подтвердил на встрече с иммиграционным офицером, которая состоялась через пару дней после моего приезда сюда.

Они в очередной раз хотели быть уверены, что я не передумаю в последний момент, как делают некоторые люди. Именно поэтому снова спрашивали, боюсь ли я возвращаться в Россию. Конфиденциальной беседы не получилось, так как офицер пришел прямо в тюремный блок. Он сказал, что мне необходимо будет заполнить некоторые бумаги для российского консульства, чтобы получить документ, подтверждающий мое гражданство, благодаря которому я и смогу вернуться обратно в Россию. Так как мой паспорт остался в архивах ФБР, да и тем более срок его действия, на тот момент, уже истек. Если не произойдет никаких задержек и все будет готово в срок, то я буду дома уже через две-три недели. Все люди, находившиеся в непосредственной близости в ходе нашей беседы с иммиграционным офицером, были просто в шоке, почему я так быстро согласился, и предлагали мне помощь в поиске хорошего адвоката и решении этой проблемы. Но они ведь не знали, что постановление судьи на депортацию у меня уже имеется, да и о наличии у меня совершенного ''особо тяжкого преступления'' тоже. Свое решение я объяснил им тем, что у меня нет желания в дальнейшем проживать в США.

Не прижился я тут, не смог ко всему привыкнуть. Ни к стандартам американским, где неделя в календарях начинается с воскресенья, формат времени двенадцатичасовой, температура не в градусах цельсия, а в фаренгейтах, вес не в килограммах, а в фунтах, расстояние ни в километрах, а в милях, жидкость не в литрах, а в галлонах, и так далее. Не привык также и к людям, традициям, обычаям, еде, праздникам. Все американцы отмечают Рождество перед Новым годом, для них оно является более главным торжеством, чем встреча Нового года. Для меня же до сих пор все, наоборот, да и День благодарения, святого Патрика, Хэллоуин и другие американские праздники никакой значимости никогда не имели. В отличии от Нового года, Рождества 7 января, Дня защитника Отечества, 8 марта, 1 мая, Дня Победы и других важных дат, связанных с историей нашей страны. Именно поэтому я нисколько не сожалел о своем возвращении на Родину, и с нетерпением ждал, когда пролетят оставшиеся недели, и я окажусь дома.

С литовцем нам удалось пообщаться совсем недолго, буквально через три дня его переселили в соседний тюремный блок, по причине того, что у него был конфликт с одним человеком. Чтобы предотвратить дальнейшие проблемы, и как-то сгладить напряженную обстановку, их разъединили. Здесь же в иммиграционной тюрьме, я познакомился с ребятами из Албании, которые до приезда в США жили в Италии. Их арестовали в аэропорту, так как они пытались въехать в страну по поддельным паспортам и визам. Также, как и литовец, чтобы их не выслали обратно, подали на политическое беженство. Другим моим знакомым был один колумбиец, который, как и я сначала отсидел в обычной тюрьме, а потом попал сюда в иммиграционную. Вместе с ним мы играли в шахматы, готовили еду и тренировались.

В этой тюрьме были созданы все условия для досуга и комфортного времяпровождения заключенных. Не составлял исключения и тренажерный зал, который находился здесь. Гирь, штанг, гантелей, в нем, разумеется, не было, для обеспечения безопасности самих же заключенных, но зато здесь находилось множество силовых тренажеров, беговых дорожек и велосипедов, а также настольный теннис. Именно там, в зале, я случайно встретил одного черного парня из Африки, который пять лет прожил в Москве, обучаясь в университете, и поэтому неплохо знал русский язык. Чернокожий, говорящий по-русски, это далеко не редкость. Еще живя в Майами, я видел одного черного родом из Одессы. Несмотря на свой цвет кожи, и уже полученное американское гражданство, он продолжал себя считать коренным украинцем. Несколько раз я также встречал русскоговорящих чернокожих в Чикаго, вероятнее всего они тоже были с Украины, так как видел я их в украинском ресторане.

Помимо тренажерного зала, библиотеки, другим развлечением были игровые приставки Xbox и PlayStation. Последний раз, когда я играл в них, мне было лет 10. Затем я, конечно же, увлекался компьютерными играми, как и большинство подростков этого возраста, но после того, как в 17 лет узнал про кардинг, и как с помощью интернета можно зарабатывать деньги, то забыл про такое бесполезное занятие как игры, и начал заниматься делами. В тюрьме совсем по-другому. Свободного времени здесь хоть отбавляй, поэтому его постоянно нужно чем-то занимать, а игровые приставки для этого являются самым лучшим средством. Но играть целыми днями, нам само собой не разрешали. Как и тренажерный зал, так и игровые приставки, мы могли посещать только по одному часу в день, согласно расписанию. Так как желающих со всей тюрьмы было много, и людей необходимо было распределять в группы. Прогулок на свежем воздухе здесь, к сожалению, не было, так как площадка была заметена снегом, и по причине ее обледенения никого туда не пускали. Без дневного света и необходимого кислорода, я находился здесь все время, вплоть до своего отъезда. Не позавидуешь людям, которые были здесь более длительный срок чем я, выглядели они прямо сказать не очень. Но все плохое компенсировалось чем-то хорошим, вот и тут было тоже самое.

Хорошим я имел в виду питание, оно мне чем-то напомнило ту федеральную тюрьму в Оклахоме, куда меня перевели после ареста в Чикаго. Порции были просто огромные, после каждого приема пищи я всегда что-то сохранял в чашку, и доедал позже, так как за один раз все съесть было просто нереально. После сои, которой я питался все время до приезда сюда, тут ощущался настоящий вкус мяса. В еду даже добавляли соль и приправы, о существовании которых я уже и забыл. Были и другие различия по сравнению с тюрьмами, где я бывал ранее. В питьевую воду, которую привозили вместе с подносами с едой, постоянно добавляли какие-то медикаменты, который используют для снижения тестостерона и уменьшения агрессии заключенных. Так вот в этой, иммиграционной тюрьме, такого не было, и воду можно было пить без опасения, после нее никогда не было слабости и сонливости. В обычных же тюрьмах эти препараты добавляют, чтобы подавлять тестостерон, тем самым все заключенные будут ослаблены. Помимо этого, и температурный режим служит точно таким же образом, воздух не поднимается выше отметки + 20 °C, люди чувствуют себя в комфорте, и причин для драк становится меньше.

Спустя две недели нахождения в иммиграционной тюрьме, у меня вновь состоялась встреча с офицером, который занимался процессом депортации. Он сообщил мне, что получил от российского консульства необходимый документ, благодаря которому я смогу вернутся обратно в Россию. По поводу билета на самолет, также все было решено, моя отправка была назначена на следующую неделю, его стоимость оплатила иммиграционная служба. Но сказать мне точную дату и время вылета, они не могли, из-за опасений в том, что кто-нибудь сможет помочь сорвать вылет, и дать возможность сбежать из-под контроля сотрудников, которые будут сопровождать меня в аэропорту, чтобы в дальнейшем продолжить жизнь в США. Процесс депортации происходит неожиданно, например, в пять утра, чтобы быть точно уверенным, что никто не сможет помешать. У меня же была совсем другая история, я никак не препятствовал депортации, напротив даже был согласен, но все равно дату и время вылета сообщать отказывались. Дело в том, что я не из Москвы, куда прилетают все рейсы из Америки, и мне требовалась пересадка до моего города в России, до которого нужно было лететь еще три часа. Поэтому я и хотел, когда мои родители узнают время прилета, то купят билет, а также сообщат одной знакомой в Москве, привести и передать мой российский паспорт, так как никаких документов у меня нет, и я не был уверен в той бумаге с консульства, позволит ли она зарегистрироваться на рейс в России.

В конечном итоге, дату вылета все-таки удалось узнать, через моих родителей, которые общались по электронной почте с консулом в Нью-Йорке, он им и рассказал. Но с временем и номером рейса, так и ничего не было ясно, об этом ему не сообщили. Все равно хоть что-то стало известно. Другим подтверждением, стал визит охранника, за день до вылета, который сообщил, что они не могут найти мои вещи, в которых я приехал в эту тюрьму. Поэтому и спрашивал, есть ли у меня какие-то знакомые в Нью-Джерси, которые смогут передать для меня одежду. К этому я уж точно не был готов, да и никаких знакомых у меня не было, но я был уверен, что совсем голого они меня не отправят.

В назначенный день вылета, меня позвал охранник, и сказал, собирать вещи и готовиться на выход. Я попрощался со своими знакомыми, и в сопровождении другого охранника отправился в то место, где меня оформляли после приезда из Monmouth County. Буквально пару дней назад, на восточном побережье США, началась очень сильная снежная буря, которая парализовала движение в большинстве крупных городов, многие аэропорты были закрыты. В соседнем Нью-Йорке даже ввели запрет на езду по дорогам, со штрафом в $500, если такой факт будет установлен. Поэтому я очень переживал и думал, что мой рейс будет отменен из-за погодных условий, но, к счастью, все обошлось.

Меня посадили в одиночную камеру и принесли мешок с вещами, в которых я сюда приехал, пропажу видимо нашли. После того как я переоделся из тюремной робы, мне удалось сделать телефонный звонок родителям, и сообщить, что сегодня я вылетаю, но его сорвали проходившие мимо охранники, и мне пришлось положить трубку. Так как людям, ожидающим депортацию, запрещено пользоваться телефоном. Далее меня перевели в другую камеру, где телефонный аппарат отсутствовал. Я совершенно не представлял, что буду делать в аэропорту Москвы без связи, поэтому и хотел предупредить родителей, чтобы они позвонили той знакомой, которая сможет меня встретить и передать мой российский паспорт. Но этого сделать не получилось, так как разговор оборвали.

Когда подошла моя очередь, меня начали подготавливать к выезду. Наличными выдали оставшиеся деньги, на моем тюремном счету, которые пополняли через интернет родители. Затем я подписал все необходимые бумаги, и после этого, пожаловался на плохое самочувствие, так как уже второй день у меня была простуда и температура. До своего выезда я обращался к доктору, точнее отправлял письменный запрос, который обрабатывают в течение двух дней, но никаких лекарств получить так и не успел. На мою просьбу увидеть врача, охранники ответили, что меня уже не в системе тюрьмы, так как по всем документам я отсюда уехал, и не числюсь в списке заключенных, поэтому никакого медицинского обслуживания они мне оказать не могут. Тоже самое ответили и по поводу моей просьбы о куртке, или хотя бы каких-то других теплых вещей, так как на мне была только футболка и штаны. Им было абсолютно наплевать на меня, если бы я не стал отстаивать свои права и ругаться с ними, меня так бы и выпроводили на мороз без куртки и с температурой. Я сказал, что не сдвинусь с места и никуда не поеду, пока не увижу врача и не получу куртку, так как имею на это право. После одной только фразы, что я еду домой в Сибирь, они сразу же нашли мне что-то наподобие фуфайки, которую мне хотели сначала дать на временное пользование, а потом забрать как довезут до аэропорта, но в конце концов подарили. Их подачки мне были не нужны, поэтому я сказал, сколько я должен заплатить, ведь наличные у меня имелись, но денег они не взяли и списали на расходы иммиграционной службы. В конечном итоге, врач дал мне жаропонижающее, и на всякий случай еще несколько таблеток, если в самолете температура опять поднимется.

После того как зацепили в кандалы, одев фуфайку, я был готов к выезду в аэропорт. Меня и еще одного поляка посадили в микроавтобус, и мы отправились в дорогу. Manhattan в последний раз, я так и не увидел, потому что окна внутри отсутствовали. В дороге мы были около часа, затем через решетку, отделяющую нас от водительского сиденья, я смог разглядеть надписи, по которым стало ясно, что мы уже находимся в аэропорту JFK (John F. Kennedy – Джона Кеннеди), в Нью-Йорке. Именно туда я и прилетел пять лет назад, в тот самый первый раз, когда поехал в Америку еще будучи студентом. Первой остановкой на нашем пути был терминал Lufthansa, где сотрудники иммиграционной службы зарегистрировали на рейс поляка. Затем после долгих поисков, был найден терминал Аэрофлота, где зарегистрировали меня. Поляк, находившийся вместе со мной, прилетел в США буквально вчера. Проходя паспортно-визовый контроль, во въезде в страну ему было отказано, и его отправили в иммиграционную тюрьму, так как на следующий день должны были выслать обратно в Польшу.

После регистрации на рейс, которая проходила без нашего участия, мы продолжали сидеть закованными в наручники, будучи в микроавтобусе. Только спустя два часа, после того как все охранники уже успели пообедать, с нас сняли все цепи и браслеты, и мы отправились внутрь аэропорта. Один офицер предупредил, чтобы мы двигались медленно и не отходили от них в сторону, так как сбежать все равно не удастся. В аэропорту огромное количество полицейских, плюс ко всему этому, у самих охранников есть электрошокеры, которые они незамедлительно применят при любой попытке к бегству. Войдя внутрь аэропорта, я пребывал в слегка шоковом состоянии. За все это время, проведенное в тюрьме, я очень одичал, точнее отвык от нормальной жизни и людей. Тут было столько девушек, которых за последние годы я видел только по телевизору, а сейчас их наблюдал в живую, и совсем рядом. От всего увиденного здесь, в аэропорту, было как-то не по себе, мне нужно было время, чтобы ко всему этому привыкнуть.