Алекс Эдельвайс
Восход
Стоящий на окне фикус в грязно-жёлтом горшке подбросил поленьев в огонь раздражения Рэйта; поняв, что говорить с этим человеком бесполезно – да впрочем, как и со всеми людьми – он вышел прямо навстречу матери, которая, казалось, только этого и ждала. Быстро сказав, что её ждёт психолог, он увернулся от её рук; когда дверь захлопнулась, он с облегчением плюхнулся на диван, закинув ногу на ногу и тихо напевая какую-то мелодию. Мелодия заглушала чувство пронзительного одиночества, больно разливавшегося по сознанию.
Он не думал о том, чем всё это кончится. Он просто надеялся на то, что долго на этом свете не задержится.
– Итак, почему же ты хочешь убить себя? – приторно-ласково спросила психиатр.
Часть её лица вечно беспокойно подрагивала; а улыбка была такая, что лучше б она не улыбалась.
– Да не то чтобы прям хочу… – пробормотал Рэйт, удерживаясь от того, чтобы не закатить глаза. – Но если б оно само как-то, и быстро – было бы замечательно.
– Ну-у, почему же так? Тебя кто-то обижает? Одноклассники, может быть?
– Пф-ф, да они меня терпеть не могут и всячески это показывают. Но дело не в этом; я просто не хочу жить, поскольку не вижу смысла. Мне ничего в этом мире не интересно, а ещё я себя не осознаю и в целом ненавижу.
– Знаешь, Гилрэйт… Можно ведь так к тебе обращаться?
– Лучше просто Рэйт, – процедил он.
– Хорошо. Знаешь, Рэйт: ты не сказал мне ничего нового. Люди твоего возраста действительно часто испытывают кризис – особенно касаемо того, что связано с определением своего места в мире. Но этот этап надо преодолеть. Понимаешь, в жизни у тебя будет ещё много проблем – жизнь в целом непростая штука. Но люди всё равно идут вперёд; идут ради будущего, ради себя, ради своей семьи. И если пока ты не знаешь, для чего пригодишься – это не значит, что тебе нет места.
– Да не хочу я искать место, – тут уж Рэйт закатил глаза. – Мне неинтересна жизнь в этом мире ни в каких её проявлениях; я не её участник. Тем более… – он сделал паузу, раздумывая, стоит ли вдаваться в подробности; затем плюнул – «Будь что будет». – Тем более, когда я ничтожество и смысла жизни у меня нет. Его будто отобрали, вырвали.
– Как же так произошло? И какой у тебя был смысл жизни – если, конечно, не секрет?
– Я не знаю, как это произошло. Просто я внезапно понял, что все мои стремления не имеют под собой почвы. Я с детства чувствовал себя кем-то исключительным; мне всегда казалось, что у меня какое-то великое предназначение и что я медленно, но верно иду к его исполнению. Я ощущал за собой какую-то великую роль; но потом все иллюзии разрушились. Больница и кома будто вырвали какой-то внутренний стержень; я чувствую себя… бесполезным…
– Как ты поэтично говоришь, – осторожно заметила психиатр. – Ты, наверное, книжек много читаешь?
Рэйт понял, что этот диалог ещё более бесполезен, чем он сам. Он сухо ответил:
– Нет. Книжки я только в последнее время начал читать, чтобы пустоту чем-то заполнить. А ещё в моих книжках подобных персонажей нет.
Они ещё немного поговорили; она задавала банальные вопросы, вроде таких, как спланировал ли Рэйт суицид или пока не думал над этим подробно. Получив в очередной раз ответ, что убивать себя он не планирует, психиатр пришла к гениальному и, конечно же, единственно возможному выводу о том, что он, следовательно, и не хочет умирать.
«Прекрасно. Просто не трогайте меня уже…»
***
К Гилрэйту в сообществе относились весьма положительно – и это для него на данный момент было главным. Несмотря на отсутствие гражданства и прав, он обрёл некую защищённость и, что более важно – принадлежность. Иными словами, всё то, о чём его вторая половинка не могла и мечтать.
Вопрос о том, что происходило в Первой Зоне, вот уже долгое время стоял на повестке дня. Определённо, нужно было каким-то образом разобраться с тем, что над их людьми там ставят эксперименты похуже, чем над животными – не говоря уж о том, чтобы узнать масштабы, и о том, чтобы вообще проверить достоверность информации.
Гил быстро освоился в сообществе и, благодаря своему учителю, уже получил какой-никакой статус. Честно говоря, не всё его устраивало в этом объединении; далеко не всё. Говоря конкретнее, не устраивала его сама суть. И один-единственный день решил эту проблему раз и навсегда.
Тогда ему разрешили присутствовать на очередном совещании касаемо вопроса Первой Зоны. Казалось, не представилось бы лучше возможности, чтобы высказать свою позицию.
– А почему мы не можем решить проблему силой? – сказал он, когда спросили его мнение.
– Что конкретно ты имеешь в виду? – прищурился глава сообщества. – Поясни.
Гилрэйта эта реплика откровенно смутила. Ведь всё было предельно ясно.
– Я имею в виду, – начал он не без страха, – что у каждого из нас есть способности, и я искренне считаю, что они не просто так даны. И, насколько я понимаю, нас довольно много.
Тишина.
– Но это так, моё мнение, – уточнил он, от чистого сердца не понимая, почему все смотрят на него с таким ошеломлением.
Если бы Гил в этот момент смог посмотреть на лица присутствующих, то понял бы, что далеко не у всех реакция однозначна. Эти его высказывания как будто проглотили, и остаток он досидел наполовину в смущении, наполовину в раздражении.
После совещания, когда он, в числе других, вышел, к нему приблизился некий человек —высокого роста, с длинными рыжевато-золотистыми волосами, собранными в хвост – и спросил разрешения поговорить. Не без удивления, Гилрэйт согласился, и они вышли на улицу.
– Меня зовут Каэл, – представился человек. – Про тебя мне известно – ты личность довольно нашумевшая, – он приветливо усмехнулся.
– Очень приятно, – ответил Гил.
– Много времени я у тебя не отниму; мне просто кое-что интересно. Не понимаю, почему остальные не обратили внимание на твоё резкое высказывание. Ты ведь знаешь, что у нас мирное сообщество?
– Вас что, глава общества подослал?.. – он закатил глаза.
Каэл засмеялся.
– Ну что ты, зачем ему таким заниматься? Да и, полагаю, он и сам в случае чего может с тобой поговорить, так ведь?.. – он отчаянно пытался убрать эту идиотскую провокационную интонацию из голоса; но что поделать – ему ещё не приходилось разговаривать с подростками.
– Полагаю, что да, – это передразнивание вышло совершенно неосознанно. – Но моего мнения это всё равно не изменило бы. Может, хотя бы Вы объясните, почему применение силы для вас – табу?
«Это я его провоцирую или он меня?..» – лихорадочно думал Каэл.
– Ну, понимаешь… – аккуратно начал он. – Мы всё-таки выше, чем люди; это последним вечно нужно применять насилие, а мы должны искать более разумные методы. Ты так не считаешь?
– А зачем нам тогда даны способности, извините?..
– Ну-у… Для созидательной деятельности, – ответил Каэл, ни разу в жизни не использовавший их таким образом.
– А если говорить своими словами, а не так, как глава сообщества?
Собеседник чуть было не отшатнулся. Чего этот юнец от него хочет?
– Никто не знает, зачем они даны, – только и ответил Каэл.
– В таком случае их направленность на разрушение так же правомерна, как и на созидание. А чтоб Вы, наконец, от меня отстали – не думаю, что появление таких, как мы, наряду с обычными людьми нужно для мирного взаимодействия. В этом нет никакого смысла – это два совершенно разных уровня, и я искренне считаю, что остаться должен кто-то один. Надеюсь, больше ко мне вопросов нет?
– Есть, – если до этого Каэлу казалось, что он ходит по краю обрыва, то сейчас он будто кинулся в пропасть головой вниз. – Твой учитель рассказывал тебе что-нибудь об оппозиции?
Вот так оно всё и началось.
Интересно, но даже в глубине души Гилрэйт был равнодушно-спокоен по поводу сложившейся ситуации. Его ни капельки не смущало то, что теперь он, обучаясь у самого руководителя сообщества и являясь объектом его доверия (а Гил это знал наверняка), также входит в состав оппозиции, целью которой является устранение лидера и, как следствие, свержение существующего порядка.
А принципы Гила были предельно просты – если их можно было так назвать. Идеи оппозиции почти полностью соответствовали его собственным и казались чем-то самим собой разумеющимся, ставя непреодолимый барьер между ним и остальной частью сообщества. Но, естественно, без навыков далеко не уйдёшь – как бы ни были сильны природные задатки. Поэтому Гилрэйту и в голову не приходило, что он делает что-то неправильное, пользуясь доверием главы общества. Иными словами, рассматривать людей как инструмент для достижения цели не было его сформировавшейся в дальнейшем привычкой – это было данностью.
Каэл – который, кстати, был негласным лидером оппозиции, а официально даже к ней не принадлежал – первое время ходил как на иголках. Его подозрения касаемо чистоты намерений Гила всё ещё не улетучились; он понимал, что проверить это можно будет лишь в финале.
Было, конечно, ещё кое-что, и игнорировать это было сложновато – в особенности для Каэла. Разумеется, он рассчитывал, что Гилрэйт, обладая наивысшим индексом способностей – выше этот индекс был разве что у главы сообщества – в итоге убьёт последнего. В том, что это возможно – как с технической, так и с моральной точки зрения – Каэл не сомневался. Но что дальше будет делать человек, почувствовавший безграничную власть? К тому же ещё и подросток; им дай автомат – они людей без разбора стрелять пойдут, а дай сверхсилу – они мир уничтожат и не моргнут.
В общем, единственным, что сохраняло душевное равновесие Каэла, было всемогущее и всепроникающее чувство долга – и безоговорочное следование идее, которую нужно было воплотить любой ценой.
Впрочем, были всё же плюсы в бросающейся в глаза беспринципности Гила. Каэл надолго запомнил одно из совещаний, на котором присутствовал Гилрэйт. Проводилось оно уже незадолго до переворота и касалось вполне практических вопросов дальнейшего существования.
Планы оппозиции в общих чертах сводились к следующему: милитаризация сообщества, перепрофилирование в отдельную полноправную организацию, дальнейшее создание собственного государства, которое постепенно расширяло бы свои границы. Наиболее остро на данный момент стояла проблема ресурсов – каким бы потенциалом ни обладал человеческий ресурс, им одним всё же не довольствуешься.
– А почему бы нам не заключить договор с Первой Зоной, а в самом конце его благополучно не нарушить? – предложил Гил, которому решение казалось очевидным.
Он помнил, какая в этот момент повисла тишина – прямо как тогда, когда он выдал фразочку про решение проблемы силой. Лихорадочно думая, что же не то он ляпнул в этот раз, Гилрэйт глянул на Каэла.
Вид того мало чем мог утешить. Каэл провёл рукой по лицу, вздохнул и сказал:
– Прошу прощения за это недоразумение.
Не дав Гилрэйту вставить слово, он добавил:
– Он совсем недавно в нашем сообществе, и пребывание в Первой Зоне не прошло для него даром.
Отсидев остаток совещания с красными ушами – благо, их прикрывали волосы – Гил подбежал к Каэлу, когда все разошлись, и потребовал разъяснений.
– Ты и правда ничего не понимаешь? – Каэл внимательно всматривался в глаза собеседника, ничего, впрочем, в них не видя.
– Что я должен понимать? Все ваши решения – это лишь обходные пути; они сложны и ненадёжны. Все вы прекрасно знаете, каким должен быть итог – но вы все старательно увиливаете. Зачем?
– У тебя что, и правда нет никаких принципов?
– Принципов?..
Вопрос поставил Гила в тупик и сбил с мысли.
– Я не думал пока, есть они у меня или нет и что это вообще такое, – ответил Гилрэйт. – И зачем они… Я вам конкретное решение предлагаю. Переделай мы наше сообщество в милитаристскую организацию, заключить договор будет раз плюнуть…
– Погоди.
Каэл приложил пальцы к вискам.
– Дай мне обдумать это. Не предпринимай ничего.
Гил даже удивился. Что такого он мог предпринять?.. На него и смотрят-то косо.
Спустя пару дней Каэл подошёл к Гилрэйту и сухо сказал:
– Твои слова имеют смысл.
– Так Вы всё-таки изменили своё мнение?
– Дело не в этом.
Каэл стал перебирать пальцами; затем нетерпеливо достал сигарету и закурил.
– Дело в том, – продолжил он, – что ты озвучил общую идею.
– В смысле?
– Мы давно уже все об этом думали – но никто не хотел выносить на обсуждение.
– Но в чём проблема…
– Забудь. Тебе не понять. Иногда мне кажется, что в тебе есть что-то от обычных людей – это не плохо. Но сейчас не об этом. Просто… Просто в следующий раз говори мне, пожалуйста, заранее то, что собираешься сказать при людях, ладно?
– Но зачем?.. Это же моя идея, а не Ваша, – прищурился Гил.
– Да нет, просто я смогу это преподнести так, чтобы никого не ошарашить.
Весеннее небо мягко светилось розоватым светом; слышалось чириканье птиц. Воздух тоже был каким-то мягким и, как бы это объяснить – многообещающим. Воздух чего-то зарождающегося; воздух надежды. Всё бы хорошо… если бы в него снова не вклинился сигаретный дым.
Каэл присел на скамейку и обратился к Гилрэйту:
– А теперь расскажи мне, как ты собираешься доносить свои дальнейшие планы. Ну вот как бы ты сам это сказал.
– Хорошо, только Вы не могли бы не курить уже, пожалуйста? Меня подташнивает от дыма.
Каэл недоумённо уставился на сигарету и выкинул её.
– Короче… – начал Гил.
– Давай только без «короче», – Каэл поморщился.
– Я полагаю…
– Да.
– Я полагаю, что нам следовало бы заключить договор с Первой Зоной, предварительно сделавшись военной организацией, поскольку Первая Зона точно будет сотрудничать с подобным объединением.
– О, Вечность… – Каэл приложил руку к лицу. – Ладно, главное, я тебя понял. Продолжай. Ах да… объясни, пожалуйста, почему Первая Зона будет обязательно сотрудничать с нами.
– Но с террористами же она сотрудничает!
– Ладно, хорошо. Ты считаешь, что оставлять наше сообщество культурным в дальнейшем нецелесообразно, поскольку это неэффективно и ребром встаёт вопрос о ресурсах. Впрочем, данная проблема актуальна в любом случае, и наилучшим её решением ты считаешь заключение сделки с Первой Зоной, которая могла бы снабжать нас этими ресурсами в обмен на сотрудничество и разделение мирового влияния. Однако для того, чтобы его разделить, необходимо для начала его приобрести.
– Ну это проще простого. Мы завоёвываем Вторую Зону и сдаём её Первой.
Каэл сделал вид, что не удивлён.
– У подростков всё просто… Ты думаешь, им это нужно, Гил?
– Да, я считаю, это может прокатить. Вторая Зона хоть и в упадке, но богата ресурсами. Главное – не трогать Третью. Ну, по договору. Но мы же всё равно собираемся его нарушить…
– Хорошо, допустим, я понял и принял твою мысль. Как ты собираешься справиться со Второй Зоной?
– Как, как… Деньги вперёд, вот и всё.
– Ты считаешь, Первая Зона на это пойдёт?
– Да, я почти уверен. Вероятность, к сожалению, высчитать не могу.
– Я позже подумаю над этим. А…
– Каэл, послушайте. На что нам человеческий ресурс? На что нам все эти способности? Вы забываете о том, что у нас уже есть.
– У нас есть целое сообщество культурных и мирных людей и оппозиция, которая одна против всех ничего сделать не сможет.
Гилрэйт улыбнулся, посмотрев на Каэла так, будто неоперившимся подростком здесь был именно он.
– Сообщество держится на определённых идеалах, которые насаждаются его главой. А оппозиция, Каэл, нужна для того, чтобы распространить другие идеалы. Посадить семя, так сказать, ухаживать за ним как следует, а затем наслаждаться его плодами.
Каэл отчаянно не понимал уверенности Гилрэйта. Откуда тот вечно вытаскивает решения, потрясающие до глубины души, но в то же время столь очевидные? И почему тот заявляет обо всём так, будто это нечто обыкновенное, понятное даже школьнику (да, именно школьнику) – иными словами, выдвигает идеи так, будто беседует с соседкой на тему сегодняшней погоды?
Убеждённости в эффективности решений он не понимал больше всего. Да, с одной стороны, он и сам осознавал прекрасно, что идея договора с Первой Зоной отнюдь не лишена смысла: на всей планете Вторая Зона обладала наивысшим ресурсным потенциалом и находилась тогда в такой удобной ситуации разрухи после войны. Сама бы Первая Зона ни за что не решилась нападать в открытую, имея статус миротворца, борца с терроризмом и вообще главного защитника планеты. Именно поэтому, предложи им такую выгодную сделку – они не вправе будут отказаться сделать то, что давно хотели, чужими руками. К тому же с официальным статусом борца с террористами прекрасно соседствовал неофициальный – поставщика ресурсов для всевозможных террористов и военных группировок. Поэтому логика в решении Гилрэйта определённо была… Но всё же Каэлу было искренне любопытно, существует ли вообще у этого человека уголок мозга, отвечающий за сомнение, за допущение возможности провала.
Впрочем, всё чаще Каэлу, когда он видел Гилрэйта, казалось, что перед ним попросту псих. Пару раз он заглядывал тому в глаза – равнодушные стёклышки с каким-то болезненным блеском. Но почему же тогда он готов идти за этим психом? Долг долгом, а Каэл уже давно равнодушно наблюдал за тем, как рушатся его надежды стать новым главой будущей организации – пусть он и не осознавал этого напрямую.
Он помнил, как это произошло тогда. Гил не пожелал, чтобы его идею озвучил Каэл – ему непременно хотелось самому. Что ж, прекрасно. Всё равно ему в дальнейшем это пригодится… если б только не совершенное отсутствие у Гилрэйта навыка нормально говорить. Без слов-паразитов; без бешеного темпа речи и, как следствие, проглатывания слов; без спутанности. И не убедишь к тому же, что, предложи идею Каэл, его послушают с куда большей вероятностью. В каком-то холодном бешенстве негласный лидер оппозиции заставил Гила выучить наизусть отредактированный текст.
И вот они сидят на очередном совещании, и Каэл даёт Гилрэйту слово, молясь всем богам, чтобы тот не выкинул чего-нибудь непредвиденного. Поблагодарив Каэла, тот встал со своего места, оглядев всех. Пока что – удивление, сомнение, непонимание.
– Для меня большая честь говорить здесь, поскольку в сообществе я, по сравнению с другими, совсем недавно. И, конечно же, мне бы это не удалось без должной поддержки и внимания, – он повернулся в сторону Каэла, буквально на секунду сложив руки определённым образом и сделав лёгкий поклон.
По крайней мере, после этого жеста сомнение в глазах некоторых сменилось на удвоенное удивление.
– Насколько я помню, оппозиция сформировалась благодаря тому, что появилось иное видение ситуации. То, что глава сообщества видел как проявление более высокого статуса в сравнении с обычными людьми, вами рассматривалось как бездействие, а то, что он видел в качестве перспективного будущего, вами воспринималось с большим реализмом, и поэтому более пессимистично.
Он сделал небольшую паузу.
– Я недавно прибыл из Первой Зоны. Конечно, всего я не видел, да и взаимодействовал в основном только с военными, которые вообразили, что имеют право ставить опыты над такими, как мы. Они, кстати, до сих пор так считают. Наверное, не только я ощущаю некое бессилие в этой ситуации, ведь официальная власть сообщества к конкретному решению пока так и не пришла. И, наверное, не только мне кажется, что они зря теряют время, пряча своё настоящее лицо. Хорошо, что нашлось некое сопротивление, желающее взять своё силой и больше не скрываться, однако не вполне понятно, за счёт чего оно собирается достичь цели и где запасной вариант на случай провала. И не теряют ли они точно так же время, собираясь честно, своими усилиями, с множеством неизбежных потерь и без гарантии успеха, заполучить целый мир – чего уж скрывать, этот итог держит в голове каждый? Самое время для иного видения ситуации. Возможно, вы и без того считаете ваши действия радикальными – но это только потому, что есть то, с чем сравнивать. Когда это будет устранено, появится больше простора для мысли – но, увы, это уже будет время действий, а не раздумий.
Давайте вернёмся к нашей цели, состоящей в том, чтобы выйти на мировую арену и заполучить влияние. И ждать, пока люди найдут средство, чтобы нам противостоять? И вести бесконечные войны – за территорию, за ресурсы, за всё то, за что люди раздирают друг другу глотки тысячелетиями? Не слишком ли много бессмысленности – точно такой же, которую в данный момент порождают мелиористские13 взгляды главы сообщества? Возможно, именно смутное осознание невозможности сотрудничества с людьми сформировало в своё время оппозицию, переросшую затем в настоящее сопротивление. А потом и подтверждение идее нашлось – можно сказать, оно здесь, перед вами. О каком сотрудничестве может идти речь, если единственное, что пришло в голову людям после встречи с другим видом людей, превосходящим их – это пытаться использовать тех в своих целях, лишая всех прав и не давая развиваться?
К одной точке назначения могут вести разные дороги, и я хочу предложить одну из них. Если кратко (на этом моменте Каэл вознёс благодарности небесам за то, что Гил не сказал «короче»), я считаю целесообразным присвоить нашей организации статус милитаристской после её перепрофилирования для военных целей для заключения в дальнейшем договора с Первой Зоной со следующими условиями: мы обеспечиваем ей контроль над Второй Зоной и всем, чем она располагает, а Первая, в свою очередь, обеспечивает нас ресурсами.
«Слишком быстро. Надо было помедленнее…»
Гилрэйт кинул мимолётный взгляд на Каэла – да, он, видимо, был того же мнения: его брови слегка сдвинулись, а взгляд на секунду опустился.
Гил был уверен, что после этого кто-то что-то да скажет; однако вокруг стояла мёртвая тишина.
«Да у меня просто поразительная способность», – он нервно усмехнулся про себя, но не дал себе смутиться.
– После того, как по крайней мере одна Зона будет в нашем распоряжении и ресурсообеспеченность не будет вызывать сомнений, – продолжил он, – расширить своё влияние будет гораздо проще, и куда выше станет вероятность успеха. Когда мы встанем на ноги, Третью Зону, подконтрольную Первой, можно будет попросту истребить – добровольно нам её явно не отдадут. Это будет как раз тем моментом, когда Первая поймёт подвох, но будет уже поздно. Разумеется, она пошлёт войска в Третью; никто не может предугадать итог, но я искренне верю, что люди со способностями и с техникой имеют больше шансов против обычных людей с той же техникой. Пожалуй, этот этап обещает быть самым сложным, однако победа будет означать мировое господство – Четвёртая Зона в сравнении с Первой не представляет большой угрозы.
Он сделал паузу.
– Пожалуй, это всё, что мне хотелось бы на сегодня сказать.
Он сел на место. И всё же нынешняя гробовая тишина отличалась от той, что повисала в предыдущие разы. В этой тишине, как любят выражаться учителя и преподаватели, слышалось шевеление мозгов.
Наконец один из присутствующих подал голос:
– Прошу прощения. Насколько я помню, Вы сказали, что Третью Зону можно будет «истребить». Вы оговорились или слово было подобрано нарочно?
Гилрэйт чувствовал, что этот человек озвучил то, что было в головах у всех.
«Ну что ж, похоже, придётся открыть огонь на поражение – за свои слова надо отвечать. Прости, Каэл». В лицо последнему Гил даже не посмотрел.
– Извините, что отвечаю вопросом на вопрос, – начал он, – но всё же: что Вы планируете делать, получив контроль над миром? Разве не все тут считают идеи главы сообщества, состоящие в том, чтобы мирно сосуществовать с людьми, провальными? И разве охота кому-либо тратить свою жизнь на то, чтобы руководить теми же людьми? Какой в этом толк – у нас есть свои люди, свои потребности и представления о нормальной жизни. Мы все хотим развития, прогресса. Так зачем же замедлять это развитие в попытках найти ненужный компромисс? К тому же я неслучайно сказал в начале о невозможности сотрудничества. Это ваше дело – принимать решения, но, основываясь на всём вышесказанном и произошедшем, я убеждён в том, что здесь есть один-единственный выбор: либо они, либо мы. И полагаю, они пожили более чем достаточно.
На этих словах он сел на место; от смелости и открытости высказывания дышать стало слегка трудно. Каэл давно уже сидел белее мрамора и застывши; не желая допустить ещё больше вопросов, он кашлянул и сказал, улыбнувшись:
– Господа, я полагаю, вы уходите в философию. Давайте оставим эти подробности на потом; на мой взгляд, Гилрэйт только что высказал весьма интересные идеи вполне себе практической направленности. А если каждый здесь будет представлять свою политическую программу и высказывать собственное видение ситуации, это, знаете, до бесконечности сидеть можно. Это, конечно, интересно, но давайте после победы.
Люди слегка встрепенулись.
– Основной пункт, по которому следует принять решение – это сделка с Первой Зоной. Пусть вас не пугает необходимость присвоения будущей организации статус военной: это лишь формальность.
– А можно вопрос? – это уже был другой человек.
– Пожалуйста.
– Вы тут такие грандиозные планы строите, но ведь нам как-то с собственным руководством справиться нужно будет. Даже если каким-то образом и удастся убить главу сообщества, куда вы денете остальных? Полагаю, им всё это не очень понравится.
– Не понимаю сути вопроса, – нахмурился Каэл, не дав вставить слова Гилрэйту, который теперь сидел как на иголках. – Здесь всё по старой схеме, ничего не меняется.
– Наверное, Вы имели в виду, что у нас каждый человек теперь на счету? – быстро спросил Гил, поймав секунду.
– Да, именно это я и имел в виду, – с усмешкой ответил человек, задавший вопрос.
– Мы не знаем, как поведёт себя сообщество после всего этого, – железным тоном сказал Каэл, бросив на Гила уничтожающий взгляд. – Но в том, что нам нужно как можно больше людей для осуществления дальнейших планов, Вы совершенно правы. Есть несколько вещей, которые известны наверняка: пацифизм и отрицание насилия во взглядах большей части сообщества, а также то, что данные идеалы распространял именно его глава. Последнее объясняет всё. Не знаю, казалось ли им самим когда-нибудь парадоксом то, что при подобных убеждениях они усиленно развивают способности… Это лишь предстоит узнать.
«Надеюсь, ты доволен?» – он бросил взгляд на Гила.
«Да, всё почти хорошо…» – ответили его глаза, а затем он дёрнулся, чтобы что-то сказать.
– К тому же, – Каэл раздражённо кашлянул, – убийство главы сообщества не так нереально, как нам всем кажется, – он очень выразительно смотрел Гилрэйту в глаза, – поскольку на данный момент не он один обладает столь высоким индексом.
Гил уныло сидел, кидая туда-сюда молниеносные взгляды.
«Ну хоть уже не выскакивает. Всё, достаточно с тебя», – подумал Каэл ехидно.
Они шли по улице; на фоне раздавалось мирное чириканье птиц, выступая аккомпанементом к голосу Каэла, слегка истерично звучавшего на повышенных тонах.
– Ну это ж надо – всё свести к геноциду! Тебя кто просил это говорить, кто?! Да я и текста этого не видел…
Гилрэйт плёлся рядом с наполовину унылым, наполовину насмешливым лицом.
– Текст мой собственный. Когда Вы отредактировали основной, я изучил все исправления и написал новый с их учётом.
– Что ж, тебе это мало чем помогло, – он достал сигарету, поджёг. – У тебя нет никакой ораторской предрасположенности, ясно?! Ты отвратительно излагаешь мысль. Никогда больше так не делай!!!
– Каэл, да не нервничайте Вы так. Судя по реакции людей, всё очень даже хорошо.
– Уйди с глаз моих…
Улыбнувшись, Гил остановился и пошёл в противоположную сторону. Все в этом обществе были со своими причудами; на Каэла обижаться совсем не получалось. Наверное, он тоже предчувствует что-то – этот весенний воздух проникает в каждую клетку, разносимый ускорившейся кровью.
Облегчённо закурив, Каэл наконец пошёл медленнее. Нужно было думать – но думать не получалось.
«Может, он вообще шизик и у него обострение», – подумал он про Гилрэйта.
«Наконец-то весна, – думал Гил. – Аж 7 месяцев мёрзнуть не придётся. По-моему, замечательно».
