Алекс Эдельвайс
Восход
Глава 3. Время жить и время умирать
В последнее время Гил стал видеть странные сны. Будто бы он жил своей прошлой жизнью в качестве обычного школьника – и приятного в этих снах было мало. Если в действительности одноклассники тогда просто не трогали его, как бы не замечая вовсе, то в этих кошмарах на него обрушивалась вся мерзость их природы – и он ничего не мог сделать в ответ. В ответ на унижения и бесконечные оскорбления он мог лишь наблюдать – будто со стороны, не в силах предпринимать собственные действия. Не в силах; снова это чувство беспомощности перед человеческим идиотизмом – как тогда.
Другой ужас этих снов заключался в том, что они были чересчур реалистичными. Даже, пожалуй, более чем… Бессилие при полном осознании реальности выводило из себя.
До тех пор, пока он не понял, что это не сны. Пока до него не дошло, что его клон ведь по-прежнему школьник. И вовсе не с Гилом это всё происходило, а с тем, другим, отсутствие которого его так напрягло, когда он только очнулся в Первой Зоне.
Не сказать, чтобы это была очень хорошая новость. Конечно, радует, что доминирующая личность – не этот несчастный; но, с другой стороны, его существование сильно обременяло. И не избавишься ведь – кто знает, какое влияние это окажет.
Хорошо ещё, что люди из сообщества вели в основном ночную жизнь, а то обоим бы знатно поприбавилось проблем на голову. Да и со временем Гилу стало ясно, что не так-то он бессилен.
Обычно тот, второй, не замечал его присутствия. Гил даже поражался тому, насколько у людей не развита восприимчивость. Однако в критические моменты у них как будто устанавливалась некая связь; впервые это стало ясно, когда Рэйт попробовал убить себя.
Это было как раз накануне восстания: Гил и так-то существовал в предельном напряжении, стараясь игнорировать жизнь своей второй половинки, чтобы давать себе хоть какой-то отдых. Но у Рэйта, видимо, были другие планы.
Помнится, тогда ему в очередной раз казалось, что дальше некуда; очередное утро – точнее, уже день – прижало его ко дну всюду распространяющейся апатией, а чувство пронизывающего одиночества и незащищённости, казалось, достигло апогея. По инерции он пошёл в школу, но на полпути повернул обратно домой.
Мать была на работе, и в запасе, считай, целый день. Рэйт достал новое лезвие.
«О, ну за что мне наблюдать это…» – подумал Гил, который надеялся, что тот будет просто лежать или пойдёт шататься по улицам.
Рэйт набрал ванну.
«Отлично, полежи в ванной и подумай над своим поведением».
Затем он медленно взял лезвие…
«Ч-чего?»
… и поднёс его к руке.
«Да твою же налево, ублюдок грёбаный!!! Я для того что ли всё это терплю и стараюсь, чтоб ты в один миг мне всё испортил?! Вредитель человеческий…» – в панике Гил даже не знал, что и предпринять, попутно надеясь, что ужас перед болью возьмёт свое.
Рэйт немного помедлил, а потом взял и полоснул с размаху по наиболее выступающей вене – или артерии, он в них не разбирался. От страха он даже это не смог сделать нормально; впрочем, определённый эффект всё же был достигнут – кровь брызнула фонтаном, а рука стала стремительно неметь, становясь тяжёлой и чужой. От неожиданности Рэйт слегка вскрикнул.
Гил понял, что пора что-то делать. «Ты доминирующая личность или кто?!» Он изо всех сил попытался осознать себя, для того, чтобы подключиться к сознанию Рэйта. А кровь всё вытекала… Впрочем, тот попытался снова взять лезвие, чтобы сделать то же и с другой рукой.
«Да ты же просто потеряешь руку, эй!!! Или обе руки!»
Рэйт, конечно же, не смог объяснить себе источник внезапно появившейся паники. Он схватился за рану, инстинктивно прижав её.
«Даже это наверняка сделать не можешь! Вылез и перевязал руку!»
Гил, конечно же, не был в курсе, что делать в такой ситуации; поэтому Рэйт не нашёл ничего лучше, кроме как плотно завязать на руке тряпку – во время поисков которой он заляпал кровью пол и коврик. Видимо, рана и впрямь была не смертельная, поскольку кровь через какое-то время остановилась.
Придя домой, мать Рэйта была приятно удивлена, что сын сделал уборку по собственному желанию, помыв пол и даже почистив коврик.
Гил в ту ночь долго не ложился спать, давая Рэйту подольше отдохнуть. Нет, всё-таки ему даже было немного жаль этого несчастного человека.
***
Помнится, учитель часто говорил Гилу – особенно поначалу – что последний во время боя с использованием способностей слишком много сил тратит на защиту и блокирование боли. В этом пацифистском сообществе боевая практика использовалась как упражнение, позволяющее развивать способности и, собственно, определять их величину – ведь в зависимости от этого строилась иерархия, нарушить которую не только никому не пришло бы в голову, но и не представлялось возможным.
Надо сказать, что так называемый индекс способностей получил не вполне правильное название. Область мозга, отвечающая за их использование, далеко не является их источником; источник – это нечто извне, что люди из сообщества, в отличие от обычных, могут воспринимать. На одном лишь восприятии эволюция не остановилась и позволила им управлять этим. В теории, которую объясняли всем новеньким, это нечто извне – энергия, пронизывающая всё вокруг, и которую, обладая «способностями», можно подчинять себе в разном виде и в разной степени. Гилрэйту эта энергия представлялась всегда в форме множества невидимых потоков, свободно летающих в воздухе, а любое живое существо – этаким сгустком потоков, запутавшихся и застрявших в теле. Будь у Гила побольше времени, он бы, может, разработал собственную теорию на этот счёт… Но ему надо было заниматься восстанием, так что метафизика14 оставалась его второй половинке.
Готовясь к тому, чтобы убить главу сообщества и по совместительству своего учителя, Гил не раз задумывался о том, что нарушает иерархию. Не сразу он понял, что если ему всё же удастся это сделать, то нарушения уже никакого не будет – это будет означать, что его индекс выше. Да, от природы людям даётся разная восприимчивость к энергии, однако её тоже можно развивать. Или, в соответствии с другой точкой зрения – доводить до того предела, который был дан изначально.
Гилрэйт хорошо помнил тот день. По факту, это был день своеобразного экзамена, на котором он должен был продемонстрировать всё, чему научился за это время. Про то, чтобы не тратить слишком много сил на защиту и блокирование боли, он помнил – хотя последнее его несколько смущало: он был уверен, что целым и невредимым с экзамена не выйдет. Но и боль во время такого боя тоже воспринималась как-то по-другому…
Гил решил сделать вид, что выдохся в самом начале, выложившись чуть ли не на полную, а в конце нанести внезапный смертельный удар. Однако делать вид даже не пришлось – противник атаковал настолько сильно с первых же минут, что Гил был попросту сбит с толку. По ходу дела меняя тактику, он решил потихоньку сводить свои атаки на нет, создавая видимость бессилия, а решающий удар всё так же оставил на конец. Вопрос теперь состоял в том, хватит ли ему сил.
Вот дошло до того, что Гилрэйт исключительно защищался. Он, конечно, не видел глаз противника в этот момент, но выражение его лица представлял хорошо. Нет, не могла эта наглая ложь прокатить.
– Ну и чем ты занимаешься? – на повышенных тонах спросил глава сообщества. – Этот приём стар как мир.
«И как Вы», – не мог не усмехнуться про себя Гил.
– К тому же тебе он сейчас ни к чему. Если ты думал нанести решающий удар в конце, то идея странная. Это больше проверка, нежели поединок; так что выкладывайся на полную сейчас.
«Что же это Вы так разволновались…»
После этих слов Гилрэйт приободрился. Стало быть, соперник допускает собственный проигрыш – это о многом говорит. Однако проблема никуда не девалась: даже если Гил соберётся и снова сожжёт всё в радиусе нескольких километров, главу сообщества это вряд ли затронет – а сам он только потеряет силы.
Оставалось лишь сражаться на износ и надеяться, что противник выдохнется быстрее. О том, чей же индекс всё-таки выше, Гилрэйт старался не думать.
Чего он только не пробовал. И впрямь выложился на полную: это были и простые атаки, и небесный огонь (после чего Гил чуть было не провалился во внезапно образовавшуюся трещину под ногами), и различные отвлекающие маневры – и во время всего этого не следовало забывать о защите. Единственное, чего он не пробовал, это, пожалуй, воздушная воронка, или мини-торнадо.
Этот приём требовал определённого времени на подготовку, и в это время очень желательно было находиться в полной сосредоточенности. Гилрэйт плохо представлял, как это возможно при постоянных атаках, но попробовать он обязан был. Установив защиту средней мощности и молясь, чтобы учителю не пришло в голову атаковать сильнее, чем можно было отразить, Гил для начала постарался сконцентрироваться.
Удивительно, но это ему удалось на ура – видимо, он уже достаточно выдохся для того, чтобы не отвлекаться ни на что. Идиотское подсознание усиливало защиту, но у Гилрэйта не было времени с ним разбираться. Впрочем, это оказалось не зря – мощный удар противника чуть было её не разрушил. Гил только усмехнулся; отчего-то стало очень весело. Закончив формирование воронки, он резко направил её в сторону соперника.
В ту секунду, отделявшую его атаку от действий главы сообщества, Гилрэйт успел подумать, что всё же им сказочно повезло в том плане, что Вторая Зона изобилует бесхозными пустырями. Удивительно явно он услышал хруст мёрзлой травы под ногами…
Секундное затишье перед бурей. Огненной бурей. Произошло то, чего Гил никак не ожидал; да что там – он и не задумывался, что такое возможно. Воронка разрослась до такой степени, что скрыла в себе человека; а затем по ней стремительно начала подниматься огненная струя, и, когда она распространилась по всему закручивающемуся потоку, менее секунды понадобилось Гилу, чтобы понять, что оно движется в его сторону.
Он бросил на защиту все силы. Ему повезло, что противник уже чувствовал себя так же неважно, и спустя короткое время атака прекратилась.
Вокруг была взрыхлённая земля, с которой будто содрали слой травы, и вырванные с корнем кусты. А, и дурацкая доска с торчащим гвоздём, заехавшая зазевавшемуся Гилрэйту под ребро, пока он делал воронку – ладно хоть не остриём гвоздя.
Соперники сидели друг напротив друга; казалось, стоять сил не было. Порывистое дыхание вырывалось у обоих из лёгких.
«Да я и впрямь его вымотал, – подумал Гил. – Пожалуй, теперь он и защититься-то не сможет. Как, впрочем, и я».
«Всё-таки Каэл был прав».
Гилрэйт собрался, встал и заковылял по направлению к главе сообщества. Тот тоже встал с места и отряхнулся.
– Знаешь, Гилрэйт, – начал он, – я думаю, наши способности равны. До этого я сомневался…
Гил тем временем подошёл на достаточно близкое для разговора расстояние.
– Это большая честь для меня, правда, – он склонил голову, затем медленно выпрямился и запустил руку под куртку.
– И такой вариант я тоже предполагал, – усмехнулся глава сообщества, пока Гил доставал пистолет.
Вскоре два ствола смотрели друг на друга, как и два изумлённых человека.
– Стрелок из меня, правда, никакущий, – со смешком сказал соперник Гилрэйта.
– Да и из меня, честно говоря, тоже…
– Скажи мне – зачем? Я, конечно, мог бы заранее организовать себе подмогу, но я не вижу смысла. Ты молод. И я всё равно планировал сделать тебя своим преемником – кроме тебя мне не было равных. Какую цель ты преследуешь?
Гил помедлил.
– Так хочет оппозиция, – только и смог выдохнуть он.
Затем, видя резко изменившийся взгляд главы сообщества, он добавил:
– Вернее, нет. Так хочет будущее.
Он даже не удивился, услышав вдалеке шум приближающегося мини-шаттла для передвижения по городу.
– Если выстрелите в меня, Вас убьют тут же, – проговорил Гилрэйт. – И таким образом, сообщество останется сразу без двух сильнейших людей.
– Можно было этого и не говорить.
Он медленно опустил пистолет.
– Я просто хочу, чтобы Вы знали, – начал Гил, смотря учителю в глаза, – мы не варвары какие-то. Ваши слова по поводу того, что в оппозиции одни отбросы, лишены смысла. Просто сложившаяся ситуация требует стремительного прогресса – а Вы этот прогресс обеспечить не можете. Вернее, не хотите.
– Успокойся, всё, что ты говоришь, написано в твоих глазах, – он улыбнулся уголками губ. – Стреляй уже. Не хочу, чтобы они сделали это за тебя.
Гил вздрогнул, потом на секунду отвёл взгляд.
– Мне жаль, что я не могу сделать это как полагается, – сказал он, оправдываясь.
– Формальности, – глава сообщества махнул рукой.
Гилрэйт выдохнул – как учил его Каэл – и выстрелил.
***
– Знаешь, Гил. У тебя неплохие задатки для начала, даже очень. Единственное – ты мог бы быть гораздо эффективнее, если б не тратил столько энергии на оборону и блокирование боли. Ты перебарщиваешь с этим. Тебе настолько страшно?
– Да я как-то не привык сражаться с соперником… – пробормотал тогда Гил, исподлобья смотря на учителя.
– Ну конечно, – тот рассмеялся. – Аэропорт – хоть и огромный, но довольно беспомощный соперник. Не обижайся, я не со зла, – добавил он.
– К тому же я как бы не люблю, когда мне делают больно.
– Не переживай, я всё понимаю. Ты только из Первой Зоны. Со временем ты справишься с этим – ведь для того, чтобы подчинить себе энергию, в первую очередь нужно научиться как следует управлять собственным телом.
Гилрэйт тогда подумал о том, что будь он хоть калекой в инвалидном кресле, аэропорт всё равно бы сгорел. Впрочем, этот человек учил его взаимодействию. Взаимодействию с другими, ему подобными.
– Скажите, а как Вы относитесь к оппозиции? – спросил как-то Гилрэйт у главы сообщества.
Тот сдвинул брови; его глаза в момент стали какими-то стеклянными.
– Конечно, рано или поздно ты должен был узнать, – он вздохнул. – В так называемой оппозиции собраны все отбросы сообщества. Те люди, которые не смогли побороть в себе свои гибельные желания, комплексы или обиды. Наверное, их можно понять, если постараться… Но я не понимаю. На то мы и превосходим людей, чтобы не действовать их методами. Наша цель – развитие, наш путь ведёт к совершенству. Да и сама идея о том, что один вид должен главенствовать над другим, абсурдна. Разве обычные люди кидаются уничтожать животных?
«Животные не приносят столько вреда. И животные не претендуют на главенство над людьми. Вы живёте в каком-то своём, очень странном мире…»
– Скажите, а если люди загородят Вам путь к совершенству?..
Помнится, этот вопрос так и остался без ответа, ненавязчиво висеть в воздухе.
***
Когда Каэл подошёл к месту происшествия, Гилрэйт стоял там же, у трупа, покручивая в руке пистолет.
– Вышло очень досадно, – сказал он. – Мне жаль, но индекс способностей у нас оказался одинаковым. Мы ведь похороним его, как полагается?
– Естественно, – ответил Каэл удивленно. – Идти можешь?
– Конечно, без проблем.
– Хорошо. Давай сюда пистолет, зачем он тебе… – Каэл протянул руку, однако Гил уклонился.
– Я хотел бы оставить его себе. Можно?
– Н-ну как хочешь… – протянул Каэл, слегка сбитый с толку. – Он заряжен?
– Естественно. Я ведь потратил всего одну пулю.
– На предохранитель поставил?
– Забыл, – ответил Гилрэйт, машинально щёлкнув железкой.
Пока они ещё шли до шаттла, Каэл осторожно сказал:
– Послушай, ты всё сделал правильно. Если тебе сейчас не по себе, то это пройдёт.
Гил усмехнулся в ответ.
– Я не об этом думаю, Каэл. А о том, не пошатнётся ли твой авторитет после того, как главу сообщества убил я. Да и по иерархии я выше. Ты как считаешь, а?
«Даже будучи главой организации, он всё равно будто шёл своей дорогой, отдельно от всех», – позже неоднократно вспоминал Каэл.
Именно тогда, в тот момент, когда Гил произнёс ту фразу, Каэл почувствовал это впервые. Ошеломлённый, он, однако, уже как будто был готов принять свою второстепенную роль. Просто осознавать поначалу было как-то больновато.
Еще Каэл думал о том, что Гилрэйт попросту оказался в нужное время в нужном месте. Этот человек обладал поразительной способностью чувствовать общий настрой, лучше даже сказать – некое общее для всех подсознание. То, что ни в коем случае не озвучивалось, и, возможно, даже то, что люди сами напрямую не осознавали. В том, что Гил потом стал главой организации, не было никакого чуда. Он просто воспользовался тем, что было дано ему от природы, и сложившейся обстановкой.
Для Каэла это общее подсознание находилось под завесой тайны. Именно поэтому, когда Гилрэйт высказал сумасшедшую, на его взгляд, идею о том, что большая часть – если не бо́льшая – людей из сообщества со значительной вероятностью захочет присоединиться к новой организации, Каэл чуть было не рассмеялся. Он, конечно, всегда брал во внимание возраст Гила, но в этот раз тот прямо превзошёл себя.
– Каэл, а что тебя смущает?
Эта появившаяся с недавнего времени идиотская манера Гила обращаться к нему на «ты», да ещё и с упоминанием имени, выводила главу оппозиции из себя.
– Ну как бы тебе сказать, – натянуто улыбнулся Каэл. – Представь себя на их месте. Тебе бы понравилось, если бы какой-то невесть откуда явившийся человек – пусть даже и с наивысшим индексом способностей – убил твой непререкаемый авторитет?
Гилрэйт задумался.
– Сложно представить. У меня ещё не было авторитетов…
– Ладно, хорошо… – Каэл приложил руку к лицу. – Представь, что было что-то, чему ты полностью доверял, что ты уважал и чьим советам следовал, поскольку рассматривал их как указания свыше. Возможно, были у тебя в мыслях какие-то отклонения от курса – но ты упорно продолжал идти верной дорогой, поскольку этот кто-то выше тебя по статусу и знает лучше, – на этом моменте Каэл сам начал сомневаться в своих словах. – А потом его взяли и убили! И человек, который это сделал, предлагает свою кандидатуру на место предыдущего.
– Ты всё видишь как-то не так, а уж последний пункт – полнейший абсурд, как ты говоришь. Ты мыслишь на уровне личностей; я не предлагаю кандидатуру, я – точнее, мы – предлагаем идею. У меня такое чувство, что ты рассматриваешь наших людей как совершенно обыкновенных.
– В типах мышления есть точки соприкосновения, – холодно процедил Каэл.
– Я приведу другую аналогию, – сказал Гил. – Вот у тебя есть родители, которые для тебя – авторитет, и чьим советам ты беспрекословно следуешь, поскольку рассматриваешь их как указания свыше. Естественно, ты воспринимаешь этих людей как кого-то, высшего по статусу. Но потом ты взрослеешь и понимаешь, что идеи этих людей уже не такие авторитетные. Ты можешь всё ещё пользоваться их средствами, но мыслишь ты уже по-другому – поскольку их мышление не обеспечит тебе прогресса, даже если у них другое мнение на этот счёт. И ты рано или поздно покидаешь их. Ты как бы рушишь свой старый мир – чтобы создать новый, более осознанный.
– Не надо было давать тебе читать мои книги, – Каэл закатил глаза. – Ибо подростки, у которых всё слишком просто, всегда понимают их не так.
– Ну что тебе опять не нравится?
– Попробуй, объясни это людям.
– Ну я и попробую – только другими словами. Ты действительно считаешь, что кому-то можно что-то навязать? Это редкость. В большинстве случаев в людях можно просто пробудить то, что давно плавало у них в подсознании.
И этот день тоже снова и снова вставал в памяти Каэла, как впервые. Он помнил огромный зал и множество людей – людей, через которых будто проходила единая струна, и стоило её неправильно задеть – она бы лопнула, дав им полную свободу действий. Это, пожалуй, одно из основных их преимуществ над обычными людьми: они могут ждать и обдумывать.
В подвале галереи не нашлось таких больших помещений, и поэтому пришлось переместиться в её наземную часть. Ночь, плотно занавешенные окна, прекрасная шумоизоляция; снаружи здание выглядело так, будто его закрыли на реновацию. Даже вон кое-где краска на стене облупилась…
Внутри – много света, людей – кто-то в непонятках, кто-то готов перегрызть тому, кто стоит у кое-как сооружённой трибуны, глотку…
Впервые в жизни Каэл махнул рукой. Он заранее приписал себе на этом мероприятии роль наблюдателя с ладонью на лице; единственное, что позволило ему на это пойти – вероятность. Как считал Гил, большая, и как считал он, Каэл – мизерная. Но то ли слепая надежда, то ли интуиция подсказывала, что даже малейшая вероятность может обернуться успехом.
– Моё имя Гилрэйт, я обладаю наивысшим зарегистрированным индексом способностей, и сегодня я буду говорить от имени всей бывшей оппозиции.
– Наивысшим?.. – донеслось из зала.
– Да, такой же был только у ныне покойного главы сообщества, – невозмутимо ответил Гил. – Но покойный он не поэтому.
Каэл не знал, смеяться ему или плакать. Его поражало, как ещё никто ничего не попытался сделать с горе-оратором. Впрочем, он только начал…
Человек, задавший вопрос, демонстративно покинул зал.
– Очень жаль, что для того, чтобы донести свою мысль, приходится прибегать к таким мерам, – сказал Гилрэйт после паузы. – Я имею в виду, что будь глава сообщества жив, оппозиции бы и мечтать не пришлось о том, чтобы её выслушали. Однако я здесь не для обвинений – ни с той, ни с другой стороны.
Он обвёл всех глазами – пока тишина.
– Наверняка все здесь уже знают о ситуации в Первой Зоне. Я про бесчеловечные эксперименты над нашими людьми. Я сам через них прошёл, и поэтому, возможно, обеспокоен положением чуть больше, чем другие… Так я, по крайней мере, могу заключить из того бездействия, которое давно уже висит в воздухе, и воздухом этим дышит сообщество, чьей главной задачей является постоянное развитие через самосовершенствование. Опять же, я не хочу никого обвинять – наверняка у всех было это ощущение бессилия и, возможно, шока.
Намерения главы сообщества были по-настоящему благородны – оппозиция это признаёт и, как бы странно ни прозвучало, чтит его память. Он хотел существовать в мире с людьми, вести с ними диалог… Помню, когда я был в Первой Зоне – защитнице прав человека по всему миру, передовом государстве – я спросил у них: имели ли они право похищать меня из Второй Зоны и насильно удерживать в Институте внешних исследований? Ответ не забуду никогда. Мне сказали, что под определение человека я не подхожу, стало быть, правами человека не обладаю. Как же вы собирались вести диалог с людьми, не обладая базовыми правами?..
Но все, наверное, чувствуют, что проблема лежит несколько глубже. Глава сообщества по факту сам себя подставил, провозгласив развитие и стремление к совершенству основной целью. Ведь в выборе цели он был абсолютно прав – вряд ли кто-то может поспорить. Проблема в методах – не будь её, не было бы и оппозиции.
Исследованиями доказано, что наш мозг и мозг обычного человека работает немного по-разному. Также мы отличаемся, конечно же, способностями. Отличия – не повод для конфликта; так считал глава сообщества, это общеизвестная норма. Он говорил: «Что было бы, если бы люди кинулись уничтожать животных?» В то же время обычных людей он животными не считал; это скорее была грубая аналогия. Так вот, проблема как раз и кроется в том, что люди – не животные. Мы относимся к одному виду, и распространённой теорией, насколько мне известно, является то, что мы очередная ступень эволюции. Этой точки зрения придерживаются не все – я и сам не отношусь к числу её сторонников. Но если и так: как может произойти эволюция, если её предыдущая ступень никуда не девается, да ещё и препятствует развитию новой ступени?
Что вы делаете, если на дороге к вашей цели лежит препятствие? Вы его обходите. А если обойти не получается, вы его уничтожаете. Вы же не заботитесь о том, чтобы камню на дороге было удобно лежать?
Кто-то скажет, что сравнение с камнем неудачное, поскольку здесь речь идёт о живых существах, с которыми нужно как-то разделять планету. Но если они сами этого не хотят, и к тому же, в отличие от тех же животных – даже не приносят пользу?
Глава сообщества говорил мне, что в оппозиции собраны отщепенцы с детскими обидами. Да, конечно, вряд ли здесь найдётся много тех, кому от людей не доставалось. Но речь идёт вовсе не об обидах прошлого; прикрываясь этой отговоркой, он забывал о будущем. А практика показала, что у прежнего сообщества будущего не было. По той самой причине, что, когда пришло время для конкретных решений конкретной проблемы, вы зашли в тупик. А время идёт, и наши люди до сих пор страдают. Кто-нибудь ещё готов жертвовать нашими людьми ради благосостояния обычных из непонятно откуда взявшихся моральных соображений?
Несмотря ни на что, я благодарен главе сообщества. Он заложил те необходимые основы – в том числе, конечно же, материальные – на которых мы выросли как единое целое, без которых нельзя было никак. Он дал нам настрой и благородные принципы. То, что он дал нам цель, сказать не могу – он скорее озвучил то, что было у всех в подсознании с самого начала.
Немного погодя это пыталась сделать оппозиция; однако её не слушали. Поэтому теперь, когда нас, наконец, слышит всё сообщество, я на всякий случай напоминаю: наша цель осталась неизменной – стремление к совершенству, и поскольку цель эта высшая, ничто не встанет на нашем пути. И отсюда вытекают методы, а именно – реализация природного превосходства. Их даже выдумывать не надо – они были даны изначально. И, наконец, в отличие от главы сообщества, мы предлагаем реальный план действий – и уже не в качестве оппозиции, а в качестве отдельной, новой Организации. И каждый из присутствующих здесь нужен нам, нужен как часть неделимого целого – но прежде всего это нужно каждому по отдельности.
Если люди позиционируют себя как наших врагов, мы не будем сидеть сложа руки. Наша цель – не показать природное превосходство, а использовать его во благо нашему общему будущему, – два последних фрагмента Гил проговорил на чуть более повышенных тонах.
Там ещё было много всего; но основная, «агитационная» часть закончилась примерно на этом моменте. Каэла радовало, что Гилрэйт уже столько раз повторил планируемую программу действий ему самому, а затем и оппозиции, что теперь без труда мог сделать это здесь и ответить на неизбежные вопросы.
«Ладно, может, я не зря с ним возился», – думал Каэл мимоходом.
В целом его удовлетворила произнесённая речь. По крайней мере, слушая её, даже не хотелось приложить руку к лицу. Но больше его удивила реакция остальных.
Во-первых, Каэл был уверен, что Гилрэйта бесчисленное множество раз перебьют. Представляя себя на месте этих людей, он чувствовал негодование на то кощунство, учинённое убийцей их главы. Ещё слушать этого человека? Да мы скорее кости ему переломаем!
Кем себя мнит этот отпрыск из оппозиции, позора всего сообщества? И на что вообще надеются эти люди?!
«И почему этот ребёнок возомнил себя главой оппозиции, и что не так со мной, что я ему потакаю…»
«Так, спокойно. Мы ушли от мысли. Это иерархия, и у тебя нет выбора».
«Нет, это не иерархия! Глава сообщества тоже обладал наивысшим индексом, и мы не считались с его мнением».
В общем, все эти размышления сводились к тому, что у Гила нет шансов. «Общее подсознание», как тот выразился, Каэл вообще не брал в расчёт. А оно предстало перед ним во всей своей красе. Ближе к концу речи в зале, вопреки ожиданиям Каэла, установилась такая тишина, что тише, пожалуй, не было даже в гробу. Наверное, если бы в эту тишину не вклинивались слова Гила, то слышно было бы дыхание.
«Я просто идиот, – думал Каэл. – Эти люди – то же, что спичка: стоит лишь на короткий момент поднести пламя, и она вспыхнет. Ну разве просто так они практиковали способности всё это время? Ну неужели для саморазвития?.. Они и подчинялись-то бывшему руководству… по инерции. А Гилрэйт… не сказал им ничего нового. Он просто собрал воедино и озвучил то, о чём в той или иной форме думал каждый. Это и есть общее подсознание».
Естественно, кто-то отказался вступать в Организацию. Это были отчаявшиеся, выгоревшие, или упрямые люди. Однако вступило не большинство, как предполагал Гил, а подавляющее большинство.
Впрочем, в противном случае они бы остались совершенно одни против непонятного, меняющегося мира.
Когда всё закончилось, Гилрэйт обратился к Каэлу – он говорил быстро и каким-то вымотанным голосом:
– Каэл, найди мне людей из бывшего руководства; я всех не знаю.
– Вы имеете в виду руководства сообщества или оппозицией, господин диктатор? – съязвил тот.
– Сообщества. Ведёшь себя хуже, чем подросток…
Каэл уже ничему не удивлялся, и поэтому просто сделал так, как его просили. К счастью Гила, они согласились проследовать за ним в небольшое помещение – одно из ответвлений зала.
– Прошу прощения, я надолго вас не задержу, – сказал Гилрэйт во время поклона, стандартного жеста при встрече с людьми руководящих должностей.
Ему уже было как-то тяжеловато дышать, и он очень боялся сказать что-то не то.
– Мы просто надеемся, – сказал он, – что вы не оставите свой долг и в новой Организации.
Люди переглянулись.
– Для нас было бы большой честью видеть вас на прежних местах; и я очень надеюсь, что теперь вы сможете полностью реализовать свой потенциал.
Гил выжидающе посмотрел на них усталым взглядом; с определённого момента у него начали периодически плясать искры перед глазами – наверное, из-за того, что в помещении стало слишком душно, а у него вечно была какая-то патологическая нехватка кислорода.
– На меня можете рассчитывать, – сказал один из людей, приложив правую руку к левому плечу.
«А неплохой жест…» – подумал Гилрэйт мимоходом.
– На меня тоже, – ещё несколько из присутствующих коротко кивнуло.
– Благодарю вас, – Гил склонился ещё раз, – и добро пожаловать в Организацию.
Выйдя наконец на воздух, Гил глубоко вдохнул. Искр в глазах стало совсем много; от непонятной слабости по всему телу он плюхнулся на ближайшую скамейку. Его стала сковывать непонятная дремота; решив посидеть хотя бы несколько секунд с закрытыми глазами…
– Гилрэйт!
Из этого состояния его вывел голос Каэла. Он с трудом приподнял веки.
– Я только хотел сказать…
– Не называй меня так.
Фраза вырвалась как бы сама собой; позже он не мог вспомнить этот момент и просто принял его от Каэла, как данность. Сейчас же он будто говорил во сне.
– Думаю, можно просто Гил. Остальное лишнее.
– Ладно, как хочешь, – удивлённо проговорил Каэл, сбитый с толку.
– И ещё – я так устал, что не могу идти.
Эти слова он проговорил уже с закрытыми глазами.
***
Ослепительный блеск Первой Зоны, которым та встретила представителей Организации, запомнился Гилу надолго и вызвал в нём удивление. Во время своего первого пребывания в этом месте ему как-то не приходилось созерцать то, что видели обычные люди. Разве что воздух без какого-либо запаха остался тем же.
