Агаси Ваниев
По ту сторону холста
Исторический бумеранг
– Я вызвал вас на серьёзный разговор, – сказал декан исторического факультета Павел Матвеевич. – Ибо обстоятельства не требуют отлагательств.
– Слушаю, – насторожился преподаватель Марк Дёгтев.
– Сегодня получил от комитета исторической памяти Санкт-Петербурга письмо, в котором пожаловались на вас и подробно описали события вчерашнего дня.
Смерив преподавателя строгим взглядом, декан передал ему компьютерную распечатку на официальном бланке комитета. Дёгтев поправил очки и углубился в чтение:
«Девятого июня, во время мероприятий в честь 350-летия со дня рождения императора Петра Первого, преподаватель кафедры "история России с древнейших времён до двадцатого века" Санкт-Петербургского государственного университета Марк Дёгтев выступил на городской сцене, около Александрийского столпа, с оскорбительной речью. Он прилюдно назвал Петра Первого извергом и недальновидным истуканом, который ради забавы убил сына, посадил на трон прибалтийскую маркитантку, уничтожил туристический город Ниеншанц с двумя русскими церквами и прорыл двадцать никому не нужных каналов, которые его дочери Елизавете пришлось засыпать. Также ваш коллега затронул личность поэта Александра Сергеевича Пушкина, заявив, что тот удачно справился с мифом о Петре в поэме "Медный всадник". Своей речью он спровоцировал недовольство граждан с сопутствующими последствиями: нецензурными оскорблениями, требованием расправы и народного суда. Организаторам мероприятия пришлось приложить усилия, чтобы Марк Дёгтев покинул сцену живым и невредимым. В связи с этим мы, комитет исторической памяти Санкт-Петербурга, требуем немедленно принять меры в отношении упомянутого гражданина и призвать того принести извинения за выходку на сцене, оскорбившую не только наших горожан, но и память царя Петра Первого».
Дёгтев невозмутимо положил листок на стол декана. Нечто подобное он ожидал, хотя и не так скоро. Декан нарушил затянувшееся молчание.
– Не желаете объяснить, коллега?
– Всё очень просто: всему виной свобода слова, закреплённая в Конституции нашей необъятной страны. Как гражданин, я имею полное право…
– Не паясничайте мне тут! – серьёзным тоном произнёс Павел Матвеевич. – Вы хоть понимаете, что натворили?
– Я всегда отдаю отчёт своим действиям.
– Да ни черта вы не отдаёте! Сидите передо мной и дурака валяете!
Дёгтев не стал отвечать на брошенную деканом фразу. Павел Матвеевич же продолжил наступать.
– Вот скажите, Марк Робертович: кто такой историк?
– Человек просвещения.
– Слишком отвлечённо, но допустим. А чем отличается настоящий историк от ненастоящего?
– Павел Матвеевич, я не…
– Нет! – резко перебил декан. – Ответьте на мой вопрос!
– Ох! – вздохнул Дёгтев. – Качеством знаний?
– Непредвзятостью! И не смотрите на меня удивленными глазами, коллега. Именно так! История не для тех, кто держит в уме всё до мельчайшего факта, а для тех, кто способен подойти к историческому событию с холодным разумом. Не терпит история обид, эмоций, извлечения личных выгод и предвзятости. В конце концов, на историке лежит ответственность за умы молодых поколений, обязанных пройти по следам предков, будь они чёрными или белыми. И не просто пройти, а ещё и понять, принять, сделать выводы во благо будущего страны и всего народа. Если это стало для вас неким откровением, то мне очень жаль.
Марк обидчиво пожал плечами.
– Жалеть меня не надо! Я понимаю смысл того, что вы пытаетесь донести. В глубине души, возможно, я с чем-то и соглашусь. Но позвольте и мне сказать несколько слов. Павел Матвеевич, времена изменились. Мы живём в свободной России. Над нами не довлеет «совковый» орган цензуры, заставлявший из-под палки получать однобокие знания. Не осталось запретов на информацию. Следовательно, имею полное право говорить, что хочу, где хочу и как хочу независимо от мнения «стадного большинства».
– Марк Робертович!
– Нет, я закончу. Пора историческому сообществу взглянуть на историю под правильным углом: без обеления, без сокрытия фактов, без общепринятых академической братией норм. Вот возьмёмся за Петра, смахнём с него лоск «великого» реформатора и расскажем независимую правду. Тем более, что Пётр заслужил подобное обращение за свои нововведения, дурак усатый.
– Хватит! – крикнул декан и ударил кулаком по столу.
На короткое время в кабинете воцарилась тишина. Успокоившись, декан продолжил:
– Не знаю, что на вас нашло, но такое поведение я не потерплю ни в ВУЗе, ни за его пределами. Сегодня пятница, поэтому, идите домой и образумьтесь. В понедельник жду вас в это же время. Не хотелось бы прощаться на такой ноте, после пяти лет вашего преподавания в истфаке. Вы свободны.
Дёгтев медленно встал и направился к двери. Но не успел он повернуть ручку, как снова услышал голос декана:
– Марк Робертович!
– Да?
– Подумайте над словами о непредвзятости. Ведь вы далеко не дурак, в отличие от Петра Великого, хе-хе-хе…
– Думайте сами, если решили относиться ко мне предвзято! – вспылил Дёгтев и с гордым видом вышел из кабинета.
Вечером понедельника, Марк Дёгтев шёл по Сенатской площади и ехидно улыбался. Он не пошёл к декану, а вместо этого успешно выступил на частном мероприятии, где в течение часа выражал свою точку зрения в отношении исторических личностей. Наглость характера и накопленный багаж знаний позволили ему завоевать симпатии неотягощенных знаниями молодых слушателей. Так, бескомпромиссной критике, по версии Дёгтева, подверглись: унылый моралист Достоевский с растянутым на несколько романов нытьём о духовности; сумасшедший старик Иван Грозный с манией сажать на кол кого-попало; любитель целовать императорские туфли Ломоносов, занимавшийся показухой на глазах европейских учёных; конник-тугодум Будённый со своей клячей, пробег которой и не снился отечественным автомобилям самого первого выпуска.
И шагал бы историк с довольной физиономией дальше, как вдруг его внимание привлёк незнакомец возле памятника императору Петру, победоносно восседавшему на коне. Странный субъект вольготно прохаживался от одного края памятника к другому, словно что-то рассматривал. Ростом достигал до двух метров. Одет был в старинный костюм: зелёный камзол, такого же цвета короткие штаны, шёлковые чулки и коричневые башмаки. Что же касается внешности, то вьющиеся темные волосы и маленькие усы на круглом лице придавали незнакомцу неординарной изящности.
«Уличный актёр! – мысленно усмехнулся историк. – Типичный представитель своей профессии. Любитель примерить на себя шкуры царей, писателей и прочих замечательных людей. Видать, к очередному представлению готовится. Петром Алексеевичем нарядился. Плохую себе роль подобрал, приятель».
В этот момент, что-то едкое пробудилось в грешной душе историка. Это было сродни манящему соблазну: совершить безнаказанную пакость и уйти победителем. Например, высказать претензии в лицо императору, хоть он и переодетый актёр. Окончательно поддавшись соблазну, Дёгтев уверенно подошёл к императору и с неприкрытым злорадством произнёс:
– Не стыдно ли вам, дорогой артист?
– А с чего бы стыдоба должна ко мне пристать? – поинтересовался в ответ император гулким басом.
– Вы, видимо, историю в школе прогуливали? – продолжил напирать Дёгтев. – Не совестно ли вам, уважаемый, разгуливать по улицам города в образе изверга и психически неуравновешенного садиста? Ещё и деньги с добропорядочных туристов берёте за фотографии с образом усатого маньяка!
– Ежели тебе неизвестно, холоп, то это я прорубил окно в просвещенную Европу! – Император насупил брови. – Да только, вижу я, плоды просвещения не стали тебе полезной пищей, глумливая чернь!
– Вот видите! – просиял Дёгтев. – Даже образ и тот накладывает определённые отпечатки. Ещё немного и у вас будет приступ императорского бешенства! Того гляди забьётесь в конвульсиях и с пеной у рта станете кричать, прячась под юбкой своей маркитантки.
– Смерд безумный, – зловеще-спокойным басом обратился незнакомец к историку. – Приёмный день в конторе Его Императорского Величества тридцатого февраля каждого года. Туда и подашь челобитную. А ныне – прочь с глаз моих!
Петр Алексеевич смачно плюнул и уже хотел вернуться к прежнему занятию, как цепкие пальцы наглого историка ухватились за край камзола, не позволив этого сделать.
– Позвольте вас просветить, уважаемый артист, – обратился Дёгтев к двойнику императора. – Эксплуатация образа откровенных маньяков и психопатов, которые плохо кончили, приводит зачастую к неисправимым последствиям. Смею заметить, Пётр умирал в нечеловеческих муках, расплачиваясь тем самым за все свои деяния! Одумайтесь!
– Позволь и тебя просветить, недоучёный муж, – расхохотался император прямо в лицо назойливого историка. – Дурь, недомыслие и лицеприятие ведут нерадивых зарвавшихся гениев просвещения прямиком на эшафот!
«Ишь, как загнул – "лицеприятие"! – мелькнуло в голове Марка. – То есть, предвзятость. А декан говорил, что главное достоинство историка – непредвзятость. Что же получается? Это чучело меня тоже учить будет?»
– Ваш ответ меня не удивляет, – подытожил Дёгтев. – Дух Петрушки-изверга поработил вашу невинную душу. Пороть вас нужно! Долго, нудно, крепко пороть, чтоб всю дурь выколотить!
– Да у тебя, холопский пёс, бесы в голове! – повысил тон император. – Так получи исцеление лично из рук государевых и иди с миром!
После этих слов, в то же самое мгновение, левый глаз историка озарила ослепительная вспышка, которая тут же пошла всеми цветами радуги и увенчалась непроглядной чернотой. Бровь и скула заныли, как стая голодных волков в сорокаградусный мороз. Копчик и спина по очереди подтвердили истинность закона о земном тяготении.
На следующий день, когда Павел Матвеевич разбирал за столом бумаги и уже смирился с мыслью о расставании с образцовым до недавнего времени преподавателем, постучали в дверь.
– Войдите, – сказал декан.
Дверь медленно открылась и в кабинет вошёл Марк Дёгтев, прикрывая ладонью лицо. Декан заметил эту странность, но спрашивать пока не стал.
– Павел Матвеевич, я хотел бы с вами поговорить, – тихо произнёс Дёгтев.
– Конечно, присаживайтесь.
Дёгтев медленно сел за стол, всё так же прикрывая ладонью лицо.
– Павел Матвеевич, я думал о нашем разговоре и скажу прямо: вы правы. Я повёл себя не самым достойным образом, дискредитировав профессию историка. Да что там… Подставил под угрозу репутацию нашего заведения и его сотрудников, добросовестно выполняющих миссию просвещения.
– Марк Робертович, вы… – не успел произнести декан.
– Павел Матвеевич, прошу, не надо. Я осознаю, что натворил и как дорого мне это обойдётся. Даже сейчас ощущаю, как острое лезвие совести наносит удары по моему сознанию. Как огонь стыда обжигает бессовестную оболочку, именуемую телом. А впереди ещё общественное порицание за поганый язык, обливший помоями великих предков. Знаете что? Я принимаю эти наказания. Да, Павел Матвеевич. Готов понести, как подобает настоящему мужчине.
– Я это понимаю, но… – опять оборвалась мысль декана.
– И, если, когда-нибудь, мне поручат вести семинар для молодёжи, то скажу им следующее: «Запомните, друзья, история развивается по спирали! Она не любит посягательств и додумок! И в определённый момент может спросить с каждого за деяния его! Дружи́те с головой. Подумайте прежде, чем изрекать ту или иную гипотезу, не подкреплённую фактами! Уважайте историю ваших предков, какими бы они ни были: хорошими или плохими».
– Марк Робертович, дайте уже мне сказать! – наконец-то произнёс декан. – То, что вы говорите – это всё правильно. Раскаяние и искренность звучат в каждом слове. Да! Но одно я хочу знать: что с вашим лицом?
Услышанный вопрос взволновал Дёгтева. Казалось, что по его телу пробежала дрожь. Но, собравшись с духом, историк убрал ладонь с лица, и Павлу Матвеевичу открылся огромный фиолетовый синяк. Цвет был таким насыщенным, что невольно вызывал ассоциации с баклажаном. Павел Матвеевич с удивлением спросил:
– Господи. Что с вами произошло?
– Пётр Первый, Павел Матвеевич, – со вздохом ответил историк.
– То есть?
– Уличный актёр. Наградил меня за моё отношение к нему. Точнее, к роли императора. Надо отдать ему должное: сыграл Петра Алексеевича хорошо, натурально.
И Дёгтев рассказал во всех подробностях: как встретил царя у памятника; как тот ходил вокруг да около; как царь ругал на старом говоре его – холопа. Заканчивался рассказ неожиданным прозрением с последующим искуплением после сильного удара кулаком в скулу.
Слушавший это Павел Матвеевич нахмурил брови и, не произнося ни слова, встал из-за стола. Медленно он подошёл к окну, завёл руки за спину и посмотрел куда-то вдаль. Затем тихо произнёс:
– Говорите, вчера вечером этого актёра встретили?
– Да, – ответил Дёгтев.
Декан прошелся по кабинету и, остановившись перед преподавателем, спросил:
– Какой вчера был день недели, Марк Робертович?
– Понедельник! Но какое это имеет значение?
– Самое прямое. Артисты не работают по понедельникам. Ни театральные, ни цирковые, ни уличные. Никакие! Старинная традиция. Вы-то человек, далекий от театра, а у меня зять – актёр, в театре служит, ещё и аниматором подрабатывает. Но в понедельник – никаких выступлений! Актеры – народ суеверный…
– А кого же тогда я встретил?
– Не знаю. Одно лишь скажу: государь в правоте своей был весьма краток.
Слоны идут на север
Ночь. Ботанический сад. Лёгкий ветерок ласкал ветви берёз. Шелест их листвы убаюкивал траву, цветы и кустарники. Высокие сосны касались пиками верхушек звёздного неба. Один единственный фонарь из последних сил освещал небольшое строение, стоящее у ворот. Это был сторожевой домик, из окон которого, под аккомпанемент радиоприёмника, лился тусклый свет. Сторож, пожилой человек с угрюмым лицом и глубокими морщинами на лбу, сидел за деревянным столиком, пил крепкий чай и поглядывал на часы с потрескавшимся стеклом на левом запястье. Спустя несколько минут за воротами раздался стук. Сторож вышел из домика и неторопливым шагом подошёл к парадному входу в ботанический сад. В темноте прозвучал мужской голос:
– Слоны идут на север.
– Слоны идут к чёрту! Сейчас открою, – сказал сторож и привычным движением руки вставил ключ в замок.
Ворота открылись, и в свете фонарей показались трое мужчин в камуфляжной форме.
Сторож внимательно оглядел ночных визитёров, которые вежливо ему представились. Один из них – статный брюнет Олег, ежеминутно поправлявший модную причёску. Другой – плюнувший на здоровый образ жизни толстяк Герасим с недовольной физиономией и надвинутой на лоб кепкой. И третий, самый юный из них – тощий задохлик Костя с прыщавым лицом и в очках с широкой оправой.
– Вы опоздали на полчаса… – начал старчески ворчать сторож.
– Прошу нас извинить, – прервал его Олег. – Произошла заминка с лопатами.
– Этот прыщавый, – перебил его толстяк, указывая пальцем на тощего парня, – забыл положить их в багажник и нам пришлось колесить обратно на другой конец города.
– Если бы ты меня не торопил, то я… – хотел было возразить Костя, но не успел.
– Отставить интимные разногласия! – отрезал Олег. – Только шума нам не хватало.
– Всё нормально, – успокоил сторож. – Нас здесь никто не услышит. Тихо, как на погосте. Деньги с собой?
– Обижаете, уважаемый! – сказал Олег и достал из кармана сложенные купюры.
Сторож охотно принял деньги, быстро их пересчитал и, направив руку в сторону, произнёс:
– Видите вон ту дорожку?
– Да, – сказал Олег, всматриваясь в темень.
– Идите по ней до самого конца. Она приведёт вас к указанному месту. И никуда не сворачивайте. Вообще! Потеряетесь – ваши проблемы. Поисковую операцию проводить не стану.
– Поняли. Не дураки. Ну что, господа, взяли лопаты и вперёд. Время не ждёт, а работы Бог пожаловал.
Трое мужчин молча двинулись вперёд по дорожке, до начала которой едва доставал фонарь перед сторожевым домиком. Топот ботинок чем-то напоминал солдатский марш. По мере продвижения их силуэты сливались с темнотой, пока совсем не исчезли из поля зрения.
Спустя час, возле старого дуба Герасим рыл глубокую яму. Потный и краснощёкий, он усердно орудовал лопатой и чем-то напоминал строителя Беломорканала. Наконечник его инструмента вгрызался в землю и с резким подъёмом выбрасывал комья. Прыщавый Костя, стоявший над Герасимом, светил ему фонариком, а сам, отвернувшись, считал звёзды на небе. И только Олег, прислонившийся к стволу дуба, с ухмылкой наблюдал за рабочим процессом, по привычке поправляя причёску.
Но вот, пыхтя от усталости, толстяк перестал копать и, направив угрюмый взгляд на статного брюнета, сказал, еле сдерживая раздражение:
– Слышь, Олежек! Поработать не хочешь?
– Я бы с радостью, – отвечал брюнет, – но ты же знаешь, что мне противопоказаны физические нагрузки.
– А может тогда соизволишь ответить на один вопрос? Всего один, пока я голыми руками не свернул тебе шею и не закопал в этой чёртовой яме!
– Спрашивай.
– Какого лешего мы потеряли в ботаническом саду? Мы же «работаем» в лесах, находим медали на полях, вытаскиваем оружие из болот. Даже на территории заброшенной многоэтажки есть чем поживиться. А здесь что? Лютики, тюльпаны? Сосны да берёзы?
– Хороший вопрос, Герасим, – сказал Олег и кивнул в сторону юноши. – Константин, не могли бы вы просветить моего коллегу?
Худощавый Константин, напоминавший в тот момент живой уличный столб, качнул фонарем, выпрямил спину и, поправив указательным пальцем очки, произнёс:
– Да-да, конечно. Всё началось на занятии по истории родного края в институте.
– А, так ты у нас «стюдэнт»! – насмехаясь произнёс толстяк. – Ну-ну, продолжай.
– Тогда преподаватель рассказывал о похождениях Степана Разина: как он пришёл сюда со своими казаками, где и как устраивал грабежи. Но самое интересное – о спрятанных им сокровищах и связанной с этим легендой. Вообще, наш преподаватель очень хороший рассказчик. Приходишь к нему на занятия и получаешь истинное удовольствие. Да что там… Прогульщики, «забившие гвоздь» на остальные предметы, не пропускают ни одной пары с ним. Ей-богу, с таким талантом он мог бы стать хорошим президентом и я…
– Я рад за вашего преподавателя, но давайте вернёмся к Степану и сокровищам, – перебил его Олег.
– Ой, простите. Ну, так вот. Есть легенда, в которой говорится о закопанном сундуке Разина с награбленным добром: монеты, серебро, камни драгоценные. Заподозрил он неладное за своими казаками. Решил, что заговор против него затеяли. Однажды ночью атаман закопал сундук под дубом, росшим на территории зелёного массива. Закопал, но сокровищами так и не воспользовался. Казаки-предатели пленили Разина… Он был выдан властям и, в конце концов, четвертован. Исследователи полагают, что кандидатом на роль того самого массива является ботанический сад, в котором, собственно говоря, мы и находимся.
Наступила минута молчания. Толстяк Гера, с видом взбудораженного хряка, переваривал услышанный рассказ, пока не обратился к статному брюнету:
– Олег, я чего-то не понял.
– Чего именно?
– Вот это всё. Какие к чёрту казаки? Какой закопанный клад? Прикалываешься надо мной?
– Никак нет. Всё вполне серьёзно. И если позволишь, то Константин продолжит эту сюжетную линию, – сказал Олег и кивнул юноше.
– Спасибо, – с достоинством ответил студент. – Я человек любознательный. Если что-то разбудит во мне интерес, то ныряю в тему с головой. И эта легенда не стала исключением. Первым делом я прочитал статьи в архиве библиотеки, в которых видные краеведы сходились в едином мнении о соответствии зелёного массива с ботаническим садом. Следующим шагом стал поиск того самого дуба, под которым закопан клад. Ехать сюда и каким-то образом проверять каждый дуб – просто бессмысленно. Ответ был найден в том же архиве в статье про старейшую флору. Именно там я узнал о существовании единственного в саду дерева, растущего со времён Ивана Грозного. Следовательно, оно пережило и нашего Степана Разина. Всё сошлось идеально. Наконец, стал расспрашивать знакомых, кто бы захотел помочь в этом деле. Один посоветовал обратиться к другому, другой к третьему, третий к четвёртому, пока в итоге не познакомился с Олегом и не рассказал ему обо всём. Вот, как-то так.
– Ты серьёзно в это поверил? – злобным поросячьим взглядом смотрел на брюнета толстяк.
– Герасим, мой дорогой друг… Я прекрасно понимаю твои опасения. Но и ты должен понять: такая удача стучится только раз в жизни. Особенно, когда дело подразумевает потенциально крупные деньги. Поэтому, я со всей ответственностью заявляю: верить этому парню можно и нужно! Он и его дерево сделают нас миллионерами. Ибо как сказал любимый мной дедушка Ленин: «Пора дать дорогу молодым!».
– Вообще-то эту фразу сказал Фидель Кастро, – поправил Олега студент.
– Не важно. Они оба – коммунисты. Так что, друзья мои, продолжаем копать.
– «Продолжаем», – передразнил Герасим. – Пока что я один копаю! К тому же лопата затупилась.
– Возьми другую! Любой ваш каприз – для нас закон.
Герасиму ничего не оставалось, как засучить рукава, обхватить руками черенок новой лопаты и, бормоча что-то себе под нос, продолжить работу, пока студент светил походным фонариком.
Примерно на двадцатом взмахе копать он стал медленно. Дыхание сбилось. Солёный пот застилал глаза, отчего их стало пощипывать. Пытаясь справиться с неудобством, Гера разглаживал тыльной стороной ладони ненавистный пот к вискам, нанося на лицо боевую раскраску в стиле американских командос.
Вдруг, с очередным взмахом лопаты, в яме что-то звякнуло. Кладоискатели застыли на месте и переглянулись друг с другом.
– А ну-ка посвети туда, – скомандовал растерявшемуся студенту Олег.
Костя вздрогнул, едва не выронив из рук фонарь, и тот описал в воздухе эпический крендель. Яркий луч ударил в лицо студента, и было видно, как с испугу побледнели его многочисленные прыщи. По счастливой случайности фонарь вернулся точно в ладонь. Полоска света на долю секунды дрогнула и осветила взмокшего Герасима. Толстяк продолжал неистово работать лопатой, а металлический звон становился всё громче и громче. Но внезапно свет фонаря погас. Студент принялся трясти вышедший из строя прибор, словно это действие могло сотворить чудо с испорченной техникой. Но, увы, чуда не произошло.
– Что со светом? – с присущим ему хладнокровием поинтересовался Олег.
– Видимо батарейки сели, – Костя пожимал плечами в ответ. – Запасных нет?
– Понятия не имею. Герасим, батарейки есть?
Вместо словесного ответа, толстяк в кепке пожал плечами.
– Хорошо, – успокаивающим тоном продолжил Олег. – А зажигалка или спички есть?
Оба товарища отрицательно покачали головами. Но, несмотря на внезапное досадное обстоятельство, Герасим продолжил орудовать лопатой. Послышался взмах, другой, третий, и тут же темноту ночи рассекло сдавленное «ой».
– Что случилось? – спросил толстяка брюнет.
– Кажись, ладони от усердия в кровь стёр. Чёрт, и правда кровь сочится.
Раздосадованный брюнет глубоко вздохнул, откинул рукой со лба волосы и спустился в яму.
– Дай-ка мне поработать, – сказал Олег и тактично выпроводил хныкающего толстяка на поверхность.
В этот самый момент запрет на физические нагрузки отошёл на второй план. Незримые человеческому глазу силы открыли в мужчине второе дыхание и тот, смачно плюнув на ладони, схватил пресловутый инструмент и принялся копать. Причём с таким усердием, что ещё минут двадцать безостановочного труда, и первый в истории человечества сквозной тоннель с одной стороны планеты на противоположную был бы завершён и введён в эксплуатацию. Влажные комья разлетались во все стороны, как снежинки во время снегопада.
– Почти-почти, – говорил вслух брюнет. – Клад почти у меня в руках. Я чувствую!
Олег замахнулся лопатой, та вгрызлась в землю, и произошло то, чего никто не ожидал. К всеобщему изумлению троицы блаженных кладоискателей, из-под земли с грохотом и диким рёвом вырвалось солнце, прятавшееся в ночное время за толщей земных недр. Солнце было таким ярким, что у каждого из троицы пропало зрение. За долю секунды прошлая жизнь промелькнула вспышками диафильма. Белое марево растворило звёзды, дуб, темноту, кустарники и всё остальное.
И в конце наступила тишина.
Сначала задрожали веки. Тонкая полоска света разрезала темноту, и сомкнутые глаза медленно раскрылись. Затем последовали болевые ощущения, подобные воздействию густого дыма от костра. Окружающий мир предстал смазанным и нечётким, словно нерадивый художник заигрался с акварелью. В центре этого абстрактного безобразия неподвижно стояла фигура. Раздались членораздельные звуки, преобразованные ухом в человеческую речь.
– Здравствуйте, Олег Васильевич, – доброжелательным тоном сказала фигура.
– Я в раю? – прохрипел Олег.
– Увы и ах. Для рая вы слишком грешны.
– Значит, в аду?
– Тоже нет. Хотя за ваши деяния близки к этому.
– Тогда что остаётся-то? Чистилище?
– Олег Васильевич, хватит ломать комедию. И напрягите зрение наконец.
В это мгновение зрение Олега сфокусировалось, и окружающий мир перестал быть размытым. Появились стены, потолок, пол с кафельной плиткой, блеклого цвета тумбочка и капельница с прозрачной трубкой, вставленной в катетер на руке. Абстрактная фигура тоже не осталась в стороне и сразу же обрела золочёные пуговицы, чёрный галстук, тёмно-синий мундир и фуражку с козырьком. Лицо человека было вытянутым, строгим. Карие глаза гипнотическим образом подавляли волю. Прозвучавшие следом слова только подтвердили худшие опасения.
– Следователь главного управления МВД России по Краснодару Мухаметов Ахмед Курбанович, – представился полицейский. – Вы находитесь в палате городской больницы на втором этаже. Состояние вашего здоровья вполне удовлетворительное. Доктор сказал, что организм крепкий и в ближайшее время пойдёте на поправку.
– Следователь, значит. Что ж, получается, вы всё уже знаете. Импровизация не прокатит.
– Верно рассуждаете.
– А вы сможете ответить на несколько моих вопросов.
Следователь удивленно поднял бровь и почесал нос.
– Забавно! Обычно вопросы задаю я. Впрочем, давайте попробуем. Спрашивайте.
– Начну с банального: что произошло? Как я сюда попал? Где мои парни и моя машина?
– Хм… так много за один раз. Пожалуй, начать стоит с последнего. О машине не беспокойтесь, она в надежном месте. Ваши подельники, Герасим и Константин, тоже находятся в этой больнице. В отличие от вас, у них незначительные повреждения: лёгкое сотрясение мозга и перемежающаяся слепота. Можете не волноваться: они успешно проходят лечение и раньше вас покинут стены больницы.
– Хорошая новость. Ничего не скажешь.
– Попали вы сюда благодаря сторожу, который нашёл вас троих в бессознательном состоянии и, не теряя времени, вызвал карету скорой помощи.
– Эх, хорошо, что в «доктора» не стал играть. При встрече обязательно поблагодарю.
– И наконец, плавно перехожу к самому интересному – событию, повлиявшему на ваше дальнейшее будущее. Итак, мне известно, что вы и ваши подельники прибыли в сад в поисках клада. Стали копать яму. Вырыли её. Надо признать, что яма получилась достаточно глубокой. Целый бассейн.
– Старались.
– Внезапно вы, как полагали, наткнулись на желанные сокровища. Спустились вниз, взяли инициативу в свои руки, замахнулись лопатой и…
– Разбил сундук?
– Обрубили электрический кабель.
После этих слов едва обретшее здоровый цвет лицо резко побледнело. Глаза его выпучились, а дыхание замерло. Коварный шок овладел рассудком человека.
– Что обрубил? – переспросил брюнет.
– Кабель, – ответил следователь. – Толстую многослойную штуковину из проводов, волокон и прочих материалов приличной стоимости. Мощный разряд электрического тока вырвался наружу и превратил ваших товарищей в слепых котят. Те потеряли равновесие и упали прямиком в клумбу с борщевиком Сосновского, самовольно заселившимся в ботаническом саду. Вас же, извиняюсь за жаргон, шибануло током с такой силой, что мячиком отлетели от места разряда на целых пять метров. Да что там… вы ещё и дымились не хуже кубинской сигары. Просто чудо, что не превратились в курицу гриль.
– О Господи! – произнёс Олег.
– Нет-нет, погодите. Это ещё не всё. Дальше гораздо интереснее.
– Может не надо?
– Этот многострадальный кабель снабжал электроэнергией целых два крупных района. Представьте только: честные граждане, которые вернулись с работы, смотрели в экраны телевизоров, сидели перед компьютерами или принимали горячие ванны – внезапно остаются без света. Мало им повседневной нервотрёпки, так ещё и эта напасть. А их, я напоминаю, целых два района. Эта огромная толпа озлобленных и недовольных людей начинает искать источник проблем. И вдруг кто-то им сообщает о происшествии в ботаническом саду, мол, какие-то идиоты разрубили кабель. И эта грозная толпа бежит скорее туда, чтобы в лучших традициях Ивана Грозного посадить на кол провинившихся дураков. То есть, вас!
– Ой, мамочки… – прошептал Олег.
– Но, благодаря водителю скорой помощи, вас быстро доставили в больницу. Тем самым, спасли от неминуемой расплаты.
– Всё-таки Герасим был прав. Не надо было соглашаться на эту авантюру. И зачем я поверил в историю с кладом? Дурак…
– Зря, Олег Васильевич. Очень даже зря сожалеете. На следующий день в той же самой яме, буквально в паре сантиметров от кабеля, во время следственных мероприятий был обнаружен деревянный сундук. А когда его вскрыли, то понятые лицезрели переливающиеся золотом монеты и украшения из драгоценных камней. Как вы думаете: кто нашёл сундук?
– Неужели вы?
– Правильно.
Эти слова лезвием ножа ударили в самое сердце незадачливого кладоискателя. Глаза его покраснели, и по правой щеке медленно сползла солёная слезинка. Невероятной силы волнение в купе с горьким разочарованием кипели в душе Олега. Не сдерживая эмоций, он ругнулся со всхлипом:
– Чёрт, чёрт, чёрт!
– Да не переживайте вы так. Всё хорошо, – улыбаясь успокаивал следователь. – Мы вызвали специалистов. Те осмотрели находку и подтвердили подлинность, после чего отправили историческую реликвию в краеведческий музей. Там драгоценности будут храниться надёжно и радовать глаза посетителей.
– У-у-у-а-а-а! – заревел Олег и стал бить кулаками по одеялу.
– С этим мы разобрались. Теперь вернёмся к вам и вашим баранам. Есть две новости: плохая и хорошая. С какой начать?
Но вместо ответа заплаканный брюнет махнул рукой и уткнулся лицом в подушку, продолжая всхлипывать и реветь.
– С плохой, значит? Ладно. За незаконную деятельность связанную с поисками кладов, а также за порчу казённого имущества в виде кабеля вас, искателей сокровищ, ждёт тюремный срок до пяти лет в местах «гораздо отдалённых».
– У-у-у! – вырвался из уст Олега истошный вой.