bannerbannerbanner
полная версияПо ту сторону холста

Агаси Ваниев
По ту сторону холста

Глава 5

Лёгкий холодок коснулся тёплой кожи лица. Повеяло запахом сырой земли: резким, насыщенным, глинистым. В памяти вспышками проявились мгновения из детства, проведённого в деревне. Вспомнился деревянный дом, дед с бабушкой, коровы в загоне и самое главное – поле. Большое, жёлтое, богатое плодородной землёй поле. А когда наступала осень с частыми дождями, то пахло по всей округе свежим петрикором. Вот и сейчас, кажется, этот родной и любимый запах легонько щекотал ноздри.

Все эти приятные ностальгические ощущения испортила внезапная боль в груди. Организм будто ударило током, и Яков пришёл в сознание. Стиснув зубы и мыча от нестерпимой боли, он с трудом поднялся на ноги. Окружающая обстановка кардинально изменилась: исчезла комната с расписными стенами, исчезли обозлённые стрельцы, исчез и подлец Лжедмитрий. Теперь он видел безлюдное поле с желтой травой и пасмурное небо, что упиралось в горизонт. Яков немного постоял, подождал, когда стихнет боль и шаркающей походкой побрел, куда глаза глядят.

– Ну, Яша, добавил в биографию подвигов, – бубнил он себе под нос. – Дурные песнопения с городовыми пережил. Голову свою от лезвия бердыша спас. Что дальше? Участие в Октябрьской революции? Оборона Севастополя от турков? Или станешь оправдываться за двойку в дневнике? Мда, весёлые похождения. Не пожалуешься на скуку. Хоть бы закончился этот кошмар, сил уже нет. А всё из-за проклятого кота. Вот выберусь отсюда и найду блохастого гада. Я ему сразу укорочу девять жизней.

Вдалеке показались фигуры людей. Трое мужчин сидели друг рядом друг с другом и, активно жестикулируя, о чём-то спорили. Дискуссия сопровождалась жизнерадостным смехом и веселыми окриками. Поначалу Яков отнёсся к увиденному с опаской. Он сразу подумал об угрозе своей жизни, учитывая опыт предыдущих событий. Было принято решение: подождать определённое время, чтобы точно оценить ситуацию и хорошенько взвесить все «за» и «против».

Когда же сомнения отступили на второй план, и Яков принял решение: пойти к незнакомцам и попросить помощи. Кроме того, урчащий желудок грозился устроить кишечную революцию, если парень не устроит обед по расписанию.

И вот, подойдя ближе к этим людям, Яков рассмотрел их как следует. Хватило одного взгляда, чтобы узнать трёх охотников с легендарного холста «На привале». Все трое будто бы живьём сошли с картины. То же самое можно было сказать про одежду, скатерть, стаканы, водку, холодные закуски и отложенные в сторону ружья. Идеальное воплощение, так сказать.

Окончательно убедившись, что опасность ему не грозит, Яков поздоровался:

– День добрый, господа охотники!

– Здравствуй, добрый человек! – в один голос ответили охотники.

– Могу я присоединиться к вам и попросить немного еды?

– Можете. Почему нет? Присаживайтесь, уважаемый, угощайтесь! – сказал старший охотник и жестом пригласил к столу. – Чем богаты, в общем.

Яков сел. Взял кусок чёрствого чёрного хлеба и принялся сосредоточенно жевать. Наступило молчание. Охотники смотрели на гостя так, будто ждали от него чего-то. Гость, явно позабывший базовые основы этикета, тут же представился:

– Меня Яковом зовут. Или просто – Яша.

– Дмитрий Павлович, – сказал старший мужчина лет пятидесяти.

– Василий Владимирович, – поздоровался охотник средних лет.

– Николай Михайлович, – поприветствовал жестом парень совсем юных лет.

Убедившись, что гость всецело занялся едой, охотники вернулись к беседе.

– Так вот, господа, рассказываю, – обратился ко всем старший. – В крымскую кампанию, значит, выдалась ночка тихая, и отправились мы с товарищем в меткости поупражняться, решили поохотиться на яков.

Услышав своё имя, Яша поперхнулся и принялся кашлять, чем прервал рассказчика. Николай Михайлович оказался всех ближе и, на удивление, мощно треснул подавившегося бедолагу кулаком по спине. Проходимость дыхательных путей была восстановлена.

– А паренёк-то не промах! – воскликнул Дмитрий Павлович, когда Яша перестал кашлять. – С ходу старика раскусил! Не было и нет в Крыму никаких яков.

Все трое дружно и заливисто принялись хохотать. Щёки у них порозовели, глаза прослезились.

– Что ж, расскажу правдивую, – подытожил Дмитрий Павлович, когда стихли смешки. – Давно это было. По молодости ещё. Отправился я в лес на охоту. Один. Всё как полагается: на плечо повесил отцовское ружьё, на пояс кожаный патронташ, на голову шапку из барсука. Добычу выбрал самую тяжёлую – на тушканчика пошёл.

– Это что за зверь диковинный? – перебил рассказчика Николай Михайлович. – Не слыхивал о таком.

– Как вам объяснить-то, Николай? Тварь зубастая такая, с хвостом длиннющим. В общем, вернёмся – чучелу покажу. Слухайте дальше. Пса моего, Бубенчика, с собой не взял. Заболел, бедный. А всё жёнушка моя со своими причудами. Говорю ей: не корми собаку конфетами. А она: три штуки французского Шармель фигуру не испортят. Ага… Конечно, не испортят. Зато чихал Бубенчик похлеще покойной тёщи из Тарханов. Спать не давал. Баба, ничего не скажешь. Вот, иду я час, два. Ни зверей, ни птиц. Тишина. Подумал: а не ошибся ли я лесом? Может, вообще не в те дебри направился? В голову закрались мысли, что останусь куковать до полуночи. Тревожно, одним словом. А потом что-то тяжёлое на плечо упало. Замер. Голову назад повернул, а там медведь.

– Медведь? – спросил Николай Михайлович.

– Ага. Медведь.

– Настоящий?

– Настоящий! Стоит он и смотрит на меня взглядом сердитым. По глазам коричневым мысли прочитал, мол: что, барин, лесом ошибся? А я взял и побежал от него. Да так бежал, что искры из сапог выскакивали.

– Прям так и выскакивали? Как у конька-горбунка? – улыбнулся Василий Владимирович.

– Сами вы конь! Это выражение такое. Так вот, страхом меня окутало, как водой в баньке. Бегу, что есть мочи. Краем уха топот слышу. Аж земля дрожала. Бежит за мной громадина зубастая. Жирочка дворянского куснуть захотел. А я бегу, бегу. Дыхание перехватило. Ноги уставать начали. Думаю: коснётся меня лапой и поминай, как звали. И вдруг, впереди показалось дерево. Высокое такое, зелёное. То ли дуб, то ли ель, то ли баобаб какой – чёрт его знает. Не помню. Зато помню, как взял и прыгнул на него козлом.

– Козлом? А это как? – удивился Николай Михайлович.

– Да прыгнул высоко. За ствол вцепился и давай наверх лезть. Руки и ноги сами по себе двигались. Увидел если бы меня какой-нибудь вор – позавидовал бы. Точно говорю.

– Ого. Ничего себе. А дальше что делали?

– А дальше схватился за толстую ветвь, уселся на неё и давай на зверюгу смотреть. Косолапый на задние лапы встал и попытался вскарабкаться. Да только толстое брюхо и кривые лапы не помогли. Рычал косматый. Жаловался. А я сижу на ветке и давай крепким словцом бросаться. Я его и так, и этак, и весь лесной род через туды его коромысло. Пожелал косолапому стать грязной шкурой на стене самого дешёвого трактира. Про ружьё заговорил, мол: сейчас тебя дробью угощу. Понравится, обещаю. Не хрен с маслом, но тоже полезно. Я по привычке занёс руку к плечу, а там ружья нет.

– Как это нет? – округлил глаза молодой охотник.

– А упало оно, когда бежал от косолапого. Начал оглядываться по сторонам. Нигде не видно. Посмотрел вниз, а ружьё-то у самого основания дерева. И медведь рядом с ним. Спуститься вниз – себе дороже. Попытаться достать – руку оттяпает, негодяй волосатый.

– Ничего себе!

– Какая неожиданность! – с ехидством произнёс Василий Владимирович.

– Неожиданность? Я скажу вам, господа, что такое неожиданность. О, уверяю, такого нигде услышите.

– Дмитрий Павлович, мы вас внимательно слушаем, – подыгрывал зрелый охотник.

– Да, да. Слушаем. Только говорите! – поддакивал молодой.

– Так вот. Пока ваш покорный слуга искал решение проблемы, медведь зубами схватил ружьё и встал на задние лапы. А затем, прижав к мохнатой груди оружие, стал танцевать.

– Простите, что? – спросил Василий.

– Что, что – танцевать стал! Но как он танцевал: двигал задними лапами слева-направо, справа-налево. Крутился на месте по часовой стрелке. Разбегался и прыгал. Приседал и поднимался… А лапами что творил… Туда-сюда, туда-сюда, вперёд-назад, над головой… За спину спрячет и поклон.

– Каким это образом, если у него в лапах было ружьё?

– Ой, не мешайте… А вы? – спросил молодой.

– А я давай стучать по коленкам, по груди и в ладоши. Щёлкать пальцами, чтобы ритм поддержать. Так здорово было, так хорошо. Чудилось мне, что слышу зов предков. И в зове этом гремели имена князей великих. Звучали гусли, свирели, балалайки. О, господа, трудно передать словами те чувства, те эмоции. Ох, и хотелось плясать с Потапычем. Забыть об осторожности и просто плясать. У меня душа русская и у него тоже. Эх…

– И вы танцевали?

– Сплясал бы, кабы не сидел на ветке… Но тут он, сволочуга, стрелять начал!

– Святой Николай Угодник! – испугался молодой и перекрестился.

– Вот именно! Стрелять! В какой-то момент ружьё в зубах наклонилось, курок зацепился за клыки и дуло выстрелило. Повезло: дробь не задела меня. Однако, я потерял равновесие и рухнул на землю. При падении заработал шишку на голове. До сих пор не проходит. А вся эта дурь про зов предков моментально прошла. Я сразу вскочил на ноги и побежал. Не стал даже оборачиваться. Страшно было. Аж сердце из груди выскакивало. Один Бог знает, сколько времени бежал. Мне думалось, что вечность. Вышел на просёлочную дорогу. Повезло: навстречу ехала телега с мужиком. Остановил его, объяснил ситуацию и поехал до усадьбы.

– Вот это да. Нет слов…

– На следующий день я собрал группу охотников, и мы отправились в лес. Вышли на то самое место. Узнал дерево. Михайла Потапыча, бандюгу косолапого, найти не смогли. Даже натасканные собаки не унюхали следа. А вот с ружьём дела обстояли получше: в кустах оно лежало. Целое, без царапин. Спасибо мохнатому, что себе не присвоил. Не хватало только вооружённого медведя в наших лесах. Вот как-то так, господа.

 

– Вот чешет! – загоготал Василий Владимирович. – Вам надобно не охотой заниматься, а книги писать: сказки.

– Что значит – чешет? – возмутился старый охотник. – Правду говорю. Было такое. Вот те крест!

Он поднял было руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но, заметив свою недопитую чарку, опрокинул её в рот и принялся похрустывать солёным огурчиком.

– Право, не врёт он, – сказал в поддержку рассказчика Николай Михайлович. – Вы, может, не верите, а я наоборот: охотно. Для опыта каждая такая история важна.

Но охотник-скептик в обиду себя не дал и ответил:

– Так он вам не поможет, опыт-то! Вы вон сегодня в утку попали только с четвёртого раза. И то с двух шагов, когда та уже дохлая оземь стукнулась, после того, как её Дмитрий Павлович на взлёте подбить соизволили.

– Брешете! Она трепыхалась ещё, в камыши умыкнуть силилась, а я не дал.

– Ну, будет вам, – вмешался в спор Дмитрий Павлович. – Предлагаю тост: за опыт. Чтобы ружья стреляли точно, дичь падала замертво, а мы, охотники, возвращались домой целые и невредимые.

– За опыт! – хором поддержали все остальные.

Яков тоже стукнулся стаканом с охотниками.

Выпили. Закусили. Посидели в тишине. Задумались. Дмитрий Павлович расправил жиденькие усы и обратился к Якову:

– Уважаемый, мы долго говорили об охоте, а про вас забыли. Позвольте загладить данную оплошность, уделив внимание вашей персоне.

– Да не вопрос, – согласился гость. – Я только за.

– Расскажите о себе.

– С чего бы начать? Родился в столице нашей – Москве. Относительно недавно стукнуло двадцать пять лет. Холост, детей нет. Планировал поездку в Финляндию, но обстоятельства помешали. Как-то так.

– Жаль, что семьи нет. Но ничего. Бог даст, а в жизни случится. У вас всё ещё впереди. Не сомневайтесь.

– Спасибо.

– Одно мне непонятно: почему вы назвали Москву столицей? Столица у нас Санкт-Петербург.

Тут Яков понял, что допустил ошибку. Не подумал и ляпнул невпопад. Пришлось ему выкручиваться.

– Ой, извините. Москва – древняя столица России. Она для меня роднее. Поэтому так и сказал.

– Понимаю. А из какого сословия происходите?

«Сословие? Какое ещё сословие? – задумался про себя Яков. – Наверное, про род деятельности спрашивает».

– Я – фрилансер! – с гордостью произнёс Яша.

– Фрилансер? – удивился старший охотник. – Хм… Не слышал о таком. Сколько лет живу, а сталкиваюсь с таким впервые. Посол что ли какой немецкий?

– Скорее французский, – вмешался в допрос молодой охотник. – Звучит похоже. Хотя благодаря Отечественной войне восемьсот двенадцатого года нынче галломания практически сошла на нет. Но и по сию пору некоторые французские словечки потребляются в народе не хуже блинчиков со сметаной. А некоторые и вовсе с мёдом.

– И чем вы хлеб насущный добываете? – продолжил старший.

– Самозанятый я, – ответил Яков.

– То есть?

– Ну так. Сам на себя работаю. Берусь за любой заказ, который предложат. Сделаю – заплатят. Не сделаю – не заплатят. Всё очень просто.

– А что это за заказы?

– Да что угодно: картины пишу, курсовые и дипломные работы… Я по роду занятий – свободный художник.

– Свободный? Интересно, интересно. А каких политических взглядов придерживаетесь? Я, например, сторонник консерваторских. Друзья мои тяготеют к либеральным. А вы?

«Ну, влип, – подумал Яков. – Надо сказать что-то нейтральное».

Но ничего подходящего не приходило в голову, и он выпалил:

– Я – против всех!

– Как это против всех? – удивился Дмитрий Павлович.

– Я выступаю против всех, ибо в политике абсолютно не заинтересован. Пусть эти клоуны кричат с трибун и раздают обещания налево и направо. Толка всё равно не будет. Мне на них наплевать. И честно признаюсь: будь моя воля, то сослал бы этих болтунов в Сибирь. Пусть леса валят и руду добывают. Да, именно так. Авось, польза появится.

– Эк вас растащило! Да вы, батенька, нигилист, хуже тургеневского Базарова. Но дам совет: держите в тайне ваши высказывания. Общество не одобрит. Государь не поймёт.

– Вот, вот. И среди мышей полевых поди доносчики имеются! – добавил Николай Михайлович шёпотом.

– Да не бойтесь вы так, – улыбнулся Яков, у которого водка на голодный желудок вместо чувства сытости принесла чувство повышенной самоуверенности. – Вы же взрослые люди. Ну, сами подумайте: кому я нужен? Я кто – революционер? Или лидер оппозиции «Правда в ногах»? Я обычный человек. Плевать на всё это хотел. По мне, так каждому своё: пусть охотники занимаются охотой, художники пишут картины, а президент управляет Россией!

– Погодите, Яков. Какой президент? У нас не Соединённые Штаты. У нас император на престоле! – воскликнул Николай.

Тут Яков осознал вторую допущенную ошибку. Поторопился с мнением о политике. Ещё больше подозрений теперь вызывает. Объяснение не заставило себя ждать.

– Тьфу ты. И правда. Какой ещё президент? Писал на фрилансе давеча за одного студентика очкастого курсовую работу по истории Штатов: вот с языка-то и летят во все стороны термины инородные. Стыдно мне. Виноват. Императора имел в виду. Только его одного. Трон за ним закреплён. И не чета президенты эти императору нашему, только он один осознанный человек здравомыслящий.

– А… Теперь понятно. Интересный вы человек, Яков. Точно не соскучишься.

– Взаимно, Николай.

Между тем, наблюдавший за гостем Василий Владимирович решил включиться в беседу. Ехидная ухмылка не сходила с его лица.

– Позвольте и мне задать вопрос интересному человеку. Скажите, уважаемый, а как вы здесь оказались? Имею в виду поле.

– На лошади прискакал. Я, это, заказ выполнял: картину рисовал, – непринуждённо ответил Яков.

– А где же тогда ваши кисти? Где краски?

– На лошади вместе с картиной. Я так, пешочком решил пройтись. Подышать воздухом после работы. Мало кто знает, но часами держать кисть – то ещё удовольствие.

– Ой, а что это у вас на ладонях?

– Где? – сказал Яков и стал рассматривать ладони.

Осмотр ничего не дал. Ничего постороннего Яков не увидел. На белых рукавах кафтана тоже ничего.

Яков перевёл взгляд на Василия, и его охватил страх. Лицо собеседника преобразилось: брови нахмурились, глаза широко раскрылись, а ехидная улыбка сошла на нет.

– Знаете, Яков, в отличие от моих друзей, я первым увидел вас там, вдалеке. Блуждали совершенно один. Без лошади!

Дмитрий Павлович и Николай Михайлович вопросительно посмотрели на гостя.

– Почему ладони у вас такие чистые? Нет ни единого пятнышка, способного опровергнуть подозрения.

Напряжение за столом возрастало. Яков чувствовал буравящие взгляды собеседников. Он молчал, боясь что-либо произнести.

– Недавно по окрестностям пролетели две новости. Одна про сбежавшего каторжника, осуждённого за воровство. Имя его Яков. Прозвище Шиншилла. Любил шубы и меха воровать. Другая новость: ограбили дом помещика Третьякова. Драгоценности остались нетронутыми, а вот кафтан помещика пропал.

Не отрывая взгляда, Дмитрий Павлович рукой потянулся к ружью. Николай Михайлович крепко сжал кулаки. Гость в белом кафтане приготовился к худшему.

– Когда что-то происходит один раз – это случайность. Во второй – совпадение. В третий – закономерность. Вы так не считаете, Яков Шиншилла?

Яков вскочил. Ноги понесли его в сторону. Охотники не успели среагировать. Старший схватился за ружьё, направил в спину беглеца и нажал на курок. Раздался глухой щелчок. Выстрела не случилось. Ствол был пустым. Разозлившийся охотник вытянул с ремня патроны и принялся дрожащими руками заряжать ружье. Николай Михайлович, размахивая в воздухе кулаком, попытался догнать Якова. Но, наступив на неровный холмик, преследователь потерял равновесие и упал лицом в грязь.

Только бывалый охотник, Василий Владимирович, не стал напрягать усилия, а прибегнул к помощи брата меньшего – борзой собаки, лежавшей позади привала. Он приложил пальцы к губам и свистнул. Собака прибежала на свист, а потом услышала команду:

– Фас!

И собака сорвалась с места.

Впереди, метрах в двадцати от себя, Яков увидел возвышающийся холм с обильной растительностью, и ему пришла мысль, что можно будет каким-то образом у подножия этого холма спастись от преследования. В этот момент правая нога провалилась в какую-то яму. Парень стоял на одном колене и пытался вытянуть ногу, но что-то удерживало её. Поддавшись панике, он стал активнее дёргать ногой. Изменений не произошло.

Беглец услышал, как кто-то сдавленно и злобно рычит. Яков повернул голову и увидел белую собачью морду с торчащими из пасти клыками. Борзая сокращала дистанцию, предвкушая напасть на указанную хозяином цель.

В это самое мгновение откуда-то с неба прозвучал голос:

– Что, Яша, доволен аттракционом событий?

Яков поднял глаза и увидел чёрного кота. Он неподвижно стоял на холмике и глядел на бедолагу.

– Ты! Это всё ты сделал! – крикнул в истерике парень.

– Естественно! А кто же ещё? – ответил кот. – Надо было как-то тебе преподать урок.

– Вытащи меня отсюда!

– Зачем?

– Как зачем? Меня сейчас загрызут насмерть!

– Это я сам вижу. Но зачем? Чтобы опять стал воровать? Потакать тёмным желаниям? Даже не знаю…

Вдруг прозвучал выстрел. Дробь угодила в землю и маленькие комья разлетелись по сторонам. Комья попали и на Якова. По лицу его градом лились слёзы. Сказывалась эмоциональная постоянная встряска и круговерть опасных нескончаемых приключений.

– Вытащи меня, пожалуйста. Я всё понял! Честно тебе говорю! – продолжал кричать парень.

– Будешь ещё воровать? – строго спросил кот.

– Не буду! Клянусь!

– Вернёшь картину в галерею?

– Да! Да! Да!

Приглушённое рычание с характерным похрюкиванием донеслось до ушей Якова. Собака на бегу совершила прыжок. Пасть открылась, обнажая острые клыки.

Яков поднял руки и практически смирился со своей погибелью.

В глазах мгновенно потемнело. А затем появился свет. Окружающий мир растворился в нём. Земля, небо, охотники и собака – исчезли в одно мгновение. Свет поглотил Якова, но тот отнёсся к нему со спокойствием.

Ведь он знал, что этим испытаниям пришёл конец.

Глава 6

Алевтина Риль, смотритель Третьяковской галереи, шла по залу временной экспозиции. В руках она держала стакан с водой, который несла для Натальи Масловой. Женщина сидела на стуле, опершись на его спинку. По щекам её, не переставая, лились слёзы, а плечи легонько подрагивали. Взгляд был устремлён в одну неведомую точку где-то на полу под собственными ногами.

Риль протянула ей стакан:

– Вот, выпейте успокоительное. Оно поможет.

Маслова взяла стакан и медленно поднесла к губам.

– Наталья Анатольевна, это не ваша вина. Кто знал, что так может произойти?

– Действительно, кто? – холодно ответила гид.

– Я разговаривала с представителем следственного комитета. Новой информации пока нет, но будьте уверены: картина найдётся.

– Дай бог.

– И укравшего её негодяя найдут. По всей стране его морду показали. Никуда он не денется. Либо сам из норы вылезет, либо его силой достанут. Тут уж дело времени.

– Всё может быть.

Зазвонил мобильный телефон. Карман пиджака завибрировал. Упавшая духом Маслова не замечала звонка. Риль обратила на это внимание и стала уговаривать коллегу:

– Наталья Анатольевна, ответьте на звонок.

– Что? Разве кто-то звонит? – убитым голосом спросила Маслова.

– Вдруг это по поводу картины. Ответьте на звонок.

Поникшая женщина посмотрела на коллегу безразличным взглядом, а потом медленно достала из кармана пиджака телефон. Не обращая внимания на водящий номер, она нажала на кнопку и тихо произнесла:

– Говорите.

– Наталья Маслова? – спросил голос.

– Она самая.

– Выйдете на улицу и заберите картину.

Маслова мгновенно оживилась. Она приняла удобное положение и нахмурила брови.

– Еще раз: что?

– Заберите картину. Она ждёт вас у памятника Павлу Михайловичу напротив музейного магазина, возле забора её обнаружите. Можете отправить на экспертизу – это оригинал. Извините за принесённые неудобства.

Звонок оборвался.

– Что-то случилось? – спросила смотритель.

– Алевтина Арнольдовна, пойдёмте со мной на улицу.

Когда женщины вышли на улицу, то увидели под кирпичным основанием забора прямоугольный предмет, бережно завёрнутый в белую материю. Переглянувшись, они аккуратно подняли предмет и развернули его. Радости на лицах не было предела.

– Она! Она, родимая! – воскликнула Наталья.

– Батюшки, мои. Какое счастье! – добавила Алевтина. – Я же ведь говорила, что она найдётся. И нашлась! Ура, коллега! Господи, спасибо тебе большое.

 

Яков Крайнов, используя бинокль, наблюдал за этой сценой из-за угла противоположного дома.

– Пойдемте. Надо срочно доложить руководству! – сказала Маслова.

– Конечно! Сиюминутно! – согласилась Риль.

И держа в руках картину, женщины вошли в здание галереи.

Обещание было выполнено. Яков с облегчением выдохнул. Что-то большое и чёрное запрыгнуло ему на плечо.

– Ну, кот? Что скажешь? – спросил Яков.

– Молодец. Вернулся на путь праведный, – ответил Баламут. – А вот что скажешь об этом ты?

– Скажу, что рад. Правда, я рад. Видеть счастливые лица людей в момент избавления от бед – несравнимо ни с чем.

– Хорошо сказано.

– Кроме того, я должен тебя поблагодарить.

– За что? За возможность позвонить Масловой?

– За то, что помог осознать ответственность.

– Ух, ты. Загнул, так загнул. Расскажи-ка подробнее. Аж интересно стало.

Потребовалось какое-то время, чтобы Яков собрал мысли воедино.

– Вот мы, люди, существа противоречивые. С одной стороны творим прекрасные дела, а с другой разрушаем всё вокруг ужасными пороками. Делаем это, чуть ли не чередуя, не осознавая масштаб последствий. Да что там, не учимся мы на своих ошибках, что крайне обидно. И вот представь: я украл картину, не задумавшись о последствиях. Неважно как, но нашёл бы способ продать эту чёрную мазню. Получил за это деньги. Кем бы я после этого стал? Счастливым человеком? Богатым авантюристом? Никем. Просто никем. Ноль без палочки с клеймом вора.

– Хм… Знакомый сюжет. – Баламут задумался, после чего воскликнул. – Точно! «Старики-разбойники» – шедевр советского кинематографа. Не теряет актуальности в настоящем.

– Деньги рано или поздно бы кончились. Жизнь потеряла бы смысл. А самое худшее – это вина перед сотрудниками галереи. Их могли уволить с не менее позорным клеймом. Кто знает, как бы сложились их судьбы. А ведь от такого, как я зависят жизни тех же сотрудников галереи, прохожих, работяг и так далее. Благодаря тебе, я вспомнил об ответственности за свои поступки. Тем самым, став чуточку лучше, чем раньше.

– Это, Яша, называется совестью. Поверь, быть с ней на одной волне – великое достижение. Нобелевской премии стоит! Жаль, что она обесценилась.

Кот замолчал, а Крайнов отвернулся и часто заморгал. Наступила долгая пауза.

– Что теперь будешь делать? – спросил зверёк.

– Искать работу.

– Слушай, Яша, а ты бы хотел работать в галерее?

– Я? В галерее? Шутишь.

– Напротив. Я вполне серьёзно. Год назад Третьяковская галерея присоединилась к государственной программе по подготовке кадров для музеев и галерей: смотрители, гиды, административный персонал. Всё бесплатно. После обучения человек устраивается на работу. К чему я это говорю: нам как раз требуются новые сотрудники. А тут такое совпадение.

– Ну, даже не знаю. С трудом представляю, что у меня получится.

– Ты забыл, с кем разговариваешь: я хранитель Третьяковской галереи. Не будь я так уверен, не стал бы говорить. Соглашайся, Яша. Вот твой шанс! Глядишь и свои полотна сможешь куда-нибудь пристроить со временем. Выдерни мои усы, если я в чём-то ошибся!

– А знаешь что? – произнёс вслух Яша и посмотрел в жёлтые глаза коту. – Давай попробую. У меня даже идея появилась: целый зал выделить под одну лишь картину.

– Что же ты задумал? В музее нет столько помещений.

– Я имею ввиду не все картины, а всего лишь парочку. Со временем их можно чередовать. На главной стене зала будет выставлено одно единственное полотно, а всё остальное помещение будет занято костюмированным представлением с точным повторением сюжета картины. Таким образом, посетители смогут оказаться по ту сторону холста. Тут вам и модный «Три Дэ» эффект и элемент присутствия.

– По-моему такого ещё не было! Срочно, бегом в дирекцию галереи с этим предложением. Сто процентов – рабочее место тебе обеспечено!

Яков улыбнулся, в его глазах зажёгся огонёк умиротворения. Он хотел ещё раз поблагодарить Баламута Васьковича, но тот куда-то испарился, и Крайнов обнаружил себя посреди улицы в гордом одиночестве. Парень набрал побольше воздуха в грудь, медленно выдохнул и широкими шагами направился к дверям Третьяковской галереи.

Рейтинг@Mail.ru