Мы не знаем, откуда взялся в Париже Бельфегор. Это был красивый, хорошо сложенный человек лет тридцати, черный, как ночь, очень любезный и обходительный. Его привезли в Италию, когда ему было пять или шесть лет от роду. Сначала он развлекал Марию Медичи, а потом королева подарила его Леоноре Галигаи. Когда его новая хозяйка перебралась во Францию, нубиец последовал за ней. Его назвали Бельфегором. Однако, хотя он и носил имя обитателя преисподней, это был славный малый. Впрочем, по натуре нубиец не был ни добрым, ни злым. В чем ему нельзя было отказать, так это в верности. Если Леонора отдавала Бельфегору приказ, он выполнял его, даже если при этом приходилось рисковать жизнью.
Нубиец был предан Кончино Кончини, однако это чувство нельзя было сравнить с тем, которое он питал к Леоноре. Бельфегор боготворил свою хозяйку. Она была кумиром, которому он поклонялся трепетно и восторженно… Нубиец скорее бы умер, чем выдал кому-нибудь секреты Кончини. Однако если они интересовали Леонору, он, не задумываясь, рассказывал ей все…
Бельфегор хорошо говорил по-итальянски и по-французски, однако, был молчалив и предпочитал изъясняться жестами. Большую часть времени нубиец проводил, стоя на углу особняка. Прикрыв глаза, он грезил о своей далекой родине: о жарком солнце, о дремучих лесах, о людях одного с ним цвета кожи. Ведь воспоминания раннего детства – одни из самых ярких в нашей жизни…
Мы уже говорили, что Бельфегор не был ни добрым, ни злым. Точнее было бы сказать, что понятия добра и зла были чужды ему. Нубиец жил так, как подсказывала ему его природа. Ангел и дьявол мирно уживались в этом человеке.
Бельфегору не в первый раз приходилось использовать ужасный механизм. Привести его в движение было достаточно просто.
Приковав Капестана к плите, нубиец незаметно для шевалье распылил в воздухе средство, предназначенное для того, чтобы вывести узника из оцепенения. После этого Бельфегор быстро вышел и поднялся по лестнице в круглую комнату, очень похожую на ту, которую только что покинул. Здесь был верхний конец огромного болта – цилиндра. И еще в этой комнате находилось множество рычагов. Сначала нубиец потянул за четыре рычага – для того, чтобы Капестан смог заглянуть вниз. Затем Бельфегор рванул еще два. После этого пришла в движение гигантская гайка. Сделав все необходимое, нубиец сел на табурет и прислушался. Внезапно Бельфегора охватила дрожь: он вдруг осознал весь ужас того, что происходило сейчас внизу. Однако вскоре нубиец задумался, причем так глубоко, что для него перестало существовать все на свете. Все, кроме одной фразы, которую произнесла Леонора Галигаи.
– Она сказала мне: «Как знать?», когда упомянула о моей награде, – шептал Бельфегор. – До этого я говорил ей, что никто и никогда не может дать мне той награды, о которой я мечтаю. Неужели хозяйка догадалась о моей несчастной любви? А может быть, она знает, как сделать меня счастливым?..
Бельфегор грустно покачал головой.
«Нет! – с горечью подумал он. – Ни один человек на свете не может заставить Марион Делорм сжалиться надо мной! Зачем хозяйка подала мне надежду? Она ведь знает, что бессильна исполнить мое желание! Неужели она не доверяет мне? Думает, что благодаря ее словам я лучше выполню приказ! Разве я когда-нибудь подводил ее? О Марион! Я даже не знаю, догадываешься ли ты о моей любви к тебе! А если она даже и подозревает… Какие чувства я могу вызвать у нее, кроме презрения и отвращения? Кто я? Ничтожество! Всего лишь жалкий чернокожий! Вот в чем моя вина… Вот почему я не имею права ни любить, ни быть любимым…»
По черному лицу Бельфегора текли слезы. Он оплакивал свою любовь…
Марион Делорм покорила нубийца с первого взгляда. С тех пор он днем и ночью бродил возле гостиницы «Три короля»; он пытался выбрать удобный момент, чтобы наброситься на предмет своих вожделений. Бельфегор решил, что получит Марион – живую или мертвую. Но внезапно Марион Делорм покинула гостиницу. В тот день чернокожий влюбленный выл от горя. Но он вознамерился во что бы то ни стало отыскать свое божество: пускай ему придется обшарить весь Париж, пускай он потратит на поиски всю жизнь – его ничто не остановит! Дня через три-четыре Бельфегор продумал план действий.
«В моей черной груди бьется горячее мужское сердце», – без конца твердил себе нубиец.
Вдруг он услышал за спиной какой-то шум. Бельфегор быстро обернулся и окаменел от счастья. Потрясение было столь велико, что через пару секунд он свалился с табурета и стукнулся лбом об пол. Перед ним стояла Марион Делорм! Она покинула особняк Сен-Мара, предварительно оставив маркизу записку, в которой предупреждала о своем уходе, и отправилась в «Три короля». Хозяин сразу узнал Марион и хотел было проводить дорогую гостью в ее бывшие комнаты. Однако Марион попросила каморку на самом верху. Красавица поставила лишь одно условие: чтобы окно этой комнатенки выходило на улицу. Минуту назад хозяин сгибался перед Марион Делорм в подобострастном поклоне. Но, услышав ее просьбу, этот человек тут же выпрямился и стоял теперь, точно аршин проглотив. На лице трактирщика было написано откровенное презрение.
«Прогорела пичужка», – усмехнулся он про себя и отвел постоялицу в комнатку, которая находилась под самой крышей.
– Прекрасно, – промолвила Марион. – Позаботьтесь о том, чтобы сюда принесли удобное кресло, в котором могла бы спать Аннетта, моя горничная. Каждый день вы будете подавать нам сюда обед и ужин. Для меня – сущие пустяки. Что касается Аннетты, то вы доставите ей все, чего бы она ни пожелала. Я снимаю эту конуру на месяц. Сколько это будет стоить?
– Пятьдесят ливров – и деньги вперед… это не считая еды, – ухмыльнулся хозяин.
– А сколько стоили мои бывшие комнаты? Я что-то запамятовала… – насмешливо проговорила Марион.
– О, это были совсем другие времена, – продолжал нагло улыбаться хозяин. – Вы заплатили за них тысячу ливров, опять же не считая еды.
– Хорошо! Если они стоили тысячу ливров, эта конура будет стоить две тысячи, – спокойно заявила Марион. – Однако учтите: еду нам будете приносить только вы – и никто больше, – добавила красавица.
– Все, что мадам пожелает, – пролепетал ошеломленный хозяин.
– И хочу предупредить вас еще кое о чем, – продолжала Марион. – Если вы будете много болтать – и хоть кто-нибудь из ваших слуг или постояльцев узнает о моем пребывании здесь – вас ждет Бастилия.
Хозяин попятился к двери, бормоча на ходу всевозможные клятвы и заверяя достопочтенную мадам в своей скромности и глубокой привязанности к ее драгоценнейшей особе. Когда он наконец удалился, Марион подбежала к окну и затрепетала от радости.
Оно выходило именно туда, куда нужно. Немного наклонившись вперед, Марион увидела двор особняка Кончини. Ограда практически не мешала. Красавица до вечера просидела у окна, но так и не заметила того, кого высматривала целый день.
Тогда Марион обратилась к горничной:
– Аннетта, видишь стражу перед воротами особняка господина Кончини? Узнай у кого-нибудь из этих солдафонов, где Бельфегор. Ты обязательно должна с ним поговорить!
– Мадам, неужели вы влюблены в него? – изумилась горничная.
– Возможно! – ответила Марион таким тоном, что Аннетту пробрала дрожь.
– А что я должна ему передать? – поинтересовалась камеристка.
– Именно то, что ты сказала сейчас, – усмехнулась Марион. – Ты сообщишь ему, что та дама, под чьими окнами он вздыхал, влюблена в него и хочет его видеть. Ступай и приведи его ко мне, – решительно распорядилась красавица.
Аннетта скрылась за дверью. Через час горничная вернулась – одна.
– Так, – недовольно проговорила Марион, гневно взглянув на нее, – почему ты не привела его? Неужели ты так ничего и не поняла? Разве тебе не ясно, что я хочу спасти шевалье де Капестана?
– А что, шевалье держат в этом особняке? – удивилась Аннетта.
– Уже месяц! Говори же, где нубиец? – нетерпеливо вскричала Марион.
– Мадам, хозяйка отправила его в какое-то путешествие, – пролепетала горничная. – Меня уверяли, что сейчас он где-то очень далеко.
У Марион перехватило дыхание. Она знала о любви, которую питает к ней Бельфегор, – об этом красноречиво свидетельствовал вид нубийца, слонявшегося некоторое время назад возле гостиницы, – и рассчитывала использовать его страсть. Но теперь из-за отсутствия Бельфегора планы красавицы рухнули. Марион заплакала. Горничная принялась утешать ее, убеждая, что, в конце концов, это не так уж и плохо для мадам, имевшей неосторожность полюбить какого-то шевалье без гроша за душой.
– Ты ничего не понимаешь, – ответила Марион, вытирая слезы. – Я больше не люблю шевалье де Капестана.
– Почему же вы тогда плачете? – изумленно спросила Аннетта.
– Потому что это моя первая любовь, – вздохнула красавица. – Что мне теперь думать? Шевалье либо убит, либо брошен в тюрьму. Если он томится в крепости, я вытащу его оттуда! У меня есть средство, с помощью которого я могу, если понадобится, перевернуть весь мир!
– И что же это за средство? – глаза горничной округлились от ужаса.
– Это моя красота, Аннетта, – усмехнулась Марион. – Ты знаешь, сколь велико могущество епископа Люсонского? А ведь он меня любит!
– Истинная правда, мадам! – закивала горничная.
– Тебе отлично известно, – продолжала Марион, – что если я пойду к Ришелье и попрошу его в обмен на мою любовь освободить…
Внезапно женщина умолкла и громко хлопнула в ладоши.
– Нет! – вскричала она. – Я знаю Кончини. Когда он хочет отомстить, он не ведает жалости. Бедный шевалье давно уже мертв. Хотя… До тех пор, пока я не буду до конца уверена в. его гибели, я не откажусь от борьбы!
Этой ночью Марион не сомкнула глаз. На следующее утро она вновь села у окна и принялась наблюдать за особняком. Вскоре Марион заметила, что в доме началась какая-то суматоха. Тогда она отправила Аннетту разузнать, в чем дело. Вернувшись, служанка объявила, что в особняке готовятся к пышному празднику, который маршал устраивает через три дня. Марион ничего не сказала, однако мозг ее лихорадочно заработал… И вскоре красавица куда-то ушла, велев горничной внимательно наблюдать за особняком Кончини. Наступил вечер. Марион не вернулась. Встревоженная Аннетта ждала свою госпожу весь следующий день.
Наконец в семь часов вечера Марион появилась в гостинице. Служанка была потрясена: ее хозяйка была в костюме, достойном принцессы. За эти три дня Марион сделала два важных дела: обзавелась роскошным туалетом и добыла себе приглашение на праздник, который устраивал Кончини.
…Когда веселье было в самом разгаре, Марион спрятала свое лицо под маской из синего шелка и отправилась в особняк маршала д'Анкра. Красавицу сопровождал молодой сеньор. Когда они поднялись по залитой светом лестнице, женщина накинула на плечи плащ из синего атласа и сказала своему кавалеру:
– Я очень благодарна вам за то, что вы привели меня на этот прекрасный праздник. А теперь прошу оставить меня одну… Если вы откроете кому-нибудь, что Марион Делорм находится в этом особняке, вы будете виновником моей смерти. Если вы пойдете за мной, если не забудете, кто я такая, вы станете причиной многих ужасных несчастий…
Кавалер Марион был благородным человеком. Он поклонился ей и ответил:
– Мадам, не называть вашего имени для меня легко; не следовать за вами – трудно, а забыть вас – абсолютно невозможно. Одним словом, я вижу единственный способ исполнить ваше приказание: не медленно уйти отсюда.
И действительно молодой человек тут же удалился. Тогда Марион принялась бродить среди гостей, пока, наконец, не встретила Леонору Галигаи.
Марион поспешила к хозяйке. Вдруг Леонора остановилась рядом с какой-то дамой в красной маске. Дама была одета достаточно просто. Леонора произнесла несколько слов, но Марион ничего не удалось услышать. Дама в красной маске ответила… И на этот раз Марион услышала все.
Она задрожала. Вместо того, чтобы подойти к Леоноре, Марион бросилась в толпу, где царили шум и веселье. Кавалеры пили шампанское в огромных количествах и наперебой ухаживали за дамами.
Кругом сновали слуги, разносившие прохладительные напитки. Марион подозвала одного из лакеев и увлекла его к окну. Оконная ниша напоминала скорее маленькую комнатку, в которой можно было укрыться от посторонних глаз. Женщина задернула занавески.
– Друг мой, – обратилась она к лакею, – вы знаете, где находятся покои мадам д'Анкр?
– Разумеется, мадам, – с поклоном ответил тот, – я как раз состою в услужении у госпожи Лео норы Галигаи.
– Пожалуйста, проводите меня туда, – попросила Марион.
– С удовольствием, мадам, – снова поклонился лакей.
– Но мне нужно попасть туда так, чтобы меня никто не заметил, – мило прощебетала Марион. – Никто не должен знать, что я побывала в апартаментах госпожи Кончини, – даже она сама.
– Это невозможно, мадам, – покачал головой слуга.
– Видите ли, у госпожи д'Анкр есть превосходные румяна, и она никому не хочет говорить, из чего они сделаны, – пустилась в объяснения Марион. – Я уверена: если вы захотите, то найдете способ удовлетворить мое любопытство. Умоляю вас, отведите меня в ее туалетную комнату!
– Нет, мадам: меня прогонят отсюда, – вздохнул лакей. – Знаете, мне платят здесь восемьсот ливров в год, из которых шестьсот я откладываю. Я уже скопил тысячу ливров. Через десять лет у меня будет десять тысяч, и тогда я смогу бросить службу, купить лавку и зажить в свое удовольствие. Так что, сами понимаете: даже если вы мне предложите сто пистолей, я не выдам секретов своей госпожи.
Марион обеими руками вцепилась в колье, обвивавшее ее шею, и с силой рванула его.
– Вот, возьмите это, – воскликнула она.
Слуга остолбенел. Он не мог отвести взгляда от драгоценного украшения. Великолепный жемчуг поразил его воображение.
– Это стоит побольше, чем вы заработаете здесь за всю свою жизнь, – сказала Марион. – Вам дадут за него по меньшей мере восемьдесят тысяч ливров.
Лакей наконец пришел в себя. Он засунул колье в карман своего камзола и пробормотал:
– Идите за мной, мадам, только держитесь на расстоянии.
Осторожно, стараясь не возбудить ничьих подозрений, слуга двинулся вперед. Через некоторое время Марион последовала за ним. Вскоре лакей остановился у неприметной дверцы. Вокруг не было ни души, но слуга все же еще раз огляделся по сторонам. Затем он быстро открыл дверь и скрылся за ней. Марион поспешила за лакеем и очутилась в узком коридорчике. Это был потайной ход, которым пользовались только Леонора и Кончини.
– В конце этого коридора находится туалетная комната госпожи д'Анкр, – прошептал слуга.
– Скажите: я не рискую столкнуться нос к носу с какой-нибудь горничной? – тихо спросила Марион.
– Нет, – заверил ее лакей. – Если в покоях нет госпожи, значит, там нет никого.
– А вдруг дверь в туалетную комнату окажется запертой? – встревожилась женщина.
– Она должна быть открытой, потому что никто, кроме госпожи и ее супруга, никогда не ходит по этому коридору, – объяснил лакей.
Коридорчик был совсем коротким. Легко пробежав по нему, Марион толкнула дверь и очутилась в большой комнате. Слева от туалетного столика находилась еще одна дверь. Женщина приоткрыла ее и увидела роскошную спальню. Марион задумалась: где бы ей спрятаться? Решив, что лучше всего притаиться в туалетной комнате, Марион присела за высоким венецианским зеркалом. Тут ее никто не заметит… Сердце Марион билось ровно. Она не чувствовала ни малейшего страха.
Вдруг Марион увидела, что напротив зеркала находится большой шкаф, на который она до этого не обратила внимания. Марион уже было встала, чтобы направиться к нему, как вдруг застыла, словно ее пригвоздили к полу. В спальне Леоноры послышались шаги. Через несколько секунд дверь будуара распахнулась…
В комнату вошли Леонора Галигаи и дама в красной маске. Марион затаила дыхание, вся обратившись в слух. Тишина. Женщины не проронили ни слова. Марион слышала только, как бешено колотится ее собственное сердце. Наконец она решилась выглянуть из-за зеркала.
Женщина задрожала от ужаса: в комнате никого не было! Марион поняла, что Леонора и ее таинственная гостья ушли через тот самый шкаф, в котором она только что собиралась спрятаться! Красавица вытащила из-за корсажа маленький кинжал, покинула свое убежище и решительно шагнула в шкаф. Перед ней, в задней стенке шкафа, была распахнутая дверь: хозяйка и гостья не заперли ее – наверное, потому, что собирались вернуться тем же путем. За дверью начиналась узкая лестница. Марион устремилась по ней вниз и очутилась в маленьком дворике, который, по-видимому, только что покинули Леонора и ее спутница. Марион увидела приоткрытую ветхую дверку, юркнула в нее и оказалась в подвале. Женщина обнаружила, что этот подвал битком набит старой мебелью, через залежи которой можно было пробраться лишь по единственному проходу. Она прокралась по этой «тропке» – и та скоро привела ее к большому сундуку с поднятой крышкой. Женщина спустилась вниз и, остановившись на миг у подножия лестницы, заметила впереди тусклый свет. Марион двинулась туда, где мерцал этот слабый огонек… Когда она добралась до круглой комнаты, то увидела приотворенную дверь и услышала чей-то голос. Он показался ей знакомым. Этот акцент, эти своеобразные интонации, в которых сочетаются угрозы и страх… И вдруг Марион вспомнила! Когда-то она поставила себе целью узнать парижскую жизнь во всех ее проявлениях. Однажды ей удалось проникнуть на заседание парламента. Там она услышала Ришелье, Кончини… И еще она услышала там королеву-мать! Да, этот голос принадлежал Марии Медичи!
Королева! Здесь, в подземелье! Вместе с Галигаи! Королева говорит с Бельфегором! Королева отдает приказ расправится с Капестаном с помощью какого-то механизма, а потом показать труп Жизели Ангулемской!
Странная вещь! После того, как Марион Делорм потратила столько времени на поиски шевалье де Капестана, она наконец узнала, что он еще жив, но ему грозит смертельная опасность. И в эту ужасную минуту женщина думала не о человеке, которого когда-то любила. Ее мысли занимала Жизель Ангулемская.
Что представляет из себя эта девушка? Это на ней собирался жениться ее, Марион, Сен-Мар. Это та самая девушка, которую любит Капестан! Возлюбленная ее шевалье! Марион разбирало любопытство: она была готова пожертвовать чем угодно, лишь бы увидеть ту, кого любит мужчина, которому Марион впервые отдала свое сердце!
Вдруг она услышала шелест юбок. Это означало, что Леонора и королева через несколько секунд войдут сюда. Сейчас ее обнаружат! Марион стала лихорадочно озираться по сторонам. Ага! Вот она, это дверь! Женщина метнулась к спасительному проему в стене, в одно мгновение распахнула дверку и поспешно закрыла ее за собой. И в этот же миг в круглую комнату вошли Мария Медичи и Леонора Галигаи.
Марион напряженно прислушивалась. Шорох платьев… Удаляющиеся шаги… Наконец она облегченно вздохнула. Хозяйка и ее гостья удалились… Тогда Марион оглянулась и увидела прелестную девушку. Все в ее облике свидетельствовало о благородстве и утонченности. Пожалуй, ее взгляд можно было назвать гордым. Она была очень бледна. И хотя Марион никогда раньше не встречалась с этой красавицей, она сразу же узнала ее. Марион молча любовалась Жизелью. Более того, она восхищалась ею. Но вдруг в голове Марион пронеслась предательская мысль: почему она должна спасать это дивное существо, чтобы потом отдавать шевалье де Капестану? Какое ей дело до Жизели Ангулемской? Ах, Марион, Марион! Если бы ты могла в эту минуту заглянуть в свое сердце, ты увидела бы, что одно чувство вытеснило из него сейчас все остальные, и имя этому чувству – ревность… А Жизель подошла тем временем к Марион и взяла ее за руку.
– Вы тоже пленница, как и я? – прошептала девушка. – Не бойтесь: вдвоем мы будем сильнее, чем поодиночке.
Марион вздрогнула. Она опустила голову и глухо произнесла:
– Вы – Жизель Ангулемская?
– Я дочь герцога Ангулемского, – тихо ответила Жизель. – Теперь отца и дочь разлучили… Я нахожусь здесь, а мой отец, наверное, в каком-нибудь каземате. Что же касается моей матери…
– У вас есть мать? – поежилась Марион.
– Несчастная женщина! – воскликнула Жизель, не скрывая боли. – На ее долю выпало столько бед! Страдания довели ее до безумия. Теперь она нуждается в постоянной опеке. Что с нею станется без меня? А вдруг с ней уже произошло что-нибудь ужасное?
Марион с состраданием взглянула на бедную девушку. Она действительно почувствовала к ней жалость.
– Кажется, я вас расстроила, – встревожилась Жизель Ангулемская. – Не печальтесь. И не бойтесь. Я сильная. Я буду защищать вас так же, как и себя.
Марион подняла голову. Она подумала: «Я сумею спасти ее, но сделаю так, чтобы она не встретилась с шевалье».
– Я не пленница, – отчетливо произнесла Мари он. – Я пришла сюда, чтобы вызволить вас из заключения. Не буду говорить, кто я: все равно мое имя ничего вам не скажет. Перед вами дверь. Выходите и поворачивайте направо. Вы увидите лестницу. Поднимитесь по ней. Вы окажетесь в подвале. Там будет еще одна лестница, которая выведет вас в маленький дворик. Вы пойдете налево, к большой стене. Там будет маленькая дверца. Через нее вы попадете на главный двор особняка. Благодаря этому плащу и этой маске на вас никто не обратит внимания: там большой праздник и множество дам с за крытыми лицами. Итак, идите, сударыня. Ступайте же! Если вы будете колебаться, то погубите нас обеих.
С этими словами Марион закутала Жизель в свой плащ из синего шелка, надела на нее свою маску, надвинула ей на глаза капюшон и вытолкнула девушку за дверь, указав ей путь. Жизель хотела было поблагодарить свою спасительницу, но не успела: та быстро побежала по коридору. Некоторое время девушка смотрела ей вслед. И вдруг она заметила, что вдалеке появилась Леонора и королева. Больше медлить было нельзя. Жизель устремилась в том направлении, которое указала ей незнакомка. Внезапно Жизель почувствовала, что в правой руке у нее что-то есть. Она разжала пальцы и обнаружила, что это – маленький кинжал…
Увидев Марион Делорм, Бельфегор рухнул, как подкошенный. Наконец он решился поднять глаза. От восхищения нубиец открыл рот, обнажив прекрасные белые зубы. Очарованный, он смотрел на предмет своего обожания, как кролик на удава. Бельфегор был язычником, но ему доводилось посещать христианские храмы. Там он видел восхитительные изображения Пресвятой Девы. И в эту минуту, при виде Марион в роскошном одеянии ему почудилось, что. перед ним – сама Богоматерь. Потрясенный нубиец прошептал:
– О Мадонна, как вы прекрасны!
– Встань, – ответила Марион.
– О нет, нет! – вскричал нубиец. – Мне так хорошо здесь, у ваших ног! Сколько раз я мечтал об этом! И теперь вы – рядом со мной, и не гоните прочь бедного Бельфегора!
Как она сюда попала? Кто помог ей пробраться в это подземелье? Нубийцу не приходили в голову подобные вопросы. В эту минуту он ни о чем не мог думать: неистовая радость поглотила все его мысли и чувства.
– Встань, – нетерпеливо повторила Марион.
– О Мадонна, позвольте мне поклоняться вам! Позвольте стоять перед вами на коленях! Ведь в этом нет ничего плохого, не правда ли? Или это вам неприятно? – простонал Бельфегор.
– Значит, я тебе нравлюсь? – пробормотала Марион.
Нубиец ничего не ответил. По его черным щекам скатились две крупные слезы. Женщина протянула к нему руки. Бельфегор схватил их и осыпал страстными поцелуями. Марион с трудом удалось поднять с колен чернокожего влюбленного. Теперь этот статный красавец стоял перед ней. Он хрипло и прерывисто дышал. В глазах нубийца полыхало пламя. Внезапно Марион стало страшно. Она попятилась назад.
– Где шевалье де Капестан? – спросила женщина дрожащим голосом, по-прежнему отступая.
Казалось, в Бельфегоре проснулся дикий зверь. Он сделал шаг вперед, Марион поняла, что нубиец готов наброситься на нее. Женщина собрала всю свою волю и спокойно, отчетливо произнесла:
– Еще один шаг, Бельфегор, и я убью себя.
С этими словами Марион поднесла к губам крошечный пузырек. Она повторила:
– Одно твое движение, Бельфегор, и я выпью яд!
Нубиец не сводил с Марион глаз. Ноздри его трепетали от страстного желания. Женщина задрожала. Поистине, это был ужасный миг, похожий на состояние природы перед грозой, когда все замирает и даже в воздухе чувствуется напряжение… И вот гроза разразилась: Бельфегор отступил на шаг и зарыдал, всхлипывая, как ребенок. Марион облегченно вздохнула. Она укротила зверя. Теперь нубиец был совсем не страшен: не решаясь приблизится к Марион, он униженно просил прощения… Женщина подошла к Бельфегору, схватила его за руки и, почти прижавшись к нубийцу, прошептала:
– Сегодня вечером, Бельфегор, у меня, в гостинице «Три короля»… Этой ночью я стану твоей! Я буду ждать тебя, изнемогая от любви… Ты сделаешь для меня то, что я попрошу?
– Все, что угодно! – пылко вскричал нубиец. – Я убью мою хозяйку и моего господина! Приказывайте!
– Где твой узник? – спросила Марион.
– Здесь! – промолвил нубиец, показывая пальцем вниз.
– Отведи меня к нему, – приказала красавица. – Надеюсь, ты не успел сделать ему ничего дурного? – с трепетом осведомилась она.
– Железная плита! – прохрипел Бельфегор. – Железная плита!
– Что?!! – в ужасе воскликнула Марион. – О несчастный! О Боже! Эти крики… Кто это так жутко стонет?!
А стонал шевалье де Капестан, которого поднимала из мрачного колодца адская машина.
– Железная плита! – ревел нубиец. – Это конец! Это кричит он! Слишком поздно! Она никогда не будет моей!
Бельфегор не мог вынести такого удара. До исполнения самой заветной мечты нубийца оставались считанные часы, и вдруг… Теперь из-за этого человека Марион никогда не будет ему принадлежать. Он потерял ее! А счастье было так близко…
Бельфегор услышал душераздирающий вопль своей любимой:
– Освободи его! И я буду твоей! Он жив! Господи… Как он ужасно кричит!..
– Освободить его! Да, да, конечно! – продолжал реветь обезумевший нубиец.
Он бросился к рычагам, но силы ему изменили. Бельфегор рухнул на пол.
– Я не могу! – в отчаянии прошептал нубиец. – Я больше не могу! Вон он, этот рычаг!
– Какой рычаг? Этот? – спросила белая, как мел, Марион.
– Да, да! Толкайте вверх! Толкайте его вверх до упора! – прохрипел нубиец.
Марион вцепилась в рычаг и попыталась приподнять его. Но рычаг был тяжелым и не поддавался… Наконец ей удалось слегка сдвинуть его.
– Выше! Еще выше! – стонал Бельфегор. Нубиец сел. Он чувствовал, что силы потихоньку возвращаются к нему. Руки Марион кровоточили. Чем выше она поднимала рычаг, тем пронзительнее становился жуткий скрежет внизу. Это исполинская гайка медленно двигалась обратно. Однако женщина этого не осознавала. У нее уже не оставалось сил на то, чтобы думать: рычаг, казалось, становился все тяжелее и тяжелее… Внезапно он вырвался из рук Марион. Дело в том, что плита заняла наконец свое первоначальное положение. В тот же миг нубиец, которому удалось подняться, бросился к другому рычагу и принялся им орудовать. Марион стояла с отсутствующим видом и машинально снимала один за другим лопнувшие перстни, ранившие ей пальцы.
– Идемте! – повернулся к ней Бельфегор.
Если бы сейчас нубийцу вздумалось броситься на Марион, она не смогла бы оказать ему ни малейшего сопротивления. Однако Бельфегор не сделал этого. Он повел Марион в комнату, находившуюся внизу. Теперь пол был на месте. Женщина вошла и увидела Капестана в железных оковах. Глаза шевалье были закрыты. Неужели он мертв? Нубиец освободил узника, взял его в охапку и положил у ног Марион. Женщина опустилась на колени. Она положила руку на грудь Капестана, затем встала. Марион казалась совершенно спокойной.
– Он жив! И будет жить! – прошептала она. Затем женщина повернулась к Бельфегору:
– Как можно выйти отсюда? В особняке так много людей!
Нубиец склонился над ней. Он весь пылал.
– Сегодня вечером ты будешь моей? – донеслось до слуха Марион.
– Да! – выдохнула она.
– А чем ты поклянешься? – хрипло спросил Бельфегор.
Женщина положила руку на лоб шевалье:
– Бельфегор, клянусь тебе жизнью того, кому я подарила свое сердце, – отчетливо произнесла Марион, – что отдам тебе свое тело.
– Хорошо! – промолвил нубиец. – Идите.
Он присел на корточки, схватил Капестана, взвалил его себе на плечи, встал и зашагал вперед. Очутившись на маленьком внутреннем дворике, Бельфегор повернул направо, к железной двери, которая выходила в тупик Малабр. Он открыл ее – и в следующий миг все они оказались уже за оградой особняка.