Юрий Витальевич Яньшин
Все правые руки
Глава 31
I
1 июля 2020 г., 13 ч.00 мин., Украина, г. Киев, Министерство обороны, Воздухофлотский проспект, д.6.
Высокий и плечистый майор-связист, как обычно вышел из проходной КПП Центрального аппарата Генштаба в обеденное время для того, чтобы подкрепить истощенные напряженной работой свои жизненные ресурсы. На противоположной стороне улицы стояла все та же тележка с мороженым. Он кинул небрежный взгляд на тетку, которая в этот раз не надела не отличавшийся сугубой чистотой белого передника, а почему-то вырядилась в ярко красный фартук с черным горохом. На мгновенье их глаза встретились. Но военный не стал по заведенной традиции подходить к ней за очередной порцией пломбира, а, не переходя дорогу, повернул в сторону и уверенным шагом направился в сторону стадиона. Вырядившаяся в новый передник мороженщица, выждав пять минут, с неторопливой ленцой сложила в тележку переносной кассовый аппарат с блюдечком для мелочи, затем покряхтев, свернула видавший виды зонтик и, закончив все приготовления, медленно покатила свою поклажу в противоположную сторону. По улице, меж тем, проносились туда и сюда легковые машины, украшенные сине-желтыми стягами, в которых сидели разгоряченные в порыве патриотизма молодые люди распевавшие гимн Украины и прочие песни, способствовавшие, по мнению их исполнителей, подъему национального духа и самосознания. Проезжая мимо здания МО они принимались сигналить в знак полного и одобрения действий ВСУ отважившихся наконец-то окончательно закрыть вопрос суверенитета и целостности державы. Дойдя до автобусной остановки, майор-связист, дождался автобуса № 119 и юркнул в открывшиеся двери. Народу было немного, а поэтому свободных мест хватало. Там, предъявив недовольно скорчившей лицо кондукторше удостоверение, дающее право на безбилетный проезд в любом общественном транспорте, кроме такси, уселся на свободное место в самом конце салона возле окна и, прислонившись к нему, прикрыл глаза – ехать было долго. Со стороны казалось, что человек тихо дремлет, надвинув армейскую кепи на глаза и приклонив голову к стеклу. На самом деле, находясь в состоянии крайнего напряжения, он зорко оглядывал весь салон из-под козырька, отмечая про себя всех входящих и выходящих. Через полчаса такой езды он вышел на остановку возле Центрального железнодорожного вокзала. Войдя в помещение вокзала, которое тоже не изобиловало народом по причине карантина, он тут же направился в отделение камер хранения, стараясь по возможности не попадать под камеры наблюдения. Выбрав нужную ячейку, он достал из ее чрева чемодан и уже с ним спустился в полуподвальное помещение, где находился общественный туалет. Забравшись в кабинку и тщательно закрывшись изнутри, он вскрыл чемодан и вытащил оттуда немного потертые, но чистые джинсы, рубашку с коротким воротником и приличных размеров «лопатник». Сняв с себя армейское обмундирование, он тщательным образом туго свернул его и сунул в мусорный ящик, стоявший рядом с унитазом, предварительно вынув из карманов все содержимое. Затем переоделся в цивильное. Не без любопытства изучил содержание «лопатника». Помимо двух купюр с изображением великого ученого, оцененного в 1000 гривен и четырех купюр великого писателя, удостоившегося номиналом в 500 гривен, там находились еще паспорт на имя Мыколы Задуйвiтера с фото его собственного лица, страховой полис на то же самое имя и билет на поезд Киев-Минск. Белоруссия была, пожалуй, единственной европейской страной, не закрывшей своих границ на время пандемии. Судя по времени отправления «Белого Аиста», у него в запасе было почти семь часов, которые надо было еще где-то провести. Сунув «лопатник» поглубже в карман джинсов, он принялся за уничтожение всех своих прежних документов. После того, как с этим было покончено, а следы «преступления» смыты в унитаз, новоявленный гражданин Украины Николай Задуйвитер вышел из кабинки общественного туалета, как заново родившийся. Надо было где-то «убить» время до отправления поезда. А где это можно сделать, как не в привокзальной кафешке, тем более, что он только сейчас вспомнил об обеде, который он пропустил по объективным причинам, и о котором ему напомнил урчащий желудок. Сенсационную новость о подорванном москалями здании Минобороны, сопровождавшуюся почти поголовным уничтожением элиты офицерского корпуса он встретил в зале ожидания, сидя на жестком деревянном креслице. А спустя еще пару часов, внимая, горячим новостным событиям, связанным с варварской акцией Кремля, в бегущей строке списка предполагаемых жертв неспровоцированного нападения к немалому удивлению нашел и свою настоящую фамилию. Это его немного успокоило и даже обрадовало, хоть и не давало повода для окончательной расслабленности. И только лишь когда в три часа ночи поезд пересек границу между двумя государствами, он позволил себе ненадолго забыться коротким и тревожным сном.
II
1 июля 2020 г., 16 ч.30 мин, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный Центр Управления обороной РФ.
На этот раз в Зале Принятия Решений собрался весь Президиум Совета. Внимательный взгляд постороннего наблюдателя мог бы отметить, как разительно изменилась обстановка в Зале. Там внизу, еще с утра чувствовалась напряженность и связанная с ней нервозность. Операторы, сидящие в «партере» нервно и дёргано барабанили по клавиатуре «персоналок», делая запросы, получая ответы, которые присовокупляли к общей информации, раздавали указания по подразделениям и сами, в свою очередь получали указания. Большие плазменные экраны с великолепным разрешением и немыслимой гаммой красок с калейдоскопичной скоростью выдавали все новые и новые порции информации, рисую при этом непонятные графики и диаграммы. На «бельэтаже» царила атмосфера угрюмой сосредоточенности. Там, наверху сидели уже далеко немолодые люди, сжимавшие кулаки до побелевших костяшек, наблюдая в прямом эфире гибель городов и их жителей. Но прошло не многим более трех часов пополудни, как обстановка «внизу» и «верху» зала в корне изменилась. Люди, сидящие внизу, поуспокоились. Их позы и движения стали более расслабленными и плавными. Создавалось впечатление, что для них уже все устаканилось и вошло в привычную и рутинную колею. Картинки на экранах уже не мелькали со скоростью бешеной карусели. У них было все готово, и они пребывали в ожидании приказа на совершение действий, которые начнут изменять мир и положение России в нем. Изменились настроения и на балконе. Вместо царившей до обеда угрюмой сосредоточенности на лицах всего Президиума и примкнувшего к ним врио Начальника Генштаба читалась тревожная озабоченность. В ожидании какого-то дедлайна они крутили головами, перебрасываясь короткими и рублеными фразами между собой. А еще они то и дело злобно косились на табло с часами. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Сейчас они мучительно ожидали звонка телефона от одной женщины. Наверное, никто из них ни разу в жизни не ждал с таким нетерпением звонка от женщины. Каждая минута промедления за сотни километров отсюда уносила чьи-то жизни, а они ничего не могли с этим поделать, вынужденные сидеть в мягких креслах и наблюдать в прямом эфире разворачивающуюся на их глазах трагедию.
– Да, черт возьми! Позвоните ей сами, Валерий Васильевич! – как всегда не утерпел импульсивный Рудов.
– Она сказала, что сразу свяжется с нами, как только будут известны результаты голосования. Она и сама сейчас, как на иголках, – отнекивался уже в который раз Афанасьев от наседающих коллег.
– А то мы как будто не знаем, чем оно закончится?! – злобно ощерился Начальник Главного Оперативного Управления.
– Да, знаем-знаем, Сергей Иваныч, но проформу все равно надо соблюсти, – поддержал Афанасьева Барышев, одевшийся сегодня в военную форму, а потому не отличающийся от своих соратников. – Ну, или хотя бы ее видимость в глазах мировой общественности.
– Все еще продолжаем играть по правилам принятыми не нами? – продолжал скалиться Рудов.
– Увы, милейший Сергей Иванович, – продолжал мягко увещевать разбушевавшегося «пруссака» глава нелегалов. – Обстоятельства требуют от нас этого. Ничего не поделаешь. Но часики тикают в нашу пользу, и вот увидите, наш ответ будет сокрушительным для всех недругов. Над этим ответом работаете вы, но и мы тоже не ждем у моря погоды.
– Кстати, Дмитрий Аркадьевич, – повернулся всем корпусом в своем кресле Афанасьев к Барышеву, – вы успели вывести из под удара своего резидента в Генштабе ВСУ?
– Оперативной информацией на данный момент я пока не располагаю, – честно признался, глава СВР, – но уверен, что необходимая информация до него дошла, и он уже предпринял все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы избежать наихудшего сценария.
– Да уж, – поежился Председатель КГБ (прежнее название «конторе глубокого бурения» вернули на пятничном заседании Высшего Совета), – если он вовремя не смажет оттуда пятки, то ему не поздоровится. На нем, мои коллеги, постараются отыграться по полной программе за все свои прошлые и настоящие неудачи.
Желая как-то смягчить нервозность, а заодно и уйти от «пыточной» темы, Юрьев поинтересовался у Тучкова:
– Вот, Николай Палыч, вам вернули долгожданное прежнее наименование, а когда мы увидим возврат памятник основателю вашей конторы?
– Вообще-то основателем нашей конторы, как вы выразились, был думный дьяк Данила Леонтьевич Полянский, а ему памятник так никто и не удосужился поставить, – вздохнул он, потупив хитрые глазки.
– Ой, я вас умоляю, – усмехнулся Юрьев, – вы прекрасно понимаете, о ком идет речь.
– Понимаю, – кивнул Тучков, – но мы тут посоветовались и решили с этим делом не торопиться. Для начала его окончательной реабилитации надо провести грамотную пропагандистскую работу. А какая, по-вашему, пропаганда находит наибольший отклик в умах, а главное в сердцах простого обывателя?
– Ну, не знаю, – беспомощно развел руками премьер, он же Министр обороны.
– Наглядная! – вмешался в диалог Сергей Иванович.
– Вот, именно! – живо согласился с ним жандарм. – А что может быть наглядней, чем… кино?!
– Кино?! – в один голос переспросили все сидящие рядом.
– Да-да! Нужно снять о нем кино. Не сериал, от которого быстро устают, но и не короткометражку, о которой вскоре все забудут. Нужен хороший полнометражный фильм, с ярким и исторически правдивым сценарием, с привлечением звезд отечественного кино. Эх, жаль, что умер Михаил Казаков, он как никто умел передать натуру того в кого перевоплощался. Причем, акцент киноповествования должен быть сделан не на его роли в становлении ВЧК, а его послевоенной гражданской деятельности, о том, как он боролся с беспризорностью, как восстанавливал из руин промышленность и транспорт. И еще было бы неплохо затронуть его личную семейную трагедию. В общем, фильм должен быть смотрибельным, а главное – душещипательным.
– Ого, Николай Палыч! – вскинул удивительно брови Борис Иванович. – Да, вы, как я посмотрю, у нас тонкий психолог. Я, пожалуй, потрясу Госкино на предмет финансирования съемки этого фильма. Готовьте сценарий.
– Я уже отдал распоряжение объявить конкурс на сценарий, – зарозовел лицом Тучков. – И попутно разрешил потенциальным сценаристам пользоваться закрытыми архивами КГБ, касающимися данной тематики.
Этот разговор «ни о чем» мог бы продолжаться и дальше, если бы его не прервал резкий и довольно неприятный звук входящего звонка одного из телефонов, стоящих чуть в стороне от основного пульта управления. Звук доносился из аппарата небесно голубого цвета, а это означало, что звонили из МИДа. Михайлов, маячивший где-то сзади, вместе с Коржиком, тут же коршуном кинулся к аппарату. И после первых слов, сказанных в трубку, поднес его Афанасьеву, слегка подрагивающими руками. На проводе (хотя телефон был беспроводной) была Хазарова.
– Слушаю вас, Мария Владимировна, – пророкотал он в трубку.
Громкость была хорошая, поэтому никому не пришлось напрягаться, чтобы вслушаться в детали телефонной беседы.
– К сожалению, Валерий Васильевич, мне нечем вас и на сей раз порадовать. Только что закончилось экстренное заседание Совбеза. Как и предполагалось, закончилось оно ничем. Подавляющим большинством голосов, предложенная нами резолюция по осуждению Украины, была отклонена. Об этом сообщил мне заместитель руководителя нашей делегации – Полянский. Единственной неожиданностью стало не то, что резолюция была провалена, а то, каким количеством голосов это было сделано. Нас поддержал только Китай. Даже Вьетнам проголосовал против нас. Вот этого я никак не ожидала от вьетнамских коллег.
– Я давно уже слышу грязную возню на вьетнамской кухне. Еще со времен установления в Ханое памятника сенатору Маккейну. Что ж, возьмем и это на заметку, а при случае напомним узкоглазым и хитропопым товариСчам о пагубности двурушнической политики. Ладно. Когда планируете выступить с официальным заявлением?
– Через пять минут спущусь в пресс-холл.
– Хорошо, Мария Владимировна, мы послушаем вас в прямом эфире. И не забудьте в официальном заявлении особо отметить массовую гибель российских граждан. У вас еще что-нибудь есть для нас?
– Да, вот еще одна небольшая деталь, характеризующая накал страстей в Совбезе. Сразу после завершения заседания Совбеза представитель Украины набросился с кулаками на нашего руководителя делегации. Эта безобразная сцена была во всех подробностях запечатлена многочисленными телекамерами ведущих мировых СМИ, освещающих работу ООН и ее подразделений.
– И что? – нахмурился и без того пасмурный Афанасьев.
– Видимо господин Кислица не знал или не учел того факта, что Василий Алексеевич, в прошлом, имел звание «кандидата в мастера спорта» по боксу.
– О-о-о! Это уже интересно. Вечер перестает быть томным. А вы говорите, что вам нечем нас обрадовать. И каков итог дружеского матча?
– С нашей стороны – оторванный воротник. С их – сломанный нос и вывихнутая челюсть, – слегка улыбнулась «наша-Маша».
– Ого! Есть еще порох в пороховнице, значит?!
– Да. Украинская делегация уже готовит протест на якобы совершенное нападение и причинение вреда здоровью и репутации своего посла. Но зато хоть на некоторое время Кислица заткнется.
– Мы, в таком случае, тоже приготовим. Подготовьте ходатайство о награждении Василия Алексеевича орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени.
– Спасибо, Валерий Васильевич, от лица МИДа и от меня лично. Очень сожалею, что меня не было там. Разрешите вопрос? – резко оборвала она тему.
– Да. Слушаю вас.
– Я, конечно, понимаю, что все это была лишь подготовка к основному акту спектакля, который начнется в самое ближайшее время, но прошу вас, скажите, вы можете дать гарантию на успех наших ответных действий?
– Что вам сказать, Мария Владимировна? Гарантию дает только страховой полис «Аскомед», а мы простые вояки. Но уверяю вас, мы сделаем все, что в наших силах.
– Поймите меня правильно, Валерий Васильевич, у нас там, в Киеве остались сотрудники дипмиссии. Восемнадцать человек. Я, конечно, послала им шифротелеграмму о запрете покидать территорию представительства, но сами понимаете, что в случае чего, толпа не остановится ни перед чем. Поэтому я очень беспокоюсь за их судьбу.
– Я понимаю вашу озабоченность Мария Владимировна, и очень ценю это качество, которого так не доставало вашему предшественнику. И еще раз заверяю, что в случае крайней необходимости, мы готовы пойти на столь же крайние меры для их спасения, – заверил ее Афанасьев.
– Еще раз спасибо. И за искренность тоже. Тогда я пойду выполнять свою часть работы.
– Удачи вам, Машенька. И мужества, – по-отечески напутствовал он «стальную леди» новой русской дипломатии.
Закончив говорить, Афанасьев бережно, будто это была неразорвавшаяся граната с вынутой чекой, передал трубку Михайлову. Затем, откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза. Казалось, что он медитирует перед принятием судьбоносного решения, поэтому никто из присутствующих не посмел украсть у него эти последние мгновения перед прыжком через пропасть. Все понимали – ему нужно собраться. На балконе повисла липкая и от того более неприятная тишина. Там, внизу, словно почуяв наступление момента принятия окончательного решения, тоже притихли, хоть и не слышали этого последнего разговора. В немом ожидании прошла минута, потом другая. Соратники тревожно всматривались в черты своего лидера, а он погруженный в свой внутренний мир, о котором они не имели даже малейшего представления, словно спал, настолько спокойны и благообразны были его черты лица в этот момент. Все были убеждены, что он собирается с силами, чтобы ухнуть с головой в море грозной неизвестности. На самом же деле ничего такого не было. Просто он действительно спал, утомленный нервным перенапряжением всех последних дней. И снились ему не грядущие битвы, не победные марши и не сонмы врагов, склонивших свои выи перед мощью русского оружия. Снилось ему далекое детство, деревня и бабушка. Она только что вышла из стайки, где доила корову и в руках у нее была полная крынка душистого и теплого молока. А он еще совсем маленький, лет четырех-пяти, босой и в белой рубашонке до колен ухватив тяжелую крынку обеими руками, жадно подносит ее ко рту, вдыхая травяной аромат молока. Торопясь, он делает первые большие глотки, не справляется, захлебывается и молоко начинает течь сначала по подбородку, а потом заливает всю рубаху. Бабушка начинает ласково смеяться, и он от ее слов тоже повторяет ее смех, а потому еще больше захлебывается, но крынку не опускает. Он беззаботно смеется там в своем далеком и уже давно позабытом детстве, и улыбается здесь – в суровой своей действительности.
Вечно порывистый в своих поступках и нетерпеливый по характеру Рудов, словно кем-то вынужденный постоянно плясать на горячих углях, видя улыбающегося с закрытыми глазами Афанасьева, завозился в своем кресле и негромко кашлянул, вытаскивая из нирваны своего друга, а теперь уже и руководителя целой страны. Афанасьев, услышав покашливание, медленно разлепил глаза, нехотя возвращаясь в жестокий и несправедливый мир, где нет добрых бабушкиных рук, теплого коровьего бока и белого душистого молока. Но зато есть кровь и гибель тысяч людей, и он, сейчас должен был одним кивком головы многократно увеличить потоки смертей и страданий. Он глубоко вздохнул и провел рукой по лицу, снимая остатки мимолетного наваждения.
– Рубикон перейден. И назад дороги нет. Сергей Иванович, как Глава Высшего Военного Совета, приказываю вам, как Начальнику Главного Оперативного Управления отдать все необходимые распоряжения по проведению боевой операции в отношении Вооруженных Сил Украины, – официальным и от того немного выспоренным тоном произнес он.
– Есть, отдать все необходимые распоряжения, – ответил ему в той же тональности, но с торжествующими нотками Рудов.
И будто невидимая дрожь от этих слов прошла по всему залу. Замеревшая до этого в немом ожидании дежурная группа операторов, словно сбрызнутая живой водой вновь начала свою работу. Так же, как и с утра, началась напряженная, но еле заметная глазу подготовительная суета.
Подвинув к себе микрофон, Рудов, слегка прочистив голосовые связки порыкиванием, отдал свой первый приказ:
– Всем! Всем! Всем! Объявляю пятиминутную готовность всем боевым подразделениям Западного и Центрального округов, а также сил Черноморского и Балтийского флотов. Воздушно-Космическим Силам приготовиться к отражению массированной атаки по всему периметру ответственности.
Афанасьев бросил слегка недоуменный взгляд на подобравшегося и напружинившегося в своем кресле Сергея Ивановича. Тот, покосившись на Главу кратко пояснил:
– На всякий случай. Вдруг Трамп очертя голову полезет.
Афанасьев пожал плечами и махнул рукой, типа «делай, что хочешь», но говорить ничего не стал. Управляющий войсками должен быть один, и никто не смеет ему мешать в этот период.
– Одинцово! – громко произнес он в микрофон прямой связи.
– На связи, Одинцово! – отрапортовал появившийся на персональном экране Рудова генерал-лейтенант Голубкин.
– Юрий Илларионович, готовьте канал по линии Белгород-Киев с полным подавлением связи.
– У меня уже все готово, – незамедлительно ответил тот.
– Хорошо. Тогда давайте сверим часы. У меня 17 часов 16 минут.
– Аналогично.
– Хорошо. В 17 часов 21 минуту врубайте узким лучом «Красуху-4» по генеральной линии.
– Есть!
– Через пять минут доложите о состоянии канала, его границе и устойчивости.
– Есть, доложить!
И опять на балконе потекли мучительно долгие минуты молчаливого ожидания. Барышев, Тучков и Юрьев, мало что понимали в специфике работы войск РЭБ, а Афанасьев с Богдановым, следуя корпоративной этике, не сочли для себя возможным, как-то вмешиваться в распоряжения Рудова, который и так хорошо знал свое дело. Наконец, прошли и эти пять минут. Вспыхнул персональный монитор, стоящий перед Сергеем Ивановичем. На экране вновь появилось лицо Голубкина.
– Система радиоподавления в широком диапазоне и узконаправленном канале включена по указанной генеральной линии. Границы имеют резко очерченный характер, следуя требованиям. Мощности для устойчивого подавления вполне достаточно и в дополнительной поддержке сопряженных модулей не нуждается. Доклад окончил.
– Хорошо, – коротко бросил Рудов. Через четыре минуты запускайте «Алабугу[96]» по данному каналу. Генеральная цель – станция радиотехнической разведки «Кольчуга», расположенная в координатах, – тут он запнулся на несколько секунд, барабаня пальцем по кнопкам пульта, а затем продолжил, – в координатах 50°24'31'N30°50'05"E.
– Есть, принять генеральную цель в координатах 50°24'31'N30°50'05"E, – четко и без запинки продублировал Голубкин.
– С Богом! – не по-уставному напутствовал Рудов рэбовца.
Голубкин пропал с экрана, а на его месте тут же возникло лицо командира 448-й ракетной бригады имени С. Непобедимого – полковника Смолянинова.
– Илья Константинович, – обратился к нему Рудов, – доложите еще раз о готовности ваших расчетов.
– Как и приказано, находимся в пятиминутной боевой готовности, – деловито ответил он, не тратя слова понапрасну.
– На моих часах 17 часов 28 минут. Через восемь минут доложите о запуске изделия по указанным заранее координатам стационарной цели.
– Есть, доложить! – все также лапидарно ответил Смолянинов.
Спустя какую-то минуту, опять на экране возник Голубкин.
– Товарищ генерал армии, докладываю: «Алабуга» только что стартовала к указанной цели.
– Добро.
Через восемь минут. Как и было уговорено, опять появился Смолянинов.
– Товарищ Командующий, изделие только что стартовало из капсулы самоходной установки и вылетело в назначенный квадрат. Ориентировочное время поражения объекта – 17 часов 40 минут.
– Спасибо, Илья Константинович. До связи.
– Ну, что? – донесся сбоку голос Афанасьева. – Осталось минуты три? Подождем.
– Центр управления космической разведкой, – меж тем вызвал на связь Рудов следующего собеседника.
– Центр, слушает, – донеслось в ответ.
– Дайте картинку намеченного к поражению объекта на общий экран.
– Есть, дать картинку.
Спустя тридцать секунд, на широченном экране операторского зала возникло изображение большого здания в виде буквы «Н», занимавшего собой весь квартал. Если хорошо присмотреться, то можно было увидеть легковые машины, проезжавшие мимо него. Операторы в зале отвлеклись от своих мониторов и тоже во все глаза уставились на панораму большого города, где в центре выделялось массивное беломраморное здание. Зрелище было величественное и завораживающее.
– Товарищ генерал армии, – раздался из динамика голос Голубкина. – Только что прошла информация о выведении из строя всех находящихся в районе указанных координат радиоэлектронных устройств.
– Спасибо, Юрий Илларионович! Вы с честью выполнили возложенные на вас обязательства! От лица командования, поздравляю вас с выполнением задания!
– Служу России! – донеслось в ответ.
Прошло совсем немного времени, как вдруг экран подернулся, и величественное здание в его центре покрылось едва заметным белесым туманом. Это продолжалось не более пары секунд.
И тут, грохнуло!
Даже с орбиты в двести пятьдесят километров было видно, как вздрогнула Земля. Огромный огненный шар накрыл прежде монументальное здание, а потом, вобрав его целиком в себя, лопнул и неудержимым шквалом растекся, разбрасывая обломки строения, превратившиеся в мелкий и почерневший от высокой температуры щебень. Первые несколько секунд из-за огня, дыма, и летящих во все стороны обломков и фрагментов постройки, ничего было не рассмотреть. А когда дым слегка рассеялся, то потрясенные зрители, что находящиеся внизу, что сидящие на балконе, сумели разглядеть огромный провал, будто в саму преисподнюю, на месте еще минуту назад стоявшего здания Министерства Обороны ВСУ. Ударной волной повредило и стоящие рядом здания, находящиеся на довольно приличном расстоянии от уничтоженного. В немом оцепенении зрители рассматривали картину мини-Апокалипсиса. Все они не раз видели воздействие объемно-детонирующего взрыва на окружающую обстановку. Но все это были съемки с полигонных испытаний. А сейчас они смогли убедиться в разрушительной его силе применительно к городским условиям. Весь квартал, который занимал комплекс строений МО ВСУ превратился в пышущую нестерпимым жаром яму диаметром более двухсот метров и глубиной порядка тридцати. Более сильные разрушения могла причинить только ядерная бомба. А тут сработал всего-навсего один объемно-детонирующий заряд, да и то ограниченной мощности, весом около семисот килограмм. Его старший брат, под названием «Папа всех бомб» имел вес более восьми тонн и разрушал все в радиусе полутора километров.
Среди тишины завороженного зрелищем зала раздался негромкий, но хорошо слышимый отовсюду голос Юрьева:
– Это карма.
Будь на их месте украинские коллеги, они бы уже сейчас прыгали и скакали от радости при виде поверженного врага. Эти же странные русские продолжали стоять каменными изваяниями, не выражая никаких эмоций.
