Юрий Витальевич Яньшин
Предтечи будущих побед
– А, батюшки! – в несвойственной ему манере всплеснул руками и закудахтал Афанасьев, хватая калькулятор со стола. – Это сколько же в рублях-то будет?! Тэк-с, тэк-с, если по нынешнему курсу… О, Хоспади! Под 18 триллионов рубликов! Ну, ничего себе!
– Да, – засиял лицом Тучков, – и это только по первичным данным. И у меня есть все основания считать, что эта цифра, как минимум удвоится.
– А что с фигурантами? Долго вы их там будете мариновать? – спросил Юрьев.
– Как закончим с этим делом, так и сдадим их в руки самого гуманного суда в мире. Хватит с них и по четвертаку. Я даже не возражаю против публичных слушаний в одном из столичных судов. Но вот имеется еще две категории так называемых «врагов народа». И с ними все гораздо сложней.
– Давайте, я попробую угадать эти две категории, – опять откликнулся премьер-министр, он же Министр обороны.
– Пожалуйста, Борис Иваныч, – сделал пригласительный жест Тучков.
– Первую категорию, как я понимаю, составляют «птенцы гнезда Гайдара», воспитанные и возмужавшие в обстановке тотального преклонения перед Дядюшкой Сэмом.
– Их еще называют «гарвардские мальчики», – невольно вырвалось из уст Хазаровой.
– Совершенно верно, – кивнул Юрьев на ее тираду. – К ним относятся такие личности, как Наибулина, Полуянов, Курдин, Чайбус, Грех и иже с ними.
– Последних двух к этой причислить нельзя, – тут же возразил Николай Павлович. – Грех, помимо всего прочего, обвиняется в целом ряде убийств, некоторые из которых совершил самолично.
– Ого! – вырвалось почти у всех присутствующих. У всех, кроме Афанасьева и Рудова, которые проводили с обвиняемым предварительную беседу38, а потому для них это не было новостью.
– Что же касается Чайбуса, то он не просто «идейный» оппозиционер российской государственности в любой ее форме. Он, с позволения сказать, самый что ни на есть агент иностранных спецслужб, завербованный ими еще в 80-х, то есть еще в юношеском возрасте. А теперь вот «дослужился» до «смотрящего» за всей России от имени «Трехсторонней Комиссии», со всеми вытекающими из этого полномочиями. Так что, я бы его отнес, ничтоже сумняшеся, к разряду самых опасных и самых влиятельных агентов иностранных разведок когда-либо попадавшим нам в руки за всю историю существования России, как государства. А в остальном, вы, Борис Иваныч, правы. Названные вами персонажи, если можно так выразиться «предатели по-закону», то есть люди, выполняющие свои обязанности по подрыву российской экономики в силу принятых на себя Россией ограничительных мер в 90-х годах, а также вследствие своего воспитания и восприимчивости окружающей действительности, через фильтры, внедренные их сознание. Ну, конечно же, еще и замаранные в воровстве казенных денег. Куда же от этого деться?! Воришки, достойные книги рекордов Гиннеса. Только «сладкая парочка» Наибулина-Полуянов украли из резервов Центробанка золота почти на 50 миллиардов долларов, подхватив эстафетную палочку у прежнего министра финансов – господина Курдина, который тоже немало попотел, перетаскивая народное достояние в сундуки Сороса и Ротшильдов. Кстати сказать, Наибулину мы перехватили уже с билетом на чартерный рейс до Осло и с дипломатическим паспортом на имя госпожи Фергюссон – гражданки Норвегии. По деткам, видишь, соскучилась, которые уже давно имеют норвежское гражданство и ждут, не дождутся маменьки.
– Какие меры пресечения в этой категории мразей вы предлагаете? – насупился Афанасьев.
– После того, как мы вытряхнем из них все, что сможем, а, к сожалению, много уже уплыло безвозвратно – суд и пожизненное заключение в «Черном дельфине»39 без права на апелляцию. Но судебные заседания по их персональным делам проводить в закрытом режиме.
– Почему это?! – еще больше нахмурился Валерий Васильевич, которому страсть, как хотелось публичных процессов.
– Потому что тени от их преступлений могут явно упасть на светлый образ нашего последнего президента, так как многие из них были его личными друзьями и пользовались его покровительством, – назидательно, как первокласснику пояснил свою позицию Тучков.
– Согласен, – нехотя произнес Афанасьев, почесывая нос, – светлый образ президента-мученика никоим образом не должен быть замутнен подозрениями в его адрес. – Ладно. Оставим это потомкам и историкам. А что там, насчет третьей группы, Борис Иваныч? Угадаете?
– Конечно, – хмыкнул Юрьев. – Третью группу правонарушителей составляют бывшие коллеги нашего Бенкендорфа. Я прав, Николай Палыч? – повернулся он всем корпусом к Тучкову.
– Абсолютно, – сверкнул глазами духовный наследник Малюты Лукьяновича и Александра Христофоровича.
– И как же вы охарактеризуете этих людей!? – поморщился Рудов, всегда щепетильно относившийся к проступкам людей в военной форме.
– Они – не люди, – спокойно, ничуть не повышая голоса, ответил заплечных дел мастер.
– Нетривиальное заявление, – вставил Афанасьев. – А кто же они, по-вашему?
– Упыри, – все так же безмятежно подтвердил свою мысль Тучков.
– И все-таки поясните нам, чем эта группа отличается от остальных двух? – продолжал настаивать диктатор, хотя и сам в душе знал ответ на этот вопрос. Просто ему хотелось, чтобы об этом услышали другие и по возможности не из его уст.
– Охотно, – не меняя позы и интонаций в голосе, ответил Николай Павлович. – В отличие от первых – воришек по жизни, выросших в своей алчности до невероятных размеров и вторых – тоже воришек, но сумевших подвести хотя бы некоторое подобие идеологии под свои действия, скажем так, идейных противников, эти хоть и нажились, но не столь крупно. Их главной отличительной особенностью является то, что они по самую макушку замараны кровью своих же подчиненных. Я говорю о крови в прямом смысле этого слова. Эти сволочи не просто торговали государственными секретами, они еще и сдавали направо и налево нашу зарубежную резидентуру. Годами сдавали. Надо ли говорить каким пыткам и истязаниям подвергались те, кого предало собственное руководство? Много наших сотрудников сгинуло на чужбине по их вине. Счет идет на многие десятки людей. В результате их антигосударственной и антинародной деятельности многие наши направления оказались просто парализованы. Это просто чудо какое-то, что большая часть агентов «глубокого залегания» не попала в руки враждебных спецслужб. И то не факт. Дмитрию Аркадьевичу еще до-о-олго предстоит проверять и перепроверять, находятся ли его люди под «колпаком» моих иностранных коллег. Скажу прямо. За всю историю существования службы внешней разведки мы до этого момента не находились в такой кризисной ситуации. Последствия этого грандиозного предательства мы будем ощущать еще не одно десятилетие.
– Ваша служба тоже, надо полагать, пострадала? – необычно тихим голосом спросил Рудов, бравые усы которого уже не топорщились, а уныло висели.
– Да, Сергей Иваныч. И наша служба понесла невосполнимый урон. Мы упустили многих матерых шпионов, действовавших на нашей территории. И да, мы тоже понесли людские потери. Многие наши оперативники, которые вели дела по отслеживанию деятельности иностранных спецслужб либо таинственным образом исчезали, либо, в лучшем случае, были уволены из рядов ФСБ.
– Хм, – скорчил лицо в гримасе Рудов. – А чем вы можете объяснить тот факт, что при тотальном уничтожении ценных кадров, ни вы, ни Дмитрий Аркадьевич не пострадали?
– Все очень просто, Сергей Иванович, – горько улыбнулся, молчавший до этого Барышев. – Во-первых, и у меня и у Николая Палыча имеется своя собственная служба охраны и безопасности. Во-вторых, именно на нас завязаны очень многие информационные узлы, без которых практически не может обойтись ни одна спецслужба в мире. Ну, и в-третьих, вам ведь теперь уже известно, что мы с Николаем Палычем тоже, как и вы с Валерием Васильевичем состоим в «братстве», а это, сами понимаете, многого стоит. Вас удовлетворяет такой ответ?
– Вполне, – буркнул Рудов, кивая головой.
– Что вы Николай Палыч, предлагаете сделать с этими недоносками? – резко вмешался в диалог Афанасьев, дабы предотвратить возможные вопросы по поводу «братства» со стороны ничего не знающих об этом Хазаровой и Юрьева.
– Смерть! – коротко ответил, как рубанул с плеча Тучков.
– Долгая и мучительная, – в унисон поддержал его Барышев, незамеченный до этого в садистских замашках, но видимо и у него накипело на душе.
– Ладно. Будь, по-вашему. Поступайте, как сочтете для себя нужным. Время военное, тут не до сантиментов, – махнул рукой, подводя черту под сказанным, Валерий Васильевич. – Борис Борисыч, по этому вопросу никаких записей не делай.
– Есть, не делать никаких записей, – раздалось из угла.
– Ну, что ж, – тяжко вздохнул Афанасьев, – мы внимательно заслушали докладчиков. Основные темы нами проработаны, докладчики получили полное одобрение своих действий со стороны Президиума. Каждый знает, что и в каком ключе ему надлежит исполнять свои обязанности. Следующее наше совместное заседание состоится в понедельник, в 14.00. Все могут быть свободными, за исключением товарищей Барышева и Костюченкова, которых я попрошу задержаться на несколько минут. Товарищ Михайлов тоже может быть свободным, – сделал Афанасьев выпроваживающий жест, видя замешательство своего верного адъютанта.
Заметив явное неудовольствие на лице Рудова, Валерий Васильевич прямо заявил:
– Ты тоже, Сергей Иваныч, ступай. Есть некоторые вопросы, которые требуют минимального количества осведомленных, сам понимать должен. Со временем все узнаешь, не обижайся.
– Да, ладно, чего уж там. Понимаю, – ответил друг, направляясь вслед за остальными к двери, тем не менее, сохраняя на лице немного обиженное выражение.
Когда все вышли, а в комнате осталось только трое, Афанасьев подобрался в своем кресле, как тигр перед прыжком. Барышев и Костюченков сидели, чинно сложив руки на столешнице, как примерные ученики. Валерий Васильевич поочередно пристально оглядел своих соратников, а затем начал неспешно:
– Догадываетесь, для какого разговора я оставил вас?
– Да нет, – пожал плечами бесхитростный в подковерных играх Костюченков.
– Видимо для тайного, – выдал глубокомысленно Барышев.
– Верно, – согласился Афанасьев , а за тем немного помолчав, продолжил. – Вы ведь наверное помните мою речь, произнесенную месяц назад, когда я по телевидению обратился к гражданам России?
– Да, – закивали в унисон «рыцари плаща и кинжала».
– И наверняка помните, что я поклялся покарать всех причастных к этому злодеянию, где бы они ни находились?
– Помним, – опять дружно закивали соратники, начиная догадываться о сути предстоящей беседы.
– По словам нашего милейшего Николая Палыча, следствие по этому делу в основном завершено. А именно: определены не только непосредственные исполнители с пособниками, но и подстрекатели с заказчиками. Вы слышали, куда привели следы. И вы знаете о моем обещании народу, от которого я не намерен отказываться ни при каких обстоятельствах. Что вы на это скажете, Игорь Олегович?
Костюченко слегка передернул плечами, а затем задумчиво произнес:
– Информация, которую нам предоставил Николай Палыч, говорит о том, что следы ведут на самый верх американского истеблишмента, вплоть до самого президента Трампа. Ликвидировать столь заметных персон, да еще в таком количестве – дело еще небывалое в нашей практике.
– К тому же некоторые из вышеозначенных персон охраняются по высшему разряду, – поддержал сомнения своего коллеги Барышев.
– Как мне прикажете расценивать ваши слова? – ощерил рот в неприятном оскале Афанасьев.
– Исключительно, как рассуждения о методах выполнения полученного задания, – не стал лезть на рожон Игорь Олегович, приметив в глазах шефа нехорошие огоньки. – Дело-то неординарное, сами понимаете. Мы ведь с Дмитрием Аркадьевичем желаем отмщения своим врагам ничуть не меньше, чем Тучков. Просто в отличие от него, сидящего здесь, а потому не связанного никакими условностями, мы, вынужденные работать за границей, во враждебном окружении, гораздо более ощущаем ответственность за возможный провал.
– Понимаю.
А Костюченков продолжал рассуждать вслух:
– С одним из фигурантов, думаю, хлопот особых не будет, он находится на территории нашей страны. Я имею в виду военного атташе – Гаррика Хармона. Тучков, либо сам все сделает с превеликим удовольствием, либо поделится с нами информацией о распорядке дня и привычках кандидата на ликвидацию. А вот Мэтью Скайлз две недели тому назад отбыл на родину, якобы в связи с семейными обстоятельствами, даже карантин не помешал. Ну, да его тоже достать будет не такая уж и проблема. А вот, что касается остальных троих, то тут, конечно, попотеть придется.
– Тем более необходимо будет просчитать возможную ответную реакцию со стороны штатовских властей, – опять подбавил нотки сомнения излиха осторожный Барышев. – Это может кардинально изменить наши с ними отношения в худшую сторону.
– Куда уж еще хуже-то?! – воскликнул Афанасьев, недоуменно разводя руками. – И так стоим на пороге разрыва дипотношений. Свои обязательства перед нами по облигациям они уже заморозили, как и операции в долларах при расчетах с поставщиками из России. На приличные деньги, кстати, кинули и нашу «Роснефть» и «Атомстрой». Посла своего Ананьева, вы знаете, мы еще на прошлой неделе отозвали для консультаций. Осталось только разорвать все отношения…
– и объявить войну, – попытался закончить за Афанасьева Дмитрий Аркадьевич.
– Ну, это вы бросьте, товарищ Барышев, – вяло махнул в его сторону диктатор. – Янки, хоть и известные дураки, но не до такой степени, чтобы совершить самоубийство. Они, как все добропорядочные и зажиточные бюргеры очень любят жизнь, причем любят хорошую жизнь, привычную для них, с пармезаном и роллс-ройсом у крылечка. Поэтому на прямое столкновение они ни за что не пойдут. А вот повоевать на чужой территории, да к тому же не своими руками, то это всегда, пожалуйста. Тем более недостатка в желании быть пушечным мясом, хоть отбавляй – начиная от неофашистской Украины и кончая вконец оборзевшей Польшей. Поэтому с этой стороны я особых проблем не предвижу. Напротив, совершением акции мести за теракт мы убьем сразу несколько зайцев.
– Каких? – приподнял бровь Барышев.
– Во-первых, наведем панику на Капитолийском холме. Во-вторых, покажем всему миру, что наши слова не расходятся с делом, и что у нас очень длинные руки, от которых не уберегут ни никакие стены и никакая охрана. А в-третьих, мы зароним зерно сомнений в души их союзников по поводу всемогущества Штатов. Каково?
– Впечатляет, – согласился Костюченков. – Но нам надо время для подготовки и проработки деталей операции.
– А я и не говорю, что это надо сделать срочно. Думаю, месяца два-три вам вполне хватит. Теперь, что касается вас, Дмитрий Аркадьевич, – обернулся он к Барышеву. – Коль уж вы отказались от того, чтобы поделиться своей кубышкой непосильно нажитого, то уж не откажитесь взять на себя все расходы и заботы по обеспечению исполнителей акции возмездия всем необходимым. Вам вменяется в обязанность принять людей на той стороне, снабдить документами, деньгами, экипировкой, а также разработать планы по прикрытию и отходу. Если возникнет необходимость, то задействуйте «спящие» ячейки. В общем, обеспечьте в полной мере все нужды и запросы Игоря Олеговича. Это тот необходимый минимум, что Родина просит у вас во имя свершения справедливого наказания за смерти ее детей.
– Сделаем все, что сможем, Валерий Василевич, – чуть приподнялся со своего кресла Барышев.
– Все, что сможете и даже не сможете, а уж ответные громы и молнии, я так и быть, приму на свои рамена.
– Мы постараемся, – едва не хором ответили два разведчика, вставая со своих мест.
– Действуйте-злодействуйте! – напутствовал он их, а затем после короткой паузы завершил. – И вот еще что. При выполнении задания, постарайтесь сохранить своих людей. Не рискуйте ими напрасно. Это наш настоящий «золотой фонд».
Барышев и Костюченков молча склонили головы в знак безусловного согласия.
Глава 36
I.
1 августа 2020г., пос. Ново-Огарево, Резиденция Главы Высшего Военного Совета.
Сегодня была суббота40. В принципе – нерабочий день, а значит не надо было тяжело вставать после еженощных ворочаний, на, хоть и широкой, но все же холостяцкой кровати. В кои-то веки Валерий Васильевич решил себя немного побаловать старческим сибаритством. Ну а что? Кабмин работает, Генштаб генштабирует (тем более, что Богданов знает свое дело). В общем и целом, дела идут своим чередом. Страна потихоньку приспосабливается жить в новых – непривычных для себя условиях беспрецедентного давления со стороны коллективного Запада. Поначалу он несколько побаивался, что люди, наблюдая, как начинают пустеть полки с иностранной продукцией, не поймут его и встретят в штыки его новую внутреннюю экономическую и социальную политику, направленную на выравнивание сложившихся десятилетиями перекосов, где богатые набивали свои карманы за счет неуклонного обнищания населения. Однако все, слава Богу, обошлось. Отечественные производители, связанные с сельским хозяйством, сначала заместили своей, хоть и не всегда казовитой продукцией, иностранных брендовых импортеров, а уж глядя на них и производители ширпотреба осторожненько начали заполнять освободившуюся нишу на рынке. Многие позиции товарного производства еще зияли пустотой, но они в скором времени обещали затянуть образовавшиеся дыры. Вместе с уходом иностранных торговых фирм ушла и их назойливая реклама, которая в последнее десятилетие буквально заполонила собой все до того свободное пространство, от которых рябило в глазах и кружилась голова. Однако, люди постепенно приходили в себя после первоначального шока и уже начинали подтрунивать над теми фирмами, что упорно не хотели расставаться с таким премиальным рынком сбыта, как Россия. Все прекрасно понимали, что у оставшихся фирм мало шансов на продолжение своей деятельности в прежнем – благоприятном для них режиме. И дело тут даже не в протекционистской политике правительства Юрьева, а в медленном, но неуклонном вытеснении с насиженных мест со стороны китайских, индийских и прочих юго-восточных конкурентов. Сейчас наблюдался массовый отток торговых фирм, но всем было и так понятно, что вслед за ними рванут и промышленные гиганты. Недавно у него состоялся обстоятельный разговор с товарищем Си Цинем, который уверил не только в поддержке России в это сложное для нее время, но и обещал расширение сотрудничества по всем областям. На понедельник намечен видеозвонок от господина Моди – премьер-министра Индии. Ему тоже страсть как хочется оказать помощь в расчете на приличный дисконт при продаже нефти и газа. Ладно, покумекаем чем помочь индийским друзьям, не без выгоды для себя. Да, вот хотя бы взять те же лекарства. Вчера началась массовая вакцинация населения. Представители МО в очередной раз не оплошали, и первыми заявили желание вакцинироваться. Ему, как главе государства, вчера вечером тоже пришлось на камеру, хоть он и не желал для себя такой чести, закатать рукав рубашки (военный мундир он теперь старался носить, как можно реже). К ночи температура немного поднялась. Чувствуя внутренний дискомфорт от этого, он встал посреди ночи, кряхтя, и крадучись прошлепал босыми ногами в медпункт, где заспанная медичка, раскудахтавшаяся по этому случаю, снабдила его целой упаковкой парацетамола, а заодно провела экспресс медосмотр. К утру температура спала, и он наконец-то забылся в своем кратком старческом сне. Своим домочадцам – дочери и внуку он, разумеется, ничего не сказал о своем ночном вояже. Впрочем, говорить-то и некому было. Доченька не ночевала сегодня дома. Хорошо, что хоть заранее предупредила, позвонив ему на личный мобильник. Кажется у нее там с Вальрондом все достаточно серьезно. Ну, да и ладно. Чай не маленькая девчушка – под сороковник как-никак. Любимый внук тоже выкинул фортель. Они с дочерью думали, что он готовится сдавать экзамены в МГУ на физмат, а он тихой сапой, паршивец этакий, взял да и сдал документы в МВОКУ41. «И ведь даже не посоветовался ни с кем – маленький негодник. Хотя, какой он маленький-то? Выше деда едва не полголовы» – рассуждал про себя Афанасьев, не открывая глаз. «Сейчас тоже наверняка отсыпается. Вчера до полуночи все ходил и зубрил, что-то себе под носом. Все сам, все сам. Нет, чтобы у деда что спросить» – продолжал он ворчать про себя. Так он лежал и перебирал свои неспешные старческие думы, словно монашеские четки. Вставать не хотелось. Он нехотя, превозмогая себя, открыл один глаз и уставился им, фокусируя свое зрение на стареньком будильнике, стоящем на тумбочке возле кровати. Стрелки показывали начало девятого. Перевернулся на спину. Еще немного полежал, отгоняя остатки сна и медленно потянулся, разминая затекшие суставы. Затем откинув одеяло (хоть на улице и было лето, но стариковские кости требовали дополнительного тепла) и опять медленно (по науке), не делая резких движений, принял вертикальное положение. Опять немного посидел, окончательно приходя в себя, затем нашарив ногами тапочки, опять же не торопясь, поднялся с кровати. По дороге в ванную комнату заглянул к внуку. Тот спал, накрывшись с головой подушкой. Будить не стал – проголодается, сам проснется. Завьялов в соседней комнате уже был на посту, о чем свидетельствовала открытая дверь его служебного помещения. Он сменил два часа назад молодого каплея, фамилию, которого Афанасьев, к своему стыду, так и не удосужился запомнить. При виде главы государства, Павел Геннадьевич, моментально вскочил, отдавая честь.
– Да не вскакивай ты, Павел Геннадьевич! – замахал он на него руками. – Не видишь разве, что я в пижаме?!
– Не пижаме отдаю честь, а главе государства, – смело урезонил Афанасьева каптри.
– Ну, буде-буде, – ласково проворчал Валерий Васильевич на сделанное ему замечание и тут же перевел разговор на другое. – Настька еще не появлялась?
– Мимо меня не проходила, – дипломатично ответил носитель «ядерного» чемоданчика.
У Михайлова сегодня по случаю субботы был выходной, поэтому докладывать о событиях, случившихся за ночь, было некому (Афанасьев не стал обзаводиться сменным адъютантом). Кивнув в сторону работающего телевизора за спиной у Завьялова, спросил:
– Глобальных происшествий за ночь не случилось?
– Никак нет, – лаконично ответил Павел Геннадьевич, но решив про себя, что ответ был слишком лапидарен, добавил. – В субботу редко происходит что-то чрезвычайно важное. И у нас и за «бугром» принято отдыхать в положенные выходные.
– Да?! Я, признаться, никогда об этом не задумывался. Ну, ладно, коли так. Завтракал?
– Перед сменой, товарищ Верховный.
– Тогда составишь мне компанию, только погоди, пока я приведу себя в надлежащий вид.
Завьялов вытянулся по струнке, давая понять, что второй завтрак для его еще далеко не старого организма никак ему не повредит. Совершив утреннее омовение, Афанасьев вернулся в свою спальню, чтобы одеться к завтраку. По привычке закрепленной десятилетиями, к завтраку он всегда являлся одетым в рубашку и при галстуке (военная привычка). Уходя из спальни, бросил мимолетный взгляд на разобранную постель (горничная потом заправит) и только сейчас вспомнил, что опять оставил досье на Веронику в кабинете, так и не удосужившись за два дня прикоснуться к нему. «Чертов склероз» – с сожалением констатировал он про себя. Так, с невеселыми мыслями о своей старческой забывчивости он и спустился на первый этаж, где находилась столовая. У входа уже топтался Завьялов, не решаясь войти в помещение столовой прежде хозяина. В обширной столовой, рассчитанной, как минимум, на полсотни человек, никого кроме них не было. Дружно и не сговариваясь, они выбрали столик у окна, чтобы лесной пейзаж, хоть как-то скрашивал казенную обстановку столовой. Не глядя в меню, Афанасьев заказал себе овсяную кашу, простенький «летний» салат и стакан ряженки. Завьялов тяжко вздохнул и заказал себе тоже самое. Только побоялся брать ряженку, поэтому попросил себе чаю покрепче. Чтобы скрасить недолгие минуты исполнения заказа, Валерий Васильевич начал незатейливый разговор со своей «тенью»:
– Я вот уже месяц с лишним, как белка в колесе – бегаю по кругу, из дома на службу, а со службы домой, ничего не вижу и не слышу. Не знаю, чем люди живут и дышат. Ты-то вот хоть общаешься с людьми и наверняка разными, а мне только сводки приносят. Вот и скажи, все как есть, без утайки, что в народе говорят обо мне, о новой власти. Только честно скажи.
– Как это только сводки?! – опешил каптри. – Вон по телевизору, только и говорят о том, что вот, мол Глава Совета посетил то завод, где общался с коллективом, то фермерское хозяйство. Мы же с вами только на прошлой недели были на консервном заводе и в Зеленограде на производстве микроэлектроники. Забыли?
– Ты, Пал Геннадич, ваньку-то передо мной не валяй, – нахмурился Верховный. – И дурачком не прикидывайся. Все ты прекрасно понимаешь, о чем я тебе толкую. Все эти «встречи с народом» под фотообъективы прессы и заранее заготовленными репликами с мест практиковались задолго до нас. Я попробовал было обойтись без этой шумихи и постановочных актов верноподданнического характера, да все без толку. Ведь до чего дошло-то?! Посещая разные мероприятия, а лица окружающих меня местных работников одни и те же. Три десятка человек уже примелькались. Я сначала думал, что блазнится с усталости и старческой слеповатости, а потом стал внимательней приглядываться, ну, точно, мать ее ити, одни и те же физиономии.
– Ничего удивительного, – буднично произнес Завьялов, расстилая на коленях салфетку. – Все претензии к начальнику вашей охраны, у которого на столе лежит график посещений вами различных мероприятий. Он заранее готовит не только охрану, но и место предполагаемого прибытия. Во избежание ненужных эксцессов, так сказать. А то, что лица одни и те же, так штат у него не резиновый.
– Но ведь ты не ребенок, поэтому должен понимать, к чему все это может привести? Сначала одна и та же мороженщица, потом продавщица, а в итоге, что имеем на выходе?
– Что? – эхом отозвался Павел.
– А на выходе просто вырастет стена глухого непонимания между властью и теми, кто ее нам делегировал, – подытожил Афанасьев.
На этом разговор прервался, потому что официантка прикатила тележку с завтраком и уже споро начала расставлять на столе тарелки и стаканы. Но когда она ушла, пожелав им приятного аппетита, Афанасьев продолжил наступление.
– Так что ты мне скажешь? – спросил он угрюмо, берясь одной рукой за нарезанный хлеб, а другой – за ложку.
Как ни мучителен был этот диалог для Завьялова, но его волей неволей приходилось поддерживать.
– Хорошо, товарищ Верховный, я скажу все как есть, коль вы на том настаиваете, – вяло размешивая кашу в тарелке, произнес Завьялов. – В общем и целом, народ поддерживает вашу, как внутреннюю, так и внешнюю политику. Во всяком случае, я за все это время ни от кого не слышал слов абсолютного неприятия всего того, что происходит в стране.
– Не темни, Геннадич. Говори прямо, без этих округлостей – «в общем», «в целом», – не очень вежливо перебил Афанасьев, глотая и обжигаясь горячей кашей.
– Да я не темню, – подул он на кашу. – Все так и есть. Одобряет народ. А критика? Ну, куда же без нее, родимой? Как там, Черчилль, по-моему, говорил когда-то, что лучше всех знают, как управлять страной это таксисты и парикмахеры.
– Эту фразу приписывают ему, хотя ее автор Франсуа Миттеран, – машинально поправил его Афанасьев, – но ты продолжай-продолжай. Я тебя слушаю.
– Вот видите, вы все знаете лучше меня.
– Не виляй, – поморщился Валерий Васильевич, крупно откусывая хлеб.
– И не думал даже, – парировал Павел слова диктатора. – Что касается критики, то, да. Есть такое. Не спорю. Люди с восторгом восприняли и арест одиозных лиц во власти, скомпрометировавших ее своим стяжательством и разгон продажных мироедов из представительских органов всех ступеней, а уж показательные расправы с организованной преступностью, так вообще пошли на «ура» в обывательской среде. Демонстративное закрытие всяких там Макдональдсов и Ашанов тоже сыграло свою положительную роль, потому как давно пора было положить конец иностранному засилью в наших торговых сетях. На этом фоне рубль даже несколько окреп, несмотря на рецессию, связанную с пандемией и рухнувшими ценами на экспортируемые энергоносители. Все так. А когда над стенами Кремля вновь, после тридцати лет отступлений и унижений, взвился алый стяг надежды на возврат к утерянным ценностям, то предела эйфории не было. Все, как будто заново родились, окропленные святой водой…
Завьялов сделал паузу, чтобы кинуть в рот еще несколько ложек, но Афанасьев в своем нетерпении вновь начал его понукать, поэтому пришлось продолжить.
– Потом грянул этот знаменитый удар по украинскому Генштабу. И люди поняли, что действительно находятся на линии разлома между проклятым прошлым и будущим, осиянным робким светом надежды.
– Эк, ты завернул, ровно приходской священник, – крякнул Валерий Васильевич, продолжая интенсивно работать ложкой.
– Я передаю чувства народа, и тут без выспоренных фраз не обойтись.
– Ладно-ладно. Продолжай.
– Все, включая и меня самого, думали, что если не сегодня, то уж завтра – наверняка начнется новая эра.
– А она не началась, так? – приподнял вопросительно бровь Афанасьев.
– Увы, – лаконично констатировал Павел. – Прошло уже три недели, а видимых подвижек к тому, о чем мечтали миллионы граждан, пока не наблюдается. Украинские войска, получившие увесистую плюху, хоть и отступили с административных границ народных республик, однако обстреливать их столицы так и не прекратили из дальнобойных систем. Наши соседи, я говорю, прежде всего, о Белоруссии не потянулись к нам в чаянии братской любви на основе ностальгии по Советскому Союзу. Напротив, большинство из них довольно четко дистанцируются от нас, полагая, что мы начнем военный поход, дабы вернуть утраченные ранее территории. Батька в Минске вообще проявил агрессивное поведение к нашим гражданам, чего ранее не случалось. Процесс признания новой власти в России на международном уровне, мягко скажем, идет со скрипом. Из 196 стран членов ООН нас признали, если не ошибаюсь, что-то вроде чуть более четырех десятков стран. И только наличие громадного ядерного арсенала не позволяет им поставить вопрос о легитимности нашего членства в Совбезе.
– Не забывай, что среди этих, как ты сказал, четырех десятков стран присутствуют Китай и Индия, – недовольно всхрапнул Афанасьев, которому явно неприятно было слышать подобные откровения от лица выбранного им самим в качестве народного глашатая.
