Юрий Темирбулат-Самойлов
Интернатские. Мстители. Любовь и дети Ханум
Не отстал от них и Валеджан. Девушка, с которой он познакомился ещё в восьмом классе на праздничном пиру у директора заготконторы – шефа их вокально танцевального ансамбля, была уже месяца три, как беременна. Но сообщать об этом кому-либо из взрослых молодые пока боялись. И – было почему.
Как выяснил Валеджан вскоре после своего счастливого знакомства, красотка оказалась родственницей Тохтамышева. В подтверждение первой же предположительной догадки юноши, когда она пригласила его на белый танец, девушка действительно оказалась старше Валеджана на два года и, заметно опережая его в развитии, включая и житейский опыт, щедро делилась со своим милым дружком всем, что успела постичь в жизни к настоящему моменту, помогая тем самым и ему своё развитие ускорить.
Роза – так звали девушку – была не только очаровательна наружно, но и с богатым внутренним миром. Она хорошо пела, танцевала, вышивала, играла на фортепьяно, ориентировалась в русской и узбекской литературной классике, знала основной репертуар советского киноискусства и фамилии всех более или менее знаменитых актёров. Общаться с нею было настолько интересно и захватывающе, что Валеджан, сам того не замечая, начал постепенно отдаляться от своих любимых уличных азартных игр, отдавая себя с величайшим удовольствием во власть обаяния Розы. Но главное – Роза, благодаря своей особой привлекательности и ускоренному всестороннему развитию рано познавшая плотскую близость с мужчиной и имевшая в этом весьма неплохой для своего возраста опыт, умела доставить Валеджану ни с чем не сравнимое любовное наслаждение, чем ещё больше привязывала его к себе. И, видит Бог, привязала так, что крепче если и бывает, то только, наверное, в сказках…
Она не сразу рискнула рассказать Валеджану о первоначальной цели своего с ним знакомства на том званом вечере у Тохтамышева, но теперь была в своих чувствах совершенно безыскусственна. Тогда же, когда её попросили на какое-то время завлечь ревнивого до одури «хранителя чести семьи» – братца сестёр-близняшек, жёстко стерегущего их, казалось, не только от окружающего мужского мира, но и от самого себя, никто и не предполагал, что дело с этим «игрушечным адюльтером» зайдёт так далеко. Будучи уверенными в здравомыслии, когда надо, красавицы Розы, приближённые Тохтамышева благословили юную шпионку и на дальнейшее продолжение знакомства с «бешенным» Валеджаном, чтобы и на последующих подобных праздничных мероприятиях парень был надёжно изолирован от тех участников пира, с кем хотел бы почаще общаться сам Тохтамышев. И вот результат… Роза и Валеджан тайком от всех, кроме Гульнары с Динарой и их избранников Илюхи с Колюхой, уже длительное время были фактически мужем и женой. И у них через назначенный природой срок будет ребёнок. Только ведь прибьёт Розу Тохтамышев, – возможно, насмерть, – если каким-то образом унюхает о таком предательстве. Да и Валеджану не сносить головы…
О своём участии в пирах у Тохтамышева никто из девчонок и мальчишек своим родителям ни разу ни словом не обмолвился. В том числе и вся наша компания близнецов – Тамаре «шофёрке-ханум» и Николаю Захаровичу, которые, со своей стороны, тоже были грешны: неофициально сожительствовали друг с другом уже не первый год, иногда даже вместе, будто случайно, появляясь в интернате, чтобы навестить детей, как бы каждый своих.
Умалчивание о пирушках с не запрещаемым и неограниченным употреблением на них спиртного было понятным – ну, кому охота зазря по пустякам расстраивать «предков», да ещё подвергаться возможным наказаниям? А вот неуклюжие старания родителей скрыть от детей свои заметные с полувзгляда взаимоотношения вызывали недоумение и, отчасти, даже жалость. Во-первых, взрослым-то чего стыдиться и кого бояться? А во-вторых, почему бы им хоть под старость лет и не насладиться жизнью в
полную силу, по-человечески?
Дети единогласно готовы понять и простить одни мать, другие – отца. И даже – на какое-то время, учитывая двусмысленную щекотливость ситуации, – может быть, кое-чем поступиться в личном плане… Не думали и не гадали вынашивавшие такое благородно-самоотверженное решение влюблённые близнецы, что их родители, решившись, наконец, официально «расписаться» в ЗАГСе, сами волевым решением наложат на женитьбу обеих парочек жёсткое табу. Иначе, дескать, что же это за семья такая получится?.. Содом и Гоморра12, прямо…
XXVI
Незадолго до осенних каникул, перед праздничным концертом, посвящённым очередной годовщине Великого Октября, братья Сухоруковы – Илюха и Колюха, отчасти за отличную учёбу, но главное – за творческие успехи в составе ансамбля, были щедро поощрены шефской организацией – райзаготконторой. Лично сам её директор Баймурат-ака Тохтамышев вручил близнецам бесплатные путёвки для тематически-познавательной, и в то же время развлекательной поездки на осенние каникулы, в составе группы лучших учеников района, по ленинским местам страны: в Москву, Ленинград, Ульяновск и ряд других, менее известных Илюхе с Колюхой городов. На самолёте, поезде и милом сердцу по волнующим воспоминаниям раннего детства теплоходе!
Отказываться было грех. Единственное, что удручало чуть не до до апатичного состояния – это пусть и временная, но нешуточная недельная разлука с Гулькой и Динкой, не попавшими в эту группу путешественников только потому, что, как объяснили заготконторские устроители поездки, они недотягивали до круглых отличниц, как и их брат Валеджан, который и вовсе был троечником.
Валеджан в канун праздника тоже ходил сам не свой: у его любимой подруги Розы, где-то в другой области Узбекистана, тяжело заболела престарелая родственница, жившая одиноко, и Тохтамышев попросил девушку съездить к той общей их родственнице на парочку недель – проведать, передать гостинцы от Тохтамышева, поухаживать до первых признаков выздоровления. Отказывать уважаемому родичу было неудобно, тем более что его материальной поддержкой время от времени, когда наступала трудная минута, пользовалась чуть ли не вся родня, в том числе и Роза. Она, конечно, согласилась, и попросила Валеджана проводить её до места назначения, а ещё лучше – и побыть вместе с нею у той родственницы, но только чтобы дядя Баймурат, не да Бог, не прознал об этом (не догадывались юные конспираторы, что хитрая лиса Тохтамышев знал больше, чем они думали, и заранее предусмотрел именно такой вариант отлучки ненужного здесь в определённый момент «разбойника-психа»). Всё равно наступали школьные каникулы, и пропуск школьных занятий Валеджану не грозил. Да Валеджан и сам, как уважающий себя мужчина, вряд ли отпустил бы куда-то одну свою подругу, находившуюся «в положении».
Гульнара и Динара, выступая в гвоздевых номерах праздничного концерта, были на этот раз не так веселы и энергичны, как обычно. Баймурат-ака, давно сдружившийся с коллективом ансамбля, участливо разделяя грусть девчонок от предстоящей разлуки с братом и любимыми, был более обычного любезен и предупредителен. Но – не назойлив. Одарив по окончании концерта его участников традиционными подарками от дирекции заготконторы, с вручением обязательных букетов цветов каждой участнице женского пола независимо от возраста, будь та хоть сопливой первоклашкой, он как бы между делом объявил грустившим, хотя и пытавшимся через силу улыбаться сёстрам Азимовым, что уезжает по важным делам на целую неделю в Москву, и – если надо, то в его отсутствие девчонки могут самостоятельно и совершенно свободно погостить в его доме. А если им одним будет скучно, пусть пригласят с собой сколько угодно подружек, которые на каникулы не разъезжаются по домам. Места и вкусной еды в доме хватит всем.
Предложение это сначала было пропущено мимо ушей. Но в последний момент перед отъездом домой, позвонив матери, чтобы встречала, Гульнара и Динара узнали, что их мать в связи с какими-то обстоятельствами её начальство срочно отсылает в дальнюю командировку – непредсказуемую по продолжительности, но ориентировочно, как минимум, на неделю.
Поразмыслив, девчонки, поскольку дома на этот раз их никто не ждал, да и Валеджанка вряд ли приедет, решились воспользоваться гостеприимством доброго и надёжного дяди Баймурата, и пожить безмятежно, без всякой опеки взрослых, одним в просторном комфортабельном его доме-дворце. А в конце каникул, если повезёт, и мать вернётся из командировки пораньше, съездить, повидаться с ней.
XXVII
Тохтамышев возбуждённо расхаживал взад-вперёд по своему служебному кабинету, нервно потирая потеющие ладони. Долго планировавшееся им безрассудство, которое либо погубит его, либо сделает счастливейшим из смертных, вплотную приблизилось к своему осуществлению, и на сегодняшний день всё складывалось как нельзя удачнее: те, кто мог реально помешать задуманному, устранены. Мальчишки – эти зелёные-незрелые женишки Гульнары и Динары – пропутешествуют по подаренным им путёвкам неделю, не меньше. Бандюги Валеджана – тоже долго не будет. Матери девчат Тамарке-шофёрке (будущая тёща, говорят, тоже о-очень недурна собой…) он сумел организовать с помощью своих знакомств дальнюю и долгую рабочую командировку. И, наконец, себе обеспечил стопроцентное алиби – оформил, как положено, служебную поездку в Москву на всю ближайшую неделю для участия в качестве делегата от республики в столичных праздничных торжествах.
В общем, всё по всем видимым параметрам шло пока гладко.
Когда он вернётся из Москвы, начальная часть главного этапа операции уже завершится: обе кандидатки в его жёны будут в надёжном месте под неусыпной охраной. И – в полной изоляции друг от дружки, ведь поодиночке покорить их будет значительно легче. А когда покорятся каждая в отдельности, то в одну прекрасную ночь сбудется, наконец, мечта, снедавшая всё его существо последние два года – эти боготворимые им нежные прелестные существа, обе одновременно с двух сторон лягут с ним, Баймуратом, в супружескую постель… о-о-о…
При мысли об этом, заранее сводящем его с ума блаженнейшем моменте, руки Тохтамышева начинали непроизвольно чесаться, пот струился по телу ручьями, в глазах темнело. И одновременно откуда-то сзади, из-за спины, назойливо наползало гадкое чувство, похожее на страх. Но Тохтамышев – не трус. Он – один из хозяев этой грешной жизни. А хозяину дозволено многое, в том числе и относительно тех сторон жизни, которые не совсем умно регламентируются несовершенными законами некоторых стран, в частности – родной советской.
Ну, куда, скажем, годится – в который уже раз с момента знакомства с близняшками возмущался Баймурат-ака – этот государственный запрет многожёнства? Уж кто-кто, а он-то хорошо знал, что многие из тех, кто пишет и утверждает подобные нелепые законишки, имеют любовниц, да зачастую и не по одной, не удовлетворяясь быстро приедающимися ласками единственной разрешённой этими так называемыми нормами права женщины – жены.
А в таком случае… зачем вообще унижать мужское достоинство необходимостью получать тайные удовольствия? Почему бы не легализовать то, что всё равно, несмотря ни на какие запреты и наказания, хоть головы отрубай, существовало, существует и будет существовать всегда? Пробовал кто-нибудь посчитать, сколько по всей огромной нашей стране изнывает от тоски достойных лучшей участи незамужних женщин, для каждой из которых не только нормальных, а и завалящих мужей не хватает просто физически? Демографической ситуацией это, вроде, называется, шайтан её забери… эх!
Менее чем недельная командировка для Тохтамышева, отказавшегося в
ней от прежних привычных увеселений, длилась на этот раз нестерпимо долго. Он еле дождался посадки в самолёт обратного рейса. Прилетев в Ташкент, отправил встречавшего его водителя погулять-поразвлечься и добираться потом домой пассажирским транспортом, сам сел за руль служебной «Волги» и помчался на предельной скорости в сторону Самарканда, недалеко от которого в глухом горном селении ждёт Баймурата близкое уже, выстраданное счастье.
Но… только вот – счастье ли? Вчера в ходе телефонного разговора со своими помощниками, на которых была возложена миссия по пленению вожделенных близняшек, он всем своим нутром почуял, что те чего-то недоговаривают. И в душу с каждым часом всё настырнее лезло тревожное предчувствие беды.
Собственная интуиция всегда верно служила своему хозяину Тохтамышеву. Не обманула она его и на сей раз. Оказалось, что во время поездки по окольным дорогам к месту их первоначального пребывания в качестве пленниц, одна из сестёр (то ли Гульнара, то ли Динара – да не всё ли равно?) каким-то образом умудрилась бежать. Исчезла, как сквозь землю провалилась, и никто из похитителей этого даже не успел заметить. Похоже на глупость. Или Тохтамышева разыгрывают, делают из него идиота? Как это так: выезжали – их было две, а приехали – оказалась одна? Что за бред?.. Было от чего прийти в негодование.
В приступе бешенства он избил до полусмерти первого же, кто по его прибытии доложил о случившемся. С трудом переваривая в сознании эту недобрую весть, распорядился форсировать розыск беглянки, и так шедший полным ходом. Её сестрицу велел спрятать как можно дальше от ненужных свидетелей (и это было сделано также вовремя, до его приезда), и не спускать с неё глаз ни на секунду. И чтобы волосок не упал с её головы! А в случае очередной подобной осечки виновного ждёт верная смерть…
Как и почему маленькая негодница сумела сбежать от людей, от которых и сам дьявол не скроется? – недоумевал терзавшийся Тохтамышев. – Ведь тщательнейшим образом спланированное предприятие не предполагало даже намёка на подобное. Гульнару и Динару, вышедших прогуляться из дома Тохтамышева, где они отдыхали в первые дни каникул, пригласили покататься проезжавшие мимо на машине хорошо знакомые им работники заготконторы. И сели девчонки в «Волгу», вроде, без малейшей опаски. Может, они почувствовали неладное, когда им предложили заехать в селение неподалёку в гости к родственникам Тохтамышева? И поэтому они вдруг, ни с того ни с сего, чуть не каждые пять минут начали проситься в туалет? Но из кустов, как констатируют помощники-докладчики, девчонки каждый раз возвращались внешне совершенно спокойные. Может, ненароком съели что-нибудь не то… а если с умыслом?
Нет, что-то в рапортах его главного помощника по особым поручениям Мирзы не вяжется. Явно запутался Мирза в своём вранье, скрывает правду. Надо бы побеседовать с ним с пристрастием.
– Надёжные люди во всех ближайших отделах милиции озадачены. Мерзавку найдут со дня на день, – деловито доложил текущую обстановку вызванный «на ковёр» для приватной беседы главный помощник. – А её сестричка, как вы и приказывали, в хороших условиях содержится, и строго охраняется. Муха к ней без вашего указания не пролетит. Если пожелаете, уважаемый Баймурат-ака, в любую минуту она – к вашим услугам…
– Ишак!!! – сбитый с ног ударом кулака Тохтамышева Мирза тут же ощутил своим горлом остриё плотно приставленного ножа. – Сдохнешь сейчас как паршивый шакал, если будешь продолжать в таком духе! Кого дурить пытаешься, кому мозги пудришь, собака? Ну, признавайся, что скрыл от меня, и не доложил сразу, как положено?! Забыл, за что я плачу тебе деньги, о которых ты, сучий потрох, раньше, в трактористах-комбайнёрах, и
и мечтать не мог? Ну! За что?.. Отвечай!
– За верность, хозяин!..
– И где она, эта твоя верность?! – нож Тохтамышева ещё сильнее упёрся в горло помощника, по лезвию пробежала струйка крови.
– Хозяин! Не, прошу, не убивайте. Я не виноват… и люди – тоже. Вернее, если я виноват – искуплю. Перерою всё, а девку найду, из-под земли достану.
– И в чём же ты, сволочь, виноват на самом деле?! – лезвие ножа, уже окровавленное, вдавилось в горло Мирзы, так, что тот уже не говорил, а еле «выхрипывал» каждое слово.
– Недосмотрели мы, как девчонки съели что-то, расстраивающее желудок или кишечник. Вероятно, это были те чёрные цветом таблетки, одну из которых мы потом нашли на полу в машине. В общем, начался у них, может быть и от страха, если они о чём-то догадались, извините, самый настоящий понос. Ну и… не в машине же им всю дорогу беспрерывно нужду справлять, не в штанишки же. Такие красивые девушки… неудобно как-то… да и мы бы все насквозь провонялись вместе с ними, и машина.
– Что, мразь, запаха испугался? А вот я теперь тебя, сукиного сына, и посажу в наказание в отхожую яму по самую твою поганую лживую глотку! Будешь сидеть и прованиваться, пока не сдохнешь, изъеденный как падаль, до костей, говёнными червями. Ну, говори, говори, скотина! – в новом порыве злости Тохтамышев начал яростно пинать ногами по всему грузному телу корчившегося на холодном земляном полу Мирзы, не смевшего даже хоть как-то защищаться. – Где упустили девку, куда она могла податься, где может прятаться? А если проболтается кому-то, произойдёт огласка – ты, что ли, ублюдок, защитишь мою репутацию коммуниста, депутата и Героя труда? Тварь! На, на, на, получай!
– Хозяин, ради Аллаха, вы же знаете – у меня больная жена и дети мал мала меньше. Пожалейте хоть их, простите! – взмолился из последних сил
сил Мирза. – Я отслужу, отработаю. В моей преданности вы ведь никогда
раньше не сомневались.
– Жить хочешь – говори строго по делу! – тяжело дыша, приостановил несколько утомившую его расправу Тохтамышев.
– В кустах, в которые девчонки бегали справлять нужду, мы проверяли: у обеих действительно был понос. Вот мои люди и потеряли бдительность, остаток маршрута следили за ними уже не так строго. Почти в конце пути, недалеко от въезда в это селение мы и упустили девку. Времени прошло немного, так что далеко она уйти не должна. А огласки не будет, не волнуйтесь, меры приняты серьёзные – на ноги подняты все ваши братья и даже дядя.
– Что-о?!! Дядя, братья?! Д… да ты… – обезумевший от возмущения Тохтамышев, потеряв контроль над собой, избивал своего преданного слугу до тех пор, пока тот, так и не осмелившись сделать ни движения, чтобы защититься от ударов хозяина-полубога, не перестал подавать признаков жизни, превращённый в кровавое месиво…
На ночь ещё не совсем отдавшего Богу душу Мирзу бросили в глубокую яму, куда запустили вслед за ним пару ядовитых змей, неизвестно где добытых в такое время года, когда все подобные пресмыкающиеся благополучно отправились в зимнюю спячку по тёплым норам. Змей, забрасывая в яму, не забыли основательно раздразнить…
А через день его изуродованное тело было обнаружено за полсотни километров отсюда, в родном районе, на дне горной пропасти. Судебно-медицинская экспертиза установила причину гибели Мирзы: укус ядовитой змеи и падение, по всей вероятности вследствие этого, с головокружительной высоты, что и привело к многочисленным тяжёлым ушибам и разрывам жизненно важных органов.
О несчастном случае было сразу же сообщено родственникам погибшего и дирекции заготконторы, где он при жизни был одним из наиболее авторитетных работников. Директор предприятия товарищ Тохтамышев, безмерно расстроенный столь неожиданной трагической кончиной лучшего заготовителя, своей «правой руки» в решении сложных производственных и иных вопросов, возможного его преемника на данном руководящем посту, распорядился организовать Мирзе за счёт предприятия достойные похороны. А семье покойного тем же распоряжением была оказана весомая материальная помощь, за что товарища Тохтамышева зауважали в районе ещё больше, чем до этого.
Одновременно с этим печальным событием на голову только что вернувшегося из московской командировки Баймурата Тохтамышевича, как гром среди ясного неба, свалилось ошеломившее его известие: бесследно исчезли так им любимые солистки интернатского вокально-танцевального ансамбля, над которым он не первый год шефствовал – девушки-близнецы Гульнара и Динара Азимовы. Розыск, в котором были задействованы все наличные силы райотдела внутренних дел и специалисты-криминалисты из области, результатов пока не давал – исчезнувшие как в воду канули. Многие люди видели, как получивший данное известие Баймурат-ака схватился за сердце и обессиленно рухнул в вовремя подставленное ему кем-то из подчинённых кресло. От вызова «скорой помощи» он отказался…
Придя в себя, товарищ Тохтамышев в тот же день лично выступил по районному радио и на страницах специального экстренного выпуска районной газеты, призвав всех, кто может хоть чем-то помочь следствию, объединить усилия. И если девушки пропали не сами по себе, отправившись, например, без ведома взрослых в какое-нибудь рискованно-приключенческое путешествие, чем нередко грешат интернатские, а прямым образом похищены, то – сделать всё возможное для справедливого возмездия в отношении негодяев, решившихся на такое гнусное преступление. Преступление, совершённое не во времена мрачного средневековья, а на пороге, можно сказать, светлого будущего всего человечества – коммунизма. Если же эти негодяи считают себя хоть немного мужчинами – пусть они осмелятся открыто взглянуть в глаза ему, Тохтамышеву!
XXVIII
Вернувшиеся с осенних каникул и приступившие к учёбе одноклассники Азимовых, как и другие ученики школы-интерната, долгое время ходили притихшие. Вокально-танцевальный ансамбль приостановил репетиции – все были слишком расстроены происшедшим и дальнейшей неизвестностью в судьбе самых красивых и весёлых интернатских девчонок.
Педагоги, особенно руководящие лица дирекции интерната, с содроганием ждали возвращения из командировки матери пропавших девушек: кому-то придётся первым сообщить ей страшную весть. Брат близняшек Валеджан и их «женихи» Илюха с Колюхой, устранившись от посещения школьных занятий, занялись самостоятельными поисками. Сухоруковы, всё же в некотором контакте с официальными органами, обшаривали территории своего и части смежных районов, а Валеджан – в одиночестве и без ограничений в пространстве.
Какими-то путями Валеджан сумел выяснить, что в первые дни каникул на одном из захолустных базарчиков соседнего района похожие на его сестёр девушки выходили ненадолго из автомашины «Волга» в сопровождении взрослых мужчин. Путь их был короток – до туалета и обратно. По описанию внешности мужчин Валеджан тут же вбил себе в голову нелепейшее с точки зрения здравомыслящей общественности подозрение: его сестёр насильственно увозили похитившие их люди из заготконторы, возглавляемой Тохтамышевым. И начал выслеживать, в какое время тот выходит по утрам из дома, в котором живёт один, если не считать постоянно бывавших там его помощников, и когда возвращается на ночлег.
Если бы юноша не держал свои подозрения при себе, и не вёл своё расследование тайно, а выступил открыто, общественное мнение вряд ли поддержало бы его в таких сумасбродных глупостях. Понимая это, он, с присущей ему горячностью, решил собственноручно заставить Тохтамышева признаться в содеянном, а если тот не сделает явку с повинной в и не отпустит сестрёнок, которые, дай Бог, ещё живы, – расправиться с ним по
чести и по совести.
Выслеживал Тохтамышева, с целью застать его в доме одного, Валеджан долго, но терпеливо. Он так и не посчитал нужным делиться с кем-то своей тайной, решительно задумав нечто вроде кровной мести. Мести вынужденной в силу того же фатально, на его взгляд, ошибочного общественного мнения, не допустившего бы ни малейшего намёка на подозрение в отношении истинного преступника. Единственным человеком, кто, независимо от хода мыслей Валеджана и, неведомо для него, эти мысли разделял, была его мать.
Тамара никогда не видела в лицо Тохтамышева, как и он её. Но много слышала о нём, как о заботливом опекуне интернатского ансамбля, в котором блистали её бедные девочки и неплохо танцевал сынок Валеджанка. Слышала, но материнское сердце почему-то не хотело верить в бескорыстность той опеки. Не хотело, и всё… и сердце это теперь настойчиво подсказывало, что тайна похищения дочерей кроется именно здесь. Однако, в райотделе милиции, куда она обратилась с подобным предположением, её вежливо, но безапелляционно остудили. Такое, мол, несовместимое с элементарной логикой подозрение могло взбрести в голову разве что сумасшедшему – товарищ Тохтамышев слишком положительный человек, чтобы опускаться до откровенного правонарушения. Тем более – до преступления в отношении своих подопечных, на которых, ни от кого не скрывая, возлагал огромные надежды как на будущее национальной культуры, и вложил в это будущее, тоже не скрывая, но и не кичась этим, не только материальные средства, но и часть своей широкой души, а может, и – всю душу.
Такое разъяснение нисколько, всё же, не поколебало убеждённости женщины в правильности выбранного ею направления поисков, а наоборот: она, насколько сумела, выяснила историю шефства райзакотконторы над юными интернатскими артистами, и ещё более твёрдо настроилась на решительный разговор с инициатором и главой этого шефства. Вызнав, где тот проживает, пробралась поздним декабрьским вечером, когда он уже должен был находиться дома, к нему во двор, изготовилась к атаке…
Не знала Тамара, что в этот же вечер, только немногим раньше, в дом проник и затаился там её сын, не менее своей матери убеждённый в виновности Тохтамышева. Когда, ближе к полуночи, усталый хозяин дома, отпустив водителя и помощников, вошёл в спальню и протянул руку к выключателю, из одёжного шкафа вдруг выскочил с ножом в руке воинственно настроенный юноша. Голосом Валеджана и тоном, не оставляющим сомнений в серьёзности его намерений, юноша произнёс:
– Включишь свет – убью сразу!
– Что случилось, дорогой… э-э… Валеджан? Это ведь… ты? – заикаясь от нахлынувшего страха, но стараясь быть предельно вежливым, пытался улыбнуться Тохтамышев.
– Где сестрёнки, сука?
– Да ты что? Какие сестрёнки? Я же их как родных… как и тебя, и весь ансамбль… – всё ещё силился изобразить недоумение хозяин дома.
– Говори, где они, если хочешь дожить хотя бы до суда!
Тохтамышев понял, что переубеждать этого парня бесполезно и, если действительно хочется жить, надо бы экстренно предпринять что-нибудь более реальное. Иначе – дело плохо. Выставив вперёд ладонями руки, он начал медленно отступать назад к двери.
– Куда, пидормот?! Драпать собрался? Мы так не договаривались! – Валеджан бросился на закрывавшегося руками Тохтамышева и начал вполуслепую наносить ему удары ножом, стараясь попасть в лицо, горло или грудь. Один раз ему удалось попасть в переносицу, а все остальные удары натыкались на выставляемые, как щит, ладони отчаянно сопротивлявшегося противника.
В какой-то момент Тохтамышев изловчился и оттолкнул нападавшего Валеджана, выскочил из спальни, в пару секунд задвинул снаружи дверь стоявшим рядом комодом – откуда только силы взялись…
Переводить дух было некогда. Схватив трубку висящего на стене телефона, быстро набрал «02» и из последних сил коротко визгнул в неё:
– Нападение на дом Тохтамышева!
Буквально через несколько минут, с неприсущей ему удивительной ловкостью выбравшись наружу через окно и спрятавшись в кустах сада, дрожащий от холода и страха и истекающий кровью, он увидел подоспевших как никогда вовремя милиционеров, бегущих к дому. Почти сразу же они выволокли во двор упирающегося Валеджана и начали жестоко избивать его. Избив до полусмерти, так и не добившись ни слова в ответ на свои вопросы, повели окровавленного, с распухшим лицом и еле передвигавшего ноги, к воротам, за которыми ждала милицейская машина «воронок» в соседстве сразу с двумя автофургонами «скорой помощи», один из которых и увёз следом в больницу вышедшего из кустов потерпевшего Тохтамышева.
Именно тот момент, когда уводили Валеджана, и узрела из других кустов того же сада несчастная Тамарка-ханум, благодаря которой не осталась без дела и вторая «скорая». Услышав раздавшийся из садовых зарослей стон-крик, врачи обнаружили там потерявшую сознание седую, хотя и не старую ещё женщину в брезентовом плаще с капюшоном, резиновых калошах и почему-то, невзирая на ночное время суток – тёмных очках. Не раздумывая, верные клятве Гиппократа медики, во исполнение своего врачебного долга доставили в районную больницу и эту странную женщину, место которой, скорее – в сумасшедшем доме (так оно вскоре и вышло).
За вышеописанное хулиганство Валеджан в установленные законом сроки, без лишней волокиты, благодаря связям Тохтамышева, был осуждён районным народным судом. Но тот же Тохтамышев, демонстрируя участникам судебного процесса и присутствовавшему на нём представителю местной прессы величие своей души, не настаивал на слишком уж строгих санкциях, и парня, как несовершеннолетнего и совершившего преступление впервые, приговорили к минимально возможному сроку. Осуждать злостного интернатского драчуна условно, без реального лишения свободы, суд поостерёгся: как бы чего… Да и товарищ Тохтамышев, если откровенно, в таком случае не сказал бы спасибо. А вот минимальный срок – это тоже гуманно, в самый раз, пусть посидит немного, поумнеет.
XXIX
Отбыв свой короткий срок, сразу после освобождения из колонии Валеджан, даже не уделив должного внимания своей любимой Розе, которая по всем подсчётам должна была уже стать матерью, с утроенной энергией ринулся на поиски сестёр. Кто-то где-то проболтался, или ещё из каких-то неведомых источников он узнал, что одна из них, но которая – неизвестно, сумела сбежать в первые же дни после похищения. Но где она сейчас, и какова судьба второй сестры, не знал никто, и в воображении Валеджана, наряду с надеждой, рисовались картины одна другой ужаснее. Сестёр наверняка похитили с целью если не тайной выдачи-продажи замуж, то, как минимум – надругательства, возможно с последующим убийством во избежание огласки. С той, которая не сумела убежать, так, наверное, и произошло. Бедная мать, выдержит ли она всё это?..
Купив на скопленные во время отбывания срока деньги мотороллер (в колонии он неплохо зарабатывал, а тратиться там было особо некуда, да и на руки осужденным выдавали мало, что и способствовало накоплениям на личных счетах к концу отсидки), Валеджан днями и ночами разъезжал на нём по степным и горным дорогам, отслеживая маршруты машин, принадлежавших райзаготконторе и лично её работникам, включая и самого Тохтамышева. Однажды, проехав вслед за микроавтобусом с зашторенными изнутри окнами почти до самого Самарканда, свернул вслед за ним в сторону малоприметного горного селения. Когда машина остановилась у крайнего дома с высоким глухим забором и коротко просигналила, ворота открылись и оттуда вывели… живую и невредимую его сестрёнку Гульнару.
Валеджан, тут же потеряв самообладание и забыв о всякой
осторожности, с криком «Гулька!!!» на полной скорости помчался в её сторону. Вышедшие из машины мужчины на миг оцепенели, затем, быстро схватив девушку, затолкнули её внутрь и, резко рванули с места. Валеджан, бросив мотороллер, успел уцепиться за ручку одной из микроавтобусовых дверц, но сорвался. Снова вскочив на не успевший заглохнуть мотороллер, устремился в погоню.
