Юрий Темирбулат-Самойлов
Интернатские. Мстители. Любовь и дети Ханум
У Тохтамышева, как человека дальновидного и обладавшего обширнейшими знакомствами в нужных ему сферах на разных уровнях, всё в этом плане было на высоте. Без особых сложностей получая в местном отделении Госбанка крупные подотчётные суммы наличных денег, он посредством этих денег легко обеспечивал подведомственному ему предприятию выполнение и перевыполнение государственных планов и социалистических обязательств по заготовкам сельскохозяйственного сырья. Заготовители, штат которых состоял в основном из родственников Тохтамышева и иных проверенных людей, рассчитываясь чистоганом сию же минуту, скупали без квитанций, по заниженным ценам у сельского населения шкуры разных видов животных, шерсть, пух, мясо, масло и множество прочей сельхозпродукции. Затем приходовали всё это по государственным расценкам с высокой сортностью, заполняя по своему усмотрению необходимое число корешков квитанционных книжек. Разницу в деньгах сдавали уполномоченным от директора лицам, оставляя каждый себе, естественно, установленный «законный» процент прибыли.
Периодически (недоброжелатель сказал бы: «с подозрительным постоянством») на сырьевых складах заготконторы либо происходили небольшие, символические по сути, пожары, либо сырьё кое-где подмачивалось сквозь прохудившуюся и упорно никем не ремонтируемую крышу дождём, либо случались ещё какие-нибудь неприятности в виде, например, таинственной, без следов ног и отпечатков пальцев рук, кражи со взломом, ни одна из каковых ни разу не была раскрыта местными милицейскими сыщиками. Это давало законный повод часть поступающего сюда сырья регулярно списывать как безвозвратно утраченное или основательно повреждённое и не подлежащее восстановлению, а часть – понижать в сортности как потерявшее лучшие потребительские качества, что приносило руководящему ядру заготконторы немалые барыши. Откуда и как – вопрос риторический: списывалось сырья во много раз больше, чем уничтожалось или приводилось в негодность стихией, умело используемой, а то и регулируемой людьми. Да и с закупочной сортностью – статья подпольных доходов не менее важная, чем полное списание пришедшего в негодность сырья или пересортица подпорченного той же стихией. Скупил, скажем, заготовитель у населения какого-нибудь кишлака партию шкур на сотню или тысячу рублей без квитанций как низкосортную продукцию, а приходует её потом по высшему сорту на сумму, значительно большую. Затем, само собой разумеется, немалая часть официально оформленной суммы списывается и поступает прямиком в «чёрную кассу», откуда, после некоторого «отсева» в карманы руководящего ядра, идёт снова на «левый» закуп сырья с полным уже присвоением выручки. И объёмы такого «левака», благодаря хорошо поставленному делу, росли себе, да росли.
Такое положение дел, если отбросить в сторону чисто государственные интересы, устраивало всех – и сдатчиков сырья, получавших неучтённые наличные деньги пусть и в меньших, чем положено, суммах, зато сразу; и сотрудников контролирующих органов, получавших мзду за «правильно» составляемые акты плановых и внеплановых проверок; и – высоких должностных лиц органов государственной власти, также имевших свою долю дохода от этого процветающего теневого бизнеса плюс репутацию успешных руководителей района, регулярно выполняющего и перевыполняющего планы госзакупок.
За умелое и продуктивное руководство дружным сплочённым коллективом заготовителей директор райзаготконторы товарищ Тохтамышев был удостоен множества денежных премий и целого ряда правительственных наград, и неизменно заседал в президиумах важнейших районных и областных, а нередко и республиканских совещаний и праздничных торжественных собраний.
Многими достоинствами обладал этот находившийся в расцвете сил и лет человек, об истинном могуществе которого можно было складывать легенды. Но были у него и присущие неординарным, многого достигшим личностям слабости, навязчивые идеи-цели, с которыми, при всей силе характера и прагматичности ума, Баймурат-ака совладать не мог, в результате чего тратил на удовлетворение этих слабостей и продвижение к довлеющим над его сознанием целям немалые деньги, массу времени и сил. Пожалуй, крепче прочих таких навязчивых идей овладело Тохтамышевским разумом непреодолимое желание, мечта – добиться получения почётного звания Героя Социалистического Труда. И крайне желательно – дважды, поскольку именно в таком случае на малой родине Героя ещё при его жизни, по существующему в стране закону, от имени государства устанавливался его бюст со всеми вытекающими отсюда ласкающими душу событиями: торжественные речи у бюста в большие и малые официальные праздники, возложение к его подножию цветов, и прочие знаки общественного признания.
Вряд ли намного отставала от сей мечты Баймурата Тохтамышевича его чрезвычайная слабость к женскому полу. А как мужчину, относящего себя к всесторонне здоровым особям, влекли его, в первую очередь, конечно же – красивые, юные и свежие. Он уродился необыкновенно любвеобильным самцом, и «пользовал» их настолько страстно и самозабвенно, что ради взаимности очередной фаворитки не жалел ничего, и шёл порой на многое, включая неблагоразумный риск.
Жена Тохтамышева была чуть моложе его самого, ничем не выделяющейся внешне и тихой характером узбечкой, воспитанной в духе азиатских традиций – безупречном исполнении супружеского долга во всех его проявлениях, в том числе и невмешательстве в дела мужа за пределами собственного дома. Но, живя в материальном достатке, благополучии и неге, эта верная и примерная во многих отношениях женщина была глубоко несчастна: Аллах не дал ей главной женской способности – рожать детей. Чувствуя от этого тяжкий стыд перед родственниками и неизгладимую вину перед мужем, который хотя ни разу не попрекнул её ни в чём, но с каких-то пор утратил к ней всякий мужской интерес и, не особо скрываясь, удовлетворял свои естественные половые потребности на стороне, она неоднократно пыталась свести счёты с жизнью. Но всякий раз ей что-то мешало. Краем уха она слышала от «доброжелателей», что её муж обожает юных девственниц, тратит на них баснословные деньги, и прекрасно понимала: рано или поздно он захочет ввести в свой дом молодую здоровую самку для продления рода. А ей самой в чаяниях мужа о семейном счастье места уже давно нет, и не будет. Наконец, после серии неудачных попыток, ей удалось осуществить задуманное…
Смерть эта для общественности осталась почти незамеченной: никто в районе не осмелился вслух рассуждать о случившемся в доме такого серьёзного и уважаемого человека, как Баймурат-ака Тохтамышев. А женщин в Средней Азии всегда хоронили куда тише и скромнее, чем мужчин.
Баймурат-ака действительно обожал девственниц и платил за их первую ночь с ним такие деньги, устоять перед которыми было очень сложно. Затем девчонок, всегда одним и тем же способом соблазнённых и превращённых в женщин, тихо выдавали замуж за кого-нибудь попроще и победнее, и за определённую, опять-таки денежную компенсацию всё оставалось шито-крыто: сами невесты, их женихи и родственники об украденном счастье первой брачной ночи предпочитали помалкивать. Иное – себе дороже.
Но рассчитывать на забавы исключительно с девственницами – дело сложное: женщину хотелось каждодневно, точнее – еженощно, а где их, целомудренных, столько взять? Не обложишь же весь же район такой сумасшедшей данью… да и опасно – все ли обиженные будут молчать вечно? Всегда может найтись отец, брат или жених, которого никакими отступными не купишь…
Да и… в непорочных девочках что возбуждает в первую очередь? Свежесть, чистота и хоть какой-то, да испуг перед неизведанным,
непопробованным – порогом в новое состояние. А в остальном – от опытных женщин куда больше толку, особенно от недоделённых любовью незамужних, ночующих с тобой без страха и упрёка, как говорится. И для неё, и для тебя – опасности никакой, всё красиво и, можно сказать, пристойно. И таких женщин куда больше, чем целомудренных смазливых соплячек, кое-как созревших для более-менее полноценной ночи с мужчиной. Но… опять же… почему именно к девственницам тянет опять и опять? Ответ – на поверхности, он тот же… чистота, испуг… И снова – тяга к опытным… замкнутый круг какой-то.
Это что касается соплеменниц Тохтамышева. К белокурым же красавицам-славянкам и представительницам других рас и народностей у него было иное отношение. Приезжая по делам в Ташкент или Москву, Баймурат-ака, которого всюду встречали с удовольствием благодаря неизменно щедрым чаевым, снимал лучшие номера в лучших гостиницах. Но почти никогда в них не ночевал, оставляя там для порядка основную часть личных вещей и числясь лишь номинально для последующих формальных командировочных отчётов. Ночами этот солидный гость пропадал в других местах.
Если взяться описать словами, что, дескать, там, где чаще всего проводил свои бессонные командировочные ночи великолепный Тохтамышев, шампанского были не брызги, а фонтаны, столы ломились от изысканных яств, а целый гарем красоток до самого утра ублажал годившегося им в отцы крепкого седеющего брюнета восточной внешности, – значит, ничего не сказать: такое нужно видеть…
Преодолев определённый возрастной барьер, который у русских для немолодых уже, но ещё крепких, способных дать многим фору мужиков нередко обозначают поговоркой «старый конь борозды не портит», Баймурат-ака год за годом начинал с беспокойством ощущать, что традиционные, пусть в той или иной степени изощрённые, но, в конечном итоге, банальные, давно ставшие привычными женские ласки волнуют его меньше и меньше. С возрастающей настойчивостью стало напоминать о себе откуда-то взявшееся желание чего-то нового, необычного, экзотического. Порою, скучая от пресыщенности, он пытался и не мог пока понять, чего же хочет его душа такого неизведанного. Перепробовал, казалось, всё, что только можно получить в первоклассном гареме даже самого богатого прелюбодея. Непонятно чего, но хотелось сильнее и сильнее.
Он всё охотнее стал возвращаться в мыслях к тем чистым существам, для которых ночь с Баймуратом Тохтамышевичем была первой в жизни. Не помня всех, перебирал в памяти лучших, а в отношении этих лучших – восстанавливал до мельчайших подробностей самые чувственные моменты. И ему ненадолго становилось легче…
Однажды его осенило: он понял, чего хочет, чего ещё не пробовал: гарем, но качественно новый. Как таковой гарем красоток, умудрённых постельным опытом – вчерашний день. Ночей с девственницами один на один, после чего те переходили в категорию обычных женщин – тоже было предостаточно. А вот… гарем из непорочных девчушек, юных и наивных – это омолодит душу и тело Баймурата так, как не омолодит ни одно другое средство!..
И со временем он в своих столичных командировках начал заказывать на ночь трудноформируемые, а оттого и небольшие группы (всё прочее в постели ему уже было невыносимо тоскливо) исключительно девственниц подросткового возраста разных национальностей и цветов кожи. Это влетало в копеечку куда более ощутимую, чем плата за все прежние удовольствия. Но потраченные круглые суммы были не главным, что его беспокоило. Неожиданно для себя Тохтамышев вдруг осознал, что вся эта купленная любовь, какой бы она ни была с виду свежей и страстной, не стоит, в конечном итоге, и ломаного гроша. Ведь она всего-навсего демонстрирует его кратковременную власть над этими красивыми, милыми внешне, а по сути униженными, забитыми существами – рабынями циничных и алчных подпольных сутенёров. Пытаясь за денежное вознаграждение доставить ему максимальное эротическое удовольствие, девчушки добросовестно отрабатывали свой гонорар, и всего лишь. Они, как умели, изображали нежность, страсть, даже экстаз, но на самом деле были равнодушны к Баймурату. Уедет он домой – их завтра же купят для своих сладострастных утех следующие клиенты.
Единственная настоящая острота ощущений от таких оргий в последнее время состояла для него в строжайшей их конспирации: в Советском Союзе за содержание притонов и сводничество предусматривалась уголовная ответственность. А за вовлечение в подобные дела лиц, не достигших половой зрелости, эта ответственность ужесточалась многократно. И – всё. В остальном он с каждым разом больше и больше скучал. И за искреннюю любовь или просто человеческое уважение к себе со стороны любой из этих юных жриц любви он с готовностью отдал бы если не всё, то уж никак не поскупился бы…
Во время одного из очередных подобных, уже порядком наскучивших ночных похождений, которые не сумел, как ни старался, скрасить и отряд готовых за щедрое вознаграждение расстаться с девственностью младых, только-только начинающих созревать красоток, Тохтамышеву невыносимо захотелось простого супружеского счастья: чтобы его полюбила, вышла за него замуж и от всей души, с радостью подарила ему наследника обыкновенная черноокая и чернокосая узбекская девушка. Тем более что ушедшая не так давно из жизни его жена такого подарка сделать ему так и не удосужилась, даже в единственном числе, не говоря уж о многодетной национальной традиции.
Впервые за многие годы он возвращался из столичной командировки хмурым и подавленным.
XXII
В окружении заслуженных и уважаемых людей района директор заготконторы Баймурат-ака Тохтамышев восседал в президиуме торжественного собрания, посвящённого празднованию годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Сразу после собрания, как водится, состоялся большой концерт мастеров искусств, на время которого члены президиума спустились в зал и заняли первый, для почётных гостей, ряд.
Гвоздём программы на этот раз стало выступление юных дарований – участников вокально-танцевального ансамбля местной школы-интерната. Когда на сцене появились две совершенно одинаковые, удивительно красивые и грациозные восьмиклассницы-узбечки Гульнара и Динара Азимовы, Тохтамышев чуть не потерял дар речи от восторга. А когда девушки продемонстрировали своё изумительное исполнительское мастерство, Баймурат-ака не удержался, вскочил с места и принялся изо всех сил аплодировать стоя. Глядя на него, ряд за рядом поднялся на ноги и долго рукоплескал весь зал.
Смущённые юные артистки исполнили дополнительный номер «на бис».
Овации зала, вдохновлённого ревностным ценителем народного творчества Тохтамышевым, и не думали стихать. Пришлось девчонкам спеть и станцевать опять, затем ещё раз. И так до тех пор, пока они не уморились окончательно, да и репертуар, которым они владели, не был полностью исчерпан. Откуда-то появились огромные букеты цветов…
Через несколько дней после концерта между дирекциями школы-интерната и заготконторы был подписан договор о шефской помощи районных заготовителей общеобразовательному учреждению, умеющему воспитывать такие многообещающие таланты, но не имеющему достаточных материальных средств для обеспечения по-настоящему достойных условий «шлифовки» этих редких талантов, их в должной мере скорого и столь нужного для развития культурной жизни страны продвижения на подобающий уровень.
А ещё через день-другой в интернатском актовом зале в избытке появился весь необходимый реквизит для постановки самых разных спектаклей, дорогостоящий инвентарь. Были закуплены и доставлены сюда классические и народные музыкальные инструменты, которых хватило бы на несколько школьных поколений. А Баймурат-ака Тохтамышев сделался завсегдатаем на репетициях ансамбля. И всегда являлся с такой кучей подарков и вкусных угощений, что воспринимался детьми как добрый волшебник. К нему быстро привыкли как к родному и репетировали в его присутствии без малейшего стеснения.
XXIII
22 апреля 1970 года, в день празднования 100-летия со дня рождения вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина, восьми-девятиклассников школ районного центра в торжественной обстановке принимали в комсомол.
К этой же дате директор райзаготконторы Баймурат Тохтамышевич Тохтамышев был удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда.
Церемония его награждения золотой звездой-медалью «Серп и Молот» одновременно, как предусматривалось законодательно прописанной процедурой, с орденом Ленина состоялась, так уж совпало, совместно с вручением школьникам новеньких комсомольских билетов и значков.
Пламенным поздравительным речам не только в прозе, но и в стихах не было конца. Солнечная погода и множество сияющих улыбок вокруг памятника В. И. Ленину на центральной площади райцентра, где происходили эти радостные события, девственной чистоты яркая свежая листва окружающих площадь молодых деревьев, весело щебечущие птицы в ясном небе – что может быть лучше, чем получить звезду Героя в такой обстановке! Но самый приятный миг в этот счастливый день подарили Тохтамышеву две только что принятые в комсомол юные красавицы-близняшки в лёгоньких снежно-белых кофточках и коротеньких тёмных юбчонках, едва прикрывающих изящную стройность девичьих ног, подбежавшие к нему с букетиками цветов в руках, и с двух сторон
чмокнувшие его в обе щеки.
Именно этот «чмок» – ещё совсем по-детски чистый, безгрешный поцелуй и лишил новоявленного Героя присущего ему хладнокровия, положил начало мучительной бессоннице долгими последующими ночами. Но бессонница будет потом, а сейчас он приглашает в числе других гостей весь интернатский вокально-танцевальный ансамбль к себе домой на праздничный пир, посвящённый сегодняшним событиям.
XXIV
Празднество в большом богатом доме Тохтамышева проходило весело и шумно. Хозяин, сбросив с себя обычную солидность и серьёзность, веселился наравне со всеми. С особым удовольствием он танцевал медленные танцы со школьницами, шутливо целовал их в щёчки по окончании каждого танца, не делая между девушками никаких различий. Но по-настоящему его интересовали лишь две из них… и незаметно для окружающих он зорко следил за ними, ни на минуту не упуская обеих из виду.
Умудрённый немалым жизненным опытом вообще, а в делах сердечных особенно, Тохтамышев прекрасно понимал, что начинать откровенно ухаживать за Гульнарой или Динарой на этом празднике – глупо. По разным причинам. Во-первых, он пока ещё не научился отличать одну от другой, а путаться в их именах при прямом общении было бы неловко. И, вдобавок, он ещё не понял, какая же из них конкретно завладела его сердцем и должна стать его счастливой судьбой – сердце одинаково страстно замирало при виде любой из них. Неужели?.. Нет-нет! Слишком уж это невероятное, да и недопустимое по советским законам счастье – заполучить в жёны обеих сразу. Эх, как хорошо было в Средней Азии до прихода Советской власти, когда каждый имел право на такой гарем, какой только способен прокормить! О, Аллах! Где ты? Помоги, ведь до сих пор ты не оставлял Тохтамышевых во всех их делах и заботах. Ну, или – почти во всех…
А во вторых… пожалуй, куда более веской, чем безобидная в общем-то путаница в именах похожих друг на дружку как капельки родниковой воды девчонок, причиной, заставлявшей влюблённого Баймурата Тохтамышевича соблюдать так несвойственную ему осторожность в проявлении нежных чувств, был брат-близнец Гульнары и Динары Валеджан, не отходивший от сестёр ни на шаг. Приближённые уже докладывали хозяину о взрывном, мало предсказуемом и бескомпромиссном характере этого известного интернатского дебошира, скандал с дракой для которого – плёвое дело, кто бы перед ним ни стоял. А когда дело хоть каким-то краем касается семейного вопроса, он становится особенно неуправляемым, даже опасным.
И ещё одна досадная причина вынужденной пассивности ухажёра-профессионала Тохтамышева вертелась весь праздник перед его глазами: от Гульнары и Динары также ни на шаг не отходили влюблённые в них двое блондинистых братьев-близнецов из их класса и ансамбля, которые, видно, ещё и дружны с этим обещающим мало хорошего любым другим претендентам Валеджаном. Хотя и этим мальцам, похоже, тоже вряд ли поздоровилось бы, поведи они себя по отношению к девчонкам чуть развязнее.
Что же делать? Пустить развитие событий на самотёк и беспомощно дожидаться, пока эти белесые недоноски не уведут под венец двух ярчайших звёздочек Вселенной? Ну, уж, дудки! Не тот человек Баймурат Тохтамышев, чтобы позволить кому-то забрать у него из-под носа такую лакомую добычу!
Помощники Тохтамышева, числившиеся в райзаготконторе рядовыми работниками, а на самом деле, будучи его глазами, ушами и руками, ворочавшие во благо их хозяина (не слишком при этом обделяя и самих себя) несчитанными деньгами, обладавшие всеми необходимыми для обеспечения его процветания и спокойствия познаниями и навыками, умевшие качественно и быстро выполнять любые, даже сверхсложные сумасбродные баймуратовы задания и пожелания, дело своё знали: в разгар веселья музыка вдруг стихла, и слово было предоставлено главному, а точнее
– старшему по возрасту виновнику торжества (ибо виновников в целом – новообращённых комсомольцев, было здесь много, и каждый в душе воспринимал самого себя первым среди равных).
– Друзья! – провозгласил, окидывая умилённым взглядом толпу наслаждающихся праздником гостей Баймурат-ака. – Я счастлив, что в такой знаменательный для меня лично и для всех нас день вижу вокруг себя так много красивых людей. Особенно прекрасна сегодня наша молодая смена, ставшая всего несколько часов назад комсомольцами. А вот эти две наиболее привлекательные, не в обиду другим, пары меня вообще радуют до слёз. Хочу в их честь объявить белый танец, чтобы все дамы пригласили тех кавалеров, которые им более всего по душе. Не стесняйтесь! Здесь все свои. А по окончании танца будет вручён приз-сюрприз тем двум партнёршам, которые не перепутают имён этих симпатичных парней-близнецов. Музыка!
Заиграло танго. Пока остальные желающие потанцевать девушки и взрослые женщины гадали, кто из одинаковых, как две пули в одной обойме, отроков Илюха, а кто – Колюха, к смутившимся братьям-близнецам со смехом подскочили Гульнара и Динара, и с грациозным шутливым реверансом пригласили их. Следующий танец, к радости обеих довольных парочек, оказался также медленным. И третий, как по заказу, – тоже…
Удовлетворённо убедившись, что сёстры на некоторое время попали в относительно правильные руки, и в данный момент им ничто особо не угрожает, Валеджан пошарил в карманах своих тщательно отутюженных по сегодняшнему случаю брюк, намереваясь шмыгнуть куда-нибудь на воздух покурить как настоящий мужчина. Но не успел. От приглашения на белый танец такой красивой партнёрши, какая подошла сейчас к нему, не смог бы отказаться не только Валеджан, а, пожалуй, и – кто угодно даже повзрослее и поискушённее в амурных похождениях. Это было стройное большеглазое чудо с модной чёлкой на чистом лбу и на высоких, совсем взрослых каблуках. Она и была очевидно взрослее Валеджана, училась, скорее всего, в выпускном десятом классе, или даже в институте. И – значительно опытнее его, как потом оказалось, в жизни. Чуть не задыхаясь от прикосновения к его лицу её благоухающих тончайшими ароматами локонов, а к телу – выпирающих сквозь полупрозрачную кофточку кончиков грудей (лифчика под кофточкой не было), Валеджан танцевал самозабвенно и долго – несколько танцев кряду, впервые потеряв бдительность по отношению к безопасности сестёр.
Близняшки же Гульнара и Динара, избавленные таким образом от строгой неотрывной опеки брата, на этом праздничном пиру, впервые в своей жизни, попробовали спиртное – настоящее «Советское» шампанское. А их «женихи» Илюха с Колюхой Сухоруковы, спеша обрести статус полноценных мужчин, приложились к рюмкам более крепкого напитка – настоящего пятизвёздочного коньяка, причём – неоднократно, поскольку отказаться от этого под умелые подначивания управлявших пиром взрослых людей было трудно.
Валеджан, в силу своей некоторой приобщённости к образу жизни местной, за стенами интерната, «шпаны и кодлы», считающий себя более сведущим, нежели его сёстры и их «женихи» Сухоруковы в атрибутике застолий со спиртным, с видом бывалого гуляки опорожнил и вовсе немало сосудов с многоградусными напитками. И его прекрасная новая знакомая оказалось для него в качестве спутницы истинной находкой: она неустанно заботилась о том, чтобы Валеджану было хорошо – ему и в самом деле было с нею необычайно комфортно.
Этот праздничный вечер произвёл на всех его участников наилучшее впечатление. И, по общему признанию, главным образом – благодаря его гостеприимному, обаятельному и остроумному хозяину. Единственное, что в этом хозяине было всё же не совсем приятно, даже несколько жутковато для молодёжи, особенно при общении с ним на близком расстоянии, так это цвет глаз. Один глаз у Тохтамышева был болотисто-зелёный, другой – водянисто- серый. Наверное, из-за этого досадного недоразумения в своей внешности он и надевал довольно часто, не всегда к месту, тёмные очки.
Через некоторое время Баймурат Тохтамышевич, празднуя свой день рождения, устроил не менее грандиозную вечеринку и, на правах руководителя шефского предприятия, опять пригласил весь интернатский вокально-танцевальный ансамбль, в состав которого входили, как мы помним, кроме Гульнары и Динары, ещё и их брат Валеджан и «женихи» Илюха с Колюхой Сухоруковы. И на этот раз праздник также прошёл «на ура», то есть лучше некуда, оставив о себе в памяти приглашённых такие же как и в прошлый раз, восторженные воспоминания.
Постепенно подобные празднества приобрели систематический характер. Редкий «красный день календаря» обходился теперь без приглашения в дом директора заготконторы всё того же круга интернатовцев. И приглашения эти принимались с превеликим удовольствием, уже как само собой разумеющееся. Всем было на этих пиршествах весело, никого ничто не тревожило, кроме разве что периодической головной боли от выпитого сверх меры или расстройства желудка с кишечником от не так съеденного. Валеджан увлечённо ухаживал за своей новой пассией-красавицей, ведь в доме доброго хозяина Тохтамышева его сёстры, в числе всех остальных гостей – как в крепости, а значит, лишняя мелочная опека девчонкам здесь ни к чему. Братья-близнецы Сухоруковы, солидарно придерживаясь мнения своего друга, также вели себя на этих пирушках свободно и расслабленно, время от времени легкомысленно отлынивая от тесного общения с «невестами» Гулькой и Динкой, чтобы потихоньку «дёрнуть» с кем-нибудь из не менее общительных, чем их «шеф», помощников Тохтамышева «по маленькой». И снисходительно усмехались, глядя, как робко хозяин дома приглашает по очереди девчонок на медленный танец. Махнув рукой на очередную такую уморительную сцену, они спокойно отвлекались на свои «взрослые мужские» пункты программы типа всё той же процедуры «дёрнуть по маленькой».
Сам же Баймурат-ака денно и нощно изнывал от неумолимо растущей страсти к девушкам-близняшкам. Он с нетерпением ждал, когда, наконец, всемогущий Аллах сподобится помочь ему, и с прекрасными юными жемчужинами можно будет поступить как со взрослыми. А на первых порах – хотя бы поговорить о главном.
Но прямо заговорить с божественными созданиями на эту важнейшую теперь тему его жизни он не решался. Не получалось – и всё тут… хоть ты тресни! А ведь в роду Тохтамышевых слабаков и трусов никогда не было, а решимости и крутости нрава одного из последних отпрысков этого рода – Баймурата мог бы позавидовать любой мужчина. Девчушки же эти, Гульнара и Динара, воспринимали его всего лишь как доброго и благородного пожилого шефа их интернатского ансамбля, называя его, даже на людях, не иначе как «дядя Баймурат» (тьфу!)
А уж чтобы посмотреть на всемогущего грозу района, Героя Социалистического Труда товарища Тохтамышева как на мужчину, достойного стать их общим, одного на двоих, мужем, и в мыслях, однозначно, ничего подобного…
Но… о чём это он опять? Такие мысли исключены в их девчачьих умах хотя бы потому, – напоминал себе Баймурат-ака ещё и ещё раз, – что в советской социалистической стране абсурдно вообще говорить о семье, где у одного мужа может быть больше одной жены. Даже если в достойного претендента возьмут, да и влюбятся одновременно хоть сто прелестных девушек, всё равно гарем исключается категорически. Моногамия – единственно законный здесь вид брака. О-о, проклятые советские законы!!!
Страдал Баймурат-ака, мучился, задыхался от злости и ненависти к чуждому для истинного мусульманина мировоззрению, пришедшему когда-то вместе с советской властью, без особого приглашения, в азиатские республики и одержавшему верх… но никак не мог найти выхода из этого тупика.
Купить девчонок, спрятать, сделать их тайными наложницами, которые тихо родят ему каждая хотя бы по одному внебрачному наследнику и будут на пожизненном негласном содержании? Но и такой вариант вряд ли пройдёт. Обе сестрицы – развитые и раскованные представительницы современной молодёжи, которой палец в рот не клади и сам чёрт не брат. Скорее предпочтут убогое нищенское сожительство со своими сверстниками-простолюдинами где-нибудь в необустроенной общаге или бараке, а то и дырявой брезентовой палатке на любой из многочисленных так называемых комсомольских строек, чем жить в роскоши рабынями, угождая хоть и неизмеримо более благородному и состоятельному, чем все эти безусые юнцы вместе взятые, но всего одному на двоих, да ещё и стареющему супругу…
Дуры!.. Не понимают, пока ещё, своего счастья, которое – вот оно, скажи только маленькое «да». Но уж они-то дурочками себя вряд ли считают…
Взять силой, нелегально увезти за границу, в какую-нибудь из мусульманских стран, где гаремы существуют открыто, в полном согласии с правильным законодательством этих стран? Но Баймурат-ака жаждал сейчас взаимной любви, он не стремился к насилию, хотя любви таковой, несмотря на все его старания, добиться пока не мог.
Выбрать из них двоих одну, и уговорить выйти за него замуж открыто и честно? А взамен – обеспечить её родных пожизненно таким материальным достатком, что дух захватит… но и такой компромиссный вариант натыкался на неодолимое препятствие: Тохтамышев в какой-то момент твёрдо осознал, что хочет только обеих сразу. Иначе – вся дальнейшая жизнь теряла для него смысл.
XXV
Наступил последний учебный год близнецов: Гульнара и Динара, их брат Валеджан и женихи-близнецы Илюха с Колюхой стали выпускниками – учениками десятого класса. Вступившие, как гласил действовавший в республике закон, в брачный возраст шестнадцатилетние Илья с Гулей и Николай с Диной готовились объявить родителям о снедающем всех четверых страстном желании воспользоваться своим правом на создание семьи.
