Юрий Темирбулат-Самойлов
Интернатские. Мстители. Любовь и дети Ханум
Забывшись несколько раз подряд в приливе высочайшего наслаждения, Тамара провалилась в долгое небытие, не осознавая, где она, кто такая и жива ли вообще. Пробуждение было необычно и непривычно поздним. Кое-как придя в себя, обессиленная всеми членами и с туманом в голове, она с удивлением, переходящим в лёгкий испуг, обнаружила, что лежит в незнакомой широкой кровати в солидно обставленной комнате с большими окнами, занавешенными тяжёлыми шторами.
Что это за апартаменты, как я сюда попала? – забеспокоилось возвращающееся к критическому осмыслению действительности сознание. – Попробуем-ка по порядку: больница… чужая женщина в палате Амирхана… Богатырёв с машиной, коньяк с шоколадом… и всё, провал… а в том провале – прекрасный сон о любви с Амиркой, который был какой-то не такой… А сон ли это был? И с Амиркой ли в самом деле её уставшее от недостатка плотской любви тело так расслабилось? Боже, стыд-то какой! Какой позор…
Её затошнило. Кое-как справившись с подкатившим к горлу судорожным спазмом, включила ночник на прикроватной тумбочке, увидела рядом невысокий стол, уставленный бутылками коньяка, шампанского и других дорогих напитков, вазами с конфетами и фруктами. На видном месте на столе лежала записка: «Любимая! Прости, что так спонтанно всё получилось, да в такой трудный для тебя момент, хотя этот же момент и послужил толчком к такому сценарию. Но я тебя уже давно люблю и ценю больше своей жизни. Детей твоих полюблю, уверен, так же, и готов усыновить их. Для них, как и для тебя, я сделаю всё, что в моих силах. Мне, к сожалению, пора на работу, поэтому оставляю тебя в своей, а в недалёком будущем, надеюсь, нашей квартире за хозяйку. Будь как дома. Хотя… ты и так дома, правда? За детей не волнуйся, я обо всём позаботился, дал машину – они уже в яслях. Вечером заберём таким же образом. Скоро переведём их из яслей в младшую группу в садик. Ну, в общем, отдыхай спокойно. Но, единственная просьба: не заглядывай в комнату за дверью, обитой мягкой кожей. Ради нашего же с тобой счастья. Днём туда придёт женщина-медработник, она знает, что делать. Потом я тебе всё объясню, и всё утрясём наилучшим образом. Да, дорогая моя Тамарочка, я впервые в жизни сдрейфил и, как последний трус, буду сидеть в своем кабинете на работе до тех пор, пока не услышу по телефону твой приговор – станем ли мы мужем и женой, или… минувшая ночь останется в моей памяти как единственная по-настоящему счастливая за всю прожитую жизнь. Жду с замиранием сердца твоего звонка по номеру, указанному ниже. Целую крепко, твой навсегда Артемий».
Тошнота мало-помалу отступила, уступая место растерянной озадаченности. Наряду с чувством гадливости к себе продолжая ощущать в расслабленном теле предательскую истому после бурной, хоть и бессознательной ночи, Тамара пыталась сосредоточиться. Ну, почему мир так устроен? Она хочет любви, умеет любить и любит преданно, верно, самоотверженно. А её любимый и, что не каждый день случается на свете – взаимно любящий Амирка взял, да и отдал свою страсть на сторону. Где логика, где справедливость? Дальше – больше. Даже в беспомощном состоянии, еле выжив в страшной аварии, он продолжает шашни со своей новой пассией…
Ну, хорошо, выздоровеет он. А захочет ли вернуться к законной пока жене и своим троим, а возможно, скоро уже и к четверым детям? Или всё же предпочтёт остаться с той, другой?
Поехали, как говорят коллеги-шофера, дальше. Её, Тамару, любит достойный человек, к которому она, в свою очередь, равнодушна как к мужчине. Конечно, ради благополучия детей и из уважения, а даже и из жалости (хотя в жалости личность такого масштаба вряд ли нуждается) можно выйти за этого достойного мужчину. Но ведь сердце её будет всегда принадлежать Амирке! Получается, она готова обманывать хорошего человека, вернее – двоих сразу. Ну, а то, что произошло минувшей ночью, разве – не свершившийся уже обман? Она вроде бы безвольно отдавалась постороннему мужчине, представляя на его месте своего мужа. В любом случае, как ни суди, а – грех это великий. В старые времена за малейшее подобное, пусть и не всегда по своей вине совершённое, женщин на её родине забрасывали камнями до смерти.
Но, опять же, как ни рассуждай, а удовольствие-то она этой грешной ночью получила? Получила, да ещё какое!.. Организм, после немалого перерыва в интимной жизни, наконец-то как-то удовлетворён и, чувствуется, не очень запротестует, если происшедшее повторится. Стоит только закрыть глаза и представить, что с тобой прежний Амирхан, и всё в полном порядке! Вот и выход для тела, неистово требующего любви, особенно после случившегося, опять же, не по её вине перерыва… а что касается души… от лишних тяжёлых мыслей поможет избавиться вот это… Тамара налила в фужер побольше армянского коньяка, и залпом выпила.
XI
Артемий Иванович Богатырёв был ещё далеко не старым человеком и, как уже говорилось, – личностью сильной. «Крепок телом и духом» – это как раз о нём. Его энергии, работоспособности и оптимизму могли бы позавидовать многие молодые, годившиеся ему в сыновья. А теперь он и вовсе расцвёл, переживая свою новую молодость – страстную всепоглощающую любовь, которая, наконец-то, сумела вызвать в предмете обожания что-то похожее на взаимность. Но какой ни была сила любви Артемия, он никогда не позволил бы себе ради собственного удовольствия разрушить счастье другого. Да и может ли быть вообще счастливым человек, в корыстных целях обездоливший себе подобного, укравший у него что-то жизненно важное? Нет, Артемий Богатырёв – не вор. Он видел, как Тамара буквально боготворит своего Амирку, страдал от этого, но терпеливо держал свои чувства при себе.
В то же время он давно заметил увлечённость Амирхана белокурой прелестницей Риточкой, но и в эти взаимоотношения не считал себя вправе вмешиваться. Хотя, как руководитель и коммунист, даже обязан был одёрнуть семейного человека, вступившего на путь нравственного отклонения. Но… не мог. Почему, сам пока не разобрался до конца. Но, как бы ни было, а Артемий Иванович твёрдо исповедовал принцип: прежде чем копаться в поведении других, разберись с самим собой. Вот и весь сказ.
Может быть, именно поэтому не стал Артемий Иванович излишне реагировать на поведение в тот день своего секретаря, которую следовало хотя бы пожурить за допущенную бестактность, нарушение как минимум служебной этики: приняв утром телефонное сообщение из облбольницы о том, что самочувствие водителя Азимова улучшилось настолько, что он способен теперь общаться с близкими, Рита вместо того, чтобы доложить об этом в первую очередь ему, Богатырёву, а затем оповестить жену Азимова Тамару, сразу же, как последняя эгоистка, помчалась в больницу сама. Но подлежит ли осуждению эгоизм влюблённой женщины, редко бывающей такой сильной личностью, как, например, он сам, Богатырёв. Ведь женщина, даже если она такая незаурядная, как, скажем, великие царицы прошлого египетская Клеопатра, грузинская Тамара или русская Екатерина, сердцем думает куда чаще, чем головой. Что же в таком случае говорить о простой современной секретарше – милой девушке, почти ребёнке? До этого, впрочем, ни в чём себя не скомпрометировавшей и, несмотря на молодость и относительно небольшой опыт работы, одной из лучших сотрудниц канцелярии Богатырёва. К некоторому оправданию допущенной Ритою на этот раз безответственности можно отнести и её осведомлённость о том, что Богатырёв и без докладов секретарей всегда знал всё, что ему было нужно.
Проезжая в тот день в густых сумерках по городу и заметив Тамару, топчущуюся туда-сюда с отрешённым лицом прямо посреди проезжей части улицы, Артемий Иванович мгновенно забыл обо всём на свете. Он видел, что у любимой женщины что-то стряслось, она нуждается в помощи, и всё остальное для него уже не существовало. Усадив Тамару в машину, постарался привести её в чувство первым же оказавшимся под рукой средством – коньяком. Догадавшись по нескольким отрывочным фразам о причинах потрясения, Артемий Иванович категорически решил не оставлять её сейчас один на один со своей бедой. Остановившись накоротке у больницы, чтобы водитель доставил Амирхану не переданные ему Тамарой гостинцы, сделав по пути некоторые неотложные распоряжения, в том числе и об отмене вечернего совещания, он поспешил отвезти Тамару к себе домой.
В его руках сейчас находилось сокровище, которое было для него дороже всего на свете – прошлого, будущего, репутации, материального и служебного благополучия, всех прочих банальных ценностей, не идущих ни в какое сравнение с нахлынувшим с новой силой чувством, вызревавшим в его сердце медленно, мучительно и неотвратимо. И это сокровище он не мог выпустить из рук, пока не убедится, что сделал для него всё, что требовалось в настоящий момент. А требовалось, чтобы сокровищу стало хоть чуточку легче. Но, – поймал себя на мысли Артемий Иванович, – чего перед самим собой-то лукавить? Он не только не мог, но и всем своим естеством не хотел выпускать это сокровище из рук. Прости, верная умирающая подруга жизни Нина, но в нашем доме сегодня появится ещё одна женщина. И ничего с этим поделать невозможно.
Артемий на руках внёс обессиленную Тамару прямиком в свою спальню, уложил на кровать. Не удержавшись, поцеловал её неподвижное лицо. И с помутившимся от страсти сознанием, дрожащими руками принялся торопливо освобождать так и не шевельнувшуюся женщину от лишней одежды, которая помешала бы ей нормально отдыхать. Сняв шубку и сапоги, он уже слабо владел собой, и сумел остановиться, только когда красавица осталась совсем без ничего. Ещё раз прости, страдающая в соседней комнате недвижимая жена! Я только разочек поцелую эти желанные губы…
О чудо! Тамара ответила на поцелуй! И тут же подалась всем телом навстречу…
XII
Спустя несколько недель, когда на дворе уже буйствовала, вступая в свои права, день ото дня набирающая силу солнечная казахстанская весна, Тамара, в смятении чувств, всё же решилась переступить порог палаты Амирхана. И опять… лицом к лицу столкнулась всё с той же светловолосой певицей, живот которой к этому времени заметно округлился. Когда блондинка тактично вышла в коридор, Тамара, с болью в сердце, робко заговорила с демонстративно отвернувшимся от неё к стене мужем:
– Ну, как ты, Амирка?
Амирхан молчал.
– Что же ты молчишь, любимый, скажи хоть что-нибудь!
– Любимый у тебя теперь другой – этот кабинетный шакал! Пусть он и
говорит с тобой. Он это умеет, на трибунах хорошо натренировался.
– Амирка…
– Зачем пришла? Я тебя звал?
– Прости, дорогой мой, единственный! Так получилось… хотя… я чувствую – не простишь. И знаю, что ты прав. Я просто очень хотела видеть тебя, убедиться своими глазами, что ты, слава Аллаху, выздоравливаешь, что у тебя всё в порядке.
– Да, у меня всё в порядке. Только к Рите не лезь, пожалуйста, с разговорами. Она ни в чём не виновата.
– Ты любишь её?
– Не твоё дело! Она… собирается родить мне сына.
– А Валеджанка? Разве он – плохой сыночек? А Гулька с Динкой? Так на тебя похожи обе! И петь уже начинают так славно. Прямо маленькие Тамары Ханум8! – про зародившуюся в её чреве ещё до этой проклятой автокатастрофы новую жизнь она в данной ситуации сообщить мужу так и не осмелилась: всё равно в отцовстве тот заподозрит Богатырёва.
Амирхан, внешне никак не отреагировав на упоминание о детях, опять замолчал.
Тамара почти физически ощущала, как почва уходит у неё из-под ног. Неужели счастье утеряно безвозвратно?.. Из последних сил она пыталась сохранить присутствие духа:
– Что же теперь делать? Что мы с тобой натворили, Амирка…
Амирхан рывком приподнялся и, застонав, опустился обратно на подушку. С минуту передохнув, сел по-азиатски, не свешивая ног с кровати. Глаза его горели ненавистью. Это был уже чужой, злой и язвительный, не сдерживающий себя мужчина. Кривившимися от ярости губами он медленно произнёс, почти прошипел:
– Надеюсь, ты понимаешь, что теперь мы не сможем жить рядом. Или я
убью кого-то из вас, а лучше обоих сразу, или ещё что-нибудь случится. Уходи, не хочу тебя видеть. Ублажай своего нового повелителя! Шлюха начальницкая…
Амирхан снова отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Тамара с полными слёз глазами, ватными ногами вышла из палаты, куда тут же торопливо зашла беременная блондинка – её удачливая соперница.
У ворот больницы, как и в прошлый её безрадостный визит к идущему на поправку мужу, словно по волшебству, возникла служебная машина Богатырёва. Тамара, не раздумывая, шагнула к любезно распахнутой перед ней дверце. Ей было отныне всё равно – назад дороги она уже не видела… Что же касается созревающего под её сердцем будущего четвёртого ребёнка, то рожать его теперь она не видела никакого смысла.
XIII
Оформив развод с выписавшимся вскоре из больницы Амирханом, Тамара по настоянию Богатырёва уволилась с работы и полностью посвятила себя детям. Благо теперь, по общепринятым меркам, она не нуждалась ни в чём. К её услугам были лучшие парикмахеры и портные областного центра, музеи, библиотеки и театры – всё, о чём она так мечтала раньше. Но воспринималось это ею вовсе не как подарок судьбы, а как дьявольская плата за грех, за измену любимому. Постоянно жить в доме Богатырёва она отказалась ещё тогда, когда впервые переночевала там, да и не смогла бы, пока рядом находилась страдающая женщина – беспомощная жена Артемия Ивановича. Но и в своей квартире жизнь для Тамары изменилась коренным образом. Большую, наиболее обременительную, часть домашней работы делала теперь прислуга, которую в советской стране, где официально отсутствовала эксплуатация человека человеком, дипломатично называли домработницами. Детей в садик и обратно возили на машине. В выходные дни она в компании с Артемием Ивановичем обедала или ужинала в лучших ресторанах города, и не в их общих залах, а в отдельных кабинетах. Тамара стала выглядеть ещё лучше, приобрела вдобавок к своей природной красоте некую «интеллигентскую» изящность манер и превратилась если не в самую элегантную, то, безусловно, одну из наиболее ярких светских дам города.
Вскоре жена Богатырёва Нина, видимо, жалея мучившегося с нею Артемия, и не желая мешать его новому счастью, безропотно распрощалась с этой жизнью. Через сорок дней после её кончины Артемий Иванович перевёз Тамару с детьми к себе, и ничто теперь не мешало им строить счастливую, насколько получится, семейную жизнь. Ничто… если бы не произошло то, чего не без оснований опасался в своё время Артемий. До верховных властей страны достучались-таки подмётные сообщения о «недопустимом моральном разложении кое-кого из высшего руководства героической целинной области». В частности, что «первый секретарь, например, погряз в разврате прямо на глазах больной, нуждающейся в особом внимании жены-фронтовички, что и явилось причиной её безвременной кончины». Начались негласные служебные расследования и вытекающие отсюда неприятности.
Тем временем Амирхан Азимов благополучно сочетался законным браком с Ритой, которая, как и обещала, родила ему дочку – чудесную кудрявенькую девчушку, похожую, как и обе предыдущие (от Тамары) дочки, на него самого как две капли воды. Амирхан, с традиционной самоуверенностью джигита ждавший мальчика, нисколько однако не обиделся на молодую жену и был вполне доволен, тем более что обман в отцовстве тут был исключён – на дочурку он смотрел, как в зеркало.
Единственное, что в какой-то степени омрачало жизнь Амирхана после его новой женитьбы – это необходимость сосуществовать в одном городе с ненавистным Богатырёвым, так уязвившим его мужское достоинство кражей первой (а могло статься, что и единственной на всю жизнь) законной жены. Да и, время от времени случавшиеся незапланированные встречи с этой украденной любовью – Тамарой, заставляли с новой недоброй силой закипать кровь в его жилах. Хотя Амирхан с Ритой и уволились из административного аппарата Богатырёва, став штатными единицами областной филармонии, но в ходе праздничных концертов они неизменно видели его и Тамару в первых рядах зала, что неизменно портило настроение.
Неожиданно для сгорающего от жажды мести Амирхана, избавление от постоянного по этой причине нервного сверхнапряжения всё же пришло. Интриги закулисных недоброжелателей Богатырёва сделали своё дело: он был отстранён от работы и с выговором по партийной линии «за нескромное поведение в быту и негуманное отношение к жене-фронтовику» был направлен с понижением в должности в соседнюю область. Тамара не могла оставить этого ставшего близким ей человека в трудный для него час, и вместе с детьми последовала за ним.
X
Прошли годы.
Сменилась власть в стране. Закончился опальный период служебной биографии Артемия Ивановича Богатырёва, и он был восстановлен в должности первого секретаря того же обкома партии, откуда и был в своё время изгнан.
Не успев обжиться в квартире, куда они вселились перед самыми октябрьскими праздниками, Артемий и Тамара, по долгу службы и по протоколу, ну и, конечно же, отчасти и из ностальгических чувств, спешили поприсутствовать по возможности на всех официально-торжественных мероприятиях города.
И вот они – в зале областной филармонии. Начался праздничный концерт. Сначала было выступление народного хора, читались стихи на революционные темы, солисты исполняли патриотические песни. Звучали и произведения мировой музыкальной классики. Затем настал черёд более лёгких жанров. Когда конферансье объявил, что выступают заслуженные артисты респеблики Маргарита и Амирхан Азимовы, сидящие на своих «штатных» местах в первом ряду супруги Богатырёвы переглянулись.
– Неужели наши? Уже заслуженные? Молодцы! – одобрительно
улыбнулся Артемий Иванович.
Тамара напряжённо молчала. Ей нестерпимо захотелось уйти. Но, чтобы не обижать и не подводить мужа, она решила остаться и постараться дотерпеть этот кошмар до конца.
Под аплодисменты на сцене появились слегка располневшая холёная, уверенная в себе беловолосая дама, лишь цветом причёски и чертами лица напоминавшая ту весёлую и непосредственную секретаршу Риточку, что вскружила голову не одному парню, и по вине которой треснула по швам счастливая до этого семейная жизнь Тамары, и всё такой же высокий, стройный, немного грустный Амирхан. Вышли они из-за кулис с разных сторон навстречу друг другу. Это был их излюбленный номер – попурри из современных песен о любви. Пели на этот раз одновременно и разное, но удивительным образом не мешали один другому. Их голоса переплетались, сливались, гармонируя и растворяясь в лирическо-праздничном настрое притихшего зала.
Блондинка с затуманенным взором, в манере популярной русской певицы, имени которой Тамара не помнила, томно обращалась к Амирхану:
– Где ты, где ты, где ты
друг хороший мой?
Буду до рассвета я
Встречи ждать с тобой!
Амирхан, влюблённо глядя на блондинку, очень похоже копировал голос любимого узбекского певца Тамары Батыра Закирова9:
– Где-е ты-ы?..
Где к тебе мосты?
Тишина… мечты, мечты.
Разве голос любви не слышишь ты?
Это было выше сил Тамары. Не сдерживая слёз, она выбежала из зала.
Растерянный Богатырёв спешно последовал за ней. Недоумевающие члены свиты первого секретаря обкома, дав сигнал тоже немного растерявшимся артистам продолжать выступление, разделились на две группы – одна, более многочисленная, осталась на местах, дабы не смущать обеспокоенно зашевелившуюся публику, другая, поменьше – тихо вышла в холл, где Богатырёв, уже отправивший Тамару на машине домой, нервно курил, расхаживая взад-вперёд.
– Всё в порядке, товарищи! – поспешил успокоить взволнованных помощников Артемий Иванович. – Жене стало немного душно, пришлось проводить её. Пройдёмте в зал!
По окончании концерта первый секретарь обкома поздравлял наиболее украсивших концерт артистов с успешным праздничным выступлением. Приподнеся букет цветов певице Маргарите Азимовой и транзисторный радиоприёмник в подарок её мужу Амирхану, обнимать и целовать поздравляемых он на этот раз поостерёгся – жизнь кое-чему научила. Ограничился добродушной шуткой:
– Семья – ячейка общества! Больше удачных семей – богаче и крепче, счастливее общество. А где главами семьи такие мужчины, как Амирхан Азимов, там вообще рождается только прекрасное – красивые и талантливые дети, например. А хорошие дети – это всегда победа! Правда, Амирхан?
– Чистая правда, уважаемый Артемий Иванович! Вы угадали в самую точку. Победа – это по-нашему…
– Ну, вот и прекрасно! Как поживаете-то? Дочка, поди, давно школьница? И не одна уже, наверное?
– Всё отлично. Вслед за дочкой и сын не заставил себя ждать! Джигит! Новую машину на днях купили. Хотите, покажу?
– Не «Победа», случаем? Если уж выбрали девизом для жизни это понятие…
– Вот с машиной, тут – немного по-другому. В этом плане «Победа», на взгляд уважающего себя автомобилиста, это вам известно не хуже чем мне – вчерашний день. Отечественная индустрия уже выпускает модели куда более современные… – у Амирхана, еле сдерживавшегося, чтобы не вцепиться в горло своему давнему обидчику, ненависть к которому за годы его отсутствия немного притупилась-подзабылась, а теперь, при встрече, вспыхнула с новой силой, в голове мгновенно созрел дьявольский план. Сейчас или никогда! Ведь теперь, после возвращения Богатырёва и Тамары в этот город, он, Амирхан, будет опять постоянно чувствовать унижение от измены своей бывшей, но до сих пор (куда деваться?..) любимой жены с этим самоуверенным в своей вседозволенности большим «шишкой». А настоящий мужчина не имеет права оставаться униженным. Ни перед кем – будь это хоть министр. Лучше – смерть… если ты, конечно, слабее своего врага. В данном случае враг сильный, да настолько, что лучшей победой будет умереть вместе с ним. Как хорошо этот большой начальник только что умозаключил: «Где Амирхан – там победа»! И скоро он наглядно убедится, насколько был близок к истине!
– Что ж, с удовольствием как-нибудь поглядим, Азимов, на твой чудо- автомобиль, который хлеще аж самой «Победы», порадуемся за товарища, – благодушно пообещал Богатырёв, собираясь уходить.
– А почему как-нибудь, зачем откладывать на завтра то, чем можно насладиться сегодня? – усмехнулся в усы с затаённым недобрым огоньком в глазах Амирхан. – Машина здесь, стоит прямо у крыльца филармонии, Пожалуйста, уважьте! Потом своим детям и внукам буду рассказывать про историческую праздничную встречу с первым секретарём у своей машины.
– Хорошо, показывай!
– Извольте!
У парадного крыльца действительно красовалась мечта любого советского человека, способного водить машину – что любителя, что профессионала: сверкающая новенькая «Волга» с никелированным, устремлённым вперёд и вверх оленем на передней части капота.
– Красота-а!.. Молодец, Азимов!
– А может быть… вы уж простите, уважаемый Артемий Иванович, за такую смелость – окажете нашей семье маленькое удовольствие, позволите своему бывшему водителю тряхнуть стариной и прокатить вас до дома или по улицам и обратно до этого крыльца? Я ведь никогда раньше не подводил, возил вас неплохо, а?
Артемий Иванович, для которого глупо было бы упустить так неожиданно и кстати представившуюся возможность весьма желательного полного примирения с бывшим мужем-ревнивцем Тамары, оглянулся к сопровождавшим его партийным чиновникам:
– Ну что, товарищи, тряхнуть, как предлагает Азимов, стариной? Это – лучший из моих водителей в прошлое моё руководство областью. Очень уж ему хочется свою новую машину в деле показать. Да и, честно говоря, по домам уже пора. Не знаю, у кого как, но чувствую – лично меня моя жена заждалась.
При словах «меня моя жена заждалась» Амирхан напряг всю силу воли, чтобы продолжать, как ни в чём не бывало, улыбаться и не задушить Богатырёва тут же, на месте.
– Ладно уж, Артемий Иванович, поезжайте со своим лучшим водителем. Может быть, он вам ещё и споёт по дороге, как лучший теперь артист нашей области, – напутствовали своего руководителя его подчинённые-обкомовцы.
Амирхан сел за руль, Богатырёв – рядом, и «Волга» почти бесшумно рванула с места. Выбежавшая в этот момент на крыльцо Рита Азимова готова была кричать от отчаяния – не успела остановить мужа. Чуяло её сердце неладное, но не посмела она вмешаться в мужской разговор (Амирхан этого не любил) там, в холле. А когда те вышли на воздух и вскоре послышался шелест шин отъезжавшей машины, пересилила себя, выскочила, но… поздно.
С растущим предчувствием непоправимой беды, близкая к панике, Рита всё же преодолела стену отчуждения, которая все годы их малоприятного знакомства стояла между ней и Тамарой, позвонила ей и рассказала об
увиденном и услышанном за последнюю четверть часа.
У Тамары всё внутри словно оборвалось. Этот осенний праздник Октябрьской революции упорно и регулярно приносит ей одни неприятности, сталкивая между собой судьбы главных мужчин её жизни. И сегодня, как по писаному, тоже назревает что-то нехорошее. Ведь Амирхан всегда был такой горячий… и до сих пор, видно, любит её, Тамару, хотя и гордо старается показать обратное. Ох, Амирка, Амирка!
Выехав на прямую широкую улицу, Амирхан с отчаянным наслаждением, граничащим с экстазом, демонстрировал своему высокопоставленному пассажиру виртуозное мастерство езды, нисколько не утраченное им после смены шоферской профессии на артистическую. Мощность двигателя и плавность хода прекрасной машины в сочетании с её изящными и в то же время строгими внешними очертаниями, удобством в управлении и комфортабельностью салона, безусловно способствовали повышению самооценки того, кто хоть на минуту оказывался за рулём такого шедевра технического прогресса. Наслаждение Амирхана от управления этим шедевром удесятерялось сладким чувством предстоящей мести, вожделенный миг которой полностью зависит от его, и только его прихоти. Минутой раньше, минутой позже, когда захочу, тогда и уничтожу своего врага вместе с собою. Этот мнимый хозяин жизни считает себя всемогущим, а на самом деле всемогущий теперь не кто иной, как бывший простой шофёр Амирхан, достоинство которого раньше можно было безнаказанно топтать, унижать, заманивая обманом в город и совращая его жену. В настоящий же момент хозяин положения, и это свершившийся факт, – он, простой шофёр!
Наконец Амирхан увидел впереди объект, да не в единственном числе, а с запасом, который может хорошо помочь в реализации задуманного: навстречу двигалась колонна огромных бензовозов, которые, как того требуют правила, работают на перевозке нефтепродуктов исключительно в тёмное время суток, когда движение на дорогах затихает и значительно снижается риск возникновения пожароопасных ситуаций. Снижается, но, увы, – не исключается, особенно если столкновения с «бомбой на колёсах» кто-то ищет специально…
Стояла или не стояла перед глазами Азимова в то мгновение причина предстоящей трагедии – его первая жена Тамара, прощался ли он мысленно с нею и со своими не менее, наверное, любимыми детьми, просил ли он у Аллаха прощения за задуманное, мы никогда не узнаем.
– Пора! – уже не обращая внимания на сидящего рядом Богартырёва, скомандовал себе вслух Амирхан. Выжав до отказа педаль газа, он быстро набирал предельную скорость. Ещё немного, ну! И как только опомнившийся, встревоженный Артемий Иванович взялся за его руку, чтобы что-то сказать, а может быть, и чему-то помешать, резко повернул руль влево.
XV
Страшный взрыв, потрясший в ту ночь центр города и унёсший жизни первого секретаря обкома партии и заслуженного артиста республики, вместе с которыми погиб и ни в чём не виноватый и никому неизвестный молодой неженатый водитель головного бензовоза из той автоколонны, в «лоб» которой врезалась «Волга» артиста, долго ещё был предметов досужих разговоров. Злые языки утверждали, что дело не обошлось без личных взаимоотношений хозяина машины и его пассажира-партсекретаря – один у другого якобы когда-то увёл жену с детьми. Но официальная версия после расследования, проведённого под строжайшим контролем республиканских органов власти с последующим специальным докладом в Центральный Комитет партии в Москву, была категорична: несчастный случай.
Хоронили погибших торжественно, при огромном стечении народа. Обе вдовы – Маргарита и Тамара – только теперь, после смерти общего возлюбленного, сумели, наконец, посмотреть друг на дружку не интуитивно-враждебно, а с пониманием. Совместно пережитый в тот вечер беспомощный ужас перед неминуемой катастрофой, которую они обе обречённо предчувствовали, но не могли предотвратить, заклиная в душе уехавших на роковую автомобильную прогулку мужчин вернуться из поездки друзьями, в чём-то объединил этих кардинально разных женщин. Кроме страстной, неподвластной разуму общей любви к Амирхану, у них было ещё и общее уважение к личности Богатырёва, навсегда оставшегося в их памяти образцом мужественности, ума и человеческой добропорядочности. Общее горе, как это нередко случается в жизни, не только помирило между собой, но и сблизило женщин, и моральная взаимоподдержка помогла им выстоять в первые, наиболее тяжёлые после трагедии недели.
Жить в этом городе, как и на целине вообще, после всего случившегося Тамара уже не могла. Кровных родственников у неё не было, поэтому оставив детей на попечении своей новой подруги Риты, с готовностью согласившейся помочь, она поехала не на родину в Ферганскую долину, а в ту часть Узбекистана, где полным ходом шло освоение Голодной степи. Стране нужен был хлопок, много хлопка, и на солончаковых, ранее не обрабатываемых землях некоторых районов Сырдарьинской, в частности, области как грибы после дождя росли многочисленные новые хлопкосеющие совхозы. Этим совхозам даже не успевали придумывать каких-либо оригинальных, отличающих их друг от друга названий – просто присваивали номера. Например, совхоз № 1, № 5, № 25 и так далее. Специалисты рабочих профессий нужны были здесь позарез, и среди самых востребованных – шофёр грузовика, что давало Тамаре, ещё не забывшей свои прежние навыки, неплохие шансы.
За высокими заработками, которые всегда сопутствовали началу великих советских строек, проще говоря «за длинным рублём», народу сюда со всех концов страны понаехало – тьма тьмущая. Люди это были разные – хорошие и не очень, честные труженики и отпетые авантюристы, законопослушные граждане и матёрые уголовники. Всем здесь находилось дело. И всех, при всей разности натур и характеров, объединяло одно: стремление хорошо заработать и возможность начать новую жизнь на новом месте. Даже город здесь возник с символичным названием «Янгиер», что в переводе с узбекского языка на русский означает – «Новая земля». Но общая в целом одинаковость устремлений не означает, однако, единого у всех мотива прибытия в эти мало обжитые края. Мотивы-то как раз, причём зачастую существенно, различались: кто-то к новой жизни тянулся в силу известной «охоты к перемене мест», а кто-то по каким-либо причинам бежал от старой, как, например, узбечка Тамара с русской фамилией Богатырёва.
