Юрий Мишин
Как победить рак: философия жизни. Этиология, патогенез, лечение и профилактика онкологических заболеваний
Введение
Практика как критерий истины в онкологии
Мой отец, доцент педагогического университета, как-то давно беседуя со мной, обронил горькую фразу, крепко запавшую мне в душу, о том, что в начале своей жизни каждый мечтает создать розовый замок собственной мечты, а в конце пути видит то, что удалось расчистить всего-то 1–2 выгребные ямы. Так и я, будучи молодым врачом, выпускником Волгоградского мединститута, мечтал только лишь об одном: ни много ни мало, как открыть универсальный метод излечения рака (Мишин, 1975). И вот прошло сорок лет практической врачебной работы в паллиативной онкологии. А что в итоге? Кандидатская диссертация, высшая врачебная квалификация, ну и, как хочется на это надеяться, неплохой авторитет среди больных. И это все? А как же мечта? Она не дает мне покоя и по сей день.
И все чаще меня будоражит вопрос: неужели никогда не удастся вынырнуть из «трясины» обыденности? Не может быть! Ведь надо хотя бы попытаться это сделать. Что на моей стороне? Ну конечно, прежде всего практика, опыт ежедневного общения с тяжелыми пациентами, опыт частых разочарований и редких побед.
Это с одной стороны, а с другой – ощущение того, что ты работаешь на краю возможностей современной медицины, и, если не поможет онколог-химиотерапевт, то остается только одно – искать спасения в молитве. То есть получается, что лично твои маленькие врачебные победы в состоянии раздвинуть горизонты возможностей практически для всей медицины! И это заставляет на каком-то этапе сказать себе: «Остановись! И попытайся наконец-то взглянуть на нерешенные проблемы возникновения и развития рака через призму собственной практической деятельности!» Ведь не зря же нас когда-то учил умнейший врач и философ профессор Матвей Абрамович Свердлин, что только практика является критерием истины научного познания.
Много идет разговоров о мировоззренческом значении философского, диалектического подхода в изучении проблем естествознания. А много ли получили от этих дискуссий практическое здравоохранение и конкретные больные? Мне кажется, чрезвычайно мало. В настоящей же работе я попытаюсь, насколько это мне удастся, восполнить этот пробел, и на постулате диалектического значения практики в процессе познания я рискну показать, какова роль философии в изучении насущных проблем естествознания в целом и онкологии в частности.
Не только философам, но и практикам достаточно хорошо известна знаменитая триада Гегеля «тезис – антитезис – синтез», положенная им в основу диалектического закона отрицания отрицания. Анализироваться нами подробно этот закон будет позже, здесь же я хочу отметить только одно – по принципу гегелевской триады будет построено многое в нашем дальнейшем изложении. Относится это и к взаимодействию теории с практикой.
Итак, что же составляет суть практического опыта длительно работающего врача-онколога? Что «не укладывается» в его голове? Надо сказать, что многое. Но наиболее парадоксальными здесь являются следующие факты:
1. Чем старее пациент, тем, как правило, он лучше поддается лечению, соответственно, чем моложе больной, тем быстрее у него растет злокачественная опухоль.
2. Двойная роль психических реакций в возникновении рака. Психический стресс, например, может как подавить, так и спровоцировать возникновение очагов злокачественной трансформации в тканях организма.
3. Двойная роль психических реакций в прогрессировании рака. Различные психоэмоциональные переживания в состоянии либо ускорить смерть больного, либо привести даже к самоизлечению от онкопатологии.
4. Двойная роль иммунной системы организма в опухолевой прогрессии: отмечены не только иммунные онколитические, но и онкостимулирующие воздействия.
5. Двойная роль современного противоопухолевого лечения. Все наши воздействия на опухоль – оперативные, лучевые, лекарственные, как правило, уменьшают опухолевую массу, но в то же время в единичных случаях обладают способностью стимулировать рост новообразований.
6. То, что при лечении одних и тех же опухолей можно применять с почти одинаковой эффективностью препараты прямо противоположного механизма действия, например эстрогены и антиэстрогены у больных раком молочной железы; протеазы и их ингибиторы на самых различных моделях опухолевого роста; иммуносупрессоры и иммуностимуляторы во многих клинических ситуациях и т. д. (Корман, 2014).
Вся эта безысходность и является для нас своеобразной отправной точкой, той практической «пристанью», от которой мы уходим и к которой мы обязательно вернемся в конце данной работы, пройдя через «бури и штормы» теоретического анализа. А вернемся, я надеюсь, не с пустыми руками, привезя к причалу практики, по аналогии с аргонавтами, «золотое руно» нового знания.
Почему именно сейчас, проработав сорок лет в практическом здравоохранении, я обратился к теоретическим проблемам онкологии? Прежде всего потому, что понял, что без анализа собственного опыта дальше развиваться как врач я не смогу. Ну а еще я, как мне кажется, за эти годы приобрел столько практики, что вполне в состоянии применить ее в качестве критерия истинности и справедливости для своих будущих теоретических выводов.
С точки зрения философии, по отношению к познанию врачебная практика выполняет тройную роль. Во-первых, она является источником познания, дает теоретической медицине необходимый фактический материал, тем самым «питая» познание, как почва дерево. Немецкий философ Г. Лейбниц об этом сказал: «Но семя всего, что мы познаем, лежит в нас». Во-вторых, врачебная практика является сферой приложения теоретических знаний. И в этом смысле она – цель познания. Ну и, в-третьих (самое главное), практика служит критерием, мерилом проверки истинности результатов познания. Другой великий немец, И. В. Гете по этому поводу заявил: «Тот, кто поставит себе за правило проверять дело мыслью, а мысль делом, тот не может ошибаться…».
Таким образом, чтобы не заблудиться в поисках истины и суметь в конечном итоге создать полезную в практическом отношении теорию, мне необходимо всякий раз и начинать со своего не такого уж малого практического опыта, и возвращаться опять к нему же, проверяя им истинность полученных теоретических построений.
Что мы имеем в этом отношении в качестве исходной позиции? Немного! На данном этапе развития онкологии практические врачи вынуждены довольствоваться явно недостаточным уровнем развития теории. Однако практика не может ждать «лучших времен», когда теория канцерогенеза станет исчерпывающей. Очень меткое высказывание по этому поводу я нашел в книге А. Блоха (2003): «Ожидание идеального лечения не должно приводить к отсутствию всякого лечения» (правило Хаксли, следствие для врачей). Именно поэтому онкологические больные уже многие десятилетия продолжают упорно лечиться на существующем пока уровне все еще весьма бедной теории, а мы, их лечащие доктора, весьма часто, пожимая плечами, с горечью признаемся себе: «Какова теория, таков и результат».
Но врачебная практика – это «хитрая особа»: она не только подтверждает истину медицинской теории, но и хранит молчание относительно того, что находится за пределами ее ограниченных возможностей. Например, большинство своих неудач врачи-онкологи списывают на неизлечимость рака, хотя это и не всегда бывает бесспорно.
Что же касается «оборотной стороны медали», то есть прогресса в практической онкологии, то совершенно очевидно, что он может происходить только на основе развития теории канцерогенеза. Здесь мы имеем характерный пример диалектического раскручивания познавательного процесса по спирали от тезиса (практика) через антитезис (теория) к синтезу (практика, обогащенная новой теорией), и вновь все по тому же «маршруту». А поскольку абсолютных истин[6] в онкологии, по-видимому, не существует, и те истины, которые мы имеем, относятся к разряду относительных[7], то эти теоретические построения представляют собой на практике диалектическое единство процесса и результата. Одним словом, истина в онкологии – это постоянный процесс.
Диалектика, философия, мировоззрение – эти слова звучат громко и загадочно, но для чего они практикующему врачу-онкологу и его пациентам? Какую реальную пользу из них они могут извлечь? «Ну и что? – скажет скептик. – Мы и так знаем, что на практике проверяется всякая онкологическая теория, и не нужны нам для этого Гегель с его триадами, а все философские рассуждения необходимы только самим философам для оправдания собственной значимости». Как бы вторя им, английский писатель Олдос Хаксли заявил: «Избыток «мудрости» столь же вреден, как и ее недостаток; в этом деле лучше обойтись без жульничества. Мы должны научиться приходить к реальности без волшебной палочки и колдовских заклинаний» (цит. по: Таранов, 1998, с. 60).
Да, верно, колдовские заклинания в нашем деле ни к чему, а вот «волшебная палочка» диалектической методологии нам еще ой как пригодится! Ну а доказательства этому вы сможете найти в последующем изложении. Сейчас же, заканчивая введение, я хочу подвести его основные итоги. Аналогичным образом я буду поступать и в дальнейшем.
Выводы
1. Врачебная практика по отношению к процессу познания выполняет тройную роль: во-первых, она является источником познания; во-вторых, – сферой приложения теоретических знаний, и в этом смысле она – цель познания, и, в-третьих, практика служит критерием истинности результатов познания.
2. Чтобы онкологу не заблудиться в поисках истины и суметь в конечном итоге создать полезную в практическом отношении теорию, необходимо всякий раз начинать со своего практического опыта и возвращаться опять к нему же, проверяя им истинность полученных теоретических построений.
Глава 1
Методологический анализ этиологии и патогенеза рака
1.1. Общефилософские проблемы онкологии
Все наши знания о канцерогенезе, как бы они ни были многообразны, в то же время удивительно дифференцированы и представляют собой «растопыренные пальцы», которыми онкологи «вторгаются» в проблему рака. Это на определенном этапе познания является естественным, необходимым и даже достаточным. Проходит время, знания накапливаются, и наряду с этим дифференцированным подходом востребованным становится уже интегрированный взгляд на проблему рака в целом, одним словом, возникает потребность в едином «кулаке» познания. А это может обеспечить только философия. И если врачи-онкологи, в лучшем случае, пытаются ответить на вопрос «как?» (как развивается опухоль, как действуют цитостатики и т. д.), то на вопросы «что? почему? и зачем?» у них нет ответа, точнее, они их перед собой, как правило, даже и не ставят. Хотя, на мой взгляд, для современного онколога бесконечно важнее любой специальной научной теории представляется решение вопросов о том, что же такое онкологическое заболевание в целом, какова его субстанция, почему оно возникает, имеет ли сам факт его появления какой-либо смысл и разумную цель. Разрешение этих проблем возможно только с помощью философии, поскольку предметом ее изучения является не какая-нибудь одна сторона сущего, а все сущее во всей полноте своего содержания и смысла. По мнению B. C. Соловьева (1989), «…она (философия. – Ю. М.) стремится не к тому, чтобы определить точные границы и внешние взаимодействия между частями и частицами мира, а к тому, чтобы понять их внутреннюю связь и единство».
Характеризуя взаимоотношения философии и онкологии, я исхожу из следующих правил.
Правило № 1. Не противопоставлять фактический онкологический материал философским концепциям и теоретическим построениям. Именно научным содержанием философии обеспечивается ее органическая связь с естественными науками в целом и онкологией в частности.
Правило № 2. Свою роль философия в изучении рака может выполнить, только включаясь в единый поток познания, вскрывая всеобщее в отдельном и специфическом. Причем всеобщее в данном случае оказывается результатом методологического исследования онкологической реальности, дающей новое, более глубокое знание о конкретном и специфическом. Таким образом, мы опять видим пример гегелевской триады, где тезисом являются конкретные данные, полученные онкологами при изучении рака; антитезисом – всеобщие теоретические философские концепции, выстроенные на основе анализа фактического материала, а синтезом – новое знание, полученное в результате применения философского подхода и дающее онкологам ключ к решению конкретных проблем диагностики и лечения онкологических заболеваний. В этом выражается научно-эвристическая роль философии, ее вклад в приобретение нового знания.
Правило № 3. Философский анализ частных вопросов онкологии должен сопровождаться, когда это возможно, выходом в общую мировоззренческую проблематику, что предполагает не только знание диалектики, но и умение научно оперировать ее категориями.
Лишь выполнение всех этих условий способно уберечь мое методологическое исследование, с одной стороны, от абстрактного теоретизирования, не имеющего никакого выхода в практику, а с другой стороны, от простого воспроизведения в позитивистском или натурфилософском стиле последних достижений онкологии под видом их философского обобщения.
Безусловно, в этом деле необходим поиск «золотой середины». Но сразу же возникает законный вопрос: а где ее искать? Мне кажется, что наиболее адекватный методологический аппарат для целей моего исследования находится именно на стыке «негативной» диалектики Г. Гегеля и «позитивной» философской антропологии Н. А. Бердяева. Причем если первая составляющая этого союза хотя бы минимально, но была знакома всем нам (из институтского курса диалектического материализма), то вторая – до последнего времени была известна очень немногим.
Основоположник философской антропологии Макс Шелер (1994) определил ее как «фундаментальную науку о сущности и сущностной структуре человека», или, говоря проще, это философское направление, изучающее человека в целом. Занимались ранее и занимаются сейчас философской антропологией многие, но лично мне ближе всего идеи русского религиозного философа Н. А. Бердяева (1991, 1993). Что это за идеи?
1. Философия призвана познавать бытие из человека и через человека, из его духовного опыта, поэтому она неизбежно должна становиться философией духа.
2. Центральное место в познании духа принадлежит этике. При этом этика должна быть не только теоретической, но и практической, то есть призывать к нравственному преобразованию жизни. Этика должна быть учением о назначении и призвании человека.
3. Религиозная концепция «теургии» предполагает равноправное соучастие Бога и человека в продолжающемся творении мира, в том числе и самого человека, в избавлении его и от грехов, и от болезней.
4. Биологически человек не отличается от животного, но отличается от него лишь наличием сверхприродного духовного начала.
5. Лишь совмещение в духовном начале свободы и творчества, во-первых, создает самого человека, а во-вторых, позволяет ему бороться с самыми различными испытаниями.
Все эти и множество других идей Н. А. Бердяева были положены мной в основу философской методологии собственного исследования онкологических проблем. Но философия составляет теоретическое ядро еще более широкого понятия – мировоззрения. Оно, в свою очередь, представляет собой обобщенную систему взглядов человека и общества на мир в целом и на свое собственное место в нем, на смысл человеческой жизни, а также совокупность философских, научных знаний, правовых, нравственных и эстетических ценностей человечества.
В зависимости от того, каким образом решается основной вопрос философии о соотношении духа и материи, а именно, что из них является первичным (или ведущим), а что вторичным (или производным), мировоззрение может быть либо идеалистическим, либо материалистическим.
Однако есть еще и третье мировоззрение, которое не противопоставляет дух материи, а наоборот, подчеркивает их единство и равноправие, и называется оно дуалистическим. Лично я являюсь последовательным сторонником диалектического дуализма, хотя бы даже из того, что считаю сам факт утверждения постоянного превосходства чего-то одного в системе «душа ⇔ материя» просто недиалектичным. А. Г. Спиркин в своем учебном руководстве (2000) пишет, что: «материальное и духовное – это совечно единое сущее», то есть материя и сознание есть две единые противоположности одного понятия – Бытие. А основой этого единства, по его мнению, является практика – чувственно-предметная деятельность людей.
Самым настоящим дуализмом пропитан и один из главных диалектических принципов Гегеля: «Сущность проявляется, явление существенно, материя духовна, а дух материален».
Центральный постулат философской антропологии также идентичен данным высказываниям – в организме человека существует «…онтологическая тождественность физиологических и психических процессов. Физиологическое и психическое – лишь две стороны одного и того же жизненного процесса» (Седова, 1997). Определяя сознание, современные философы подчеркивают, что в широком смысле под ним подразумевается психическое отражение материи и действительности, независимо от того, на каком уровне оно осуществляется – биологическом или социальном, чувственном или рациональном, то есть сознание отражает не только внешний, но и внутренний мир человека, его физиологию. И чем полнее это отражение, тем эффективнее человек может справиться со своими возможными болезнями – считает зав. кафедрой философии Волгоградской медицинской академии Н. Н. Седова (1997).
Исключительное по своей глубине и оригинальности высказывание я нашел в книге Станислава Грофа «Психология будущего» (2002). Позволю себе процитировать его полностью: «Традиционная академическая наука описывает людей как высокоразвитых животных и одновременно как биологические думающие машины. Если мы принимаем в расчет только переживания и наблюдения из хилотропных состояний сознания[8], которые господствуют в нашей обыденной жизни, то мы оказываемся ньютоновскими объектами, состоящими из атомов, молекул, клеток, тканей и органов. Однако надличностные переживания в холотропных состояниях сознания[9] ясно указывают, что каждый из нас может также проявлять способности поля сознания, которое превосходит пространство, время и линейную причинность.
Таким образом, новая, более полная формула, отдаленно перекликающаяся с парадоксом волны-частицы в современной физике, описывает людей как парадоксальных существ, состоящих из двух взаимодополнительных сторон. В зависимости от обстоятельств они могут выказывать и свойства ньютоновских объектов («хилотропная сторона»), и свойства бесконечных полей сознания («холотропная сторона»). Точность каждого из этих описаний зависит от состояния сознания, в котором эти наблюдения делаются. И тогда получается, что в физической смерти, по всей видимости, завершается хилотропное функционирование, в то же время как холотропные возможности находят свое полное выражение» (выделено мной. – Ю. М.).
В качестве доказательства очень для меня важного предположения реальности духовной материальности я бы хотел привести две собственные фотографии, сделанные обычной цифровой фотокамерой в иерусалимском храме Гроба Господня и под крышей гробницы древнегреческого царя Атрея (см. ниже, фото 1 и 2).
Фото 1
Фото 2
Возле алтаря, расположенного на вершине горы смерти Голгофы, и вокруг места захоронения микенского предводителя четко виднеется несколько достаточно неоднородных световых объектов, абсолютно не видимых простым глазом. Трудно не поддаться искушению причислить данные нерукотворные «божественные огни» именно к вышеназванным проявлениям холотропного поля человеческого сознания.
Возвращаясь к основному вопросу философии, мы в любом случае уходим от выяснения проблемы, что в нашем бытие главное, а что второстепенное, чему нас так долго и безрезультатно пытался обучить марксистско-ленинский материализм. Все едино и равнозначно в этом мире – и бытие, и сознание, все это совечно единое, «волно-корпускулярное» сущее.
«Ну а при чем здесь онкология? – спросите вы. – Что конкретно может получить практика лечения онкологических больных от ответа на основной философский вопрос?». Лично я считаю – очень много. Для меня как практикующего врача-онколога всегда актуальной была проблема: что является главной движущей силой канцерогенеза – его духовные или материальные аспекты? Что здесь считается ведущим, а что производным? Бытие ли онкологического больного определяет его сознание или наоборот? А поскольку мы только что выяснили, что, согласно взглядам современного дуализма и философской антропологии, противопоставление этих двух сторон и «выпячивание» одной из них недопустимо, то и вопрос о том, какая из сил канцерогенеза является главной, теряет свою актуальность. Данный вопрос становится чем-то похожим на проблему: что первично: яйцо или курица?
То есть на одном из этапов канцерогенеза его материальные аспекты определяют духовные, тогда как на следующем – все может поменяться местами, и ведущим становится уже сознание, а бытие подчиняется ему.
Биологические и психологические аспекты канцерогенеза – это совечно единое сущее, то есть для них характерны как диалектическое единство, так и диалектическая противоположность. Таким образом, они одновременно находятся как в единстве, так и во взаимоисключении. Причем основой этого объединения является также практическая его реализация. В нашем случае – это зарождение и развитие раковой опухоли. Отсюда вывод: злокачественное новообразование у человека протекает как типичное психосоматическое заболевание и может прогрессивно развиваться только параллельно на двух уровнях организма: биологическом и психологическом.
И если вдруг по какой-нибудь причине эти уровни расходятся или один из них резко подавляется, то очевидным результатом данной диспропорции должно стать, по логике нашего исследования, существенное торможение опухолевого роста в целом.
Никогда не забуду одну из своих первых пациенток. В Республиканской психиатрической больнице г. Казани, в отделении для психохроников мне показали женщину с глубоким старческим слабоумием, и я ей при осмотре, без цитологического подтверждения, сразу же поставил бесспорный рак молочной железы 3-й стадии, но лечение не назначил из-за тяжелой сопутствующей психоневрологической патологии. Прошло три года, и меня вновь вызывают к этой же больной, но уже для того, чтобы я исправил свою ошибку и отменил собственный диагноз рака. Дело в том, что все это время старушка прожила без особых проблем, и опухоль ее практически не выросла (!). Но я свой диагноз менять не стал и даже на этот раз его цитологически подтвердил. А уезжая из больницы, только и думал об одном и том же: в кого бы превратилась за эти три года без лечения данная пациентка, если бы у нее была нормальная здоровая психика и она бы адекватно (?) реагировала на свое состояние, а не вела «растительный образ жизни».
Из этого наблюдения можно сделать следующий далеко идущий вывод: резкое подавление психоэмоциональной составляющей человеческого бытия делает опухолевый рост значительно менее злокачественным. Подтверждают его и некоторые эпидемиологические данные о том, что тяжелые психохроники с органическим церебральным синдромом, а также больные некоторыми формами шизофрении существенно реже болеют и умирают от различных форм злокачественных новообразований (Саймонтон К., Саймонтон С, 2001; Costa et al., 1981; Craig, Lin, 1981). Так, супруги Саймонтон приводят в своей книге «Психотерапия рака» весьма интересное наблюдение. Они обследовали две группы пациентов с различными формами шизофрении – кататонической и параноидной – и установили, что представители первой разновидности этого тяжелого психического недуга почти в два раза реже болеют раком, чем здоровые люди, тогда как больные с параноидным синдромом страдали онкопатологией, наоборот, более чем в два раза чаще, чем соответствующий контрольный контингент. Для нас этот факт представляет интерес в том плане, что кататония является психическим расстройством, при котором пациенты полностью отгораживаются от любых внешних контактов, а больные с параноидным синдромом, напротив, патологически чувствительны к внешним воздействиям. Создается впечатление, что способность кататоников психологически закрываться от внешнего мира каким-то образом подавляет и развитие у них злокачественных новообразований, тогда как у параноиков такая защита полностью разрушается, что, по всей вероятности, и может стимулировать рост онкологической заболеваемости среди них.
К психологическим факторам канцерогенеза (ПФК), по моему мнению, относятся как опухолестимулирующие (ОСПФ), так и противоопухолевые психологические факторы (ПОПФ). Первые из них объединяют: психологические особенности преморбидной стадии заболевания, снижение «уровня психологической защиты», ужас, страх и любой другой психический дисстресс[10], связанный и не связанный с болезнью и ее лечением. Многими онкологами (Шапот, 1988; Pedicini et al., 1987), в том числе и мною (Мишин, 1989), было убедительно показано то, что подавляющее большинство наших пациентов постоянно находятся в состоянии тяжелого, деструктивного стресс-синдрома. Вторая группа ПФК (ПОПФ) объединяет такие факторы, как усиление психологической защиты, позитивный эустресс на лечебный регресс опухоли, эффективную психотерапию и т. д.
Что же касается биологических факторов канцерогенеза (БФК), то я к ним отношу: нарушение нейротрофики в очаге хронического воспаления, ослабление нейрогуморальных воздействий, первичный либо вторичный иммунодефицит, воздействие канцерогенов, врожденные и приобретенные мутации онкогенов, сами размножающиеся раковые клетки (РРК), а также силы противоракового иммунитета и другие противоопухолевые биологические механизмы (ПОБМ).
Из сказанного видно, что на двух уровнях канцерогенеза: биологическом и психологическом – действуют разнонаправленные парные силы – одни со знаком «+» (противоопухолевые – ПОПФ, ПОБМ и др.), а другие со знаком «—» (опухолевые – ОСПФ, РРК и др.). Объединение этих сил создает единую психосоматическую онкологическую систему «ОСПФ + РРК ⇔ ПОПФ + ПОБМ».
В здоровом организме «положительные» силы канцерогенеза преобладают над «отрицательными» («ОСПФ + РРК ⇔ ПОПФ + ПОБМ»), и только поэтому постоянно возникающие в нем РРК полностью уничтожаются имеющимися защитными механизмами. Это позитивное соотношение сил носит диалектический характер единства и борьбы двух противоположностей (подробно об этом в параграфе 1.7). В больном же организме равновесие в рассматриваемой психосоматической системе сдвигается в отрицательную сторону («ОСПФ + РРК ⇔ ПОПФ + ПОБМ»). Это может произойти либо за счет резкого преобладания «отрицательных» сил (совместное или раздельное усиление РРК с ОСПФ), либо такого же ослабления «позитивных» (ПОБМ с ПОПФ). По всей вероятности, в результате этого и возникает самый главный импульс к запуску каскадных механизмов опухолевого роста и к появлению в организме новой качественной ситуации – злокачественного новообразования.
«Онкологический каскад», по-видимому, представляет собой левостороннюю отрицательную спираль (ЛОС) прогрессивного опухолевого роста, состоящую из следующих «узлов»: увеличение количества РРК → усиление ОСПФ → ослабление ПОПФ → подавление ПОБМ → дальнейшее увеличение количества РРК и так далее.
БФК и ПФК на этапах канцерогенеза находятся не только во взаимной зависимости, но и во взаимодействии, причем на разных этапах развития рака ведущие (вв) и производные (пв) взаимодействия постоянно меняются местами (рис. 1).
Рис. 1.
Причем, цепь причинно-следственных связей между БФК и ПФК в процессе канцерогенеза не имеет во времени ни начала, ни конца. Последние биологические проявления опухолевого роста у больного (его «уход») вызывают новые психоэмоциональные переживания (ПФК), но уже у его родственников. Имеющаяся по этому поводу статистика впечатляет – в первые два года после потери близких заболеваемость онкопатологией среди их родственников возрастает: по одним источникам, на 40 %, по другим – в два-три раза.
В итоге мы имеем типичную «раковую эстафету» с печальным финалом в виде повышения заболеваемости, но уже среди родственников наших пациентов.
Таким образом, рак, можно смело считать заразным в принципе, так как данная патология может передаваться от одного человека к другому, используя при этом, не инфекционные, а психосоматические механизмы.
На мой взгляд, представленные доказательства весьма убедительно демонстрируют то, что опухолевый рост у человека в своей основе является двуединым процессом. Причем симбиоз биологических и психологических факторов канцерогенеза, единство и борьба между ними может привести либо к смерти онкологического больного, либо к подавлению онкопатологии на доклинической стадии заболевания. То есть постоянно идущее в организме «сражение» между РРК + ОСПФ с одной стороны и ПОБМ + ПОПФ – с другой теоретически может иметь три исхода: 1) взаимоуничтожение противоборствующих сторон (смерть больного); 2) стимуляция конфликтующих сторон к более интенсивному взаимному развитию (выздоровление заболевшего); 3) качественно новое, в эволюционном плане, разрешение конфликта, стимулирующее продвижение организма и всего вида Homo sapiens в сторону увеличения приспособляемости к канцерогенным факторам окружающей среды. Очевидно, что выбор между этими тремя вариантами разрешения противоречий принципиален и крайне важен практически для всех нас. В какую сторону будет «двигаться» организм онкологического больного: в сторону жизни или смерти? От чего и от кого это зависит? На мой взгляд, данный выбор осуществляется через системы управления как самим этим организмом, так и всем человечеством, то есть на физиологическом, психосоциальном и теологическом уровнях биологической организации через «тумблер времени» – ТВ (подробно об этом в последующих главах).
Поскольку в здоровом организме РРК и ПОБМ, а также ОСПФ и ПОПФ уравновешены, то его клеточные и тканевые системы постоянно «двигаются», согласно законам гегелевской триады, по спирали: тезис – отсутствие раковых клеток; антитезис – появление раковых клеток; синтез – полное разрушение всех раковых клеток + противоопухолевая иммунная реакция. Нарушение данного равновесия в сторону преобладания канцерогенных факторов (РРК, ОСПФ) блокирует нормальный ход этой спирали, и раковые клетки выходят из-под контроля организма.
Нормализовать равновесие в рассмотренной психосоматической системе «РРК + ОСПФ ⇔ ПОБМ + ПОПФ» теоретически можно четырьмя способами – с помощью усиления ПОБМ или ПОПФ либо с помощью ослабления РРК или ОСПФ. Более подробно об этом смотрите в параграфе, посвященном диалектическому закону единства и борьбы двух противоположностей, а также в «лечебной» главе.