Юрий Мамлеев
После конца
Глава 3
Валентину и Сергею постелили в одной небольшой комнате. Среди глухой ночи Сергей проснулся и привстал.
– Ты плачешь, Валентин?
Ответом были слёзы, комок ужаса в горле.
– Тебе жалко человечество? – Сергей говорил почти шёпотом, но услышали бы даже крысы, такая стояла бездна тишины и мрака, словно вся земля превратилась в огромное кладбище. – Послушай, – продолжался шёпот, – не всё так однозначно. У Вагилида есть документы, книги, что-то осталось от прошлого. Видимо, есть и другое человечество, не здесь. Произошло нечто грандиозное, неописуемое…
– Я не по себе плачу, – медленно проговорил Валентин.
– Послушай, как сейчас в России? – с внезапной тревогой спросил Сергей.
– Плохо. И в России, и в мире. А ХХI век идёт и идёт.
– Я так и думал.
– Потом расскажу.
Сергей встал и сел на кровать в ногах у Валентина.
– Сергей, а зачем они тебя вызывали? Что они с тобой сделали? Что они хотят от нас?
Лицо Сергея еле виднелось во тьме, и вся его фигура словно была поражена тьмой этого мира.
– Что сделали? Взяли кровь, и только, но я держусь. Хоть бы скорей убили или съели нас. Освободиться бы от тела и уйти из проклятого мира… Останется душа и тонкое, энергетическое, невидимое физически тело, и вот тогда мы узнаем, куда попадём… Тогда мы узнаем, куда попадём… Тогда будет надежда, и не только…
– Ты думаешь, они хотят нас убить, как-то использовать физическое тело?
– Нет… Они бы давно всё это сделали… Я – интуит, и кажется мне, что они не откармливают нас для своих лабораторий, если они у них есть. Мне видится, что мы нужны для какой-то иной, тайной цели. Даже Вагилид не может понять, для какой… Он – единственный здесь друг нам. Особенно не верю никаким объяснениям. Вагилиду верю, но наполовину.
– А во что верить? – тихо-тихо спросил Валентин, точно их разговор подслушивали тысячи демонов.
– В Бога, конечно, и в реальность фантастического мира. Если вдруг я увижу здесь, в теле, живой сгоревшую при пожаре мою мать – я не удивлюсь. И не надо никаких объяснений.
– Серёжа, спой мне что-нибудь, – попросил вдруг Валентин. – Ты так пел, возвращаясь.
– Валя, ты не ребёнок… Но и я чуть не сошёл с ума, когда попал сюда. Но мне никто не пел. Но надеюсь, мы рано или поздно услышим райское пение.
– А я хочу русское, а не райское.
– Да если петь здесь наши песни, сердце и всё существование перевернётся вверх дном. Хотя я пробовал.
– И какой результат?
– Я один раз перед местными ни с того ни с сего запел. Убежали, как молнии. Не место здесь песням.
Поговорив ещё немного, Сергей и Валентин, как-то успокоившись, всё-таки заснули.
Проснулись поздно, когда в дверь постучались. На пороге стояла Полина Васильевна.
– Как почивали, дорогие? Мы уже помолились, позавтракали.
Сергей повёл Уварова на задворки, где было что-то похожее на умывальник. Валентина поразила белая курица, выскочившая с кудахтаньем из-за бревна.
«Абсолютно как наша курица. Не отличишь. Значит, они совсем не изменились», – подумал он, сопровождая курицу пристальным взглядом. Сергей всё понял и усмехнулся.
– Такая же, но не совсем. Абсолютно не изменились крылья. Им и конец света нипочём.
Довольно плотно позавтракали.
– Это мы называем сыром, – объяснила Полина Васильевна про невзрачную серую массу.
– Голод не тётка, матушка, – ответил Сергей. – Съешь даже пищу конца мира, была б хоть немного съедобна…
Не успели выйти из-за стола, как раздались отдалённые свирепые звуки.
– Это повелитель к нам едет, – немного умильно сказала Дашенька, дочка.
– Какой ещё повелитель, Сергей? – встрепенулся Уваров и увидел, что старики побелели.
– Ничего страшного, – успокоил Уварова Сергей. – Едет главный начальник этой страны. Вагилид объяснил нам, что его надо называть Правитель, но это сам чёрт не разберёт.
– Неприятно всё-таки, – сморщился Потапов. – Он приезжает к нам иногда осматривать нас. Никакого зла он нам не сделал пока…
Валентин так и ахнул. «Начинается», – подумал он.
На дворе уже стояло огромное чудовище, внешне мало похожее на автомобиль. Стражники роботообразно вывели всех пятерых пришельцев во двор и поставили в один ряд. В середине – Иван Алексеевич Потапов, а с правого боку от него – Потапова и Валентин. Сергея же поставили с левого боку, а потом Дашу. Сзади – крупно вооружённые стражники. Оружие непонятно-неприятного вида и к тому же устрашающее.
Повелителя (так уже называли его Потаповы) вынесли из автомобиля в кресле. Кресло было простенькое, что подчёркивало величие Правителя. Кресло почётно поставили перед нашими новосёлами на вполне гармоничном для общения расстоянии. Четыре стражника, двое сбоку и двое позади, застыли как изваяния у кресла.
Валентин внешне тупо повиновался во всём, подобно остальным, но повиновение в основном выражалось в молчании. Молчали новосёлы, молчали стражники, молчал и Повелитель, худой старик с лицом, похожим на отрешённое чучело. Повелитель тем не менее пристально вглядывался в своих арестованных пришельцев. Взгляд его не отрывался от их лиц, и внезапно Повелитель заплакал. Он плакал беззвучно, минут пять-шесть. Стражники не шелохнулись. Потом дал знак, кресло почтительно внесли в автомобиль, и тут же машина стремительно двинулась и скрылась. Пришельцы так и застыли на месте до тех пор, пока странный звук от автомобиля, похожий на крик птицы, не затих окончательно.
– Что это такое?! – вскрикнул наконец Валентин.
– Всегда так, – ответил Иван Алексеевич. – Он приезжает, смотрит на нас и плачет. Потом уезжает, ни одного слова, ничего больше.
– Никакого знака вообще, – пробормотал Сергей.
– Ну и Господь с ним, – прошептала, замешкавшись, Полина Васильевна. – Уехал, и слава Богу. Одному Творцу только известно, кто он такой. А мы люди простые. Не убили, и ладно.
* * *
…Чтобы скрасить существование, собрались все вместе в маленькой комнатушке, Бог знает на что рассчитанной.
Дашенька села у окошечка, как бывало в России, и окончательно задумалась. Она смирилась, слушаясь родителей, но её ещё детское сердце не признавало ада. Смотрела она вдаль, но и там не было ни России, ни царя-батюшки.
– Расскажите, не боясь правды-матки, Валентин, что случилось с Россией? Сергей говорит, что была революция и царя свергли. Неужто? – спросил тихо Потапов.
– Уж извини, Серёжа, – вмешалась Полина Васильевна, – но никогда этому не поверю. Не могу поверить, и всё. Чтоб свергнуть, свершить насилие над помазанником Божьим, который перед Богом и всем христианским миром отвечает за страну и правит ею? Не поверю. Какими же надо быть злодеями, чтоб нарушить то, что сам Бог установил.
Сергей осторожно шепнул Уварову:
– Только про расстрел не говори, ради Бога… Не добивай предков наших дорогих, жизнь нам давших.
– Что вы там шепчете, Сергей, пользуясь тем, что мы глуховаты малость? – пробурчал Иван Алексеевич.
Валентин был поставлен в тупик. Он мямлил, дёргался и всё ссылался на то, что XX век нашим драгоценным прабабушкам распознать трудно.
– Говорите прямо. Как будто вы перед самим Суворовым стоите, – рассердился наконец Иван Алексеевич.
– Знаете, война была, разруха, и так стало тяжело, что сам царь отказался от престола, – смутясь, ответил Валентин. – Но и тут, как коршуны, набросились делить власть…
Целых три дня прошло в таких разговорах.
– Отдана была светлая Россия Сатане, да мир заодно с нею, – закончил Сергей. – Я помню, как жили до этих событий 17-го года. Даже самый бедный народ был какой-то жизнерадостный, весёлый, словно Светлая Пасха, когда двери домов были открыты для всех. А что не быть жизнерадостным, если в вечной жизни, после так называемой смерти, были уверены. Это же надо, за весь XIX век только человек десять казнили, приговорив к смерти.
– Да это мы сами знаем без вас, – опять осерчал Потапов. – Вы нам про будущее расскажите, про ХХ век. Раз вы, молодые люди, после нас в ад попали…
И Сергей, и Валентин отвечали уклончиво, дескать, войны одни были…
– И не бойтесь сказать, – вставил Потапов, – что христианская вера была почти везде и повсюду в мире поругана – мы сами знаем, что по пророчествам так оно и должно быть.
– Вестимо, батюшка, – отозвалась Даша, – как объяснить иначе, что мы здесь оказались.
Так и прошли эти три дня – Валентин расспрашивал об аде, Сергей – о мире, о России и сам не верил, что он в аду, Потаповы не верили, что царя свергли.
Глава 4
Следующим утром Валентин спросил Томилина:
– Серёга, ты хоть самых величайших поэтов России ХХ века видел?
– Видел, как читали они свои стихи, но не более, – вздохнул Томилин и прибавил: – Мы с тобой, Валя, здесь как во сне сейчас живём… Три дня нас не трогают, и нам снятся сны – где явь, где сновидение и где наш разум – неизвестно…
За завтраком Уваров всё-таки пошутил:
– В этом аду, как в санатории. Кормёжку привозят…
Но на глаза Даши навернулись слёзы.
– Как в зоопарке, Валентин, – оборвал его Сергей. – Сейчас передышка, а потом узнаешь, какой здесь санаторий.
Дашенька не знала, ни что такое «санаторий», ни что такое «зоопарк». Она просто плакала. За окошком не виделась Россия, один рассвет того, что неописуемо.
Вдруг в соседнее оконце четыре раза постучали. Сергей вскочил:
– Это Вагилид… Тот, о котором я тебе говорил, Валентин… Но он не должен был прийти сейчас.
Открыли.
– Он наш друг, – успел ещё шепнуть Сергей, – подземный жрец и духовидец.
На пороге стоял высокий худой человек, совершенно не похожий даже сложением на местных. Одухотворённое лицо, один глаз – страдальческий, другой – как бездна. Одежда напоминала древнеримскую тогу.
– Все собрались, дети мои из далёкого прошлого? – сказал он на ясном русском языке, но со странным акцентом.
– У нас вновь прибывший, – заговорил Сергей.
– Я знаю об этом.
Валентин, забыв о том, что рассказывал ему о Вагилиде Сергей, был потрясён до безумия. Он не знал, что вымолвить. Наконец пролепетал:
– Вы знаете русский? Что это такое? Где я?
Вагилид усмехнулся:
– Я изучал древние языки: русский, китайский, санскрит, французский… Это искусство давалось мне быстро и легко – не без помощи магии, между прочим… Я читал русские книги и знаю разговорный русский. К тому же – практика.
Он взглянул сначала на Потаповых, потом на Сергея.
– Хотите покушать, Вагилид? – робко спросила Полина Васильевна.
– Не надо. Мне нужно поговорить с новым пришельцем. Наедине. Около дома, там, где столик.
Валентин, не совсем убеждённый в реальности происходящего, поплёлся за ним.
Уваров боялся этого ощущения нереальности, того, что явно всё-таки происходит, но не похоже на явь. «Ум не может такое воспринять и поэтому гибнет, – подумал он и стал успокаивать себя, резко и истерично: – Я жив, чего же ещё надо?!»
– Совершенно справедливо вы шепчете, человек, – услышал он голос Вагилида, – вы живы, и что ещё надо, кроме жизни?! Остальное – пустяки.
Валентин вздрогнул, но согласился.
Они сели за обычный, в конце концов, столик. Всё-таки некоторые приметы сохранились. Но деревья около столика ошеломляли своей неправдоподобностью. Уварову даже казалось, что они немного двигаются из стороны в сторону и того гляди могут сцапать, схватить своими когтистыми ветвями. Схватить и унести. «И деревья, как всадники, съехались в нашем саду», – мелькнуло в уме.
– Сидите спокойно и не бойтесь, – пояснил Вагилид. – Почти все деревья в нашем мире пособники вампиров. Особенно в лесах. Но вам ничего не грозит. Расскажите о себе. Подробно.
Валентин собрался с духом и рассказал. Вагилид иногда задавал короткие, отрывистые вопросы.
Наконец Валентин кончил.
– А теперь я хочу спросить только одно: где я?
Вагилид с грустью посмотрел на Валентина.
– Я не буду вилять и отнекиваться, – такое владение русским языком выводило Валентина из себя и разрушало последние нервы, – и скажу вам прямо: вы попали, дорогуша, в период после конца света.
– Что вы говорите? – Валентин вскочил с места. – Этого не может быть!!!
– Успокойтесь! Может быть всё, конец света был. Только не принимайте это близко к сердцу.
– Не верю.
– Да оглянитесь вокруг, друг мой. Неужели не ясно, что конец света был?
– Как понять?
Вагилид довольно отрешённо посмотрел на пришельца.
– Сядьте. Сейчас объясню. Вы, кажется, из XXI века попали сюда? Бывает, бывает. Сдвиги во времени. Но XXI век – это такая дремучая древность. С тех пор, милейший, прошло не одно тысячелетие. Было всё: и покой, и взлёты, и адские падения. Но финал состоялся, и в общем в согласии с древними откровениями.
Валентин молчал. Он стал ощущать, что он находится там, где невозможно находиться. Всё: и деревья, и стол, за которым сидели, и сам Вагилид – казалось призраками и смертью, вечной смертью.
– Состоялось глобальное столкновение двух противоположных начал. Одно из них увело избранных по духу туда, где иная земля и иное небо. Другая, падшая, так сказать, часть человечества тоже по-своему определилась, и живые, и мёртвые. Всё свершилось по древним пророчествам, за некоторым исключением. Земля превратилась в вихрь Гнева Божьего. Казалось, всё разрушено. Человечество ушло. Кто за чёрным спасителем, кто в рассеянье по вселенной, кто в ад, кто в сферы истинного спасения и духа. Кругом одни патологические развалины, и вдруг среди этих развалин появились, возникли, как черти в табакерке, люди. – Валентина передёрнуло. – Да, да, люди, другие люди, волосатенькие, низенькие, озлобленные, с шаровидными глазами и с необычайно коротким периодом жизни.
И Вагилид захохотал. От громко-зловещего хохота будто закачались ветви деревьев.
– Не черти, а люди. Всё изменилось на земле, человек как образ и подобие кончился на земле, но мы остались.
И Вагилид хихикнул, что выглядело странно. Валентин что-то лепетал в ответ, сам не понимая что.
– Всё изменилось на земле физически, но жить было возможно. С трудом. Особенно ожесточала короткость жизни. Её трудно перевести на ваш доисторический счёт, но приблизительно это всего лишь лет двадцать-тридцать. Конечно, и развитие человека идёт быстрее, так называемое детство к примеру.
– Мало, мало живёте, – тоскливо и нелепо пробормотал Валентин. Ветвь неописуемого дерева нависала над самой его головой.
– Это ожесточение из-за краткости жизни. Это парадокс. Но из-за этого парадокса даже бытовая жизнь у нас тяжёлая. Мы кусаемся, убиваем друг друга, и всё в повседневном круговороте. Это мелочи, конечно, но о большем я умолчу пока. Вы и так расстроены до потери лица своего. Кое-что мы восстановили, сохранились отрывки знаний, некоторые книги и записи. Но то, что работало у вас, в новых земных условиях оказалось неприменимо. Я уже не говорю о религии, метафизике, искусстве, литературе – всё это и запрещено, и забыто. У этих новых людей нет верхних этажей души.
– А как вы? – спросил Валентин, переходя в какую-то тихую истерику, не знаемую им ранее.
– Законный вопрос, друг мой. – Вагилид хохотнул и похлопал Валентина по руке. – Среди них стали возникать, как поганые грибы, мы. Те, кто может духовно познать то, что могли познать вы, древние. Нас на всей земле горстка, всего несколько. Нас ненавидят и уничтожают. За то, что мы другие, даже за то, что мы живём дольше их. При одном упоминании о нас правители их стран воют, глядя на небо. Мы прячемся в подземельях. Но в этой стране, куда вы попали, у меня есть покровители. Из своих тайных соображений. Я к тому же один в этой стране, хотя она одна из самых больших по территории. Земля по-прежнему трясётся, везде провалы, огонь, лава, но, конечно, не в такой степени, как при Конце. Население маленькое, и стран мало, ибо немного земли пригодно для жизни.
– Что делать? – тупо спросил Валентин.
– Это вы скоро узнаете, – несколько зловеще, но с доброй улыбкой ответил Вагилид. – Они и мы – не святой остаток человечества. Причём это мягко сказано. Но не думайте, что всё однозначно. Началась новая человеческая реальность. Я дал только общую картину. Но внутри её – тайное течение, невесть откуда взявшиеся необычные личности, иная направленность магии и так далее.
– Хорошо. Я понял и верю вам, но что произошло за эти тысячелетия от XXI века до Конца?
– Многого хотите. Связь утеряна, сохранилось лишь кое-что.
Вагилид вдруг наклонился к Валентину, и лицо его, человека после Конца, озарила добрая, радушная улыбка.
– О вашем времени расскажу немного и покажу потом кое-какие сохранившиеся чудом текстики. К середине ХХ века, очаровательный вы мой Валентин, человечество необычайно потупело. В цивилизации, которая задавала тон, большинство людей почти полностью потеряло реальное представление о том, каков мир, где они живут. Они сочли, что физический мир – единственная реальность и ничего другого не существует. В то время как в действительности они были окружены многочисленными параллельными и, наконец, высшими мирами. Они тупо и свято доверяли так называемому научному мировоззрению, тоталитарному и нелепому, которое возвело данные своих частных наук до уровня всей реальности в целом, включая её духовную сторону. К конкретной науке это не имело отношения…
Отчуждённое, суховатое, словно забытое и Богом и Дьяволом, лицо Вагилида исказилось почти детским смехом.
– История вашего периода комична до какого-то кукольного трагизма. Летали на Луну, к планетам и находили только мёртвую пустыню. Короче, искали не в том направлении. А жадность, злоба и стремление к господству над другими – этому и вампиры могли бы позавидовать. Бесконечные войны, бессмысленные «высокие технологии», но жадность и поклонение деньгам – невероятные. Чернь совершенно отупела от всех политических фикций, иллюзий, ими иногда удачно манипулировали, и особенное воздействие оказывало телевидение, спорт, наркотики, половые извращения, характер работы – эдакий парадоксальный коктейль. Население постепенно стало превращаться в зверороботов. Извините, далеко не всё конечно. Но в целом – идиотическое господство материализма и власть денег. А войны, амбиции? Визгу, шуму сколько, одних атомных бомб сотворили на всю планетную систему! Одни жирели, другие умирали с голоду, одних бомбили, другие торжествовали… Словом, прогрессивное разрушение век за веком.
Валентин пошевелился:
– Да, многие, то есть пусть немногие, сознавали это и в ХХ, и в XXI веке.
– Ну и ладно, что сознавали.
Вагилид уютно и опять в контрасте с его отрешённым видом потёр руки:
– Но вот гораздо меньше людей сознавали самое худшее, что несла эта вульгарная и рациональная цивилизация. А именно: она стала гигантским поставщиком человеческих душ в ад, стала фабрикой ада ничтожных душ и других низших состояний в частности. Религия не могла помочь, ибо её превратили в карикатуру, опять-таки за немногочисленными исключениями. Убили всё духовное и великое. Что могли оборжали, осмеяли, обрызгали мочой, слюнями своего продажного жалкого ума, и всё это под вывеской свободы.
Валентин развёл руками:
– Насчёт ада я как-то не думал. Боялся смотреть вглубь, наверное.
Вагилид одобрил тёмное признание.
– Хорошо, хорошо, но чем это кончилось?
Вагилид хохотнул несколько гробовым хохотом, но его хохот был более искренен, чем ожидал Валентин.
– Уж не думаете ли вы, что концом света? Хо-хо-хо… Что вы, что вы? Возможности зла и всего цикла вообще ещё не были исчерпаны. Трудно же принять, мой друг из далёких доисторических времён, толстопузых или долговязых монстров, управлявших вашим миром, за серьёзных богоборцев. Кишка тонка. Чтобы бросить вызов Богочеловеку, нужен всё-таки другой уровень. Конечно, они пыжились, но до нормальных сатанистов недотягивали. Эдакие недосатанисты.
Валентин хихикнул.
– А прыть у некоторых, я имею в виду не самых главных, тоже резвая. Замораживали себя, к примеру, до лучших времён… Даже не в состоянии были сообразить, на что они себя обрекают…
– Чем кончилось? – в упор спросил Валентин.
– Глобальными катастрофами, наводнениями, землетрясениями, затоплением целых стран, переселениями и т. д. – как полагается. При смене цивилизации. Эта цивилизация была обречена, потому что в основе её лежала человеческая тупость и жадность. Решающую роль сыграли не катастрофы, а изменение сознания людей. Занавес, отделяющий этот мир от других, стал чуть-чуть приподниматься. В общем, истинное положение вещей частично восстановилось на примере конкретных явлений – были серьёзные прозрения, прорывы. Когда люди увидели всё это, материализм, это змеиное чудовище, губившее людей много веков, рухнул как карточный домик и больше никогда не возвращался. Эти изменения происходили постепенно, в течение нескольких столетий, и приблизительно в середине третьего тысячелетия возникла новая, уже иная цивилизация, мало общего имеющая с прежней, гармоничная и человечная. Со временем человечество избавилось и от всех этих технологий, засилья всяких машин и прочего. Почти все эти игрушки были выброшены как ненужные, бессмысленные и мешающие жизни на земле. Но кое-что оставили…
И вдруг появилась девушка. Она вышла из-за кустов, из-за вампирических деревьев – немного пухленькая, нормального по стандартам доисторического человечества роста, в синем платье. Волосы – золотистые, лицо – белое, чуть-чуть смуглое, а глаза – глаза были чёрные, сверкающие тёмным огнём. Вагилид приветствовал её движением руки.
Валентин замер. Девушка – после конца света.
– Моя дочь, – с теплотой произнёс Вагилид. – Единственная. Зовут её Танира.
– Танира приветствует пришельца, – ясно сказала она на русском языке.
Валентин разрыдался.
– Я ничего не понимаю, – сквозь слёзы сказал он. – Я слышу русскую речь после конца света, как это возможно?!!
– Валентин, – на этот раз мягко ответил Вагилид, – моя дочь познавала этот язык вместе со мной. У нас были возможности и желание. Как – зачем вам знать?
– У нас была практика, ещё до этих пришельцев, – сказала Танира, показав рукой в сторону дома. По лицу пробежала неведомая улыбка.
– Ладно. Но при таких катастрофах, глобальных переменах что стало с Россией после этого? Ответьте? – почти выкрикнул Валентин.
– Россия осталась, вошла в эту нынешнюю цивилизацию. Изменения, конечно, были, – удивился почему-то Вагилид. – Многие страны остались: Китай, Индия, Латинская Америка, к примеру.
– И что… что… дальше… дальше?!! – пробормотал Валентин.
– Та цивилизация ХХ века хвасталась своим интеллектуализмом, – вдруг неожиданно проговорила Танира. – Но это был интеллектуализм крыс. Новая цивилизация создалась на совсем другой основе.
Валентина передёрнуло от слова «крыс».
– Мой друг, – начал Вагилид, хотя лицо его не очень выражало какую-либо дружбу, – дальше опять падение, хаос, взлёт и потом опять… Боги снова стали посещать землю, как в самые древнейшие времена. Это было и хорошо, и опасно. Самый ужасающий период наступил, когда демонам удалось прорваться в физический мир. Это было жуткое уничтожение. Они прекрасно владели тонкой субстанцией и энергиями, могли принимать любой нейтральный облик и были неуязвимы. Спасла только Высшая Воля.
– И это не конец?
– Нет, нет, – глаза Таниры в этот момент сверкнули, – в какой-то мере это был праздник, сохранилось мало сведений о тех временах, и то они засекречены, но конец наступил позднее, и перед этим было воистину космологически-духовное столкновение. Одна сила, контрспасения, хотела превратить земную жизнь в вечную, она владела тайной физического бессмертия.
– Антихрист, – проговорил Валентин.
– Может быть. Эта сила возжелала быть мощной и по духу, и по плоти. По плоти особенно. Их символ был: «Плоть есть Слово».
– Страшные и великие слова, – глаза Таниры засветились…
«Жаждой бессмертия», – подумал Валентин.
– Другая сила – хотела движения человека в высшие миры, в безграничность, в пространство Духа, но такое возможно только через разрушение этого застывшего мира и переход в новое состояние. Непримиримое столкновение… Видимо, произошёл раскол рода человеческого. Это был финал, определились и живые, и мёртвые; занавес опустился. Конкретных фактов мало известно об этом. Но вдруг вопреки всему, вопреки разуму на пепелище появились мы. И мы тоже хотим всего… всего, – пальцы Таниры сжались.
«Она прекрасна», – ужаснулся Валентин.
– Дочь моя имеет в виду избранных, совсем немногих, – поправил Вагилид.
– Но и остальные зачем-то появились, – упрямо сказала Танира.
– Что делать… что делать!!! – опять чуть не закричал Валентин.
– Нельзя сопротивляться фактам. Вы здесь и теперь с нами, – произнесла Танира.
Она встала и застыла у дерева. Вдалеке послышались какие-то разрывы. Жутковатый грохот где-то там.
Танира вздрогнула.
– Это обычно, – заключил Вагилид.
