Юрий Мамлеев
Московский гамбит
Издатель П. Подкосов
Продюсер Т. Соловьёва
Руководитель проекта А. Шувалова
Художник А. Бондаренко
Арт-директор Ю. Буга
Корректоры И. Астапкина, М. Миловидова
Компьютерная верстка А. Фоминов
В оформлении обложки использован фрагмент работы художника В. Пятницкого
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Мамлеев Ю., 2007
Издательство благодарит Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency за содействие в приобретении прав
© ООО «Альпина нон-фикшн», 2021
* * *
Глава 1
Москва нежилась, древнела, отдыхала и успокаивалась в лучах ещё не заходящего вечернего солнца. Стояло лето 197… года, и небо над Москвой было таким бездонно-чистым и открытым, как будто в мире наступало какое-то сверхъестественно безмятежное время.
Спиридоньевский переулок, что затерялся в бесконечных улочках между Пушкинской и Никитской площадью, тоже был покоен, солнечен и чист. Одинокие прохожие – многие москвичи уже разъехались по дачам, была суббота, – только подчёркивали высшую пустынность и уютность улиц. Иногда из какой-нибудь булочной выскакивала осторожливая старушка с буханкой белого хлеба в руке, да лениво позёвывал на своём посту милиционер… Но по мере того, как темнело, некоторая тревожность, как всегда, входила в улицы и переулки. Впрочем, довольно благая тревожность. Точно тьма таила в себе пробуждение…
Дом № 3 по Спиридоньевскому переулку – двухэтажный, желтовато-белый, – сохранился ещё с конца прошлого века. Широкая парадная лестница вела в квартиры с длинными узкими коридорами, по бокам которых размещались комнаты жильцов. В конце одного коридора, выходящего в глубокий и покойный сад, приютились две смежные комнатки, которые принадлежали Олегу Сабурову – знаменитому подпольному неконформистскому поэту Москвы. В этот вечер Олег сидел у себя со своим давним другом Борисом Берковым в томительном и немного странном ожидании. Мебель в комнатах была вовлекающая в себя, старинная, и друзья расположились в высоких вольтеровских креслах, покуривая и распивая пиво. Иногда из сада под окном раздавался какой-нибудь причудливо-нездешний голосок и сразу замирал.
– Придёт или не придёт, вот в чём вопрос, – мрачно повторял Борис.
Был он низенького роста, с внимательным, даже пронизывающим взглядом и с выражением на лице скрыто-одухотворённым. Олег же внешне являл собой полную противоположность: пышный, красивый, со стремительными движениями, вдохновенным лицом и печальным, но властным взглядом. Чувствовалось, что он избалован женщинами, хотя это внутренне не коснулось его. Обоим друзьям было под тридцать.
– Я почему-то боюсь, что он не придёт, – глухо ответил Олег.
Стало тихо в комнате, когда где-то – словно из несуществующего подпола – болезненно мяукнула кошка.
– И что же будет, если он не придёт?
– Тогда будет то, что было, – продолжал Олег. – А мне так хочется многое изменить!
– Почему, Олег? Что с тобой?
– О, Боря, ты же знаешь меня. Да, конечно, я хочу того, чего всегда хотел: славы, самоутверждения и… бессмертия.
– Ты сама скромность, Олег.
Сабуров засмеялся, неожиданно изменившись в лице.
– Да. Но, Боря, иногда я вдруг, среди дня, отключаюсь и смотрю застывшим взглядом в одну точку, как будто что-то, самое жуткое и тайное, я упустил… А потом бессмертие. Я ведь говорю не только о творческом, но и том… абсолютном бессмертии. И это мучает меня. Что-то во мне надорвалось. Может быть, потому что я болел, но, скорее, не в этом дело. Я чувствую, что мы, люди, находимся в совершенно невыносимой ситуации: с одной стороны, жизнь сама по себе, сознание, самобытие – так прекрасны, и так хочется, чтобы это всегда было, но, с другой стороны, жизнь чудовищно, издевательски коротка и безобразна… и что после? Если не владеть ключами жизни и смерти, то лучше не жить. Если бессмертие существует, то я хочу сейчас, именно сейчас, стать свидетелем своего собственного бессмертия, а не просто верить в него! Соприкоснуться с ним практически! Если же это невозможно и всё покрыто непостижимым мраком, то хотя бы продлить, продлить жизнь, за её обычные сроки, любыми средствами, в том числе и почти сверхъестественными. Говорят, теперь много появляется намёков на такую возможность. Тогда и шансы на абсолютную разгадку будут выше. Но я чувствую жажду сохранить и спасти себя. И поэтому боюсь, что он не придёт. Не придёт, как не встают мёртвые из гроба.
– Ну что за сравнение!
– А, это к слову! Но видишь ли, я ничего не преувеличиваю. Я знаю из верных источников, что этот тайный человек существует. Кто он? Маг, исцелитель, алхимик – не знаю. Но он обладает какой-то огромной силой и, главное, совершенно необычной, не встречающейся почти в истории людей. Как тебе сказать? Необычной в смысле её направленности и сути. Так оценивают это те, которым я доверяю. Нет, не маг, не исцелитель, это слишком банально, хотя, может быть, он и делает мимоходом все эти пустяки. Это что-то другое, совсем другое! Мне сказали, что лучше всего его назвать «алхимиком», хотя то, что он делает, может быть, к алхимии никакого отношения не имеет. Но случилось так, что мой приятель, через которого я кое-что знаю, уже больше никогда не увидит этого тайного человека. Здесь всё кончено. Но он назвал Сашу Трепетова, сказав, что Саша действительно близок к нему. И вдруг теперь Трепетов обращается к нам…
– Но не сам этот человек…
– Но ведь Саша с ним в контакте, и придёт от его имени…
– Что тебе Трепетов точно сказал?
– Что я, ты и Лёша выбраны. И чтоб больше никого не впутывать в это дело.
– А много ли людей в Москве вообще слышали об этом тайном человеке?
– В основном только очень узкие круги. Но так получилось, что вся эзотерическая Москва содрогнулась…
– Что же можно такое сотворить, чтобы даже эзотерическая Москва содрогнулась? – пробормотал Берков и тихонечко себе, спокойно закурил новую сигарету.
Опять настойчиво и беспомощно мяукнула сиротливая кошечка, оказавшаяся под кроватью. Она была бездомная, и угол под кроватью поэта был только временным убежищем для неё. Откуда-то из коммунальной кухни донёсся нелепый звон кастрюль.
– И ты по ряду признаков думаешь, что этот человек владеет, так сказать, ключами жизни и смерти? – добавил Берков, неуютно взглянув приятелю прямо в лицо.
– О, Боря, Боря! – Олег даже вскочил с кресла. – Не думай, что я такой уж подлый, законченный эгоцентрист! Хотя, конечно, как я говорил, это, мягко выражаясь, не последнее, что интересует меня… Нет, понимаешь, есть нечто большее, что меня влечёт… Я ведь ничего не знаю, тут какое-то притяжение, что-то странное, великое и реальное…
– Да, самое интересное в этом деле, – прервал Борис, – его подлинность. А подлинность в таких вещах нельзя пропускать. Я и согласился на всё это только потому, что слышал кое-что крайне любопытное об этом человеке от серьёзных людей.
– То-то и оно! И не упрекай меня…
Но тут раздались истерические шесть звонков в дверь этой коммунальной квартиры. В ответ в стороне, на кухне, упала чья-то кастрюля, может быть, вывалилась из руки хозяйки.
– А это к нам идут, – улыбнулся Боря.
– Пойду открывать, – озаботился Олег.
Через минуту-другую он вернулся.
– Конечно, Закаулов, – радостно объявил он.
– Ну, значит, все в сборе, не хватает только главного, Саши Трепетова, – вздохнул Боря. – Ну, входи, Лёха, входи!
И Лёша Закаулов появился за спиной поэта. Олег захлопнул за ним дверь и запер её на ключ. Лёха, как всегда, был чуть-чуть пьян («Не удержался даже в такой момент», – подумал Берков), в помятой рубашке, он весел.
– Ребята, клянусь, не пил, зная, что иду в бездну, а не в пивную! – воскликнул он.
– Ну, если подходить с твоими мерками, то можно считать, что ты сегодня не пил, – проворчал Борис.
Лёха уселся в третье вольтеровское кресло.
– Лёшка в норме, – заметил Олег. – Он выпивши, но без перехода за грань…
– Для меня непонятно одно, господа, – заговорил Закаулов из глубины своего кресла, – зачем этот тип, Саша Трепетов, выбрал меня?! Понятно, что тебя, Олег, ты – поэт, языкотворец, избранник муз и богов, и что тебя, Борис, ты – подпольный интеллектуал, философ… Но зачем этому тайному человеку я, я, Лёха Закаулов, с моим метафизическим надрывом, песнями и пьянством?.. Мне бы улететь на Луну, а не лезть в ворота жизни и смерти. Я сюрреалист, чёрт побери, гуляка, и у меня сердце иногда рвётся на части от любви.
– Наговорил! – захохотал Олег. – Ты, Лёха, – поэт, только я пишу словами, а ты – своей жизнью…
– Спасибо, Олег. Утешил, – пробормотал Лёша. – Если б не вы двое, я б, может, и не пошёл к этому тайному человеку, да ещё через посредника. Хотя, откровенно говоря, всё это вдруг стало меня занимать по большому счёту. Ну, в крайнем случае посмотрим на Сашу Трепетова – он и сам по себе легендарная личность.
– Саша ведь, – вставил Берков, – из самых скрытых слоев московского подполья. Глубже этого слоя, по-моему, уже ничего нет. Недаром он связан с этим тайным человеком…
– Хватит о нём, – вдруг прервал, чуть не вскрикнув, Олег, – об этом… алхимике. Здесь наверчено столько, что голова пойдёт кругом. Хватит! Лучше поговорим о Саше. «Алхимик»-то появился недавно и неизвестно откуда, точно с того света, а Трепетов уже столько лет крутится по глубинкам московским, он из нашего мира…
– Но из другого слоя, – поправил Борис. – Ты ведь даже не был с ним знаком до недавнего времени, а только слышал о нём…
– Это уж точно, что слышал! – захохотал из своего угла Лёха Закаулов, ловко вынув из кармана уютную четвертинку чего-то крепкого и смочив им горло. – Я ведь тоже многое слышал…
Был Закаулов беспределен, лих, но временами – серьёзен и мрачен в своём веселии. Было ему тоже под тридцать лет, и выглядел он, худой и голубоглазый, хоть и растерзанным, но с загадочной бравадой и отчаянностью. Любили его за широкие и необъяснимые метафизические высказывания во время пьянства.
– Так что же ты слышал о Саше? – спросил Борис.
– Странный он человек! – как-то по-трезвому оживившись, ответил Закаулов. – Хотя и я, конечно, нестандартен, что и говорить. Я ведь Трепетова видел давно, всего несколько раз, мельком. И мне трудно о нём говорить. Что-то неуловимое и непонятное в нём есть, во взгляде, даже собственно взгляда нет, а есть нечто большее… Нет, не могу сказать.
Он задумался и поставил четвертинку себе между ног.
– Кто хочет, наливайте, – пробормотал он. – Да, конечно, о нём много всяких легенд и побасенок ходит. Например, дескать, устроили ему с большим трудом частные уроки, итальянского, он же знает языки, для дочери какого-то академика. По высшему счёту. Мол, известный человек, Бодлера, Рембо и Петрарку переводит, почитайте «Иностранную литературу». А потом в назначенный час раздаётся звонок в эдакую роскошную квартиру академика. Мамаша с дочкой умильно открывают: всё-таки учитель, не кто-нибудь, а переводчик Петрарки. И входит Трепетов. Два-три неуверенных шажка по импортному ковру и бац – падает. И блюёт на ковёр. Явился: учитель…
– Неплохо. Разрядил, разрядил ситуацию Лёшка, – улыбнулся Берков.
– Или ещё. – И Закаулов лихо отхлебнул из бутылки. – Приходит Трепетов в «Иностранную литературу» по поводу статьи о немецких поэтах-авангардистах. Туда-сюда. Присели на стулья в одном кабинете. Неожиданно входит важное начальство и о чём-то убеждённо говорит. Вдруг Саша приподнимается со стула, молча берёт пухлую руку начальника и намертво целует её. Руководящий замирает, обалдевает и тихо себе, без слов, вылетает из комнаты.
– Да, странновато…
– Ну, это всё-таки легенды. Хотя… Вот ещё одна, она, может быть, точнее. Кто знает?! Последнее время что-то умирают вокруг Саши, те, кто с ним особенно общается. Просто умирают – и всё. Но в основном – исчезают. Таких, пожалуй, больше: исчезают с поля зрения, как в воду канут…
– Ну, наговорил!
– Боюсь я где-то его! – вставил Закаулов.
И он затих. Тишина была мрачноватая и неожиданная.
– М-да, – нарушил молчание Борис, – вроде бы Саша где-то не чужд нашему миру – людей подпольного искусства… У нас же много слоёв, есть и обращённый к метафизике, Олега, например. Кроме того, ведь в Москве много духовно-религиозных групп, есть и чисто эзотерический слой. Скажем, Кирилл Леснёв и его союз русских мудрецов. Они связаны с Индией, с Востоком… Есть и другие…
– Ты ещё лекцию прочти!
– Да нет, – смутился Борис, – я клоню к тому, что Трепетов вне всяких кругов, даже эзотерических, хотя, казалось бы… Ведь он их всех знает… Но сам он – в каком-то другом, последнем круге, если такой есть…
И в это время опять раздались шесть долгих пронзительных звонков в квартирную дверь. Послышалось, что кто-то из соседей открыл. И через минуту раздался стук в дверь.
– Войдите.
И вошёл Саша Трепетов: человек тридцати с лишним лет, среднего роста, с русыми волосами и с лицом на первый взгляд довольно обычным. Но вскоре это впечатление от его лица рассеялось. И увиделось иное: что-то очень далёкое, еле уловимое, но присутствующее… И это далёкое как бы отстраняло все человеческие выражения на его лице, и оттого оно становилось непроницаемым для самого пронзительного взгляда, оставаясь в то же время открытым.
Как-то чересчур напряжённо и вежливо представились.
– Чайку? – смиренно спросил Олег.
– Отлично, – ответил Трепетов, усаживаясь за стол.
За дверью, в коридоре, заворочалась любопытная старушка-соседка, любившая подслушивать – для утешения – непонятные разговоры.
– Так вот, Саша, – начал сразу Борис Берков, после некоторого молчания, – мы знаем, что вы как-то связаны с этим тайным человеком…
– Да, он хочет, чтобы я нашёл для него людей, познакомиться, так сказать, поговорить кое о чём… Вы сами-то хотите, все трое?
– О, да! – поспешно ответил Олег.
– Почему бы нет! – задумчиво пробурчал Борис из своей «вольтеровской» глубины.
– Слишком большая честь! – закричал из своего угла Закаулов. – Но, в общем-то, я согласен, согласен!
– Но всё это, естественно, не так просто, – проговорил Трепетов, посматривая на них. – Я выбрал вас сам. Но прежде чем состоится знакомство, надо будет пройти несколько этапов, может быть, два-три. И только потом, если всё будет благополучно, – встреча и действие.
– Значит, как полагается: сначала надо узнать, способны ли мы к инициативе?! – усмехнулся Берков. – Будут испытания?
– Не совсем. Гораздо больше, чем испытание. Скорее антииспытание. Ничего страшного не будет. Никаких посещений сферы смерти. Первый шаг таков – попытаться найти ещё двух-трёх людей. Чтобы подсоединить к вам. Дело в том, что я выбрал вас более или менее произвольно, но других надо выбрать по некоторому принципу. Этот принцип совершенно закрыт, и о нём невозможно говорить. Можно условиться только так: вы мне показываете своих людей, кого угодно, пусть самых интересных с вашей точки зрения, а я буду наблюдать и отбирать. Одной встречи с каждым достаточно для отбора.
– Значит, мы можем показывать кого угодно? – переспросил Олег.
– Да, кроме вот этих.
И Трепетов протянул ему бумагу, где значились фамилии в том числе некоторых весьма известных подпольных художников, поэтов и писателей.
– Эти не годятся, – добавил он, попивая чаёк. За дверью, в коридоре, кто-то испуганно прошмыгнул. – А потом, когда мы отберём людей, сделаем ещё один шаг. Это будет второй этап: для всех, кто будет включён… И для вас, значит, тоже. А дальше будет видно… Может быть, потом вы встретитесь с ним, и начнётся главное.
– Саша, кто этот тайный человек? – Олег подошёл к столу, намереваясь закурить.
– Не торопитесь.
– Но всё-таки, хотя бы намёки. Мы же слышали независимо от вас кое-что.
– Его называют «алхимик», – заметил Борис.
– Ему уже не надо ни во что превращаться. Всё, что могу пока сказать: у него много имён.
– Есть ли человеческое?
– Смотря по тому, что иметь в виду под этим словом. Какое… «человеческое»?
– Ну, для начала, просто имя, место рождения по паспорту? – усмехнулся Олег.
– И это есть. Его имя-отчество Тихон Фёдорович, и родился он в городе Пензе.
– Недурной городишко! Самое место для рождения таких людей.
– И ещё. Вы можете его называть теперь: Человек Востока.
– Это уже ближе…
– Да-с, Саша, – вдруг задумчиво высказался Лёша Закаулов. – Надеюсь, вы не ввергнете нас в чёрную магию, договор с дьяволом…
– Бросьте, Лёша, – добродушно, и даже ласково, возразил Трепетов, опять отхлебнув чайку. – Что же вы всё привязали к князю мира сего? Вот уж действительно: сильнее кошки зверя нет. Это совсем из другой оперы. Не на полярности между богом и дьяволом всё сошлось, – добавил он.
– Доказательства! – буркнул Алексей полушутя.
– Почему такой страх перед дьяволом? – удивился Трепетов, поглядывая на Алёшу. – Это же присутствует везде! – и он сделал широкий взмах рукой, как будто бы даже пригласительный. – Ну, хорошо. Если уж вы так волнуетесь, то доказательства будут, когда приступим ближе к делу… Только напомните мне.
Олег осторожно посмотрел на Трепетова. Его раздражало, что Саша имеет власть вопреки той сфере, где царствует он, Олег Сабуров, сфере поэзии. И это уязвляло его. Но он знал, что с этим надо смириться: что-то в душе его недавно надломилось, и она стала открытой для новых и таинственных течений. И эти течения меняли его. Он сдержал себя. Ему было даже жутко и где-то приятно ощущать себя беспомощным.
– Ну, так вот, господа, – закончил Трепетов, взглянув на часы, – я же говорил, свидание будет коротким. Давайте договоримся так: вы, Олег, – он как будто слегка выделял поэта, – позвоните мне, лучше утром, когда найдёте первого человека. Но хочу заметить, что вам нечего беспокоиться, если даже я не отберу никого. Тогда мы перейдём к следующему этапу только с вами. К тому же удача и неудача – это категории дьявола, а не наши. Мы не любим побед – в отличие от него, – добавил он насмешливо и встал.
– По рукам, – улыбнулся Берков и тоже встал.
– Оставайтесь, Саша, – предложил Сабуров. – …Будет…
– Нет, спасибо, мне надо идти…
– Ну, как хотите. Ждите звонка.
Трепетов открыл дверь и, церемонно извинившись перед подслушивающей старушкой, направился по коридору. Олег провожал его.
– Ну и тип! – воскликнул Лёша.
Олег тут же вернулся.
– И как? – взволнованно проговорил он.
– Тих, – ответил Берков.
– То-то и оно, что тих… Неужели ты не чувствуешь, как он весь затаён и от его тишины веет чем-то неизмеримым… Такому не надо совершать чудеса…
– Да, совсем не то, что в легендах о нём! – воскликнул Закаулов из своего угла. – Но всё это по мне, ей-богу, это по мне, ребята! Люблю послать всё к чёрту и броситься с вышки в глубь…
– Тише, тише! – попытался остановить его Берков.
– Не хочу тише! И скажи, Олег, твоей соседке, чтоб донесла на нас в лучшие инстанции! – и Лёха погрозил пальцем. – А не в те, которые роются в человеческом дерьме: политика, грабежи, секс…
– Не бойся, Лёха, она глуховата. Подслушивает она только наши шаги, – улыбнулся Олег.
– Пусть на шаги и доносит. В лучших инстанциях могут судить и по шагам.
– Лучшие инстанции и так наперёд знают всё, – прервал их Берков. – А теперь: как вы смотрите на всё это?
– Скажу одно, – ответил Олег, расхаживая по комнате, – я чувствую ясно, что за Сашей что-то стоит… Моё чутьё меня не обманывает. Но этот Трепетов чем-то меня раздражает, – вдруг разозлился он. – Адепт, так сказать. Хотя меня тянет к нему… вернее…
– Да-а… Человек Востока так и остался во мраке, – пробормотал Берков. – Ещё надо пробиваться к нему.
Было решено, что «полёт к Человеку Востока» надо продолжать до конца. И, естественно, держать всё закрытым, не вмешивая посторонних, как и было обещано Саше. Это лучше для них же самих. И попытаться найти других людей… И они удивились, что столько интересных и глубоких личностей стоит в списке тех, кто исключён…
– Ведь мы не знаем принцип отбора, тем более мы выбраны иначе, «произвольно», как выразился Саша. На чём этот принцип основан? Явно не на обычном, – проговорил Берков.
– Темна вода…
Но в это время снова прозвучали знаменитые на всю подпольную Москву шесть звонков в одну из дверей дома № 3 по Спиридоньевскому переулку. Кто-то ломился к Олегу сквозь ночь, ветер, бред и вой машин послушать стихи и огненно прокричать среди тьмы. Звёзды уже заглядывали в окна.
– Идут, идут, уже идут! – воскликнул Закаулов.
– Начинается! – надменно усмехнулся Олег. – Пойду открывать.
