Юрий Колесников
Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки

Глава 3

…Серебрянский терялся в догадках, думая о судьбах учёных-физиков – немецких евреев. Порой приходил в отчаяние при мысли, что их просто-напросто оставили без надлежащего внимания. Гнал эти грустные мысли, надеясь, что подобного не случится: «Среди учёных много именитых людей. С Нильсом Бором проводили совместные исследования; с Эйнштейном обменивались достижениями; с супругами Кюри дружили… Не везде же сидят кретины! Наверняка уже разобрались, – прикидывал узник. И тут же спохватывался: – А если нет?»

Уставший от изнурительных допросов Серебрянский чаще, чем прежде, вспоминал, сколько сил и нервов потребовалось, чтобы убедить этих выдающихся учёных уверовать в преимущество социалистической системы. Доказать, что только она – единственный гарант науки, служащей интересам человечества.

Оставаясь в полном неведении о судьбе этих людей, Серебрянский не переставал думать о них, даже когда следствие исчерпало все «возможности» допросов и дело шло к завершению. Тешил себя надеждой, что его люди сумели-таки переправить около десяти именитых учёных в Союз. В том, что близится его конец, Яков Исаакович не сомневался. Свыкся с такой мыслью. Со дня ареста перевалило на третий год… За что? За то, что руководил Особой группой ещё в ВЧК, затем в ОГПУ, потом в НКВД? Свой хлеб работники Особой группы оправдывали. К тому же её состав неизменно оставался небольшим. Всего полтора десятка специалистов.

Зарубежная часть агентуры была гораздо многочисленней. И разнообразнее: от рядовых клерков и маклеров, портовых грузчиков и докеров, официантов и администраторов отелей, служителей казино и водителей такси до комиссаров полиции и известных политических деятелей, статс-секретарей министерств и учёных с мировым именем.

Лишь незначительная часть этих людей удостаивалась денежного вознаграждения. Не столько за опасную работу, сколько на покрытие расходов. Другие же сами оплачивали затраты, связанные с разведывательной работой, а некоторые вообще финансировали деятельность единомышленников.

При этом их политические взгляды не всегда совпадали. В то же время всех объединяла общая антифашистская позиция. Поэтому все без исключения симпатизировали Советам. Считали «красную» державу флагманом борьбы с нацизмом, возлагали надежды на её способность нанести поражение распространявшемуся по планете, как чума, гитлеризму. Для антифашистов СССР представлял собой единственную страну в мире, располагавшую необходимыми возможностями справиться с нацизмом. Так было до сближения СССР с Германией.

Глава 4

Серебрянский подыскивал толковых, умных, обязательных людей. Тщательно отбирал самых надёжных, способных без лишнего шума и суеты незаметно выполнять задачи. И эти люди становились для Особой группы незаменимыми, бесценными. Дорожили доверием своего руководителя, некоторые боготворили его.

И вдруг ошеломляющее известие: руководитель не даёт о себе знать! Связь прервана. Слухи неутешительные. Обеспокоенность росла с каждым днем. Воцарилась мучительная неопределённость.

Попадавшие на страницы газет сообщения о происходивших в СССР арестах и казнях озадачивали агентуру, вселяли тревогу, настораживали. Толком никто ничего не понимал. Никакой ясности. В тех же газетах появлялись опровержения слухов. В том числе и от посетившего Советский Союз Лиона Фейхтвангера. Но он, по сути, мало что видел и ничего толком не понял во время визита в СССР. От всего главного, что могло открыть глаза, его преднамеренно уводили. В результате он покинул страну очарованный фасадом, энтузиазмом народа, размахом новостроек…

Гости в основном побывали в незнакомой стране с завязанными глазами и заткнутыми ушами. Пожалуй, лишь Андре Жиду удалось в некоторой мере разглядеть реальную жизнь страны. Но его справедливое, хотя и поверхностное заключение, вызвало бурю опровержений и гнев защитников социалистического режима.

По-разному оценивали проходившие в Москве судебные процессы над «врагами народа» и другие известные в мире деятели. Сбитыми с толку оказывались и люди, привыкшие объективно оценивать события. Трезво и демократично мыслящие европейцы весьма смутно представляли себе большевистский режим и его правителя.

Новая волна горячих споров возникла после заключения СССР пакта о ненападении и договора о дружбе с Германией. Только и слышалось: как могли Советы пойти на сближение с нацистами? К чему приведёт советско-германский альянс? Неужели Сталин до сих пор не понял, что представляет собой Гитлер? Как мог Сталин пойти на сотрудничество с нацистами после того, как они истребили германскую компартию? Означает ли договор о дружбе с Германией альянс большевизма и нацизма? Будут ли в СССР преследоваться евреи, как в Германии? Как мог Сталин провозгласить тост за здравие Гитлера, поставившего перед собой цель уничтожения большевизма? Этикет обязывал? Какую позицию должны занять антифашисты? Правда ли, что в Советском Союзе преследуются антифашисты?

За пределами СССР в среде прогрессивной интеллигенции наметился раскол. Правые торжествовали, упрекая антифашистов в слепоте. Антифашистскому движению, идеям демократии, не говоря уже о коммунистической идеологии, был нанесен серьёзный удар.

Попытки отдельных функционеров разъяснить цели, преследуемые Советским Союзом при заключении с Германией пакта о дружбе и ненападении, не имели успеха. Доводы звучали расплывчато, беспомощно, неубедительно, примитивно.

Вдобавок нацистам удалось арестовать и заключить в тюрьму вождя Коммунистической партии Германии Эрнста Тельмана. Внезапно смолк Коминтерн. Будто это не он во всеуслышание заявлял о своей непримиримости к германскому нацизму и итальянскому фашизму. Становилось очевидно, что Коминтерн лишен какой-либо самостоятельности и полностью находится под властью Сталина.

Престиж Советского государства на мировой арене падал, оно подвергалось резкой критике. ВКП(б) и НСДАП Германии ставили в один ряд как близких партнёров с родственными интересами, целями, методами.

Припоминались слова Сталина, произнесённые им несколько лет назад в отчётном докладе XVII съезду партии: «…фашизм, например, в Италии, не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной».

Если раньше мало кто обратил внимание на эти слова, то теперь им придавалось принципиальное значение. Подчёркивалось, что они сказаны как раз в то время, когда на улицах Рима и Милана чернорубашечники Муссолини отлавливали коммунистов. В самой же Германии к середине тридцатых годов две трети функционеров компартии были ликвидированы. Остальные содержались в тюрьмах и концлагерях. Охота шла не только на коммунистов, но и на тех немцев, которые в своё время проявляли лояльность к Советскому Союзу. Его открытые сторонники рассматривались как государственные преступники.

В отличие от сталинского, гитлеровское руководство из-за изменения внешней ориентации лишь подкрасило фасад, притом на весьма короткий срок, ничуть не изменив нацистским принципам. Открыто, даже в беседах с наркомом иностранных дел и председателем Совнаркома СССР Молотовым, говорилось, что в Германии коммунизм полностью искоренен.

Советская же сторона вела себя так, что в СССР начали преследовать непримиримых противников германского фашизма. Это стало достоянием зарубежной прессы, и советскую внешнюю политику заклеймили позором.

Европейцы не только прогрессивных, но и умеренно-консервативных взглядов пришли в полное замешательство.

За пределами Советского Союза люди не понимали истинных мотивов происходившего. У наблюдавших за яростной борьбой руководства ВКП(б) с европейскими социал-демократами, которых винили в уступках нацистам и называли не иначе, как «социал-соглашателями» и «социал-предателями», невольно возникал вопрос: разве не руководители Советского Союза Сталин и Молотов пошли на сближение с главарями нацистской партии и её фюрером? Разве не они заключили с ними пакт о ненападении и договор о дружбе?

Стало очевидно и другое: Коминтерн превратился в придаток центрального партийного аппарата Москвы. После заключения СССР договора с Германией даже те, кто вопреки всем фактам смотрели на происходящее сквозь розовые очки, отбросили их прочь.

Сталин заметил, насколько изменилась ситуация, и тут же дал указание усилить пропагандистскую работу. Надо отдать ему должное: многое удалось. Разумеется, внутри страны. Здесь он всегда добивался своего. На Западе же его пропагандистские усилия приносили весьма скудные результаты.

Резкий поворот во внешней политике генсека объяснялся несговорчивостью руководителей правительств европейских стран, и прежде всего Англии и Франции. Переговоры с ними оказались бесплодными. Но была и другая, более веская причина: экономическая отсталость страны и неподготовленность армии к войне с сильным противником. Понимая это, советские руководители стремились любыми путями выиграть время, чтобы наверстать упущенное и укрепить необходимый военно-экономический потенциал.

В то же время могло казаться, что не все средства исчерпаны для достижения согласия с Англией и Францией и тем самым преграждения пути фашизму. Но нельзя забывать, что лидеры этих государств на протяжении последних лет шли на поводу у германского фюрера, соглашаясь на уступки. В результате с карты Европы исчезла Австрия, а затем Чехословакия. В Африке – Абиссиния, отданная с их молчаливого согласия Италии. Теперь же они не прочь согласиться и на альянс с Гитлером при условии, что новые аннексии пойдут за счёт большевистской России.

Могло также казаться, что Сталин не питал неприязни к нацизму и его лидерам. Что гитлеровский режим был намного ближе его мировоззрению, нежели буржуазная демократия. Конечно, он ловчил, изворачивался, но вида не подавал. Не в его это характере. В то же время он хорошо знал цену и европейским, и нацистским руководителям. Считал, что они стоят друг друга.

Лозунги и их реализация – нередко всего лишь удобное прикрытие непопулярных целей. Большевистский генсек шёл на союз с нацистским фюрером почти без всяких усилий, отбросив им же провозглашённые идеологические постулаты. Не считаясь с судьбами миллионов своих граждан, поверивших ему. Предав их, без сомнений, сожалений, зазрения совести.

Для Сталина и его окружения главным стало достижение собственных целей, чему они и отдавали все свои силы, делая вид, что действуют во благо народа. В действительности же ради удержания власти. Потому и наращивали мощь страны, укрепляя её военный потенциал, старались расширить экономическую базу. Подавляя при этом малейшее неповиновение, проявление инакомыслия.

Глава 5

В этот весьма мрачный период жизни страны подавляющее большинство зарубежных групп, сколоченных Серебрянским и его людьми, чтобы разобраться в ситуации, приостановили диверсии против нацистской Германии.

Группы предназначались для борьбы с агрессором на случай войны. Их долго готовили, каждого члена обучали индивидуально, создали для них специальные «базы», обеспечили необходимой техникой. Предстояло кое-что привнести новое в структуру работы и прикрытия, сделать и многое другое, постоянно требовавшее усовершенствования.

Некоторое время спустя группы Серебрянского, несмотря на его загадочное исчезновение, возобновили деятельность, однако не всегда так, как планировалось; приходилось вносить неизбежные в таких случаях коррективы.

Всё было готово для того, чтобы в нужный момент приступить к выполнению заданий. Каждый знал свои функции. И, что существенно, за всё время не было ни утечки информации, ни тем более измены. Этому руководство Особой группы придавало исключительно большое значение. Агрессор известен. Его подготовка к войне очевидна. Но не всё запланированное удавалось осуществить. Чередовались события, менялась обстановка, другими становились люди. Приходилось не только держать ухо востро, но и не выпускать никого из поля зрения, искать былые контакты. Всё тщательно выверять, чтобы не попасть впросак.

В связи с разрывом, а затем и противостоянием былому Центру боевикам пришлось многое менять. Разочарование в связи с заключением СССР договора о дружбе с Германией переносилось невероятно болезненно.

Особую озабоченность вызывала у руководителей групп сложность приобретения взрывных механизмов. Основные детали к ним были на исходе. Новые не поступали. Это грозило остановкой деятельности. Выручить обещали шведские друзья, они должны были смастерить «главное устройство». Новый взрывной механизм коренным образом отличался от ранее применявшихся, хотя и устаревших, но срабатывавших безотказно.

Шведы выполнили обещание, но изменилась обстановка: в Норвегию вторглись нацисты. Возникли трудности с доставкой из Швеции «механизма» и ряда «агрегатов» к нему.

Серьёзному риску подвергались люди, на которых была возложена задача провоза через границу взрывного устройства. Когда и эту проблему решили, возникла другая, ещё более рискованная: доставка механизма на судно, намеченное для диверсии. Бдительность проявляли не только нацистские и местные ищейки, но и судовые команды. В случае взрыва они были обречены.

Работать становилось всё труднее. Иногда даже казалось, что проведение диверсий на грузовых судах – дело совершенно бесперспективное и безнадёжное. И всё же время от времени гремели взрывы, эхо которых разносилось по всему миру. Достигало и Кремля.

Всё это было дело рук боевиков группы «Густава» – того самого матроса германского флота, приговорённого к расстрелу и некогда с помощью Серебрянского совершившего побег из тюрьмы.

Глава 6

Таинственное исчезновение Серебрянского вселило в среду зарубежной агентуры растерянность, неопределённость, перераставшую в апатию. Слухи о постигшей его трагедии выбивали из колеи, настораживали, разочаровывали.

Слухи шли волнами. В очередном, говорилось, будто страна, которой боевики посвятили жизнь, выразила им недоверие, и всё сделанное ими поставлено НКВД под сомнение, ведётся следствие. Многие видные работники Центра репрессированы.

Колоссальную обиду нанёс слух о том, что Сталин признал зарубежных боевиков «враждебным элементом, состоящим на службе мирового империализма».

Прежде никто из этих мужественных людей не придал бы значения подобным слухам, счёл бы их злонамеренной фальсификацией, теперь же они воспринимались как соответствующие реальности.

Подтверждением послужил заключённый Советским Союзом и Германией Пакт о ненападении. Последовавший за ним Договор о дружбе стал последним доказательством измены советских руководителей принципам антифашизма. Никто и ничто уже не могло поколебать этот вывод.

Растерянность, бесперспективность изменили людей до неузнаваемости. Изменилось и их отношение к обязанностям, и общий настрой. Словно их лишили сил.

Совсем недавно никто не посмел бы заподозрить, что деятельность исчезнувшего руководителя и его доверенных людей за рубежом может рассматриваться в Кремле как пособничество врагам народа, которых в последнее время клеймили газеты и радио.

Всё это крайне тяжело влияло на бывших сотрудников Особой группы. Образовался некий вакуум, преобладали беспомощность и аморфность. Казалось, будто все они выброшены за борт в бескрайний океан и без каких-либо спасательных средств должны держаться на плаву.

Но это поначалу. Боевики «Густава» сориентировались. Опомнились. Словно очнулись. Во всяком случае, взяли себя в руки. Поразмыслив, оглядевшись, взвесив отдельные обстоятельства, решили доказать, что антифашисты в любых условиях остаются антифашистами до конца. Даже если их предают.

Наметилась новая фаза борьбы. Незыблемым оставалось главное: борьба с фашизмом. Не на жизнь, а на смерть. Вопреки создавшемуся положению, вопреки козням, трудностям, отсутствию руководства.

Это обстоятельство сыграло решающую роль в судьбах боевиков, обласканных в своё время начальником Особой группы Серебрянским.

В «знак признательности» его удостоили в подвале Лубянки отдельной камеры, путь от которой шёл в крематорий.

В бытность Серебрянского руководителем отдельного подразделения разведки и диверсии там не было ни одного случая измены или предательства. Ни со стороны нелегалов, ни со стороны сотрудников аппарата, ни со стороны других подчинённых. Хотя большинство и работали в условиях, когда ничего не стоило «затеряться».

Зарубежная агентура Особой группы НКВД обретала второе дыхание. Её людям, особенно руководителю, было бы гораздо труднее выполнять свои обязанности, если бы у действовавших за рубежом группировок не нашлись потенциальные сторонники СССР. Их помощь порой была едва ли не решающей. Во всяком случае, без неё пришлось бы сталкиваться с труднопреодолимыми препятствиями и отдельные операции потерпели бы фиаско.

Благодаря этой части агентуры, Особая группа получила возможность осуществить за рубежом ряд подрывных акций важного значения.

И всё же вопрос, как быть после заключения Советским Союзом договора с Гитлером, возникал постоянно. Приостановить диверсии? Не топить корабли, следующие с грузом в Германию?

Единства мнений в этих группах не существовало. Этим и пытались воспользоваться разведывательные службы французского Второго бюро, немецкого абвера, английского Интеллидженс сервиса, итальянской ОВРА.

Глава 7

У Якова Исааковича Серебрянского, заключённого внутренней тюрьмы на Лубянке, голова раскалывалась от тяжких мыслей. Ясности – никакой. В одном он не сомневался: бесчеловечность, жестокость начальника следственной части НКВД Абакумова не случайна.

Позиция арестованного: как можно больше наговорить небылиц о своей «преступной деятельности», чтобы завершился наконец этот кошмар и настал конец мукам, обходилась ему слишком дорого, но результата не давала.

Молодой, белобрысый, с раскосыми глазками следователь закусил удила. Понимал, что подследственный признаётся в шпионской деятельности в пользу Абиссинии с явной целью унизить его в глазах начальства, показать его невежество. И это приводило следователя в бешенство. Несостоявшийся спортсмен по метанию молота теперь метал кулаки-кувалды в свою жертву, яростно выплескивая накопившуюся злобу.

…Абакумов, словно тренер после удачного выступления выпестованного им спортсмена, наслаждался работой подручного. Одновременно любовался и самим собой. Внушительный, высокий, стройный, атлетического сложения, голубоглазый, с симпатичной, физиономией, он казался привлекательным. В работе настойчив, аккуратен, педантичен, что отмечалось начальством. Решения принимает быстро, зачастую не раздумывая. Отчего же не любить себя? Не наслаждаться собой? Не ценить?

А как умел он пользоваться властью! Как заставлял других дрожать перед собой, признавать его силу! На пустом месте создавал значимые дела. Из ничего! Если требовалось, с успехом лицемерил. Его жёстокость импонировала вышестоящему руководству. Результаты всегда налицо. Каким образом добыты? Кто бы посмел усомниться?!

Если б могла заговорить в нём совесть! Но она напрочь отсутствовала.

Подручные подражали ему. Старались ни на шаг не отставать от наставника в жестокости. Без неё не могли обойтись как без воздуха. И преуспевали.

Расчётливый, он знал свой недостаток – интеллектуальную ограниченность, ловко скрывал её. Когда не удавалось что-то с ходу понять, хотя бы уловить смысл, лез из кожи вон, стараясь дойти до сути. Умело держал паузу, затем преподносил её как раздумья над абсолютно ясным ему делом. Как творческое осмысление фабулы, доказательств, юридической квалификации преступления и выбора единственно верной меры наказания.

Жестокость и только жестокость! Без оглядки на человечность: решительность и оперативность ценились руководством наркомата. Абакумов был в чести и быстро делал карьеру.

Женщины нередко влюблялись в него с первого взгляда. Он с удовольствием знакомился с ними на вечерних прогулках по улице Горького, вблизи которой жил; на Центральном рынке, куда наведывался по выходным. Особенно любил недолгие прогулки в саду «Эрмитаж», где во время вечернего рабочего перерыва расхаживал по извилистым аллеям, наслаждаясь ароматом маттиол, флоксов, табака. Заводил знакомства, невзирая на постоянно следовавших за ним на незначительном расстоянии двух охранников в серых, одинаковых, как у близнецов, костюмах.

Глава 8

Генсеку Абакумов импонировал: энергичный, бескомпромиссный, хваткий. Не получил и среднего образования, звёзд с неба не хватал. Однако, знал себе цену. Избалован. Прямолинеен. Резок. Чувствуя, что хватил через край, приостанавливался, но потом навёрстывал упущенное.

Эти качества устраивали отца народов. Хотя кое-что и настораживало, но не принципиальное. И вообще, лучше такой, чем изворотливый, с бегающими глазками.

Признание Серебрянского в шпионской деятельности в пользу уже несуществующей Абиссинии сначала вызвало у Абакумова возмущение и озлобление дерзкой попыткой насмешки над следствием. Отвергнув было версию арестованного, как абсолютно нелепую и явно провокационную, Абакумов вдруг вспомнил, что старший майор госбезопасности Серебрянский когда-то действительно бывал в тех краях! И стал рассматривать этот факт, как чрезвычайно важный, требующий серьёзного исследования. В Аддис-Абебе, столице Абиссинии, начальник Особой группы присутствовал на большом празднике по случаю завершения Италией победоносной кампании по завоеванию страны. Более того, Серебрянский находился тогда вблизи трибуны, с которой вождь чёрнорубашечников Бенито Муссолини принимал парад войск, оккупировавших страну и установивших в ней фашистский режим.

Эти данные зафиксированы в «деле». Там же со слов Серебрянского записано: близкий к итальянскому дуче генерал – агент Особой группы НКВД сообщил, что многие армейские подразделения, пройдя мимо трибун, делали где-то поблизости круг и, вклинившись в колонну, снова дефилировали перед Муссолини. Моторизованные части давали третий круг… У стоявших на трибунах гостей создавалось впечатление об армаде войск, которыми Италия располагала в Абиссинии.

Все эти сведения имелись и в докладной Серебрянского, представленной им по возвращении в Москву. Теперь следователь открывал новую, далеко не последнюю главу в якобы небывалой по масштабам антисоветской, контрреволюционной, подрывной деятельности, главными персонажами которой являлись бывший руководитель Особой группы НКВД Яков Серебрянский и его подчинённые. То, что многих из них уже нет в живых, значения не имело. Остались родственники, знакомые, друзья. Поразмыслив над значимостью материалов, следователь пришёл к убеждению, что Серебрянский если и не работал напрямую на Абиссинию, то, несомненно, сотрудничал с итальянской военной разведкой ОВРА, внесшей значительный вклад в оккупацию этой страны. Обеспеченная итальянским генералом возможность присутствовать рядом с трибуной дуче Италии говорила об обширных связях начальника Особой группы.

По заключению Абакумова и его сотрудника, значительная часть сведений, изложенных в протоколах допроса, свидетельствовала о полной дезинформации Советского правительства, которое вследствие этого оказалось введено в заблуждение о действительном положении дел в Абиссинии. Так как бывший начальник Особой группы в прошлом активный эсер, то абсолютно ясно, что все его действия злонамеренно направлены на измену социалистическому строю.

Подобные умозаключения были включены в материалы дела как дополнительные признания преступника. Особому совещанию не оставалось ничего другого, как утвердить заслуженную подсудимым высшую меру наказания.

– Понятно, почему его так влекло в Аддис-Абебу, как стрелку компаса всегда тянет на север, – повторял Абакумов вычитанную где-то или кем-то произнесённую фразу.

И следователь сделал вывод. В столице Абиссинии располагается филиал Римского разведывательного центра ОВРА. Вот где собака зарыта!

Жаль, Серебрянский не имел никакого отношения к Японии…

– К тому же эсер, эсером и остался. В его руках находилась Особая группа, разветвлённая чуть ли ни по всему миру! Огромные возможности для террористической деятельности!

Следователь воспрянул духом: он первым потянул за абиссинскую ниточку! Первым начал раскручивать «дело». Правда, начальник тогда высмеял его. Выругал. Но неожиданно начал прислушиваться. Теперь же сообразил: «дело» обретает огромный масштаб. Наверняка не останется незамеченным руководством наркомата. А может, и выше. Его личный вклад оценят. Правда, об обещанном повышении в должности и звании начальник помалкивает.

Абакумов прервал мечты следователя:

– Разматывай эсера! Не стесняйся! В загашнике у него ещё много предательских дел. Понял? И не тяни!