Юлия Флёри
Ты… не моя…
Глава 3
Машина давно тронулась с места, а нарушить гнетущую тишину салона так никто и не решился. Лёня был предельно сконцентрирован и, видимо, собирался с силами, чтобы произнести обвинительный вердикт. Ада сдерживала презрительную улыбку, которую ожидаемо намеревалась выдать при первых же его словах, а водитель с интересом посматривал то на одного, то на другую через зеркало заднего вида. И если хозяин был слишком напряжён, чтобы заметить этот интерес, то вот Ада его взгляды улавливала мгновенно и мысленно посылала к чёрту всякий раз, когда смел её испытать.
– Ада, я ненавижу, когда ты врёшь, – наконец, прозвенел мужской голос, а она раздражённо выдохнула, осознавая, что из-за водителя потеряла прекрасную возможность пресечь это заявление на корню. Послала Вите испепеляющий взгляд.
– Я вру? – Ада неодобрительно покачала головой и хмыкнула. Повернулась в сторону Лёни. – Тебе? – она приподняла и изогнула брови. – Дорогой, ты ко мне несправедлив! – спокойно проговорила и, демонстрируя негодование, снова качнула головой.
– Прекрати этот цирк! – зло процедил тот, но себя явно сдерживал. – Я же знаю…
– А разве я что-то отрицала? – не позволила Ада закончить фразу, а тон значительно повысила. – Если ты о своём последнем вопросе, который так и не прозвучал, то этот вопрос, скорее, остался диалогом с самим собой, – напомнила она о взгляде с укором. Об обидном, удушающем взгляде.
– Ада, я… – эмоционально сдался Звягинцев, а она не позволила признать вину, прервала громким окриком:
– Зачем ты его унизил этой глупой благодарностью? Специально ведь это сделал!
– Я?! – Лёня не нашёлся, что ещё добавить, и лишь задохнулся захлестнувшим возмущением.
– Зачем? Зачем ты продемонстрировал своё ко мне неуважение, недоверие? Разве ты имеешь на это право?
– Ада, я всего лишь хотел убедиться, что всё в порядке. Ты даже представить себе не можешь, в каком кошмаре прошла эта ночь! Несколько часов впустую, когда я уже и не надеялся найти тебя живой, колесил по заснеженным улицам посёлка! А ты сейчас пытаешься меня в чём-то обвинить?! Зачем ты вообще ушла?! – не сдержался он и крикнул. Ада надменно усмехнулась.
– Я не имею права выйти из дома? – единственным вопросом перевернула она всё с ног на голову. – Я устала, я задыхаюсь! – взвизгнула, не контролируя эмоции. – Я хочу жить, а не удовлетворять чужие потребности! Или тебя устраивает, что последние два месяца выглядывала на улицу только из окна собственной спальни?! Это тебе нравится? Молчаливая покорность?! – Ада нервно взмахнула ладонью, как вдруг вспомнила о контроле. Ведь Лёня его так любит… – Я вышла подышать, – всё же ответила на вопрос и на этом смолкла.
– Чем тебе не дышалось на балконе, на веранде? Усадьбы в сотни гектар тебе недостаточно?
– Мне нужна свобода, простор! А ты окружил заборами и охраной. Это невыносимо! Сотня людей, бесцельно слоняющихся по дому, а я задыхаюсь от одиночества!
– Мне казалось, что именно для того, чтобы не чувствовать себя одинокой, ты еженедельно устраиваешь эти глобальные попойки, приглашая вышеупомянутую сотню бездельников. Нет?
– Нет… – Ада растерянно покачала головой.
– А что тогда?
– Я не понимаю, что ты хочешь услышать… – прошептала она, а Лёня, сдерживая себя, сжал кулаки.
– Внятный ответ меня бы вполне устроил.
– На меня стены давят, Лёня. И твоя опека… она тоже давит. И эти бесконечные претензии!
– Претензии? У меня? Напомни, когда последний раз посмел тебе их высказать? – Не веря услышанному, Звягинцев хмыкнул.
– Твоё молчание не придаёт уверенности в себе, – вяло отозвалась Ада.
– То есть я неправ? – хохотнул он, пытаясь уловить ответ в глазах напротив. Ада нервно сглотнула и ответила на прямой взгляд.
– Лёня, я вышла подышать. Мне стало хорошо. Впервые за долгое время стало хорошо! Что ещё я должна добавить?! – скривилась она как от боли, пытаясь внушить чувство вины. – Что сказать? Чего ты обо мне не знаешь, не понимаешь? Вышла! Задумалась! А когда опомнилась, поняла, что заблудилась! Что из этого осталось для тебя загадкой? – эмоционально вскрикнула Ада и оттолкнула его ладони, которыми попытался успокоить. – Или ты считаешь, что я могла сделать это специально?! Я была одна, испугалась. А вокруг никого! Вокруг никого, и я не знаю, что мне делать дальше, куда идти! Что ещё?! Да я даже адреса нашего не знаю! Столько лет здесь живём, а номер дома мне неизвестен. Номер дома, улица… Я практически не выхожу за пределы усадьбы, и ты считаешь, что так и надо, так и должно быть. А если куда и отправляюсь, то вижу веранду, крыльцо, салон автомобиля и так же в обратном порядке по возвращении. Слава спросил, куда меня отвезти, а всё, что я знаю, так это гостиницу возле озера, и то… только потому, что её крыша видна с нашей мансарды!
– Ты могла бы мне позвонить, – нерешительно и как-то отстранённо улыбнулся Леонид. Ада гневно вспыхнула.
– Я испугалась, я замёрзла! Я имя своё готова была забыть, а ты о каком-то номере…
– Я не менял этот номер больше пятнадцати лет, Ада, тебе это прекрасно известно. Мне одноклассники, с которыми сто лет не общался, дозваниваются, – тихо твердил он, будто для самого себя.
– А я не помню!
– И вообще… поехать с незнакомым человеком… ночью… Ада! Он ведь мог что угодно с тобой сделать… Ада…
В каком-то жесте беспомощности Лёня тряхнул ладонями с растопыренными пальцами и судорожно вздохнул.
– Считаешь, он мог меня чем-то удивить? – проговорила она неживым голосом и отвернулась к окну…
– Малыш…
Звягинцев сделал попытку притронуться, но нервный жест её плеч не позволил и думать об этом. Ладонь, которую он тянул к Аде до этого, пытаясь унять дрожь, мужчина сжал в кулак.
– Я не намерена выслушивать твои упрёки, – сухо пробормотала она. – И унижения терпеть не собираюсь…
– Да тебе не всё равно, кто и что подумал?! – всё же не выдержал Лёня и взорвался, сотрясая Аду за плечи. Тут же отшатнулся от её взгляда, а сглотнуть не получилось.
Хлёсткая пощёчина стала звонкой точкой. Ада выскочила из машины в чём была, и по ледяным ступеням высокого крыльца бегом бросилась к дому. Она заперлась в своей комнате, завернула в одеяло онемевшие от холода ступни и смотрела на дверь, ожидая, когда же Звягинцев войдёт.
Осторожный стук заставил едва ли не взвыть. Укрывшись одеялом с головой, Ада рухнула на постель и затаила дыхание. Она почувствовала бешеные удары сердца, как только чужое присутствие рядом стало явным. От обычного прикосновения согнулась пополам, как от удара.
– Я так понимаю, вопрос твоего интереса к нему можно не поднимать? – прозвучал убийственно проницательный голос Лёни.
Ада подскочила на месте, как ошпаренная.
– Я не хочу с тобой разговаривать!
– Ада, прошло четыре года, – через силу выговорил Звягинцев. – Четыре года тишины, спокойствия.
Голос становился тише, а смысл ускользал. Ада ненавидела его такого. Лёню-профессора, Лёню-врача. Она осторожно выдохнула и подняла на него взгляд, словно позволяя продолжить.
– Зачем сейчас начинать всё сначала? – проникновенно улыбнулся он.
– Что значит сначала?
На этот вопрос Звягинцев развёл руками, изображая абстракцию.
– Мы каждый раз снова и снова возвращаемся к точке отсчёта, и всё из-за того, что ты не можешь себя контролировать.
– Контролировать? – нахмурилась Ада, примерно понимая, к чему тот ведёт.
– Себя, – согласно кивнул супруг. – Свои желания, – склонил он голову набок, подавляя взглядом. Мягко улыбнулся, зная, что сейчас неподходящий момент, и Ада не поддастся.
Своей ладонью он накрыл её пальцы и осторожно сжал их, таким образом регулируя контроль над ситуацией. Ада и это поняла, потому перевела взгляд на его руку и вытянула свои пальцы из захвата.
– Ты уже давно не ребёнок и одного «хочу» для получения желаемого недостаточно, – прозвучало спокойно и доступно. Ада уже чувствовала, что его голос вот-вот приобретёт необходимую твёрдость.
Улыбнуться бы своему пониманию, но она упрямо поджимала губы, наизусть зная, какие именно слова Звягинцев произнесёт подобным тоном.
– Лёня, мы устали, – заявила Ада прежде, чем он проговорит то же, но совсем с иным смыслом.
Она задрала подбородок выше, понимая, что не просто сбила с мысли, а разрушила концепцию речи. Лёня терпеть не мог, чтобы его перебивали, но сейчас выказал недовольство только лишь взглядом.
– Я устала, и ты тоже. А когда человек устаёт, ему необходимо время, чтобы всё обдумать, переосмыслить.
– Что ты собираешься переосмыслять? Это из-за него? – мужская щека нервно дёрнулась, и правильные черты лица исказились, будто параличом сбились с курса.
Ада тоже вспомнила Славу и постаралась сдержать улыбку, которую вызывало это упоминание, а взгляд отвела – Лёня прекрасно читал все её взгляды.
– Я не позволю. Слышишь ты, нет? Я не позволю! – подскочил он с постели, но тут же присел обратно, понимая, что расстояние сейчас лишь помеха.
Звягинцев насильно сжал её пальцы в своей ладони, и на этот раз выскользнуть не позволил. Он выдержал время, пока Ада прекратит попытки сопротивления, и только потом продолжил.
Она понимающе ухмыльнулась. Да, да, она осознавала, что настало время его «заявления».
– Ада, если ты продолжишь в том же духе, я буду вынужден просить профессора Буланова присмотреть за тобой.
– А я нуждаюсь в этом? – изогнула она бровь и, выравнивая линию подбородка, подняла голову чуть вверх.
– Я в этом нуждаюсь, – чётко, громко проговорил Лёня, не позволяя спорить. Потом, правда, дал возможность почувствовать послабление.
Он сбавил эмоциональный напор – пришло время для понимания. Время Аде понять его настойчивость.
– Ты же знаешь, у меня сейчас плотный график. Конференция в Сиднее, потом два выступления на Международном съезде в Венгрии… – Лёня снял очки и сгибом запястья прикрыл глаза, едва массируя их, пытаясь унять раздражение, смахнуть усталость. – Забыл, как этот чёртов город называется… – болезненно поморщился он.
– В Дьере… – подсказала Ада со смешком. Лёня рассеянно кивнул.
– Ну вот, ты знаешь…
Лёня усмехнулся, как вдруг почувствовал, что мягкость сейчас ни к чему. Он мысленно собрался и, возвращая голосу былую твёрдость, прокашлялся. Выпрямил спину, выигрывая в росте.
– Меня не будет, – напомнил наставническим тоном. – Долго, – глубоко вздохнул и всё же улыбнулся. Счёл это допустимым – поняла Ада и, желая пропустить его наставления, попыталась найти взглядом, за что зацепиться. – Ада, как ты себя чувствуешь? – задал муж выдающийся из общей тональности вопрос и этим неимоверно разозлил. Ада сверкнула взглядом и прищурилась, не веря услышанному.
– Что?! – прошипела, а он, точно зная, что давит на болевую точку, продолжил.
– Ада, ты стала плохо спать по ночам.
– Но…
– Плохо, я же вижу, – Лёня мягко и до отвращения понимающе улыбнулся. – И всё чаще засматриваешься в окно, хотя там часами ничего не меняется. А ты всё стоишь и смотришь…
– Лёня… – Ада предостерегающе покачала головой, а он, будто не видит и не слышит, улыбнулся шире.
– Аркадий Семёнович считает, что тебя пора положить в клинику. Обычное профилактическое лечение. Нет телевизора, нет раздражающих факторов…
– У нас дома, если ты не заметил, телевизора тоже нет! – голос прозвенел напряжением, а Звягинцев отрицательно покачал головой.
– Я считаю, что в нашей ситуации это будет наилучшим выходом.
– А какая у нас ситуация? Я что-то упустила…
– Ада, ты нервничаешь.
– Ещё одно слово, и я уйду! – всем телом напряглась она и посмотрела на мужские ладони, как на удерживающие удавки: с отвращением.
– Ада, тебе нужна помощь, – перехватывая этот взгляд, супруг усилил давление. – Ты отправляешься на лечение, а по приезде мы пересмотрим наши отношения, как ты и хотела. У тебя будет время и обдумать, и переосмыслить, – вроде как окончательно заключил он, а Ада рассмеялась этим выводам.
– Если ты так сделаешь, то по приезде переосмысливать будет нечего! Я вернусь к отцу. Навсегда.
– Ада, прекрати… Ты столько лет грозишь одним и тем же, но так ни разу и не ушла.
Звягинцев глянул исподлобья, но и не думал упрекнуть.
– Это позволяет считать, что не собираешься воплотить в жизнь свои угрозы.
– Это говорит лишь о том, что за все десять лет ты ни разу не загнал меня в угол, милый. Сейчас мне рядом с тобой становится тесно.
– Что же… это высказывание не лишено смысла…
Лёня, освобождая Аду, разжал свои ладони, а она и не думала пренебрегать этой свободой, тут же отскочила в сторону и остановилась в нескольких шагах от кровати.
– Я всё равно тебя так не оставлю. Это ты понимаешь? – уравновешено выдохнул он, на что Ада улыбнулась. Мягко и терпеливо. Умела так и бессовестно этим пользовалась. Щека Лёни снова дёрнулась, а голова опустилась.
Он прикрыл глаза, когда понял, что Ада присела у его коленей, что пытается поймать взгляд. Качнул головой, что-то отрицая, а потом улыбнулся. Широко, но как-то устало.
– Сейчас я делаю то, что считаю нужным, а потом у нас с тобой будет настоящая семья, – выдвинула она условие, но почувствовала, что не достигла цели. Нервно поджала губы. – Я рожу ребёнка. Ты ведь хочешь детей…
– Ада, перестань. Ни к чему спекулировать детьми. Я же понимаю, что это просто попытка выиграть время.
– А пусть так! Пусть! Но мне нужно это время!
Она настойчиво двинулась вперёд, заполоняя собой всё его пространство. И поняла реакцию, когда Лёня, тяжело вздыхая, запрокинул голову: он искал сил, чтобы поставить её на место. Искал, но не нашёл. Ада уловила это в следующую же секунду, когда прочла решение на его лице.
– А потом ты выйдешь за меня замуж, – выдвинул Звягинцев своё условие. Более реальное, чем её рисковый шаг с детьми. Знал, на что давить, и давил безжалостно. Аду выдала нервная усмешка на губах, но отказаться она не смогла.
– А потом я выйду за тебя замуж, – пожала плечами и даже попыталась состроить более уравновешенную улыбку.
Ада встала на ноги, обошла кровать по периметру и прилегла с самого края. Когда матрац рядом прогнулся сильнее, не шевельнулась и не высказала протест, но внутренне сжалась. Тёплые губы коснулись плеча сквозь тонкую ткань. Выдержав так мгновение, испытав реакцию, поцелуи поднялись выше, а крепкая рука в собственническом захвате удерживала поперёк живота. Мочки уха коснулся влажный язык, и она вздрогнула.
– Не смей меня трогать! – зло процедила сквозь зубы.
Так замерла, а Лёня только навалился сильнее. Он запустил руку ей между ног, с силой дёрнул на себя и посмотрел в глаза. Требовательно, настойчиво.
– Не хочу тебя! – едва ли не по слогам прошептала Ада, не пытаясь скрыть напряжение, а Лёня оскалился.
– Я так и понял, – легко отозвался, усмехаясь.
Он разгладил мягкие волосы. Наслаждаясь её внутренним отпором, впитывая в себя её напряжение, требовательным движением провёл по телу.
– Всё, что захочешь, а потом ты станешь моей женой, – напомнил условие и перекатился на другой край постели.
Звягинцев резво подскочил и, насвистывая весёленькую мелодию из любимого фильма, направился к выходу из комнаты. Аду аж перекосило, но ответить на это было нечего. В конце концов… когда это ещё будет…
***
Она победила. Всегда побеждала, всегда стремительно рвалась вперёд. Сколько лет знакомы? И Ада бессовестно пользовалась его к себе расположением и топтала… едва ли не с грязью смешивала. Так, по крайней мере, Лёне тогда казалось. На самом деле она всегда относилась к нему как к другу. Как к мальчишке, которого знала с детства, ведь дружили семьями.
Они учились в одной школе. Ада тогда была совсем ребёнком, двенадцать лет, а он заканчивал школу. Она была ребёнком, но уже понимала силу своего влияния. А Лёня… Пусть не любовь, пусть помешательство, но он был рядом. Знал, что только упорством и ежедневным трудом можно добиться своего. Капля камень точит… так говорят. Ада была камнем, а его внимание к ней – бесконечным потоком. Она забавлялась и смотрела свысока, стремилась к свету, а он всё прощал, веря в успех. Однажды бабочка больно обожглась, а он, как всегда, оказался рядом. Вот тогда и почувствовал свою власть.
Звягинцев никого не слушал, не принимал ничьи доводы. Вытащил, вырвал Аду из чужих лап. Из её собственных страхов. Увёз, спрятал. Поставил над другими королевой. Она была холодна и прекрасна. Королева… и вдруг сорвалась. Раз, другой, третий. Сначала было больно, потом обидно, на третий раз Звягинцев был наверняка уверен в том, что всё пройдёт. И ведь, действительно… проходило…
Он всегда мог отогреть стеклянный взгляд, завоевать доверие заново. Только вот сейчас в её глазах увидел нечто иное. Ещё там, в чужом доме, рядом с посторонним мужчиной. И вместо обычного психоза, вместо желания на ком-то отыграться, в её глазах горел огонёк азарта, одна за другой срывались искорки интереса. А искра может привести и к пожару.
Ада никогда ему не изменяла. Ни разу за все десять лет, которые вместе. Точно это знал, а вот сейчас усомнился. В будущем, разумеется. Потому и поставил подобное условие. Свадьба… Она должна была состояться сразу же, как только сошлись, но Ада всегда находила причину отложить торжественное событие.
Правильная девочка, воспитанная хорошими родителями, она знала, что никогда не посмеет нарушить союз, который считался в их семье священным. «Но я другому отдана и буду век ему верна…» слова вырваны как из его жизни. Потому и не решалась на серьёзный шаг. И сейчас он точно знал: что бы ни произошло… Что бы ни произошло… Ада вернётся. Только лишь для того, чтобы исполнить данное обещание, а уж там и обратного пути не найдёт. Останется с ним.
Она всегда наслаждалась чужим вниманием, а сейчас была готова дарить своё, да кому?.. Звягинцев не хотел, не мог себе позволить выпустить её из виду. И ещё этот неудачник… из той породы людей, что довольствуются малым. Ни к чему не стремится и никуда не желает двигаться. Он занял определённую нишу и поплёвывал на макушки менее успешных. Тихо посмеиваясь, наблюдал за их вознёй. И этот неудачник раздражал. И сам по себе, и имя это… Слава… Глупое, несуразное! Он смотрел в глаза. Нагло, самодовольно. Будто имел на это право. Будто мог предъявить эти самые права на Аду. А она позволяла…
Нелепая игра практически сразу обнажила истинные намерения. Да так, что, даже начиная этот разговор, Лёня наверняка знал, чем он закончится. Конечно же, она снова победила. Конечно же, она сделает всё по-своему. Собой бы не была, если бы отказалась от намерений… Его Ада…
На фоне необъяснимого логически и вполне оправданного в эмоциональном плане приступа ревности, он не сразу разглядел угрозу. Рояль. Простой, казалось бы, музыкальный инструмент. И не было в нём ничего особенного. Только вот Лёня знал, что проблема была не в инструменте, а в том, как Ада его воспринимала. Источник энергии. Она дышала музыкой, жила в ней, порхала по невидимым глазу струнам души.
В их доме тоже когда-то стоял рояль. И она играла. Чаще ночью. Выбиралась из постели, считая, что он спит, и спускалась в музыкальный зал. Там всё не решалась подойти к инструменту. Каждый раз по одной и той же схеме. Сначала долго смотрела, потом осторожно прикасалась, обнажала клавиши и слегка проводила по ним кончиками пальцев, не намереваясь выдавить звук. Вскоре появлялась уверенность, и первые завораживающие нотки струились по комнате. Казалось, только в эти мгновения Ада становилась собой. Прежней, беззаботной девчонкой. На лице красовалась настоящая, живая улыбка, вдох получался чуть взволнованным, плавный голос срывался с губ.
Он знал, почему Ада прячется, знал и позволял наслаждаться этой тайной жизнью. Так ей было легче.
Однажды утром, проснувшись, он не обнаружил Аду рядом с собой. Сразу понял, где стоит искать. Вошёл в музыкальный зал и улыбнулся: она сидела за инструментом, не таясь. Впервые за долгие годы. Только потом рассмотрел чрезмерно ровную спину. Как монолит, как недвижимая конструкция! Приблизился и потемнел с лица, заметив её скрюченные в болезненной судороге пальцы, панику в глазах и полное отсутствие признаков осознанного действия. Заметил приоткрытые в немом крике губы. Они посинели. На лбу проступили капли ледяного пота.
Сам для себя Лёня это объяснил тем, что в какой-то момент пальцы перестали слушаться, ноты не могли образовать мелодию, а голос так и не подстроился, чтобы выбрать правильный тембр. Ступор. Это он для себя так объяснил, Ада же ничего объяснять не стала. Иногда она умела выгодно пользоваться своим состоянием. Об этой ночи предпочла забыть вовсе и на любые вопросы только рассеянно улыбалась. В тот же день инструмент был продан, а Ада, как и прежде, каждую ночь бродила по пустому залу и смотрела на отсутствующий теперь рояль.
Музыка была её страстью. Музыка была её слабостью. Только прежде приносила удовольствие, а теперь заставляла страдать. То, что прошлой ночью она играла, Лёня понял по взгляду. Дерзкому, смелому. Ада будто бросала вызов. И она будет стремиться туда снова и снова. Туда, где чувствует себя свободной. И он просто даст ей время. Просто отступит, чтобы сделать последний решительный рывок.
Утром Звягинцев улетал на очередную конференцию. Не попрощался. Плохая примета…
