Юлия Бузакина
Неприкаянные
– Я тоже, – ловя его взгляд затуманенным взором, шепчу в ответ. Запускаю пальцы в его взъерошенные русые волосы, и плавлюсь, словно теплый воск в его объятиях.
– Выгоняй меня, – поглаживая мою спину, просит он. – Иначе все мои дела встанут окончательно, а компания папы разорится.
– Ладно, – грустно вздыхаю я. Поднимаюсь с уголка и беру его за руку. – Идем, я вытолкаю тебя за дверь.
– Не грусти, завтра суббота, я обязательно приду к тебе в гости. Если будешь нормально себя чувствовать, куда-нибудь сходим.
– В кино? – загораются восторгом мои глаза.
– Хорошо, – притягивает меня за талию он. – Вечером закажу билеты в кино.
– Я буду ждать. Очень, – продолжая трепетать в его руках от переполняющих чувств, бормочу я.
– До встречи завтра.
– До встречи.
Я щелкаю замком, и Афинский, чмокнув меня в губы, исчезает за дверью.
После его ухода я захожу в свою комнату, ложусь на кровать и проваливаюсь в глубокий сон.
Когда я просыпаюсь, за окном ночь.
« И почему меня никто не разбудил?»
Осторожно сажусь на постели. Колени жутко ноют, когда пытаешься шевелиться. Но в целом сон подействовал на меня самым целительным образом. Я смотрю на часы в своем сотовом телефоне. Почти одиннадцать вечера. Мне жутко хочется принять душ.
Я отправляюсь в ванную. С наслаждением отдаюсь теплым струям, стараясь как можно меньше мочить колени. Вспоминаю утро, крепкие объятия Андрея в его спальне, его откровенные ласки и поцелуи, и ощущаю, как внизу живота растекается горячее тепло. Мне безумно хочется, чтобы он оказался сейчас рядом. Чтобы прижал меня спиной к своей груди, и гладил, гладил… Жалил поцелуями мои плечи и грудь, заставляя выгибаться от наслаждения.
И вдруг, среди слишком откровенных фантазий в моей голове внезапно щелкает – дом можно найти, если отправиться вдоль побережья на катере. Я могу узнать спуск, который огражден с двух сторон скалистыми выступами.
И как мне не пришло это в голову утром, когда мы бесцельно ездили по окрестностям?
Глава 19
Я выбираюсь из ванной. Кое-как заматываюсь в полотенце и бросаюсь в свою комнату, к сотовому телефону.
В «Фейсбук» от Афинского два сообщения. Первое гласит о том, что он взял билеты на места для поцелуев на вечерний сеанс в воскресенье, а во втором пожелание спокойной ночи.
Но какая ночь, если я выспалась, и меня переполняют эмоции?
Я судорожно набираю его номер и с придыханием жду ответа.
– Тась… скажи, что с тобой все в порядке, – сонно ворчит на другом конце провода он.
– Конечно, в порядке. Прости, что звоню так поздно. Я была в душе, и мне в голову пришла идея.
– О, я весь во внимании, – хихикает Афинский. – Даже сон прошел.
– Нет, нет, – смущенно бормочу я. – Идея совсем не о том, о чем ты сейчас подумал.
– Ты совсем не фантазировала о нас в душе? – разочарованно протягивает он.
– Фантазировала, – усмехаюсь я.
– И ты хочешь попробовать заняться любовью в душе?
– Очень. Но звоню я совершенно не поэтому.
– Ладно, не томи. Обещаю больше не смущать тебя расспросами.
– Я подумала, что если взять катер и покататься вдоль побережья, можно узнать ту небольшую бухту, в которую вел спуск из сада в доме Феликса. Спуск зимой был поврежден камнепадом и его не починили. Но если я увижу сад и лестницу, мы отыщем дом.
– Как мне не пришло это в голову! – восклицает Афинский. – Я просто упустил момент про спуск к небольшой бухте. Ты о ней почти не говорила.
– У тебя есть катер? Если нет, можем взять напрокат.
– У отца есть. Он любит морскую рыбалку.
– Значит, завтра мы можем отправиться на поиски?
– Думаю, можем. Я позвоню тебе утром.
– Хорошо. Спокойной ночи.
– И тебе спокойной ночи.
Но разве можно заснуть теперь, когда меня переполняют чувства?
Я иду на кухню и включаю чайник. Впервые за последнее время мне хочется есть по-настоящему. Я забираюсь в холодильник и достаю оттуда сыр, колбасу и даже сливочное масло. Да, знаю, жутко вредно есть такой калорийный бутерброд на ночь, но ничего не могу с собой поделать.
Когда я отправляю в рот добрую половину щедро смазанного маслом бутерброда с колбасой и сыром, в кухне материализуется Ира.
– Тася! Как хорошо, что ты дома. И ешь. Удивительно. Твой босс обладает волшебными способностями?
– Да, он мой личный волшебник, – мычу я.
– И, судя по всему, волшебство уже свершилось, – скептично посматривает на меня сестра.
– Представь себе, – спокойно соглашаюсь я.
– И как ты себя чувствуешь после этого?
– Прекрасно. Моей невинности больше не существует, а значит, Феликсу я совсем ни к чему. И еще, теперь я знаю, кто такая Дина. Она младшая сестра Андрея. Но от моего знания стало только хуже. Феликс все эти годы прятал ее ребенка. Мальчик даже нигде не зарегистрирован.
– Твою мать… и он собирался на тебе жениться!
– Да. Планировалось, что я стану ребенку приемной матерью.
– Бывают же на свете такие уроды… – качает головой Ира.
– Он держал Дину взаперти. Там же, где и меня… Мне кажется, он не выпускал ее до рождения ребенка. А после его рождения ей как-то удалось сбежать. Только одного не пойму – почему она оставила малыша с отцом, а не забрала с собой?
– Может, это и к лучшему. Он остался жив.
– Жив, но разве это нормально – прятать ото всех малыша и нигде его не регистрировать? Судя по поведению мальчика, он хорошо знает Феликса и совсем его не боится. Значит, Феликс о нем заботится.
– Может, Феликс чего-то боится? Или кого-то? Поэтому никому не показывал Дину и Эрика?
– Бред. Не проще ли было жениться и жить, как все нормальные люди?
– Да уж… та еще головоломка. Этих фанатиков не понять.
После позднего и вредного ужина я отправляюсь к себе в комнату и еще долго не могу заснуть. Все думаю про Эрика. Нет ничего хуже, чем находиться в полной власти Феликса. Ребенок еще слишком мал, чтобы это понимать. Остается надеяться, что Феликс его по-настоящему любит и не причинит вреда. С этими мыслями я проваливаюсь в сон.
Утром меня будит вибрирующий сотовый телефон. Едва разлепив глаза, я смотрю на экран. Афинский.
– Доброе утро, – пытаюсь говорить бодро, но выходит сипло.
– Доброе, соня! – слышны насмешливые нотки в голосе Андрея. – Значит, меня вчера раззадорила, а теперь спишь?
– Я и себя так раззадорила, что едва уснула под утро, – оправдываюсь я.
– Мне придется заставить тебя встать, моя милая принцесса, – продолжает весело звенеть в трубке Андрей. – Потому что я уже успел одолжить у отца небольшой катер. Ты с нами? Или уже передумала?
– Конечно, с вами! Дай мне немного времени, чтобы собраться.
– Заеду за тобой через час. Тебе хватит часа?
– Хватит. Я уже в процессе, – откидывая одеяло в сторону, оповещаю я.
Через час я полностью готова. Волосы собраны в высокий хвост, чтобы не мешали, а из одежды на мне белоснежные брюки с широкими брючинами (хорошо, что я люблю удобную одежду), светлая майка и удобные легкие кеды. Для морской прогулки в самый раз. На улице пасмурно, поэтому я беру с собой розовый кардиган с коротким рукавом.
Звонок в дверь сигнализирует о том, что за мной приехали.
– Мам, я уехала, – заглядываю на кухню я.
– Удачной морской прогулки, – слышится ответ.
Да, я сказала, что еду на прогулку. Я просто не могу сказать ей правду.
– Как ты себя чувствуешь? – громыхает Афинский, как только я открываю дверь.
– Намного лучше, чем в тот вечер, когда добралась до твоей квартиры, – улыбаюсь я. – Колени болят, но у меня широкие брюки, так что дискомфорт чувствуется не сильно. Главное, не сгибать ноги слишком часто.
– Хорошо, я доставлю тебя на машине прямо к катеру, а там тебе не придется много двигаться. Только вертеть по сторонам головой.
Он притягивает меня к себе и улыбается. Я обвиваю его шею руками, чувствую аромат его туалетной воды с нотками морского бриза, и таю от счастья.
– После того, как ты осталась на ночь в моей квартире, без тебя там очень одиноко, – многозначительно шепчет мне он.
– Ну, может, ты тогда пригласишь меня на чашечку кофе после нашей морской прогулки? – касаясь ладонями его гладко выбритых щек, улыбаюсь я.
– Все зависит от того, что мы нагуляем.
Когда он прижимает меня к себе, я теряю голову. Не могу ни о чем думать, только о том, как сладко целуют его губы и как нежно могут гладить его руки.
– Поехали, принцесса. Папа ждет нас на пристани.
– А он, что, поплывет с нами?
– Он сказал, что не может позволить кому-то другому вести его судно, – поясняет Афинский и крепко сжимает мою руку в своей. – Так что вперед.
Мы идем к лифту, который медленно спускает нас на первый этаж.
– А ты сказал отцу про истинную причину нашего путешествия? – уже возле машины спохватываюсь я.
– Про ребенка не сказал, Тася. Они с мамой сойдут с ума, если узнают, что у Дины есть сын, которого прячет Феликс.
– Мне жаль, что так вышло. – Вздыхаю я. Совсем не хочется, чтобы родители Андрея переживали.
– Тась, не говори так. – Хмурится он. – Я считаю счастьем то, что тебе удалось вырваться из плена. Когда ребенок родился, его уже похитили. Он не подозревает, что находится во власти психопата. Остается только надеяться на то, что Феликс к нему привязан по-настоящему и не причинит вреда.
– Он говорил, что ребенком занимается няня. Возможно, мальчик не все время находится под его надзором. Если Феликс в разъездах по своим отелям, за мальчиком присматривает кто-то другой.
– Все эти наши «может» – только предположение. Чтобы узнать наверняка, нам надо попасть в дом.
Афинский отключает сигнализацию и помогает мне забраться на переднее сидение своего «кроссовера». Машина трогается с места. Мы едем к причалу.
Юрий Семенович ждет нас у входа на пристань. Капитанская фуражка как у Остапа Бендера делает его похожим на боцмана.
– Тася! – раскрывает мне объятия он. – Как же я счастлив видеть тебя!
– Я тоже…
Прижимаюсь к нему и чувствую невероятное тепло от нашей встречи.
– Куда вас везти? – провожая нас к своему небольшому катеру, интересуется отец Андрея.
– Вдоль берега. Надо осмотреть окрестности с воды, – туманно отвечает Афинский. – Поплывем в сторону выезда из города.
Он помогает мне преодолеть ступени, и мы оказываемся на судне. Подержаное, но крепкое, оно внушает надежду, что на этот раз поиски увенчаются успехом.
Серое небо и волнующееся сизое море совсем не настраивают на романтичный лад. Но катер медленно набирает вход, а мы с Андреем по очереди смотрим в бинокль его отца, пытаясь отыскать хоть что-то, напоминающее спуск к морю.
Начинает накрапывать противный мелкий дождик.
– Уйди в рубку, Тася, – зовет меня Юрий Семенович.
– Нет, – качаю головой я.
– Вымокнешь и простынешь. Не хватало еще, чтобы в довершение всех своих приключений ты подхватила простуду, – бурчит он.
В какой-то момент нашего путешествия вдали мне удается заметить нечто, напоминающее заброшенный спуск.
Я с волнением сжимаю руку Андрея. Мне не нравятся клубы дыма, напоминающие низко летящие грозовые облака.
– Твою мать… – срывается ругательство у него. – Па, давай подойдем ближе к берегу! Неужели пожар?
– Плохо дело… – ворчит в рубке Юрий Семенович. – Если второй этаж надстраивали, точно использовали легковоспламеняющиеся материалы. Проще всего использовать легкий по весу материал, если дом не рассчитан на второй этаж.
Наш катер приближается к скалам. Черные клубы дыма обволакивают поломанный спуск и тянутся над маленьким кусочком пляжа.
– Он поджег дом! Вот сволочь… – сжимая от бессилия кулаки, рычит Андрей. – А вдруг там ребенок?
– Нет, нет… – испуганно качаю головой я. – Феликс заботился о ребенке. Он не смог бы так поступить.
– Мы можем подплыть ближе?! – поворачивается к отцу Андрей.
– Еще пара-тройка метров, не больше… какой ребенок?
Но Афинский не отвечает. Он напряженно всматривается в открывшийся нам пейзаж.
– Черт, если мы поплывем обратно к пристани, а потом попытаемся найти дом сверху, на машине, потеряем время. Придется плыть.
Андрей с отчаянием свешивается с кормы, пытаясь на глаз рассчитать расстояние до берега. Потом стягивает с ног туфли, носки и джинсы. Снимает через голову футболку.
– Я должен убедиться, что дом пустой, – поворачивается он к нам.
– Я с тобой, – судорожно хватаю его за руку я.
– Ни в коем случае. Ты не так хорошо плаваешь.
– Я поплыву с тобой, – начинает разуваться Юрий Семенович. – Никто не плавает в бухте лучше меня. И скажите, ради Бога, о каком ребенке идет речь?!
– Потом, – отмахивается Афинский. Его глаза горят диким отчаянием. Я понимаю его боль – он чувствует себя виноватым в смерти Дины, и спасти ее мальчика для него важнее всего на свете.
– Только поклянитесь мне, что вернетесь невредимыми, – прошу я.
– Позвони Шкуратову, – протягивает мне свой сотовый Андрей. – Скажи, что мы нашли дом, он в поселке рядом с бухтой, и что здесь пожар. Передай ему координаты.
– Хорошо.
Андрей больше не говорит со мной. Он легко перемахивает через борт судна и ныряет в мрачные волны. Отец снимает одежду и опускается в воду следом за ним.
Я стою в носовой части судна, впившись ладонями в стальной борт, и с тревогой наблюдаю, как двое мужчин плывут в сторону спуска. Их головы мелькают в волнах, то исчезая, то появляясь. Мое сердце сжимается от страха. Нигде нет гарантии, что поврежденный камнепадом спуск выдержит их подъем.
Спохватываюсь, что надо позвонить Шкуратову и включаю сотовую связь.
– Почему вы поплыли без меня?! – ревет в трубку оперативник. – Немедленно поднимитесь в рубку и сообщите мне координаты!
– Д-да, хорошо…
Я бегу в рубку. Дрожащим голосом передаю ему координаты.
–Скоро будем, – рявкает он.
Я бросаюсь обратно к корме. Андрей и его отец уже выбираются на берег. Я вижу, как Андрей дергает поручни поврежденной лестницы, пробуя ее на прочность. Задирает голову вверх, проверяя, не сорвется ли случайный камень.
Один за другим, они с отцом взбираются наверх по лестнице и исчезают за лавочкой в саду. Я смотрю им вслед с тревогой и страхом. Кажется, мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Мысленно я умоляю Андрея и его отца только об одном – вернуться обратно на катер целыми и невредимыми.
Глава 20. Афинский
Жутко неудобно ходить по земле босиком и в мокрых плавках. Но моя душа мечется от отчаяния. Наконец я в том месте, где от нас прятали Дину. В месте, где она провела последний год своей жизни, и где выносила своего мальчика.
Лавочка у спуска к небольшой полосе пляжа, цветущий яблоневый сад… если бы это место попалось мне на глаза просто так, я бы подумал, что это – рай на земле. Но нет. Сейчас для меня это ад.
Я задираю голову наверх. Надстроенная мансарда пылает ярким пламенем. Не дожидаясь отца, я бегу к входной двери. Как странно, она не заперта. Как будто кто-то ждал гостей.
– Андрей, подожди меня! – слышу голос отца за спиной.
– Нет, пап! Я пойду один! Я должен убедиться, что в доме никого нет!
Не дожидаясь ответа, я врываюсь в помещение. Все вокруг заполнено сизым дымом.
Судя по всему, я попал на кухню. За ней роскошная столовая в белоснежных тонах. Окна в пол с видом на бухту. И белоснежная лестница на второй этаж. Все заволокло дымом. Я бегу через просторный холл, распахиваю одну за другой двери и не своим голосом зову Эрика.
– Эрик! Эри-и-ик!
Нигде ничего нет. Нет вещей, нет предметов, используемых в быту. Везде пусто. Такое ощущение, что здесь никогда никто не жил. Или съехал, забрав с собой вещи.
Глаза слезятся от дыма. Становится жарко, и совсем нечем дышать.
Я взбегаю на второй этаж, толкаю плечом дверь.
Все пылает. Пылают вещи в шкафу, пылает круглая кровать. Огонь очень быстро пожирает пространство. Отец прав, мансарда надстроена из легковоспламеняющихся материалов.
Заглядываю в ванную, там тоже пусто. Понимаю, что надо уходить, иначе обрушатся перекрытия. И тут под ногами замечаю фотокарточку, сделанную на полароид. С одного конца она обгорела, а с другого нет. Я поднимаю ее с пола и быстро выхожу. Дышать уже почти невозможно.
Сбегаю вниз по лестнице, и слышу, как за спиной обрушивается дверь. Она падает на ступени, и я едва успеваю перемахнуть через перила. Перед глазами все плывет. Надо выбраться на улицу, иначе можно потерять сознание.
Я вырываюсь из горящего дома и наталкиваюсь на отца.
– Кого ты искал, Андрей? – с беспокойством заглядывает мне в глаза он.
У меня в руке обгоревшая фотография.
Я смотрю на фотографию. На ней Дина. У нее на руках грудной ребенок. На обратной стороне подпись: «Дина и Эрик». И дата пятилетней давности.
– Эрика… – бормочу я, и чувствую, как горло сжимают спазмы.
Отец выхватывает у меня из рук фотографию и медленно опускается на лавочку у спуска. Его руки дрожат.
–Он… держал ее здесь с ребенком?
–Похоже, что так, – киваю я. – Место, где были вещи Дины, подожгли специально. Чтобы не оставить никаких следов…
Я чувствую дикое отчаяние. По лицу против воли катятся слезы, и я не могу их остановить. Пинаю ногой камни, и они летят вниз. Сжимаю кулаки от бессилия. Осознание того, что Дина была так близко, а мы ее не нашли, сводит меня с ума.
Вдалеке слышна пожарная сирена.
– Пошли отсюда, па, – растирая слезы по колючим щекам, кивком головы зову отца за собой я.
– Как же… как же так… – бормочет отец.
Я вижу беспомощность и горе в его глазах. У меня тоже нет сил уйти. Такое чувство, что Дина все еще здесь, среди нас, а мы ничем не можем ей помочь.
– Феликс сбежал. Он увез ребенка с собой, – втягивая грудью задымленный воздух, поясняю я.
Отец молчит. Смотрит на фотографию дочери и внука и у него трясутся плечи.
– Пап, как ты себя чувствуешь?
– Как может чувствовать себя отец, потерявший любимую младшую дочь и оказавшийся на месте ее похищения? Как будто я вернулся на пять лет назад…
Он прижимает фотографию к груди.
– Я не могу плыть с тобой, Андрей. Фотография размокнет, и тогда я потеряю последнюю связь с Диной. Прости. Я дождусь службу спасения или твоего Шкуратова. Мы с ним тоже давние знакомые. Он одолжит мне плед и отвезет домой.
– Не говори маме про Эрика, – прошу я. – Она не выдержит.
– Не скажу, – вздыхает он.
Я порывисто прижимаю его к себе.
– Плыви к Тасе, Андрюша. Тася твое настоящее. А мне позволь остаться здесь со своими воспоминаниями. Я не могу уйти так быстро. Мне надо попрощаться с дочерью.
– Хорошо…
При мысли о Тасе мне становится немного легче. Милая, добрая Тася. Какое же счастье, что Бог сохранил ее нам.
Я подхожу к спуску. Оборачиваюсь.
– Пап, мы его найдем. Мы отыщем Эрика.
Он кивает. Дым застилает все вокруг, и становится невозможно дышать. Со стороны трассы мчатся пожарные машины. Я смотрю на отца, беззвучно плачущего над фотографией, и мое сердце обливается кровью.
– Иди, Андрей! – неловко машет мне он. – Встретимся дома!
Я спускаюсь к береговой полосе и ныряю в волнующееся море. Плыву в сторону катера, где на корме застыла Таисия. Ветер треплет ее волосы, распахивает кардиган, но она упорно продолжает смотреть в мою сторону. Я знаю – она ждет меня. Ждет так сильно, как не смог бы ждать никто другой. Потому что она моя. Моя любимая Тася.
Потом все мешается в одну картину. Тася хватает меня за мокрые руки, расспрашивает про дом. Я наскоро обтираюсь найденным на судне полотенцем. Одеваюсь и одновременно рассказываю про фотографию.
– Надо отогнать катер на пристань и отправляться в полицию.
– Твой Шкуратов просил координаты. Он едет к дому.
– Значит, мы тоже едем к месту пожара. Собери вещи папы в пакет.
Тася начинает собирать вещи, а я поднимаюсь в рубку. Судно снимается с якоря и полным ходом движется обратно к берегу.
Удивительно – на этот раз нам удается быстро отыскать дом. Его секрет – в том, что он находился не в населенном пункте, а стоял отдельно, сразу за небольшим съездом с трассы. Он скрыт от любопытных глаз короткой лесополосой, и его невозможно приметить, если не знать, что он существует.
Когда мы подъезжаем к железному забору, дождь усиливается. Клубы дыма застилают все вокруг.
Автоматические ворота распахнуты настежь. Две пожарных машины поливают дом снаружи, но от мансарды вряд ли что-то останется. Объятая пламенем, она постепенно обрушается на первый этаж.
– Вещи, Тася. Папе надо одеться, – поворачиваюсь к девушке я.
– Вот, держи.
Она протягивает мне пакет.
–Побудь в машине, – прошу я. – Там слишком много дыма.
– Ладно…
Я выбираюсь из «кроссовера» и торопливо захожу во двор. У лавочки в саду Шкуратов и следователь, допрашивавший Тасю у меня дома. Они беседуют с моим отцом.
– Афинский! Разве я не просил тебя не вмешиваться в дела следствия? – рычит Шкуратов.
– Извини, не могу усидеть на месте, – огрызаюсь я.
Протягиваю отцу пакет.
– Пап, я привез вещи.
– Спасибо, сынок. Погода сегодня совсем не летняя, – немного оживляется тот.
– Где фотография? – смотрю на мужчин я.
– Ее на некоторое время придется изъять, – хмуро поясняет Шкуратов. – Дата на обратной стороне – это вещественное доказательство.
– Не пытались узнать, кому принадлежит дом?
– Уже пробиваем. Как только что-то станет известно, я тебе позвоню.
–Спасибо.
Я смотрю на отца. Он уже почти закончил одеваться, застегивает шведку.
– Поехали домой, сынок, – тяжело вздыхает он.
– Да, едем, – киваю я.
Оглядываюсь вокруг. Дом, со стороны казавшийся маленьким раем, весь окутан серым дымом. Пожарные активно тушат огонь, но пока тщетно.
На душе тяжело. Кажется, мы снова хороним Дину. Только теперь в языках пламени умирает то место, которое стало ее последним пристанищем. Место, в котором появился на свет ее ребенок. Все, что у нас осталось от Дины – обгоревшая фотография. И Эрик, которого нам еще предстоит найти.
Мы с отцом подходим к моему «кроссоверу». Я открываю ему заднюю дверцу. Жду, пока он устроится, и только тогда сажусь за руль.
– Дом почти сгорел… – не может поверить Тася.
– Сгорел, – соглашаюсь я.
Включаю зажигание, и вскоре машина выезжает на трассу. Мы едем в город.
–Я отвезу тебя домой, хорошо, Тася? – спрашиваю у девушки я. – Мне надо побыть с родителями.
– Конечно, – она понимающе улыбается и мягко сжимает мою руку своей. – Звони мне, когда посчитаешь нужным.
– Спасибо за понимание.
Я останавливаюсь возле подъезда Таси и выхожу из машины за ней следом, чтобы проводить до двери квартиры.
Когда мы оказываемся в лифте, она берет меня за руки.
–Андрюш… на вас с папой лица нет. Не оставляй его сегодня без присмотра, ладно?
Я смотрю на нее несколько мгновений. Порывисто прижимаю к себе.
– Спасибо, – шепчу неловко.
Лифт останавливается, и мы выходим на лестничную клетку.
– Нет, правда, – продолжая сжимать мою руку, говорит Тася. – Я работаю у вас уже почти год, и за это время успела выучить все его состояния. Я не знала, что он потерял дочь.
– Папа очень ее любил… мы все любили, – сглатываю ком в горле я. – И Эрик – он часть Дины.
– Я понимаю, Андрей.
Тася сжимает ладонями мои щеки. Подтягивается на цыпочках и крепко целует в губы.
– Я тоже не смогу спать спокойно, пока мы его не найдем, – пронизывая меня взглядом, шепчет она.
– Обещай, что не станешь выходить из дома одна, – я глажу ее по волосам. Нежно целую в губы, снова и снова.
– Обещаю. Я вообще никуда не стану выходить, пока ты мне не позвонишь.
– Вот и хорошо.
Я крепко прижимаю ее к себе. Все мое тело противится тому, чтобы отпустить ее от себя, но мне надо возвращаться к отцу.
Я жду, пока она исчезнет за дверью, и медленно иду к лифту. Как странно. Пять лет я убегал от себя самого, а стоило мне вернуться в страну – и все события ожили вновь. И среди хаоса, пронизанного тревогой и страхом, внезапно возникла любовь – моя Тася.
