Энн Райс
Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых
Но самое главное, я буквально купался в новых впечатлениях и убедился в том, что все, что мне рассказывали относительно двадцатого века слышанные мною голоса, – правда.
Вот что мне удалось увидеть во время своих странствований по Новому Орлеану в 1984 году.
Темный и мрачный индустриальный мир, который я покинул, засыпая, наконец исчерпал себя, свойственные буржуазии благоразумие, осторожность и упорядоченность жизни перестали оказывать влияние на умы американцев.
Как и в старые добрые времена, до великих буржуазных революций конца восемнадцатого века, людьми вновь владела любовь к приключениям и эротическим наслаждениям. Они даже выглядели так же, как в старину.
Мужчины больше не носили, подобно Сэму Спейду, традиционный наряд, состоявший из серого костюма, рубашки с галстуком и серой шляпы. Они вновь наряжались в шелк и бархат ярких цветов, если, конечно, сами того хотели. Им не было нужды стричь волосы, как римским солдатам, и они носили такие прически, какие им нравились.
А женщины… о, женщины были поистине прекрасны в своей едва ли не наготе. Окутанные весенним теплом, одетые в коротенькие юбочки или похожие на туники платья и даже, если им того хотелось, в мужские рубашки и брюки, плотно облегающие их округлые формы, они напоминали египетских женщин во времена фараонов. Они красились и надевали золотые и серебряные украшения, даже если отправлялись в бакалейную лавку. Но даже без косметики и украшений они все равно оставались прекрасными. Некоторые завивали волосы, как в эпоху Марии-Антуанетты, другие позволяли локонам свободно и естественно струиться по плечам или коротко стригли их.
Наверное, впервые в истории человечества женщины были столь же сильны и интересны как личности, сколь и мужчины.
И все это были простые американцы, отнюдь не те богачи, которые в прежние времена обладали изнеженными манерами и стремились ко всякого рода радостям жизни и которых буржуазные революционеры в прошлом называли декадентами.
Чувственность, бывшая в прежние времена неотъемлемой чертой старой аристократии, теперь была свойственна всем. Она тесно переплелась с достижениями буржуазной революции, и теперь каждый человек имел право на любовь, роскошную жизнь и обладание разного рода изящными безделицами.
Универмаги превратились в дворцы, поражающие почти восточной красотой, где товары располагались по соседству с мягкими красочными коврами, таинственной музыкой и освещались янтарным светом. В круглосуточно работающих аптеках на стеклянных полках, словно драгоценные камни, поблескивали фиолетовые и зеленые бутылки с шампунем. Официантки ездили на работу в обтекаемой формы автомобилях с кожаными сиденьями. Докеры возвращались вечером в свои дома, где их ждали собственные бассейны с подогретой водой. Уборщицы и водопроводчики в конце рабочего дня переодевались в великолепно сшитую на заказ одежду.
С незапамятных времен присущие всем крупным городам мира бедность и нищета практически исчезли.
Едва ли теперь можно было увидеть, как падает где-нибудь на аллее парка и умирает от голода бедный иммигрант. Не было больше трущоб, где в одной комнатушке спали по восемь-десять человек. Никто не выплескивал помои в сточные канавы. Нищих, калек, сирот и неизлечимо больных людей осталось так мало, что казалось, будто на этих бесконечных улицах их нет вовсе.
Даже у спавших на скамейках парков и на автобусных остановках пьяниц и сумасшедших всегда были еда, чистая одежда, а у некоторых и радиоприемники.
Таковы были внешние изменения. Однако еще больше поразили меня перемены, которые стали движущей силой этого внушающего истинное благоговение потока жизни.
Так, например, нечто невероятное произошло с временем.
Старое больше не уступало место новому. Напротив, вокруг меня говорили по-английски точно так же, как и в 1800-х годах. По-прежнему была в ходу старая лексика, люди пользовались все тем же сленгом. Но появились и новые, прежде незнакомые мне выражения – «промывание мозгов», «ну чисто по Фрейду» и тому подобные, – которые тем не менее были у всех на устах.
В мире искусства и развлечений достижения прошлых веков как бы возвращались снова и снова. Наряду с джазом и роком музыканты исполняли произведения Моцарта; сегодня вечером люди шли смотреть пьесу Шекспира, а завтра – новый французский фильм.
В огромном, ярко освещенном торговом центре можно было купить кассеты с записями средневековых мадригалов, чтобы потом вставить их в автомагнитолу и наслаждаться, мчась по шоссе со скоростью девяносто миль в час. На полках книжных магазинов стояли рядом сборники поэзии эпохи Возрождения, издания произведений Диккенса и Эрнеста Хемингуэя. Руководства по проблемам секса соседствовали с египетской Книгой мертвых.
Иногда мне казалось, что царящие вокруг чистота и благосостояние не более чем галлюцинации. Создавалось впечатление, что я схожу с ума.
Я тупо разглядывал выставленные в витринах магазинов компьютеры и телефонные аппараты таких совершенных форм и чистых цветов, что казалось, будто это прекрасные раковины, созданные самой природой. По узким улочкам Французского квартала курсировали огромные лимузины, похожие на сказочных морских чудовищ. Высокие сверкающие здания офисов и контор, словно египетские обелиски, устремлялись в вечернее небо над приземистыми кирпичными строениями Кэнал-стрит. Бесчисленное множество телевизионных каналов с несметным количеством программ выплескивали бесконечный поток информации на головы обитателей оборудованных кондиционерами номеров отеля.
Однако все это не было галлюцинациями. Этот век в полной мере и во всех отношениях унаследовал мировые достижения прошлого.
Одной из важнейших черт столь удивительного чуда была поистине редкостная наивность этих живших в роскоши и абсолютно свободных людей. Так же как и в восемнадцатом веке, христианский бог был мертв. На смену прежней религии не пришла никакая другая.
Напротив, простые люди в этом веке жили по строжайшим законам светской морали и следовали им не менее неукоснительно, чем любым известным мне религиозным установкам прошлого. Интеллигенция служила образцом во всех отношениях. Однако самые обыкновенные американцы по всей стране с удивительной страстью и каким-то, я бы сказал, мистическим усердием заботились о «мире», «бедных» и о «планете».
В этом веке они намеревались избавиться от голода. Они собирались любой ценой победить болезни. Вели яростные споры о целесообразности казни преступников, о допустимости абортов. А с угрозой «загрязнения окружающей среды» и «разрушительных войн» они боролись столь же яростно, сколь в прежние времена с колдовством и ересью.
Что же касается сексуальных отношений, то они перестали быть предметом страхов и предрассудков. С этого вопроса были сняты последние религиозные ограничения. Вот почему люди уже не стеснялись ходить полуодетыми. Вот почему они беззастенчиво обнимались и целовались прямо на улицах. Теперь они рассуждали об этике, об ответственности, о красоте человеческого тела. Держали под контролем рождаемость и венерические болезни.
Ах этот двадцатый век! О, поворот великого колеса времени! Он далеко превзошел мои самые смелые мечты о будущем. Он оставил в дураках всех мрачных предсказателей и провидцев прошлых веков.
Я много размышлял о лишенной греховности светской морали, о человеческом оптимизме, об этом великолепном мире, где наивысшее значение имеет жизнь человека. В прежние времена ничего подобного не было.
Я сидел в просторном, освещенном мягким янтарным электрическим светом номере отеля и смотрел потрясающий, мастерски сделанный фильм «Апокалипсис сегодня». Это была поистине симфония звуков и красок, воспевающая вековой давности битву западного мира со злом. «Ты должен смириться и встать на сторону ужаса и морального террора», – говорит в джунглях Камбоджи безумный командир одному из представителей западного мира. «Нет», – неизменно отвечает тот.
Нет. Ужас и моральный террор не могут быть оправданы. Они не представляют никакой ценности. Злу не может быть места.
Но ведь это означает, что и мне не может быть места.
Кроме разве что произведений искусства, отвергающих зло, – таких, например, как романы о вампирах и разного рода ужасах, средневековые сказания или оглушительные песнопения рок-звезд, предельно драматизирующие ту борьбу со злом, которую ведет в душе каждый смертный.
Всего этого было вполне достаточно, чтобы заставить старое чудовище спрятаться обратно под землю и оплакивать там свое полнейшее несоответствие тому, что происходит в мире, свою неприспособленность к современному положению вещей. Или достаточно для того, чтобы по здравом размышлении превратиться в рок-музыканта…
Но где же тогда сейчас находятся остальные чудовища старого мира? Этот вопрос не давал мне покоя. Как же существуют остальные вампиры в мире, где каждая смерть регистрируется в гигантской электронной памяти компьютеров, а тела хранятся в огромных холодильниках-склепах? Быть может, они, как и прежде, прячутся по темным щелям, словно отвратительные насекомые, независимо от исповедуемой ими философии и количества злодеяний.
Что ж, как только мой голос зазвучит в составе маленькой группы под названием «Бал Сатаны», они рано или поздно выползут на свет.
Тем временем я продолжал свое образование. Беседовал со смертными на автобусных остановках, на заправочных станциях, в элегантно оформленных питейных заведениях. Читал книги. Наряжался в сверкающую кожу в самых модных магазинах. Носил рубашки с высокими воротниками и пиджаки цвета хаки в стиле сафари или бархатные блейзеры с кашемировыми шарфами. Я густо пудрил лицо, чтобы хорошо чувствовать себя под яркими огнями освещения супермаркетов, ресторанов и на карнавально украшенных улицах, где располагались разного рода ночные клубы.
Я познавал мир. Я был влюблен. Единственная проблема состояла в том, что убийцы, чьей кровью я питался, встречались на моем пути не слишком часто. Это был мир наивности и невинности, сытости и изобилия, доброты и веселья. Встречавшиеся в прошлом практически на каждом шагу воры и разбойники теперь почти исчезли.
Вот почему мне приходилось бороться за существование. Но по натуре я всегда был охотником. Мне нравились заполненные табачным дымом бильярдные, где вокруг единственного ярко освещенного пятна – зеленого стола – собирались бывшие заключенные с татуировками на теле; я любил бывать в расположенных в больших, выстроенных из бетона отелях, в сияющих огнями ночных клубах с обитыми шелком стенами. Я узнавал все больше и больше о милых моему сердцу убийцах – о торговцах наркотиками, о сводниках и бандитах, которые собирались в большие компании рокеров.
Все больше и больше укреплялся я в своем решении никогда не пить невинную кровь.
И вот наконец настало время поближе познакомиться с моими старинными соседями – с рок-группой «Бал Сатаны».
Жарким и душным субботним вечером в половине седьмого я позвонил в дверь музыкальной студии. Красивые молодые ребята, одетые в шелковые рубашки и хлопчатобумажные брюки, лежали кто где, курили гашиш и жаловались на несправедливость судьбы, пославшей им полный провал выступлений на юге.
Чисто вымытые длинные густые волосы и плавные движения делали их похожими на библейских ангелов, а украшения на них были в египетском стиле. Лица и глаза у всех были накрашены даже на репетиции.
Один их вид привел меня в неописуемое возбуждение, и меня буквально захлестнула любовь к ним – к Алексу, Ларри и к маленькой толстушке Таф Куки.
И в этот торжественный момент, когда, казалось, весь мир вокруг меня замер, я поведал им, кто я такой на самом деле. В слове «вампир» для них ничего нового и необычного не было. В том мире, в котором они существовали, тысячи певцов вставляли себе бутафорские клыки и наряжались в черные плащи.
И все же было так странно беседовать на столь запретную тему со смертными. Впервые за прошедшие двести лет я заговорил об этом с кем-либо, кто не должен был вскоре стать одним из нас. Даже своим жертвам в последний миг их жизни я не признавался в том, кто я есть.
Теперь же я четко и ясно высказал правду в присутствии этих милых молодых людей. Я сказал, что хочу петь вместе с ними, что, если они доверятся мне, я сделаю их богатыми и знаменитыми, что благодаря своему беспредельному честолюбию я беспощадно смету все преграды и вытащу их из этой комнаты в большой мир.
Они смотрели на меня затуманенными глазами. И вдруг эти покои двадцатого века, слепленные из картона и штукатурки, задрожали от веселого смеха.
Я был терпелив. Да и мог ли я вести себя иначе? Я-то знал, что я демон, способный изобразить любое движение и воспроизвести любой звук. Но разве им дано было понять это? Подойдя к электрооргану, я заиграл и запел.
Сначала я исполнил несколько рок-композиций, потом стал вспоминать старинные мелодии – французские песни, хранившиеся все эти годы где-то в тайниках моей памяти, но отнюдь не забытые. И вот я заорал их в каком-то неимоверно диком ритме, а перед моими глазами возник заполненный публикой маленький парижский театр – такой, каким был он несколько веков назад. Во мне вскипели опасные страсти, угрожавшие нарушить мое душевное равновесие. Мне не нравилось, что это случилось так быстро. Тем не менее я продолжал петь, изо всех сил барабаня по хрупким белоснежным клавишам электрооргана, и душа моя словно раскрывалась. И пускай стоявшим возле меня смертным существам не дано было понять это…
Стоит ли удивляться тому, что они ликовали, что им нравилась моя мрачная, лишенная гармонии музыка, тому, что они вопили от восторга, видя перед собой блестящие перспективы и чувствуя вдохновение, которого им недоставало прежде. Они включили магнитофоны, и мы стали петь вместе. Студия наполнилась оглушительным ревом и буквально утонула в запахе их крови.
Но потом произошло нечто такое, о чем я не мог помыслить даже в самых фантастических снах, нечто столь же невероятное, как и сделанное мною признание перед смертными. Я был буквально ошеломлен и едва не покинул этот мир, едва не спрятался обратно под землю.
Не думаю, что я готов был вновь впасть в оцепенение. Но я вполне способен был покинуть «Бал Сатаны» и отправиться на несколько лет странствовать по миру, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями.
Молодые люди – стройный барабанщик по имени Алекс и его брат, высокий блондин Ларри, – услышав, что я назвал себя Лестатом, заявили, что им знакомо мое имя.
Они вспомнили не только имя, но и ту информацию, которую они получили обо мне из книги.
Им показалось поистине восхитительным, что я не пытался выдать себя за какого-либо никому не известного вампира. Или за графа Дракулу. От графа Дракулы всех уже просто тошнило. Они сочли великолепным тот факт, что я прикидывался именно вампиром Лестатом.
– Прикидываюсь вампиром Лестатом? – переспросил я.
Мое недоумение показалось им смешным, так же как и мой французский акцент.
Я долго и пристально вглядывался в лица молодых людей, пытаясь прочесть их мысли. Конечно же, я не рассчитывал на то, что они поверят, будто я и в самом деле настоящий вампир. Но каким образом и где могли они прочитать о вампире с таким редким именем, как у меня? Как можно это объяснить?
Я начал терять уверенность в себе. А с потерей уверенности я утрачивал и значительную часть своих сил и возможностей. И без того небольшое помещение стало казаться мне еще меньше, а в окружавших меня инструментах, усилителях и проводах виделась какая-то угроза.
– Покажите мне эту книгу, – попросил я.
Из соседней комнаты они принесли небольшой, рассыпающийся на части томик без переплета, с порванными страницами, перетянутый резинкой.
При виде названия на титульном листе томика я почувствовал, как на меня пахнуло могильным холодом. «Интервью с вампиром»… Что-то там о смертном юноше, пристающем к бессмертному с просьбой рассказать историю своей жизни.
Испросив разрешения у хозяев, я ушел в соседнюю комнату и там, растянувшись на их кровати, углубился в чтение. Дочитав до половины, я закрыл книгу и, прихватив ее с собой, вышел из дома. Пристроившись под одним из уличных фонарей, я замер и не двинулся с места до тех пор, пока не дочитал книгу до конца. Потом аккуратно положил потрепанный томик в нагрудный карман.
Целую неделю я не появлялся и не давал о себе знать ребятам из рок-группы.
Большую часть этого времени я скитался, разрезая тишину ночи ревом своего «харлей-дэвидсона» и на полную громкость включив вариации Баха. «Лестат, что же ты собираешься делать теперь?» – беспрестанно спрашивал я себя.
Оставшееся время я посвятил самообразованию в интересующей меня области. Я перечитал огромную кипу всякого рода литературы и справочников по рок-музыке, биографий рок-звезд. Я прослушивал их аудиоальбомы и просматривал видеозаписи их концертов. А в тишине проведенных в одиночестве ночей слышал голоса персонажей «Интервью с вампиром», доносившиеся до меня как будто из могилы. Снова и снова перечитывал я книгу. Но однажды в минуту непреодолимого гнева разорвал ее в клочья.
Наконец я принял решение.
В окутанном сумерками, освещенном лишь проникавшими снизу городскими огнями офисе, расположенном в одном из небоскребов, я встретился со своим адвокатом – молодой женщиной по имени Кристина. На фоне стеклянной стены, за которой виднелись туманные очертания огромных, примитивной конструкции зданий и тысячи огней, похожих на маленькие факелы, Кристина смотрелась великолепно.
– Теперь мне уже недостаточно обычного успеха нашей маленькой рок-группы, – сказал я. – Нам необходимо добиться такой славы, которая сделает мое имя и мой голос известными в самых отдаленных уголках мира.
Мягко и спокойно, как это обычно делают все юристы, она посоветовала мне не рисковать благосостоянием. Но по мере того как я с поистине маниакальной настойчивостью продолжал упорствовать в своем мнении, я почувствовал, что она начинает сдаваться, что ее здравый смысл постепенно уступает.
– Мне нужны лучшие режиссеры – создатели видеофильмов о рок-музыке, – продолжал я. – Вы можете отыскать их в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Денег для этого у меня вполне достаточно. А здесь вы без труда найдете подходящие для работы студии. Вам также необходимо нанять самых лучших звукооператоров. Расходы на это предприятие меня совершенно не волнуют. Самое главное, чтобы все было как следует организовано и чтобы мы могли работать в обстановке полнейшей секретности до того момента, когда все наши записи и все наши видеофильмы будут полностью готовы, так же как и книга, которую я собираюсь написать.
В конце концов в предвкушении успеха и богатства у нее закружилась голова. Рука, делавшая пометки в блокноте, двигалась все быстрее и быстрее.
О чем я думал, когда говорил ей все это? О своем беспрецедентном бунте, о вызове, который намеревался бросить всем живущим в этом мире себе подобным.
– Теперь еще несколько слов о видеофильмах, – продолжил я. – Вы должны найти таких режиссеров, которые сумеют воплотить мой замысел. Все фильмы должны быть последовательно связаны между собой. В них будет рассказана история, которая станет сюжетом моей будущей книги. А песни, во всяком случае большую их часть, я уже написал. Вам следует раздобыть самые лучшие инструменты – синтезаторы, электрогитары, скрипки, звукозаписывающую аппаратуру высшего качества. Остальные детали мы обсудим позже. Дизайн костюмов для вампиров, политика нашей презентации на рок-телеканалах, организация нашего первого появления в Сан-Франциско – обо всем этом поговорим в свое время. А сейчас ваша задача – позвонить кому следует и получить всю необходимую для начала работы информацию.
Лишь после того, как первые соглашения были достигнуты и все необходимые подписи были получены, я вновь появился перед музыкантами группы «Бал Сатаны». Даты были определены, студии арендованы и договоры заключены.
В огромном лимузине, предназначенном для моих дорогих рок-музыкантов Ларри, Алекса и Таф Куки, вместе со мной на этот раз приехала и Кристина. С собой мы привезли умопомрачительную сумму денег и бумаги, которые они должны были подписать.
На тихой улочке в Садовом квартале под сонными дубами я разлил по сверкающим хрустальным бокалам шампанское.
– За «Вампира Лестата»! – пели мы при свете луны.
Такое название получила наша группа, так будет называться и моя будущая книга. Таф Куки обвила нежными ручками мою шею, и, окутанные винными парами, мы с ней нежно поцеловались под одобрительные всплески смеха. О, этот восхитительный запах невинной крови!
Когда они наконец уехали в шикарном, обитом бархатом автомобиле, я медленно побрел в одиночестве сквозь непроглядную вечернюю тьму по направлению к Сент-Чарльз-авеню, размышляя по пути о тех опасностях, которые ожидали моих юных смертных друзей.
Конечно же, угроза исходила не от меня. Но как только завершится долгий период строжайшей секретности, они, столь наивные и невежественные, окажутся на виду у всех, в центре всеобщего внимания, рядом со своим зловещим и безрассудным солистом – порочной рок-звездой. Что ж, я окружу их телохранителями и разного рода прихлебателями на все случаи жизни. Насколько это будет в моих силах, я буду охранять их от других бессмертных. И если вампиры хоть в какой-то степени похожи на тех, кого я знал в былые времена, они никогда не унизятся до вульгарной драки со смертными.
Оказавшись на оживленной улице, я прикрыл глаза очками с зеркальными стеклами. Дальнейший путь по Сент-Чарльз-авеню я проделал в старом дребезжащем автобусе.
Потом, пройдя сквозь заполнившие улицу в этот вечерний час толпы народа, вошел в элегантно оформленный двухэтажный книжный магазин, называвшийся «Книги де Вилле». Здесь я нашел небольшую книжку в бумажной обложке – «Интервью с вампиром».
Не сводя с нее взгляда, я размышлял о том, сколько еще мне подобных могли видеть эту книгу. Смертные в данный момент меня не интересовали, ибо они считали ее фабулу не более чем вымыслом. Но вампиры! Если вообще существует хоть один закон, о котором можно сказать, что вампиры соблюдают его свято, то закон этот гласит: «Никогда ни одному смертному ты не должен рассказывать о нас».
Ты не имеешь права раскрывать наши «тайны и секреты» никому, за исключением тех, кого намереваешься наградить Темным Даром и нашей властью. Не имеешь права называть имена других бессмертных. Не должен никому указывать возможное местоположение их тайных убежищ.
Мой возлюбленный Луи, от лица которого ведется повествование в «Интервью с вампиром», нарушил все эти запреты. Тем самым он совершил преступление гораздо более тяжкое, чем я. Я открыл свой маленький секрет рок-музыкантам. Он же поведал обо всем сотням тысяч читателей. Ему осталось только нарисовать карту Нового Орлеана и пометить на ней крестиком то место, где я спал все это время. Хотя трудно сказать, что именно было ему известно и каковы были его истинные намерения.
Как бы то ни было, но, чтобы наказать за содеянное, все остальные, несомненно, стали охотиться за ним. Существует множество способов уничтожения вампиров – особенно теперь. Если же Луи все еще жив, то он изгой в обществе нам подобных и ему постоянно угрожает серьезная опасность – опасность, какую не может представлять для него ни один смертный.
Следовательно, у меня есть еще одна веская причина как можно скорее обеспечить славу и популярность своей книге и рок-группе «Вампир Лестат». Кроме того, я должен был найти Луи. Мне необходимо было поговорить с ним. По правде говоря, после того как я прочел изложение его версии происшедших событий, я почувствовал, что нуждаюсь в нем. Мне недоставало его романтических иллюзий и даже его непорядочности, его озлобленности, прикрытой светскими манерами, обманчиво мягкого звука его голоса и просто присутствия рядом.
Я, конечно же, ненавидел Луи за всю ту ложь, которую он наговорил обо мне. Однако моя любовь была гораздо сильнее ненависти. Мы провели с ним вместе наиболее мрачные и одновременно самые романтические годы в девятнадцатом веке; ни один бессмертный не был мне лучшим компаньоном, чем он.
Именно ради него жаждал я написать свой роман. Не как ответ на ту злобу, которую он выплеснул на меня в «Интервью с вампиром», но как рассказ обо всем, что я знал и что происходило со мной до того момента, когда мы с ним встретились. Мне хотелось поведать ему о том, о чем я не мог рассказать ему раньше.
Старые запреты не имели для меня никакого значения.
Я собирался нарушить все законы. Я хотел, чтобы моя группа и моя книга заставили выйти на поверхность не только Луи, но и других демонов – всех, кого я когда-то знал и любил. Я жаждал вновь обрести всех, кого некогда потерял, пробудить ото сна тех, кто, подобно мне, спал все эти годы.
Совсем еще неопытные и патриархи, красивые и злобные, безумные и бессердечные – все они последуют за мной, едва лишь увидят наши клипы и услышат наши записи, едва лишь взгляд их упадет на обложку моей книги, выставленной в витрине книжного магазина. Они будут знать, где следует искать меня. Я стану Лестатом – суперзвездой рока. Достаточно будет приехать в Сан-Франциско и прийти на мой первый концерт. Я буду там.
Была еще одна причина, заставившая меня ввязаться в такого рода предприятие, – причина, таящая в себе весьма серьезную опасность, восхитительная и безумная.
Я не сомневался, что Луи поймет меня. Ибо та же причина заставила его дать это интервью, сделать подобные признания. Я хотел, чтобы смертные узнали о нашем существовании. Хотел объявить о нашем присутствии в мире так же, как сделал это перед Алексом, Ларри, Таф Куки и моим прекрасным адвокатом Кристиной.
То, что они мне не поверили, не имело ровным счетом никакого значения. Пусть думают, что это всего лишь игра. Важно то, что после двухвекового одиночества и изоляции я вновь оказался среди смертных! Я мог произносить свое имя вслух! Я признался в том, кто я на самом деле! Я вернулся в реальный мир.
И все же я пойду гораздо дальше, чем Луи. Его рассказ при всей своей необычности воспринимался как вымысел. В мире смертных это было так же безопасно, как и живые картины, представляемые в старинном парижском Театре вампиров, где на удаленной от публики полутемной сцене злодеи прикидывались актерами, игравшими роли злодеев.
Я же появлюсь на ярко освещенной сцене, перед телекамерами, и буду касаться своими ледяными пальцами тысяч и тысяч протянутых ко мне теплых человеческих рук. Я разверзну перед ними адскую бездну, при виде которой они придут в ужас, я очарую их и, насколько это будет возможно, открою им правду.
И если предположить… только предположить, что случится, когда в городе резко увеличится количество трупов и люди из моего ближайшего окружения неизбежно начнут строить предположения и постепенно укрепляться в своих подозрениях… Если допустить, что искусство вдруг перестанет быть искусством и превратится в реальность!
Что, если они действительно поверят, поймут наконец, что в мире по-прежнему живут древние демонические существа – вампиры? Какая же великая и славная битва может тогда начаться!
О нас узнают все, за нами станут охотиться и в этих сверкающих и по-своему диких городах с нами будут бороться так, как не боролись еще ни с одним чудовищем.
Меня приводила в восхищение сама мысль об этом. Разве не стоило ради этого подвергнуть себя величайшей опасности и потерпеть сокрушительное поражение? Даже в самый разрушительный момент я останусь живым как никогда.
Честно говоря, я не думал, что до этого когда-либо дойдет – то есть что люди поверят в реальность нашего существования. Я никогда не боялся смертных.
Вскоре должна начаться совсем другая война – битва, в которой мы сойдемся вместе. Либо все восстанут против меня одного.
Вот в этом и состояла главная причина создания «Вампира Лестата». Вот в какую игру собирался я вступить.
Если же говорить о чудесной возможности устроить настоящий бунт и вселенскую катастрофу… что ж, сама мысль об этом делала жизнь значительно интереснее…
Пройдя по темной Кэнал-стрит, я вернулся к своему старомодному отелю во Французском квартале и поднялся по ступенькам. Здесь было очень тихо и спокойно, что меня вполне устраивало. Окна выходили на Вьё-Карре, за которой тянулись узкие, в стиле испанских городов, улочки, знакомые мне с незапамятных времен.
Я включил огромный телевизор и поставил видеокассету с великолепным фильмом Висконти «Смерть в Венеции». В какой-то момент один из героев говорит, что зло является своего рода необходимостью. Он утверждает, что оно служит пищей для гениев.
Я этому не верю. Но мне хотелось бы, чтобы это было правдой. Тогда я мог бы быть просто Лестатом, чудовищем… А уж чудовище из меня отменное! Ну да что об этом…
Вставив чистую дискету в портативный компьютер, я начал писать историю своей жизни.
