Эндрю Робертс
Наполеон: биография
Часть первая
Возвышение
Корсика
Чтобы заинтересовать нас, персонаж трагедии не должен быть ни целиком грешен, ни целиком невинен… К несчастью, все слабости и все противоречия уживаются в человеческом сердце, образуя поистине трагический колорит.
Наполеон о пьесе «Тамплиеры» Франсуа-Жюста-Мари Ренуара
Чтение исторических книг очень скоро привело меня к мысли, что я способен достичь не меньшего, чем люди, занимающие самые видные места в наших хрониках.
Наполеон – маркизу де Коленкуру
Наполеоне ди Буонапарте (как он подписывался до совершеннолетия) родился в Аяччо, одном из крупнейших городов Корсики, незадолго до полудня 15 августа 1769 года, во вторник. «Она возвращалась домой из церкви, когда почувствовала схватки, – рассказал он позднее о своей матери, – и едва успела войти в дом, когда родился я – не на кровати, а на груде ковров»{1}. Родители Наполеона выбрали для ребенка имя редкое, однако не уникальное: оно встречается в «Истории Флоренции» Макиавелли, а если говорить о временах сравнительно недавних, то его носил один из двоюродных дедов мальчика.
Первоначально Буонапарте были землевладельцами и жили между Флоренцией и Ливорно. Фамилию Буонапарте флорентийские предки Наполеона приняли в 1261 году. Старшая линия семьи осталась на Апеннинском полуострове, а Франческо Буонапарте в 1529 году переехал на Корсику, и в следующие два с половиной века его потомки, как правило, выбирали благородные профессии в области права, наук и церкви{2}. Ко времени рождения Наполеона семейство Буонапарте занимало место между крупной буржуазией (haute bourgeoisie) и самым мелким дворянством.
После того как Наполеон получил власть во Франции, люди пытались возвести его род к трапезундским императорам XIII века. Наполеон напомнил, что в действительности его династия восходит ко времени возглавленного им военного переворота. «Я нахожу историков моей родословной, которые хотят довести мой род до времен Потопа, – объяснял Наполеон князю Клеменсу фон Меттерниху, австрийскому дипломату, – и есть мнения, что я не дворянин по рождению. Истина между двумя этими крайностями. Буонапарте – хорошие корсиканские дворяне, малоизвестные, потому что мы никогда не выходили за пределы нашего острова, но они во много раз лучше тех пустозвонов, которые хотели бы нас унизить»{3}. Он редко говорил о своих итальянских корнях и утверждал, что он потомок древних римлян. «Я принадлежу к расе основателей империй», – однажды похвалился он{4}.
Семья не была особенно богатой, однако имела достаточно земли для того, чтобы Бонапартам не приходилось – как выразился двоюродный дядя Наполеона Лучано, архидиакон Аяччо, – покупать вино, хлеб и оливковое масло. В подвале «Каса Буонапарте» (просторного трехэтажного дома на улице Сен-Шарль в Аяччо, который семья занимала с 1682 года) до сих пор можно увидеть жернов для муки. У родителей Наполеона имелся загородный дом, недвижимость по меньшей мере еще в трех городах, а также овечье стадо и виноградник. Бонапарты нанимали няньку, горничную и повара. «На Корсике нет богачей, – много позднее вспоминал Жозеф, старший брат Наполеона, – и даже у самых богатых едва ли найдется 20 000 ливров сбережений; но, поскольку все относительно, состояние нашей семьи было одним из самых значительных в Аяччо». Молодой Наполеон соглашался: «Роскошь на Корсике – вещь вредная»{5}.
В 1765 году, за четыре года до рождения Наполеона, остров посетил шотландский адвокат и литератор Джеймс Босуэлл. Увиденное привело его в восторг: «Аяччо – прекраснейший из городов Корсики. Там множество очень приятных улиц, красивых садов, дворец генуэзского губернатора. В этом городе живут благороднейшие из островитян, имеющие тесные сношения с французами». Три года спустя корсиканцам (около 140 000 человек, главным образом крестьянам) пришлось иметь гораздо более тесные сношения с французами (которых насчитывалось до 28 млн), чем рассчитывало или желало большинство жителей острова.
Генуэзская республика, более двух столетий номинально владевшая Корсикой, почти никогда не пыталась распространить свою власть за пределы приморских городов, и население гористых внутренних районов острова ожесточенно сопротивлялось покушениям на свою свободу. В 1755 году Паскуале (Паскаль) Паоли, харизматичный вождь корсиканских националистов, провозгласил Корсиканскую республику, но настоящую независимость островитяне получили после его победы в 1763 году при Педикосте. Паоли (которого корсиканцы прозвали Il Babbù [di a Patria], «отцом отечества») скоро взялся за реформирование финансов, правовой системы и образования. Он строил дороги, открыл типографию и добился подобия примирения корсиканских кланов. Наполеон вырос, почитая Паоли как законодателя, реформатора и подлинно благожелательного диктатора.
У Генуи не было никакого желания воевать с корсиканцами, и в январе 1768 года республика за 40 млн франков уступила остров Франции. Герцог де Шуазель, министр иностранных дел Людовика XV, назначил управлять островом корсиканца Маттео Буттафуоко. Паоли, естественно, воспротивился этому. Король поручил графу де Во, человеку суровому, с 30 000 солдат усмирить мятеж и вскоре заменил Буттафуоко французом – графом Шарлем-Луи-Рене де Марбёфом.
Родители Наполеона – Карло Бонапарт и его прелестная молодая жена Летиция – были сторонниками Паоли и, когда Летиция забеременела Наполеоном, укрывались в горах. Карло исполнял обязанности секретаря и адъютанта Паоли, но, после того как 8 мая 1769 года де Во разбил корсиканцев у Понте-Нуово, Карло и Летиция (к тому времени на последних месяцах беременности) отказались отправиться в изгнание с Паоли и еще 340 непримиримыми{6}. Вместо этого Карло на встрече Марбёфа с представителями корсиканской знати поклялся в верности Людовику XV и так сумел сохранить свои должности судебного асессора в Аяччо и инспектора островной школы лесничих. Через два месяца после битвы при Понте-Нуово Карло отобедал с графом де Во, и это обратили против него те корсиканцы, которые продолжили сопротивление захватчикам. В следующие два десятилетия спорадически происходивших партизанских действий против французов погибли сотни человек, хотя с середины 1770-х годов крупные стычки стали редким явлением{7}. «Он сделался хорошим французом, – писал Жозеф Бонапарт об отце, – и в единстве с Францией видел огромную выгоду для своей страны»{8}. В 1777 году Карло отправили в Париж депутатом от корсиканского дворянства, и в этом качестве он был дважды приглашен в Версаль к Людовику XVI.
Нередко утверждают, что Наполеон (в юности пламенный корсиканский националист) презирал отца за то, что тот стал лоялистом, однако этому нет доказательств, кроме желчных замечаний Луи-Антуана де Бурьенна, однокашника и секретаря Наполеона, которого тот дважды изгонял за огромную растрату. В 1789 году Наполеон в письме к Паоли осудил корсиканцев, вставших на сторону французов, но не адресовал этот упрек своему уже покойному родителю. Наполеон назвал собственного сына Шарлем, что он едва ли сделал бы, если бы считал отца предателем. Бонапарты были напористыми, энергичными, дружными мелкими дворянами («petits gentilshommes», по выражению Наполеона), и они понимали: в том, чтобы оказаться на стороне проигравших, нет ничего хорошего.
Иноземное владычество оказалось малообременительным. Марбёф стремился убедить корсиканскую элиту в благотворности французского правления, и Карло выиграл от этого едва ли не более всех островитян. И если образцом государственного деятеля маленькому Наполеону служил Паоли, то Карло воплощал собой именно такого нефранцуза, чья готовность к сотрудничеству с Францией впоследствии оказалась жизненно важна для функционирования империи.
Карло был высокого роста, красив и пользовался успехом. Он был прекрасным наездником. Отец Наполеона хорошо говорил по-французски, был знаком с идеями просветителей (Локка, Монтескье, Юма, Руссо, Гоббса) и даже сочинял вольнодумные, в вольтеровском духе, эссе об официальной религии, распространяемые частным тиражом{9}. Во взрослом возрасте Наполеон называл Карло «мотом». Тот действительно тратил больше, чем позволял его нерегулярный доход, и наделал долгов{10}. Карло был любящим отцом, однако слабохарактерным и в некоторой степени легкомысленным. От него Наполеону мало что досталось, кроме долгов, серо-голубых глаз и болезни, которая рано свела в могилу их обоих. «Своей матери, – говорил Наполеон, – я обязан удачей и всем, что я сделал стоящего»{11}.
Мария-Летиция Буонапарте (в девичестве Рамолино) была привлекательной, решительной, но совершенно необразованной женщиной из хорошей семьи: ее отец служил губернатором Аяччо, позднее – инспектором дорог и мостов Корсики. 2 июня 1764 года Летиция вышла замуж за 18-летнего Карло Буонапарте; брак устроили их родители. (Поскольку архивы в Аяччо сгорели во время революции, точный ее возраст неизвестен.) Карло считал себя человеком современным, просвещенным, и пара обошлась без торжественной церемонии, но позже архидиакон Лучано подделал церковные записи, добавив упоминание о бракосочетании. (Бонапарты рано занялись подчисткой архивов{12}.) Приданое Летиции, оценивавшееся во внушительную сумму 175 000 франков, включало «печь для обжига и примыкающее здание», дом, виноградник и 8 акров земли[1]. Все это взяло верх над чувством, которое беспутный Карло, кажется, в то время испытывал к другой женщине{13}.
В 1765–1786 годах Летиция родила тринадцать детей, и восемь из них – необычно много для той эпохи – выжили. Среди них впоследствии оказались император, три короля, королева и две великие герцогини. Хотя Наполеону не слишком нравилось, когда мать поколачивала его за проказы (однажды – за то, что он передразнивал бабушку), телесные наказания тогда были обычным делом, и он всегда говорил о ней с подлинными любовью и восхищением. «Моя мать чудесная женщина, одаренная и отважная, – сказал он генералу Гурго незадолго до своей смерти. – Ее ласки были суровы; у нее голова мужчины и тело женщины». В устах Наполеона это было высшей похвалой. «Она была главой семейства, – прибавил он. – Она была умным человеком!»{14} Получив власть, Наполеон был щедр к матери. Он купил ей замок Пон-сюр-Сен и ежегодно выплачивал 1 млн франков (большую долю она отложила на черный день). Летиция отвечала на подтрунивания: «Кто знает, не придется ли мне когда-нибудь кормить всех этих королей?»{15}
Двое детей Бонапартов умерли в младенчестве до рождения Наполеона, а его сестра Мария-Анна, появившаяся на свет следующей, умерла в пятилетнем возрасте. Его старший брат Джузеппе (позднее он назывался Жозефом) родился в январе 1768 года. После Наполеона родились: Лучано (Люсьен) – в марте 1775 года, Мария-Анна (Элиза) – в январе 1777 года, Луи (отметим, что Луи, Людовик – династическое имя французских королей) – в сентябре 1778 года, Мария-Паола (Полина) – в октябре 1780 года, Мария-Аннунциата (Каролина) – в марта 1782 года, Джироламо (Жером) – в ноябре 1784 года. После смерти мужа детей у Летиции больше не было (Карло умер в возрасте 38 лет, когда ей было 33 года или чуть больше). Наполеон считал, что, если бы отец прожил дольше, она родила бы ему и двадцать детей{16}.
Переписка Наполеона наглядно демонстрирует его постоянную и глубокую заботу о семье. Идет ли речь о собственности матери на Корсике, образовании братьев или шансах на замужество сестер, Наполеон желает защитить и возвысить клан Бонапартов. «Ты единственный на земле человек, к которому я питаю настоящую, неизменную любовь», – однажды написал он своему брату Жозефу{17}. Впоследствии стремление выдвигать родственников сильно повредило его же интересам.
Происхождение Наполеона – уроженца Корсики итальянских корней – впоследствии дало недоброжелателям обильный материал для оскорблений. Уильям Бердон, один из первых английских биографов Наполеона, высказался о его корнях так: «Этому можно приписать мрачную жестокость его характера, в котором больше итальянского коварства, нежели французской открытости и жизнерадостности»{18}. В ноябре 1800 года английский журналист Уильям Коббет назвал Наполеона «неотесанным выскочкой с ничтожного острова Корсика». Когда в 1804 году французский сенат предложил Наполеону титул императора, граф Жан-Дени Ланжюине воскликнул: «Как! Вы дадите своей стране повелителя из расы происхождения настолько низкого, что римляне погнушались сделать этих людей своими рабами?»{19} Считалось, что корсиканец Наполеон склонен к кровной мести, однако сведений о том, что Бонапарты следовали этому обычаю, нет, да и сам Наполеон проявил исключительную мягкость к некоторым предавшим его людям, например к министру иностранных дел Шарлю-Морису де Талейрану и министру полиции Жозефу Фуше.
В детстве Наполеон страдал от сухого кашля, что могло быть слабыми приступами невыявленного туберкулеза. После смерти врачи нашли в его левом легком следы этого давно вылеченного заболевания{20}. Популярный образ тщедушного интроверта с трудом сочетается с семейным прозвищем Rabulione – «баламут». Из-за скудости достоверных источников сведения о раннем детстве Наполеона большей частью отрывочны. Почти нет сомнения, что он рано научился читать, читал очень много и быстро пристрастился к исторической и биографической литературе. Летиция рассказывала некоему министру, что ее сын «никогда не участвовал в забавах ровесников и старательно избегал их, что он обретался в комнатке на третьем этаже, где оставался в одиночестве и часто не спускался даже затем, чтобы поесть с родными. Там, наверху, он безостановочно читал, особенно исторические книги»{21}. Наполеон утверждал, что в возрасте девяти лет прочитал «Новую Элоизу» Жан-Жака Руссо – восьмисотстраничный роман о любви и раскаянии – и что книга ему «вскружила голову»{22}.
«Не сомневаюсь в сильнейшем влиянии прочитанного им в детстве на его наклонности и качества в юности», – вспоминал Жозеф Бонапарт{23}. Жозеф вспоминал, как однажды в начальной школе им предложили сесть под римским или карфагенским флагом и Наполеон, наотрез отказавшись иметь дело с неудачниками-карфагенянами, заставил брата поменяться с ним местами{24}. (Хотя Жозеф был на восемнадцать месяцев старше, Наполеон всегда был упрямее.) Впоследствии Наполеон призывал своих младших офицеров «читать и перечитывать рассказы о походах Александра Македонского, Ганнибала, Юлия Цезаря, Густава Адольфа, принца Евгения [Савойского] и Фридриха Великого. Это единственный способ стать великим полководцем»{25}. История Древнего мира стала для него энциклопедией военного дела, учебником политики и источником цитат, к которому он обращался всю свою жизнь. Это влияние оказалось настолько глубоким, что, позируя художникам, он иногда закладывал руку за борт жилета в подражание носившим тогу римлянам.
Родным языком Наполеона был корсиканский – диалект итальянского языка, похожий на генуэзский. В школе он научился читать и писать по-итальянски. Французский язык Наполеон начал изучать почти в десятилетнем возрасте и всегда говорил с сильным корсиканским акцентом (ou или u вместо eu), давая повод для насмешек в школе и в армии. Архитектор Пьер Фонтен, отделавший и украсивший многие из наполеоновских дворцов, считал настолько сильный акцент «невообразимым для человека его положения»{26}. Наполеон не был особенно силен ни во французской грамматике, ни в орфоэпии. Впрочем, в эпоху до унификации правописания это не считалось большим грехом, и у Наполеона всегда получалось донести свою мысль до других. Почерк Наполеона, твердый и решительный, был почти неразборчивым.
Детство Наполеона нередко изображают полным тревог и невзгод, но в действительности первые девять лет его жизни, проведенные в Аяччо в окружении семьи, друзей и немногочисленной прислуги, были беззаботными и счастливыми. Впоследствии Наполеон щедро отблагодарил свою неграмотную няню Камиллу Иллари{27}. Проблемы возникли лишь тогда, когда Наполеона отправили во Францию (как выражались корсиканцы, «на материк»), чтобы он стал французским офицером и джентльменом.
В рамках активной политики офранцуживания корсиканской элиты Марбёф в 1770 году предоставил все привилегии французской знати тем корсиканцам, которые сумеют доказать получение дворянского титула не менее двух веков назад. Великий герцог Тосканский официально подтвердил дворянство Джузеппе, отца Карло, а затем архиепископ Пизы признал его «флорентийским патрицием»{28}. Хотя на Корсике (где не было феодализма) титулы мало что значили, Карло ходатайствовал о признании Бонапартов одним из 78 дворянских семейств острова, и 13 сентября 1771 года корсиканский Высший совет, проследив историю семьи до флорентийских корней, официально подтвердил ее благородное происхождение{29}.
Теперь Карло мог с полным правом подписывать бумаги «де Буонапарте» и заседать в собрании острова, а его сыновья, которым он едва ли мог дать образование за собственный счет, получили право претендовать на королевские стипендии. Правительство пожелало дать образование примерно 600 отпрыскам небогатых французских аристократов, которые могли представить доказательства своего благородного происхождения, умели читать и писать по-французски, но были не в состоянии заплатить за обучение. Девятилетний Наполеон соответствовал двум из трех критериев. Чтобы он соответствовал и третьему, его отправили в Бургундию, в Отен, и в январе 1779 года Наполеон начал проходить ускоренный курс французского языка.
Де Марбёф лично следил за прохождением ходатайств Карло по инстанциям. Впоследствии это породило слухи, будто граф был любовником Летиции и, возможно, настоящим отцом Наполеона. Это измышление упорно распространяли Бурбоны и английские авторы. Точно так же, как Наполеон всю жизнь стремился к самовозвеличиванию, его враги отыскивали хитрые способы развенчать миф. В 1797 году (когда появились первые биографии 28-летнего героя) шевалье де Бургуан перевел с английского языка книгу анонимного автора «Некоторые записи о первых годах Буонапарте», утверждавшего, что Летиция «привлекла внимание» Марбёфа, и в кратком предисловии сэр Эндрю Дуглас (учившийся с Наполеоном в Отене и, разумеется, не знавший остальных членов семьи Бонапартов) это подтвердил{30}.
Наполеон почти не обращал внимания на эту клевету, хотя однажды указал выдающемуся математику и химику Гаспару Монжу на то, что Летиция в момент его зачатия находилась в Корте, в крепости Паоли, сражавшегося с Марбёфом. Став императором, Наполеон проявил особую щедрость по отношению к сыну Марбёфа, а когда солдатская банда ограбила дочь графа, мадам де Брюнни, он «отнесся к ней с величайшим вниманием, предоставил эскорт из егерей своей гвардии и отпустил ее довольной и счастливой». Если бы родитель мадам де Брюнни соблазнил мать Наполеона и наставил рога его отцу, ни о чем подобном речи не было бы{31}. Поговаривали также, что настоящий отец Наполеона -Паоли. Эти слухи он также отвергал.
Образование, полученное Наполеоном во Франции, превратило его во француза, и это вовсе не странно: он был юн и провел много времени в этой стране, а ее культурное влияние на Европу в тот период было неоспоримым. Казенную стипендию Наполеон получил 31 декабря 1778 года и на следующий день приступил к учебе в коллеже епископа Отенского. Корсику он вновь увидел почти через восемь лет. В документах он числится как «M.[onsieur] Neapoleonne de Bonnaparte». Аббат Шардон, учитель французского языка, запомнил Наполеона мальчиком «ворчливым и меланхоличным. Он не играл ни с одним из сверстников и обычно гулял совершенно один во дворе… У него было много способностей, он легко все воспринимал и легко учился… А когда я делал ему замечание, он отвечал холодно, почти повелительным тоном: “Я все это уже знаю”»{32}. У Шардона ушло всего три месяца на то, чтобы научить смышленого и целеустремленного мальчика говорить и читать по-французски и писать короткие тексты.
Наполеона, овладевшего в Отене в нужном объеме французским языком, в апреле 1779 года, за четыре месяца до его десятого дня рождения, приняли в Королевское военное училище в шампанском городе Бриенн-ле-Шато. На следующий день отец уехал, и, поскольку каникул в училище не было, снова они встретились через три года. Наполеон был одним из 50 (среди 110) кадетов, воспитывавшихся на средства казны. Хотя училище в Бриенне было светским, управляли им монахи-францисканцы. Военные дисциплины преподавали приглашенные инструкторы. Условия были спартанскими: учащимся выдавали соломенный матрас и одно одеяло. Впрочем, телесные наказания в училище не применялись. В июне 1782 года, когда Наполеона навестили родители, мать с тревогой отметила, что он очень похудел.
Хотя Бриенн не входил в число самых престижных из двенадцати военных училищ, открытых в 1776 году Людовиком XVI, Наполеон получил прекрасное образование. Восемь часов в день занимали уроки математики, латинского, французского и немецкого языков, истории, географии, физики, фортификации, стрелковая подготовка, а также фехтование, танцы и музыка (присутствие в списке последних трех дисциплин указывало на то, что Бриенн был, кроме прочего, пансионом для детей знатных родителей){33}. Обучение требовало физической и интеллектуальной выносливости. Училище выпустило – кроме Наполеона – целый ряд выдающихся военачальников: Луи-Николя Даву, Этьена Шампьон де Нансути, Антуана де Фелиппо, Жана-Жозефа д’Опуль и др. Будущий завоеватель Голландии и заговорщик-роялист Шарль Пишегрю служил в училище инструктором.
Наполеону хорошо давалась математика. Позднее он заметил: «Чтобы быть хорошим военачальником, нужно знать математику. Она помогает направлять ум во множестве ситуаций»{34}. Здесь Наполеону пригодилась его исключительная память. «У меня необыкновенная память, – однажды похвалился он. – Мальчиком я знал наизусть логарифмы тридцати или сорока чисел»{35}. Наполеону позволили посещать занятия по математике прежде положенного двенадцатилетнего возраста, и вскоре он освоил геометрию, алгебру и тригонометрию. Хуже всего Наполеон успевал по немецкому языку (и никогда им не овладел). Еще одно затруднение (и это удивительно для человека, проявлявшего живой интерес к древней истории) представляла латынь. (К счастью, Наполеону не пришлось сдавать экзамены по латинскому языку до самого 1780 года, когда уже стало ясно, что он выберет карьеру военного, а не священника.) Наполеону хорошо давалась география. В конце тетради, после длинного перечня английских владений, он записал: «Sainte-Hélène: petite île» («Святая Елена, маленький остров»){36}.
«История может стать для молодого человека школой морали и добродетели», – гласила программа Бриеннского училища. Монахи придерживались того мнения, что выдающиеся личности творят историю, и ставили ученикам в пример героев древности и современности{37}. Наполеон набрал в школьной библиотеке биографических и исторических книг. Он проглатывал рассказы Плутарха о подвигах, патриотизме и гражданской добродетели. Он читал Цезаря, Цицерона, Вольтера, Дидро и аббата Рейналя, Эразма Роттердамского, Евтропия, Тита Ливия, Федра, Саллюстия, Вергилия и историка Корнелия Непота (I век до н. э.), который в сочинении «О знаменитых людях» уделил внимание среди прочих Фемистоклу, Лисандру, Алкивиаду и Ганнибалу. Одно из прозвищ в училище – Спартанец – Наполеон мог заслужить своим известным восхищением этим государством, а не какими-либо самоограничениями. Мальчик читал наизусть (на французском языке) длинные отрывки из Вергилия, а на уроках неизменно принимал сторону Цезаря, которым восхищался, против Помпея{38}. Став взрослым, Наполеон предпочитал пьесы, как правило, о героях Античности («Александр Великий», «Андромаха», «Митридат» Расина, а также «Цинна», «Гораций» и «Аттила» Корнеля).
Соученик вспоминал, как Наполеон «спешил» в школьную библиотеку и читал там «с жадностью» Полибия, Плутарха, Арриана и Квинта Курция Руфа (которого «не слишком уважал»){39}. Полибий во «Всеобщей истории» запечатлел возвышение Римской республики и рассказал о поражении Ганнибала и гибели Карфагена, чему сам был свидетелем. Два рассказа из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарх посвятил любимым героям Наполеона: Александру Македонскому и Цезарю. Арриан написал «Анабасис Александра» (один из лучших источников сведений о походах Александра Македонского). Из работ Квинта Курция Руфа до наших дней дошла лишь «История Александра Македонского». Тема власти, таким образом, возникает уже в книгах, которые Наполеон читал подростком. Пока сверстники занимались во дворе спортом, он глотал все, что мог найти, о наиболее властолюбивых вождях древности. По мнению Наполеона, желание подражать Александру и Цезарю не было удивительным. Учеба давала ему шанс встать однажды рядом с гигантами прошлого.
Наполеона учили не только восхищаться деяниями французов при Карле Великом и Людовике XIV. Он узнал и о недавних поражениях при Плесси, Квебеке, Миндене и в бухте Киберон, а также о «невероятных завоеваниях англичан в Индии»{40}. Правительство стремилось воспитать поколение офицеров, не только безусловно веривших в величие Франции, но и решительно настроенных сбить спесь с англичан, которые воевали в Америке с французами большую часть бриеннского периода жизни Наполеона. Впоследствии яростное противодействие Наполеона Великобритании нередко приписывали его слепой ненависти или корсиканской мстительности. Однако вернее усматривать здесь совершенно рациональную причину: в десятилетие, когда родился Наполеон, Франция по Парижскому договору (1763) лишилась обширных земель (и рынков сбыта) в Индии и Северной Америке, а к тому времени, когда он вошел в пору юности, Англия уже деятельно осваивала и Австралию. Под конец жизни Наполеон дважды ходатайствовал о разрешении поселиться в Англии и восхищался герцогом Мальборо и Оливером Кромвелем, однако в силу своего воспитания продолжал считать англичан заклятыми врагами. Во время учебы в Бриенне единственным живым кумиром Наполеона казался изгнанник Паоли. Мертвым же кумиром ему служил шведский король Карл XII, который в 1700–1706 годах разгромил армии четырех объединившихся против него государей, после чего повел войско в Россию, был наголову разбит и отправился в изгнание.
Наполеон очень любил литературу. (Он вспоминал, что в 1814 году, во время Бриеннского сражения, казак напал на него неподалеку от дуба, под которым Наполеон мальчиком читал «Освобожденный Иерусалим» – рыцарскую поэму Тассо о Первом крестовом походе{41}.) Наполеон боготворил Руссо, с восторгом отзывавшегося о Корсике. В возрасте семнадцати лет Наполеон написал хвалебный гимн в честь трактата «Об общественном договоре» и перенял убеждения Руссо, считавшего, что государство должно распоряжаться жизнью и смертью граждан, что оно вправе ограничивать излишнюю роскошь и обязано осуществлять цензуру драматического и музыкального театра{42}. В романе «Юлия, или Новая Элоиза» (один из главных бестселлеров XVIII века, прочитанный Наполеоном еще в детстве и оказавший на него сильное влияние) Руссо доказывал: искренние чувства имеют приоритет перед социальными нормами. Чрезвычайно привлекательная мысль для подростка, тем более наделенного бешеными амбициями. В проекте корсиканской либеральной конституции, подготовленном Руссо в 1765 году, отразилось его преклонение (взаимное) перед Паоли.
Наполеон с удовольствием читал Корнеля, Расина и Вольтера. Любимым же поэтом его был Оссиан. Рассказы о подвигах, свершаемых древними кельтами в сырых болотах и бурном море, приводили Наполеона в восторг. Он брал с собой в походы поэму «Фингал», заказал несколько картин по оссиановским мотивам, а от оперы Жана-Франсуа Лесюэра (с двенадцатью арфами в оркестре) «Оссиан, или Барды» (1804) пришел в такой восторг, что после премьеры сделал композитора кавалером ордена Почетного легиона. В тот же год Наполеон, считавший, как и большинство в то время, что кельты и галлы тесно связаны, учредил Кельтскую академию (Académie Celtique) для изучения галльской истории и археологии (в 1813 году она сменила название на Société des Antiquaires de France – Общество антикваров Франции и теперь располагается в Лувре). По-видимому, Наполеон не слишком огорчился, когда выяснилось, что эпос на самом деле сочинен не Оссианом, а «открывшим» его мистификатором Джеймсом Макферсоном{43}.
В 1781 году инспектор военных учебных заведений Агафон де Кералио дал Наполеону великолепную аттестацию и два года спустя рекомендовал перевести юношу в престижное военное училище (École Militaire) в Париже: «…хорошего сложения, отличного здоровья, покорного нрава, честен, признателен и весьма добропорядочен в поведении. Всегда отличался прилежанием своим к математике… Он может быть отличным моряком»[2]{44}.
Очевидное умственное превосходство Наполеона над однокашниками едва ли способствовало его популярности. В училище его дразнили La Paille-au-Nez (Соломинка-в-носу): очень похоже на «Напойоне» – его имя по-корсикански{45}. Предметами насмешек служили и далекая от совершенства французская речь Наполеона, и его отец, которому пришлось доказывать свое благородное происхождение, и принадлежность к покоренному народу, и слишком крупная для худого тела голова, и, наконец, то обстоятельство, что Наполеон был небогат. «Я был беднее любого из своих товарищей, – признался он придворному в 1811 году. – Они располагали карманными деньгами, у меня же их совсем не было. Я был горд и старался не показывать этого… Я не умел улыбаться или играть, как остальные»{46}. Впоследствии, рассказывая о днях учебы, Наполеон упоминал наставников, которых любил, и мало кого из однокашников.
Соученики быстро отметили (и принялись высмеивать) непохожесть Наполеона. Его слабым местом была непомерная гордость за родину. (Об этом упоминает и аббат Шардон.) Наполеон был чужим среди представителей правящего класса, угнетающего, как он считал, его соотечественников. Насмешки произвели на темпераментного мальчика как раз то действие, которого следовало ожидать: Наполеон стал пламенным националистом, всегда готовым вступиться за Корсику. «Склонность к задумчивости, – вспоминал Бурьенн, – и размышления о завоевании его отчизны и впечатления, произведенные на него бедствиями, коим подверглись Корсика и его семейство, заставляли его искать уединения и делали доступ к нему, но только по наружности, очень неприятным»[3]{47}. В самой первой биографии Наполеона (написанной Эндрю Камингом де Крэгмилланом под псевдонимом «Г-н C. H., один из соучеников» и переведенной на английский язык в 1797 году) изображен замкнутый, необщительный ребенок – по словам рецензента, «бесцеремонный, дерзкий, находчивый и жестокий». Эти четыре эпитета будут сопровождать Наполеона до конца жизни{48}.
